"Нежное притяжение за уши" - читать интересную книгу автора (Барякина Эльвира, Капранова Анна)ГЛАВА 10Следственный изолятор крайне возрадовался возвращению Маевской. Да и сама она внешне никак не показывала своего расстройства. — Мы так и знали, что ты вернешься! — воскликнула умиленно Клубничка, принимая Нонну в свои крепкие объятья. — Даже нары твои не стали занимать! Нонна кивала подружкам по камере направо и налево: — Мерси, девчонки! Огромное вам мерси! Но не успела она как следует разместиться на старом месте, как ее вызвали на допрос. … Федорчук был крайне горд и доволен, что все-таки исхитрился поймать Маевскую. Подумать только, сколько она водила его за нос! И еще всем пудрила мозги насчет своего ясновидения! Но Нонна все-таки слегка разочаровала его. Он ожидал, что она будет подавлена, разбита, как и положено арестованным… Фиг с маком! Нонна была спокойна и с превеликим равнодушием смотрела на следователя. — Значит, ты сознаешься, что украла и патрон и винтовку? — спросил ее Федорчук. — Сознаюсь, — охотно кивнула Нонна. — А кому ты их передала? — Поленову. У него раньше уже был Манлихер. Но он не работал. А Вовке обязательно требовалось из такого пострелять… Ну я и подумала, что можно было бы сделать ему сюрприз. Я давно приглядела в музее эту винтовочку, а уж стибрить ее было проще пареной репы: бабки-смотрительницы там глухие, как пеньки, да еще и слепенькие. Я просто забрала и Манлихер и патрон и поехала на свадьбу. — Пострелять? — удивленно поднял брови Федорчук. — То есть ты хотела взять винтовку, а затем вернуть ее на место? — Ага. — А патрон как же? — Да в музее на этот дурацкий патрон все равно никто никогда не смотрел! А потом я же заменила его на другой. Если бы не вы, разницу бы заметили только лет через сто. — Ну а как получилось, что в тайнике у Поленова оказалась музейная винтовка? Нонна вздохнула и посмотрела на Федорчука как на маленького. — Я же вам уже объясняла, как было дело! Мы с Поленовым поссорились. И он, по всей видимости, решил попалить из Манлихера не просто в воздух, а в меня. Только попал в Стаса. А когда уже поднялась суматоха, я побежала в тайную комнату… Я так и знала, что Вовка попытается заныкать винтовку себе. Оба Манлихера висели рядом. Я не больно-то в оружии разбираюсь: схватила первую попавшуюся, и оказалось, что лажанулась… — А почему же ты сразу во всем не призналась? — Не понятно? — Нонна усмехнулась. — А чтобы не сидеть здесь перед вами! Честно говоря, Федорчук поражался ее хладнокровию. — Ты в курсе, что господин Поленов рассказывает несколько иную версию случившегося? Он считает, что ты его просто подставила. — Это его дело. — И ты не боишься очной ставки? Уголки губ Нонны поползли вверх. — Пусть он меня боится. А я-то уж как-нибудь с ним справлюсь. После того, как он грохнул Стасика и покушался на меня, ему нет прощения! Очную ставку проводили во все той же комнате с зелеными стенами. Федорчук приказал поставить три стола: один себе, и по столу для Поленова и для Нонны, отделив их таким образом друг от друга. У него были веские основания опасаться, что они могут вести себя неадекватно. Первого привели Поленова. Он еще больше похудел, осунулся. На ввалившихся щеках образовалась совершенно босяцкая щетина. Сел на свое место, ни на кого не глядя… Потом появилась Нонна. — День добрый! — поздоровалась она со всеми. — Привет, Вов! — кивнула отдельно Поленову. Федорчук всей кожей предчувствовал скандал, поэтому ему хотелось побыстрее отделаться от неприятного мероприятия. — Гражданин Поленов, — обратился он к подозреваемому, — знаете ли вы гражданку Маевскую? Все так же не поднимая глаз, тот кивнул. — А в каких отношениях вы с ней находитесь? — Она была моей… моей знакомой. — А вы, — обратился Федорчук к Нонне, — знаете ли гражданина Поленова? Маевская очаровательно улыбнулась. — Да. Это мой бывший любовник. При этих словах Поленов весь затрясся и впился в ее лицо волчьим взглядом. Федорчук встревожено заерзал на стуле и стал делать знаки конвоирам, чтобы они на всякий случай были начеку. — Гражданка Маевская, поясните, пожалуйста, что вам известно по делу об убийстве Станислава Шорохова? Нонна разглядывала свой стальной маникюр и бойко сыпала словами. Ничего не прибавлялось и не исчезало в ее показаниях. Фразы были все те же, и Федорчук невольно сосредоточился на Поленове. Тот сгорбился настолько, что почти лег на стол — мышцы напряжены, расширенные зрачки впились в Маевскую. — Вот собственно, и все, — развела ладонями Нонна, окончив свой рассказ. — А вы, Поленов, что можете сказать на это? Генеральный директор «Полет-банка» поднял тяжелые покрасневшие веки и, глядя Нонне прямо в глаза, тихо сказал: — Все это правда. Только я сожалею, что не смог пристрелить эту суку. Уж если и сидеть, так из-за нее, а не из-за сопливого мальчишки… На город вдруг ни с того, ни с сего накатила теплынь. В понедельник с утра солнышко выглянуло из-за тучек, приготовившиеся было к зиме воробьи неприлично расчирикались и даже бродячие кошки стали греться не на крышках канализационных люков, а просто на лавочках. За субботу и воскресенье Федорчук сделал целых два важных дела: во-первых, сходил с Машуней в парк вспомнить детство и покататься на каруселях, а во вторых, он наконец-то дописал свое многострадальное обвинительное заключение. Осталось передать его прокурору и наконец-то свалить с плеч тяжкий груз. Встав с утра пораньше, Иван поместил свой драгоценный труд в общую папку, запер квартиру и направился вниз по пахучим и скрипучим ступенькам. Несмотря на несусветную рань все три его соседки уже сидели на лавочке под облезлыми кустами сирени и вовсю обсуждали современную молодежь. Федорчук хотел было прокрасться мимо, но у него ничего не получилось: его заметили и привлекли во свидетели. Первой в атаку бросилась тетя Капа: — Ванюш, представляешь, мужики-то наши — алкаш на алкаше. Все пропили! Хотят теперь водку в кредит брать! Федорчук не стал ей объяснить, что если бы все были трезвенниками, то тете Капе не на ком было бы наживаться. Он только истово кивнул, что означало поддержку ее позиции. А большего ей и не надо было. Тогда Федорчуковского понимания захотелось и бабе Нюре. — А мы трех человек из сто девятнадцатой школы в пионеры приняли! радостно доложилась она. — Моего внука и двух внучек секретаря нашей парторганизации. Хоть у трех детей нормальное детство будет! — У трех детей! — мрачно усмехнулась Софья Степановна. — А я тут встретила свою знакомую, Тамару Михайловну… Вы ее знаете, девочки, она еще до сих пор заведующей в третьем детском доме работает… Помните, его недавно по телевизору показывали: мол, ему на Бог весть какие деньги одежды закупили. Так вот она сказала, что все это наврали: одежонку-то и вправду привезли, но какую-то дрянную… И говорят, что она вообще не новая, а из заграничной комиссионки: как-то она по-иностранному называется. — Сэконд-хэнд? — упавшим голосом прошептал Федорчук. Он только что понял, что его «дело» далеко еще не доделано. Благообразная заведующая, увенчанная красивыми седыми кудрями, весьма охотно приняла следователя Федорчука. — И правильно, что вы заинтересовались этим фактом! — сказала она, пристукнув по столу пальцами, сплошь унизанными кольцами с янтарями. — Это же просто безобразие! Мне теперь район денег не отпускает на одежду. Говорят, что мы и так уже от спонсоров все сполна получили. А чего мы получили? Тряпье какое-то! Неужели я детей стану в этот ужас одевать? Все говорили: пять тысяч долларов, пять тысяч долларов! А там и на пять тысяч рублей не наберется! — А откуда взялась эта цифра? — спросил Федорчук. Тамара Михайловна недоуменно поджала губки. — Понятия не имею! По телевизору, наверное, сказали… — А журналистка с вами не разговаривала? — Нет. Я помню, приезжали какие-то телевизионщики, поснимали нашу детскую площадку и уехали… Федорчук нехорошо сощурил глаза. — Либо кто-то почистил ваш груз по дороге, либо… Я могу посмотреть на накладную, по которой вы получили эту одежду? — Да, конечно. … Накладная представляла из себя плохонькую серую бумажонку, на которой каким-то кривым почерком обозначались наименования товара и фирмы-отправителся — ООО «Марла». Общая стоимость груза нигде не указывалась. — Интересно… — пробормотал Федорчук, возвращая накладную Тамаре Михайловне, и тут же набрал на телефоне номер прокуратуры: — Алло! Мне Гегемоншвили. Опять нет? Но через секунду в трубке раздался возмущенный голос Миндии: — Как эта нэт? Вот он я! Выйты на сэкунду чэловэку нэлзя! — Миндия, — серьезно произнес Иван, — тебе ответственное задание: свяжись с регистрационной палатой и налоговой инспекцией и выясни как можно больше об обществе с ограниченной ответственностью «Марла». И вздумай болтаться где-нибудь по дороге! У нас сроки поджимают! — Ест, шэф! — радостно воскликнул Гегемоншвили. Он вернулся к обеду: рот до ушей — хоть завязочки пришей. Довольный дальше некуда. — Шэф! Вы нэ повэрытэ! — начал свой рапорт Миндия. — Вы знаэтэ, каму принадлэжит эта «Марла»? — Кому? — Оксанэ Бурцэвой! От такой новости Федорчуку ничего иного не оставалось, как вытаращиться на своего помощника. — Чего?! Выдержав эффектную паузу и вовсю насладившись изумлением начальника, Миндия добавил: — Эта фырма занымалас тарговлэй дэтским сэконд-хэндом, но пару лэт назад прэкратыла всякую дэятэлност. — Так одежда для детдома что, была жалкими остатками «Марлы»? подумал вслух Федорчук и вопросительно сморщил лоб. — Так-так… Ну что, товарищ горский князь, есть соображения? Горский князь собрал скорбную морщинку на лбу. — Па-моему, эты жэншыны — Оксана и Нонна — связаны мэжду сабой, шэф. Раз Нонна смагла отправит груз, принадлэжащий Бурцэвой, в дэтдом, значит, оны или помырылис после своей ссоры или нэ ссорылыс вовсэ. Федорчук вновь вскочил со стула и тревожно заходил из угла в угол. Решение было где-то совсем рядом… — Вот что, — сказал он наконец, — бери Ноннину фотографию, обойди соседей Бурцевой и спроси, не видел ли кто из них Маевскую в течение последних двух недель. Миндия сжал кулак и сделал им победоносный жест: — Я мыгом! Сэйчас все будэт! … На этот раз Гегемоншвили вернулся через три часа. — Шэф! — закричал он с порога. — В наше врэмя в такых домах жыт проста нэпрылычна! — Ну? Добыл чего-нибудь? Гегемоншвили сел на стул и придвинулся вместе с ним к Федорчуку. — Вы бы выдэли, шэф, в каком она домэ живет! Эта же нэ дом — это готыческий замок с флюгером! Но Федорчуку не было дела до чужих флюгеров. — Давай к делу! Миндия пододвинулся к нему еще ближе. — Так я и так — к дэлу. Я вот падумал: еслы у Бурцевой такой раскошный дом, то пачэму свадбу справлялы на дачэ у Палэнова? У нэе там и плошадэй больше, и лэс рядом, и все прэлэсты прыроды… Шэф, па-моэму, оны что-та замышляли… — Кто «они»? — Да Бурцэва с Маэвской! Сосэды ныкто нычего нэ знают и знат нэ хотят. Там, в этом кварталэ, обытают одны багатые, и им дэла ныкакого нэт друг да друга. Но одын азабочэнный малчик — такой проказнык! — оказал нэоценимую помош слэдствию. Он живет в домэ напротыв и от нэчего дэлат уже давно наблюдает за Оксаной. И он сказал, что Нонна чут лы нэ каждый дэнь приезжала к Бурцэвой на автомобылэ с темнымы стеклами. Федорчук вперился взглядом в своего помощника и не верил своим ушам. Нужно было, пожалуй, навестить по этому поводу свой самый плодотворный источник информации — Кольку. Николай Соболев только что закончил уборку. Все кругом дышало милым уютом и максимальным комфортом, достижимым с помощью зарплаты в полторы тысячи рублей. Нонна в данный момент находилась в СИЗО, так что портить чистоту и Колькино настроение было некому, и он с легкой душой принялся за просмотр телепередачи «Сам себе режиссер». В ней показывали, как щенки пекинеса бесились в луже. Соболев глядел на них и умилялся: ведь точно такая же собачка жила и у Машуни хорошенькая, рыженькая и аккуратненькая. И тут всю идиллию испортил этот ужасный следователь Федорчук: он позвонил и сказал, что сейчас приедет. Колькино сердце тут же сжалось в крохотный трепещущий комочек. Вот оно, началось! Вопреки словам Нонны, зелье давало себе знать. Колька заметался по квартире в поисках какого-нибудь решения. Любым способом надо было отвадить от себя этого ненормального следователя. Может, намазаться зеленкой и сказать, что у тебя ветрянка? Или лучше наестся чеснока? Или изобразить припадок эпилепсии? Но к тому времени, как в прихожей прогремел звонок, он так ничего и не придумал. — Здорово! — пророкотал Федорчук, входя в квартиру. — Рад тебя видеть! «Так и есть! Объясняться пришел!» — обомлел Соболев и попятился в кухню. Пока Иван снимал ботинки, он напряженно оглядывал его широкоплечую фигуру. Да, у Кольки не было ни одного шанса на то, чтобы вывернуться из следовательских объятий, если Иван потребует с него любви и ласки. Федорчук прошел вслед за Колькой на кухню и сел на тахту. — Я вот к тебе по какому вопросу, — начал он издалека, — ты не заметил никаких отклонений в поведении Нонны? Я имею в виду их странные отношения с Бурцевой. — Не знаю я никаких странных отношений! — панически зашептал Колька, пугаясь его подозрительных намеков. — По-моему, они сначала поссорились, а потом близко сошлись. Даже слишком близко… Острый Федорчуковский взгляд все объяснил Кольке. Это типа он хочет сказать, что если Бурцева с Маевской «близко сошлись», то и им вполне можно… Отчаяние придало Кольке смелости. — Слушайте, Иван Борисович, — запричитал он, — у нас ничего не получится! Все это вышло случайно… Я понимаю, что невольно искалечил вам всю жизнь… Но я люблю Машу, понимаете?! Следователь вновь посмотрел на него так, что у Кольки затряслись все поджилки. «Либо набросится с поцелуями, либо бить будет», — пронеслось у него в голове. Но Федорчук не сделал ни того, ни другого. Лицо его потемнело, брови сошлись на переносье… — Забудь про нее, — тихо и грозно сказал он. — Она выходит за меня замуж, понял? Колька онемел. На секунду на него нашло огромное облегчение от того, что следователь вроде бы не собирается его обесчестить, но тут ужас и отчаяние заглушили все: Машуня была безвозвратно потеряна. Федорчук что-то выспрашивал у него про Нонну и Оксану, однако содержание вопросов не доходило до Колькиного сознания. Пустота в груди ширилась и росла в геометрической прогрессии. … Когда следователь ушел, Соболев схватил со стола кувшин для поливки цветов и изо всей силы долбанул им об пол. Но разбить его удалось только на второй раз, да и то всего на три части. После произведенного погрома Колька даже не стал собирать осколки, а направился к своему компьютеру, вошел в Интернет и открыл сайт знакомств. Нужно было как-то начинать новую жизнь. Федорчук пока опасался разговаривать с Нонной по поводу Бурцевой: вероятность спугнуть рыбку была очень велика. Поэтому Иван вновь призвал на помощь Машуню. Выписав ей пропуск не как адвокату, а как посетительнице, он заслал ее на разведку. Но Машуня тоже вернулась ни с чем: Маевская заявила ей, что и не думала мириться с Бурцевой, что соседский мальчик видел не ее саму, а ее астральное тело, вновь и вновь возвращающееся к Оксане, чтобы воззвать к ее совести. Федорчук до самого вечера бродил по своему кабинету и составлял в уме схемы. Все равно получалось что-то несуразное. В исключительно гладкой версии, рассказанной Маевской и подтвержденной Поленовым, была одна несостыковка: Нонна не могла знать о готовящемся убийстве Шорохова. Если, конечно, не верить в ее ясновидение. Кроме того, Федорчука не покидало чувство, что Бурцева с Маевской нарочно инсценировали свою ссору с взаимными обидами, оскорблениями и прочей женской ерундой… Но вот зачем? И на кой ляд Оксана подала на Нонну заявление? Потом если бы Маевская действительно была зла на свою подругу за обвинения и неделю, проведенную в СИЗО, они бы не стали крутить совместную аферу с детским сэконд-хэндом: ведь для таких дел нужен высокий уровень доверия. Все-таки Нонна за Бог весть какие заслуги получила от Оксаны кучу сэконд-хэнда, которую тут же и передала на сторону. И в чем, интересно, выгода Бурцевой? Маевская, что, заплатила за все эти тряпки? Размышления Федорчука были прерваны телефонным звонком. «Блин, времени-то уже Бог весть сколько! Машуня волнуется,» — подумал он, поднимая трубку. — Алло! — Борисыч? Это Лялин из СИЗО. Как делищи? Нормально? Я тебе вот чего звоню… Твой подопечный, этот… как его? Поленов… Он срочно требует встречи с тобой. — Что, решил попросить прощения за плохое поведение? — осведомился Федорчук. — Размечтался! — усмехнулся Лялин. — Он говорит, что решил признаться во всем. — Вот как? Ну, давай, я подъеду к вам… При одном взгляде на Поленова, Ивану стало ясно, что ему в СИЗО живется далеко не так весело, как Нонне. Его явно немножечко побили. А может быть, и не немножечко. Банкир и преуспевающий делец с разбитой губой и распухшим, как картошка, носом тяжело упал на стул перед следователем. — Ну, чем обязан? — начал первым Федорчук. — У вас, кажется, были какие-то вопросы ко мне? Поленов уронил руки на стол. Наручники металлически звякнули. — Я решил рассказать вам всю правду, — произнес он, не глядя на Ивана. — Я невиновен. Маевская попросту подставила меня. А я как дурак, пошел у нее на поводу. — В чем пошли? — не понял Федорчук. — Принял вину на себя. — Интересно… А зачем вы это сделали, если считаете себя абсолютно невиновным? При его саркастических словах Поленов несколько смутился. — Ну, не то чтобы совсем невиновным… Оружия-то я не отрицаю… Но к убийству Стаса я не имею никакого отношения! А во время очной ставки я признался потому, что… я думал, что как только Нонна поймет, на что она меня обрекает, то сразу изменит свои показания. — А она и не подумала изменить, — усмехнулся Федорчук. Поленов сумрачно кивнул. — Видит Бог, я ждал… Но я больше не могу в этой камере. И как только я представил, что вся моя жизнь в течение ближайших десяти-пятнадцати лет пройдет в том же режиме, я испугался… — Значит, все показания Нонны ложны? — спросил Федорчук для проформы. — Конечно! — горячо воскликнул Поленов, всеми силами стараясь доказать, что он говорит правду. — Я так полагаю, что она заранее все спланировала, чтобы подставить меня. Я ее часто водил в мой тайник, а она еще предсказывала, что меня посадят за это оружие… Значит, она уже тогда планировала меня отправить меня за решетку! — У вас есть какие-нибудь идеи, зачем ей это могло понадобиться? настороженно спросил Федорчук. — Не знаю. Но я никогда в жизни не говорил ей о том, что хочу пострелять из Манлихера! И вообще я узнал о существовании второй винтовки только тогда, на обыске! — Хорошо, а как вы думаете, у самой Маевской были причины желать смерти Стасу Шорохову? — Я не знаю… Она такая… Я уже ничего не понимаю! Иван разочарованно кивнул. Пока что общение с Поленовым не принесло ничего нового. А он-то подумал, что Вовочка-банкир решил открыть ему какую-то страшную тайну… И тут ему в голову пришла одна очень интересная мысль: а ведь коль скоро Нонна была любовницей Поленова, то он наверняка должен знать об их отношениях с Бурцевой. Тем более, что Оксана являлась непосредственно его подчиненной. — Послушайте, Поленов, — произнес Иван, — а вы не помните, когда вы познакомились с Оксаной Бурцевой? — А она-то тут при чем? — Давайте, все же вопросы буду задавать я, а не вы. Так когда? — Ну… Вы наверное знаете, я занимался приобретением акций «Полет-банка» в течении всего этого года… Ну и когда мой пакет перевалил за тридцать процентов, я вошел в состав правления… Вот тогда в первый раз, наверное, и встретились. Федорчук посмотрел на него с интересом. А это что еще за история со скупкой банка? — А сейчас сколько у вас акций? — спросил он. Поленов несколько помялся, явно размышляя, стоит или не стоит выдавать такую информацию. — Вы отказываетесь помогать следствию? — деликатно осведомился Федорчук, и в тот же миг все сомнения Поленова полностью испарились. — Что-то около шестидесяти процентов, — ответил он хмуро. — Ого! А с Маевской вы познакомились… — Нас как раз Бурцева и свела, — перебил следователя Поленов. — Они были большими подругами, несмотря на то, что Оксана старше Нонны почти на двадцать лет. По-моему, они сдружились на почве гадания… Я тогда совсем забегался из-за этой войны с Желтковым, а Ноннка была такая ласковая, такая понимающая… — Погодите! Каким еще Желтковым? Это прежним генеральным директором «Полет-банка»? Поленов кивнул. — Да. Он пронюхал, что я собираюсь купить его контору со всеми потрохами, вот и портил мне жизнь, как только мог. Федорчук лихорадочно копался в своей памяти. Он что-то читал об этом Желткове где-то с полгода назад… — Так ведь он, вроде, умер! — вспомнил Иван. — По-моему, от инфаркта. И вроде… Точно! Ходили слухи, что это вы помогли ему отойти от дел! Лицо Поленова исказилось при воспоминании об этом. — Я тут ни при чем! — воскликнул он яростно. — Я понятия не имел, что у него такое слабое сердце! Срок его директорства истек, а новый контракт ему совершенно не грозил, так как я скупил контрольный пакет акций! Правление объявило ему об этом, а он взял и съиграл в ящик! Федорчук умиротворенно посмотрел на него — Ладно, давайте вернемся к нашим баранам. Я так полагаю, приобретение контрольного пакета акций «Полет-банка» обошлось вам в копеечку? Наверняка пришлось подчистить все закрома. Тогда как объяснить, что вы взяли и, можно сказать, подарили Стасу Шорохову пять штук зеленых? — А чего тут объяснять? — буркнул Поленов. — Как только Желтков помер, пресса накинулась на меня: мол, я веду нечестный бизнес, ни перед чем не останавливаюсь… А Стасик очень неплохо умел раскапывать разные скандальные штучки. Одна его передача о том заводе чего стоила! Вот я и нанял его отыскать какое-нибудь грязное бельишко Желткова… А Ноннка посоветовала дать ему денег на передачу. Ну, чтобы было, где рассказывать об этом мерзавце. Федорчук очень напрягся, чтобы только не выдать своей радости: так, истоки одного пророчества прояснились! Будем работать дальше! — И Стас нашел что-нибудь? — спросил он, замирая. — Конечно. Он целый месяц сидел в банковских архивах, чего-то сверял, проверял… А потом оказалось, что наш примерный Желтков выдал тринадцать миллионов рублей почти беспроцентных кредитов. Причем и сделал-то это по подлому: буквально в последний день своего директорства. Деньги ушли, а разбираться с этим должно было новое руководство. У Федорчука просто не было слов. Только что его глазам открылся новый пласт этого дела: да еще какой! — Значит, Стас начал копаться в этом деле… — задумчиво проговорил Федорчук. — Ну да, — отозвался Поленов. — Подробностей я, правда, не знаю: сначала была свадьба Бурцевой (Оксанка попросила меня провести ее на моей даче), а потом мне надо было срочно уехать в командировку в Израиль… И тут до Поленова дошло то, что минутой раньше дошло до Федорчука. — Слушайте! — в великом волнении воскликнул он. — А может, Стаса убили не случайно, а из-за того, что он стал рыться в этих странных кредитных соглашениях?! Покушение на Нонну тут вовсе ни при чем! Бледный, но торжествующий Иван медленно кивнул: — Может быть, может быть… Машуня сидела дома и ждала звонка от Федорчука. Он так заработался со своим Поленовым, что уже Бог весть сколько времени от него не было ни слуху, ни духу. По этой причине Машуне жилось скучно, одиноко и лениво: книжки не читались, юриспруденция не изучалась, Геракл не веселил. Совсем измаявшись, Машуня решила, что ей нужна компания, и отправилась «в гости» к маме. Мама лежала на полу своей комнаты в крайне неестественной позе: она почти полностью залезла под кровать, и наружу торчали одни ноги в шерстяных носках. — Мам, — тревожно позвала Машуня, — что это с тобой? Потеряла, что ль, чего? — Да шпулька от швейной машины закатилась! — раздался из подкроватных недр родительский голос. — Я тебе тут приданое собираю, стала смотреть, где у меня что валяется… И вот! Машуня сразу испугалась. — Какое еще приданое? Мама полностью появилась на свет божий и принялась отряхиваться от пыли, в основном состоявшей из шерсти Геракла. — Какое-какое… — проворчала она. — Жизненно необходимое! В нижнем ящике — твое постельное белье. Новое. Ни разу ни надеванное. А из стенки возьмешь синие фужеры. Я их тоже вам с Федорчуком отдам. — Ты у меня просто завхоз какой-то! — засмеялась Машуня, без сил припадая к дверному косяку. — Перестань надо мной насмехаться! — сурово потребовала мама. — Я жизнь прожила! — И добра нажила! — Да вот! И теперь тебе добра желаю. У твоего Федорчука есть большая сковорода? — Ну ма-а-ам! Меня еще и замуж-то никто не звал! — И не позовет, если будешь так себя вести! Мужчины любят хозяйственных и запасливых. Машуня ничего не ответила. У нее не было сил бороться с предрассудками. Несмотря на бессонную ночь, проведенную в раздумьях, Федорчук встал свежим, как огурец, и, прихватив служебную машину и Миндию, отправился в «Полет-банк». Показания Поленова вновь перевернули с ног на голову все его соображения насчет «дела». Если действительно убийство Шорохова не имело никакого отношения к покушению на Маевскую, то получалось, что она совершенно сознательно наврала на Поленова, желая его зачем-то подставить. Она не могла сама спустить курок — слишком многие видели ее в момент убийства. Но раз она знала о том, что действующий Манлихер окажется среди оружейной коллекции Поленова, то она наверняка знала и непосредственного исполнителя. В любом случае, самой убедительной причиной, объясняющей убийство Стаса, были те пресловутые кредитные соглашения. Нонна почему-то не хотела, чтобы о них стало известно хоть кому-нибудь за пределами банка. Поленов наверняка сболтнул ей в какой-нибудь постельной сцене, что заслал Стаса разбираться с прошлым Желткова… И тут она запаниковала. Да, Федорчук совершенно не удивился, если бы узнал, что кредиты были выписаны на имя Нонны Маевской. А помогала ей в этой афере наверняка старая подруга Бурцева, знающая банковские тонкости вдоль и поперек. Она специально организовала свой бурный роман со Стасом, попросила Поленова предоставить ей на свадьбу дачу, тем самым обеспечив идеальные условия для убийства… И именно с этой дамой надлежало поговорить в первую очередь. Но к превеликому сожалению доблестных сыщиков мадам Оксаны не оказалось на месте. — Уехала по важным делам, — доложила им секретарша. Федорчук вздохнул и решил пока пообщаться с главбухом Кукиным. Миндия же был оставлен в приемной Бурцевой выжидать появления хозяйки. … Дела Кукина, по всей видимости, шли неважно: вид у него был больной и несчастный. Может, так на него действовали осенние холода, а может, жена отругала за разбросанные по всей квартире носки. Но как бы там ни было, появление следователя никак не улучшило ему настроения. — Проходите, садитесь, — буркнул Кукин, делая вид, что приветствует Федорчука. — Кофе со сливками хотите? Иван хотел и кофе, и сливок к нему, но больше всего ему хотелось посмотреть на те договоры с льготными кредитами. Выслушав просьбы следствия, Кукин распорядился насчет всего и вдруг ни с того, ни с сего начал задавать странные вопросы: — Иван Борисович, а вам сколько в прокуратуре платят? Много? Федорчук крайне удивился такому повороту дела. — А вы что, хотите мне взятку дать? — нахмурил он брови. — Да какая взятка! — огорченно махнул рукой главбух. — Мне бы кто ее дал! Просто наш «Полет» того гляди рухнет. Центробанк грозит явиться с проверкой, а у нас такое в документах — быстро лицензию отберут. Так что надо вроде новую работу искать… Федорчук посмотрел на Кукина и убежденно сказал: — Не, у нас нет свободных вакансий. В этот самый момент в кабинет вошла секретарша с кофе и с толстой синей папкой. — Спасибо большое, — поблагодарил Иван и, схватив документы, начал их просматривать. Кредитных соглашений было четыре, и действительно проценты по ним просто удивляли — всего-навсего 2 % годовых. Все договоры были составлены с разными фирмами и подписаны размашистой подписью Желткова. Но дата везде стояла одинаковая — шестое сентября. Как Федорчук уже выяснил в юридическом отделе, заседание правления, на котором избрали нового генерального директора, состоялось седьмого числа. — Снимите себе копии с договоров, — сказал Иван Кукину. — Я на время заберу у вас эти бумаги. Потом их возвратят. Федорчук подождал, пока секретарь отксерит договоры, расписался в какой-то бумажке в получении… Он был на верном пути и чувствовал это: пока все сказанное Поленовым подтверждалось. — А кто подготавливал эти кредитные договоры? — на всякий случай осведомился Иван у главбуха, хотя на сто процентов был уверен в ответе. Кукин как-то странно поглядел на него, а потом быстро приблизился и зашептал чуть ли не на ухо: — Я думаю, вам надо это знать: банк развалила эта зараза Бурцева! Желтков был хорошим человеком — честным и деловым… А она сначала забралась к нему в постель, а потом начала диктовать свои условия… Честно говоря, я никак не ожидал, что он подпишется под такими кредитами, это было совсем не в его духе… Но из-за проблем с Поленовым у него, видимо, совсем поехала крыша, и он пошел у нее на поводу. «Есть!» — хотел было воскликнуть Иван, но сдержался. Острый прилив азарта заставлял его дрожать как гончую, напавшую на след. Оставалось лишь найти связь между фирмами-получателями кредитов и сладкой парочкой — Бурцевой и Маевской. И Федорчук уже больше не сомневался, что эта связь будет им найдена. — Были ли еще какие-либо документы, связанные с этими кредитными договорами? — спросил он Кукина. Тот пространно показал за стеклянную перегородку, где размещалась бухгалтерия. — Видите крайний стол у окна? Там раньше работал Стасик Шорохов, муж Бурцевой. Я ему отдал все бумаги. Посмотрите в его ящиках! Чуть ли не бегом Федорчук кинулся в указанном направлении. На Шороховском столе царил полный бардак: бесчисленные документы, ксерокопии, листочки с записями… Иван заглянул в тумбочку: там было то же самое. — По-моему, здесь кто-то уже рылся, — произнес он, переводя взгляд на Кукина. Тот пожал плечом. — Ну я не знаю… Девчонки, кто-нибудь трогал Стаськины бумаги? обратился он к бухгалтершам. Какая-то миловидная девушка с бантом на затылке подошла поближе. — Оксана Геннадьевна вроде искала чего-то… «Искала! — взметнулось в мозгу у Федорчука. — Только нашла ли?» — Когда это было? — строго спросил он. — До смерти Шорохова или после? Девушка заглянула в висевший на стенке календарь. — Так ведь она несколько раз приходила. И до, и после… «Значит, не нашла!» — облегченно передохнул Федорчук, но на всякий случай аккуратно собрал все документы. Все это предстояло проверять и проверять. После разговора с главбухом Иван направился в приемную Оксаны. Но там пока было все без изменений, если не считать, что Миндия, судя по его виноватой физиономии, только что усиленно клеил секретаршу. Видимо, он хотел осчастливить ее очередной партией звезд. — Вы пытались связаться с Бурцевой по сотовому? — спросил Иван. — Абанэнт нэ отвэчаэт или врэмэнно нэдоступэн, — пожал плечами Миндия. Федорчук только рукой махнул. — А, тебе только в голосовой почте работать! Абанэнт… В это время дверь уверенно открылась, и дама в роскошном светло-сером пальто быстро вошла в приемную. Это была Оксана. Увидев ее, Иван просто застыл, вытаращив глаза. В такое резкое перевоплощение просто не верилось: еще совсем недавно она сидела у него в кабинете, рыдала в замусоленный платочек… И вид у нее был настолько жалкий и потрепанный, что противно смотреть. А сейчас… Элегантная леди средних лет с цепким взором умных голубых глаз. — Здравствуйте. Вы ко мне? — И в голосе ее не было и намека на прежние истерические нотки. — Да, — проговорил Федорчук ошарашено. — Тогда прошу в кабинет, — произнесла она, раздеваясь. — Только учтите, у меня через пятнадцать минут совещание. — Останься здесь! — приказал Миндии Федорчук, а сам направился вслед за Бурцевой. … Разительная перемена, произошедшая с Оксаной как-то подточила решимость Ивана разрешить с налета все загадки дела. Черт, он ни на секунду бы не спасовал перед каким-нибудь бандитско-хамским Поленовым или кем-либо еще, но уверенная в себе женщина с прекрасным маникюром и отличными ногами действовала на него как-то странно… — Присаживайтесь, Иван Борисович, — дружелюбно показала она на кресло напротив своего стола, а сама со вкусом закурила длинную тонкую сигаретку. — Чем обязана? Злясь на себя за собственную растерянность, Федорчук достал из кармана блокнот и ручку. — Я хотел задать вам несколько вопросов… — Задавайте, — милостиво кивнула она. «Блин, как играет! — невольно восхитился Иван. — То была жалкой теткой с неудачной психикой, а теперь просто королева английская!» Но поддаваться на ее провокации было слишком опасно. Прокашлявшись в кулак, Федорчук вскинул на нее суровый взгляд. — Как давно вы работаете в «Полет-банке»? — Около трех лет, — просто отозвалась Оксана. — И сколько составляет ваша заработная плата? Бурцева усмехнулась. — Я ведь не имею права скрывать такие сведения от вас, не так ли? Федорчук кивнул. — Не имеете. — Ну что ж… Моя зарплата составляет двадцать пять тысяч рублей. — И левых доходов нет? — Нет. Можете проверить мою налоговую декларацию. Иван понял, что пора подниматься в атаку. — Что мне ее проверять? — произнес он, вложив как можно больше снисходительного удивления в слова. — Ведь вы ее сами и составляете! Значит, налоги родному государству вы платите с двадцати пяти штук… А жизнь-то ведете куда как более роскошную! Но Бурцева и не думала поддаваться. — А вы считали? — крайне спокойно спросила она, выпуская колечко сизого дыма. — Конечно, считал! За три года работы в «Полет-банке» ваша зарплата повышалась всего один раз: с двадцати тысяч рублей до двадцати пяти, а вот ваше благосостояние росло не по дням, а по часам: новые автомобили чуть ли не каждый месяц, роскошный особняк в престижном районе, дважды в год отдых в центре географии… Как это вам удается, а? Уж поделитесь секретом с бедными работниками прокуратуры! Бурцева легко рассмеялась. — Это очень просто. Нужно всего лишь уметь влюблять в себя мужчин. Но вы, Иван Борисович, вряд ли на этом разбогатеете. Все, что вы только что перечислили, мне подарили мои многочисленные любовники. — В том числе покойный господин Желтков? — Да, конечно. Он был милым… Оксана трогательно вздохнула и перевела взгляд на часы. — Если у вас больше нет вопросов, я пойду… — Я еще не окончил! — с нажимом рявкнул Федорчук, чувствуя, что она ускользает от него. Он мучительно придумывал способ, чтобы выбить ее из седла и не мог. Оставалось лишь пойти ва-банк. — Если вы были с Желтковым… близки, то, может, расскажете мне о тринадцати миллионах кредита, которые были розданы месяц назад непонятно кому? Оксана мягко пожала плечами. — Я к этому не имею никакого отношения. — А я уверен, что имеете! — Вы ошибаетесь. — В каких отношениях вы находитесь с Нонной Маевской? — ухватился за последнюю соломинку Федорчук. — Сначала в дружеских, а потом мы поругались. — Сколько времени вы не контактируете? — Мы перестали общаться перед моей свадьбой. — Да? — язвительно переспросил Федорчук. — А вот ваши соседи видели ее достаточно часто у вашего дома уже после свадьбы. — Правда? — искренне удивилась Оксана. — Это для меня новость. Если она за мной шпионит, то почему бы вам не допросить ее о причинах? — Не пытайтесь водить меня за нос! Вы передали ей одежду, принадлежащую вашей фирме «Марла» для того, чтобы покрыть ее махинации с деньгами Поленова. И я уверен, что вы вместе с Маевской замешаны в убийстве Станислава Шорохова, а чтобы замести следы, специально подставили и посадили своего директора! — совсем забывшись, грохнул Федорчук. — Слушайте, — перебила его Бурцева, — вы что, хотите обвинить меня в убийстве моего мужа? Но это же смешно! Полсотни гостей видели, что во время выстрела я стояла рядом со Стасом. Причем тут я? Федорчук почувствовал, что почва окончательно уплывает у него из-под ног. Он был уверен в своей правоте, но у него не было ни одного доказательства. — Вам это выгодно! — как можно решительней сказал он. — Дорогой друг, — поднимаясь, произнесла Оксана, — я никого не убивала, и все, что вы только что рассказали мне, — не более, чем ненаучная фантастика. Ни в случае с кредитами, ни в случае с Поленовым, ни в случае с моим замужеством, вы не можете доказать умысел. Все это — случайное стечение обстоятельств. Всего хорошего! Когда Федорчук — злой и нервный — выскочил вслед за ней в приемную, Миндия вопреки своему обыкновению вовсе не обнимался с секретаршей. Он спокойно сидел в двух метрах от нее на крутящимся стуле и медленно на нем переворачивался с выражением лица, означающем «Вот это да!!!» — Пошли! — приказал ему Федорчук. Миндия послушно засеменил за шефом. Но как только они вышли в коридор, он вцепился ему в рукав, настойчиво требуя внимания. — Иван Барысовыч! Я знаю, пачэму Бурцэва отдала Нонне свой сэконд-хэнд! Мнэ только что Валэчка сказала, сэкрэтарь… — Ну? — резко развернулся Федорчук. Он все еще не отошел от своего поражения. — Вы нэ повэритэ, шэф! Нонна — дочка Оксаны. Толька оны об этом ныкаму нэ говорят, чтобы нэ было ясно, что они дэйствуют в сговорэ. «Бурцэва» это фамылыя втарого мужа. А Нонна радылась от пэрвого брака. Ветер перемен превратился просто в шквал, и Иван уже не знал, как ему устоять на ногах. — А эта твоя Валечка точно знает? — почти простонал он. — Точна! — честно вытаращил черные глаза Миндия. — Бурцэва как-та пасылала ее мэнять доллары и дала ей свой паспорт. Вот Валэчка и пасматрэла в графу «Дэти». К великому сожалению Федорчука хозяевами фирм-получателей кредитов были не Маевская с Бурцевой, а какие-то Синицина, Гонцова, Швахер и Непойко. Миндия, не менее своего шефа жаждущий раскрыть убийство Стаса Шорохова, кинулся узнавать всю их подноготную, но узнавать было нечего. Все четверо являлись явно подставными лицами — самой младшей из них недавно исполнилось шестьдесят восемь. Остальные и вовсе были древними старушками. Федорчук не поленился и сходил к каждой из них домой. Но как он и ожидал, ни одна бабушка даже слыхом не слыхивала ни о каких кредитах и банках. Фотографии Нонны и Оксаны тоже ничего им не говорили. Получалась какая-то тупиковая ситуация: фирмы-невидимки получили тринадцать миллионов рублей, куда-то их дели и при этом сами исчезли почти что мистическим образом. Что ж, мистика была вполне в духе Нонны. Конечно, можно было бы представить себе, что все четыре старушки страдают ярко выраженным склерозом, или же сговорились между собой… Но Иван в это решительно не верил. Федорчук сидел перед тарелкой пельменей и смотрел в нее тщательно и как-то мучительно. — Ты чего? — спросила его Машуня, которая в очередной раз переселилась к Ивану на вечер. — Думаю! — объяснил тот и начал ковырять вилкой в еде. — Что тут думать? Ешь! Вкусно же! — Да я не о еде думаю! — страдальчески махнул вилкой Федорчук. При этом вздетая на нее пельменина слетела и тут же попала в объятья радостному Фисе. — О деле? — сочувственно спросила Машуня. В который раз она уже убеждалась, что работать адвокатом куда как выгоднее, чем следователем: ее дело защищать, а не изыскивать, какими непостижимыми мыслями были забиты бошки преступников, когда они творили и скрывали свои черные дела. Федорчук же был лишен права выбора профессии, так как он ее уже выбрал. — Маш! — проговорил он, терзаясь. — Я же знаю все! Ну почти все… Но у меня нет прямых доказательсв! Где-то я чего-нибудь просмотрел и не заметил! — Ну как это ты все знаешь? — не поверила Машуня. — Ты знаешь только о возможных заказчиках убийства. А непосредственный убийца до сих пор неизвестен. Глаза Федорчука загорелись. — Вот бы нам его поймать! Он бы мне сразу дал показания и на Бурцеву, и на Маевскую. Размечтавшись, Иван съел одну за другой полдюжины пельменей. Как и у всякого мужчины, от еды его настроение слегка улучшилось, и он стал почти игриво поглядывать на Машунину коленку, находившуюся в опасной близости от его собственной ноги. — А вот ты сама, Маш, — завел он отвлекающую беседу, — проходишь по моему делу как свидетель, а никаких показаний насчет убийцы не даешь… Машуня смотрела на своего Федорчука и все понимала по его выражению лица. — А я ничего не видела! — в тон ему пропела она. — Я тебе уже сто раз говорила. — А зря… — Рука Федорчука уже нагло переместилась на объект вожделения и стала его нежно поглаживать. — Вот если бы я был на твоем месте и мог бы посмотреть на все твоими глазами… Ну или хоть чьими-нибудь! Я бы как пить дать что-нибудь заметил! Кстати, а у нас попить ничего нет? Но Машуня не сразу отозвалась. Ей кое-что пришло в голову. И это «кое-что» было поистине замечательным. — Иван! — вдруг воскликнула она. — А ведь на свадьбе наверняка снимали на видеопленку. Может, стоит ее посмотреть? — Да мы ее уже смотрели! Я сразу же после убийства нашел оператора. — Все равно давай посмотрим! — не унималась Машуня. — Может, я чего вспомню! — Ну давай, давай, — согласился Федорчук и, подойдя к телефону, набрал служебный номер. — Алло! Миндия? Помнишь, у нас среди вещдоков была кассета с Шороховской свадьбы? Приготовь ее нам, пожалуйста. Мы сейчас с Машуней приедем. Просмотр кассеты проводили в кабинете Ивана. Притащив туда видеодвойку, Гегемоншвили рассадил Машуню с шефом на стулья, а сам взялся за пульт. Съемка почему-то была любительской, а снимали, видимо, разные люди. Камера немилосердно тряслась, то и дело показывала чьи-нибудь ноги, а однажды вообще крутилась, похоже, изображая спецэффекты. Но несмотря на такое всеобщее «мастерство» кое-что все-таки было видно и понятно: вот молодые едут на машинах и хохочут, вот зачем-то бросают букет с моста, вот Стас радостно комментирует: — Вы только что были свидетелями образования новой свадебной традиции! Она называется «Прощай свобода, здравствуй, Оксана». Бурцева снисходительно смотрит на него и берет под ручку. Все едят, чокаются, дарят подарки и со всей дури орут «горько»… Далее в течение пятнадцати минут был запечатлен страстный поцелуй жениха с невестой в разных ракурсах и позах. Потом уже все танцуют в большом холле Поленовской дачи. Камера дергается в такт музыке, чувствуется, кто-то плясал вместе с нею. На минуту в кадр попал сам Вовочка-банкир с совершенно красным лицом, который кричал, видимо, Нонне, что она так легко от него не отделается. После этого странного эпизода камера какое-то время просто валялась на полу, и перед ней бродили чьи-то ноги. Народ был уже совсем перепитый. Трое мужиков на полусогнутых ногах дергались под музыку и смешно надували щеки. Потом Поленовский голос прокричал, что сейчас будет фейерверк, и после этого камера потащилась вместе со всеми на улицу. Там группа сильно набравшихся гостей начала исполнять «А нам все равно», позируя перед объективом косыми рожами. Но оператору быстро надоело их снимать, и он сфокусировался на чьей-то лежащей фигуре, только что снесшей заграждение Руслана-пиротехника. Какая-то тетка начала ее поднимать. Сбоку мелькнула спина Руслана, который начал махать руками на отдыхающих гостей. Потом раздались матюки, исполняемые Руслановским братом. Видимо, тот пришел ему на помощь. — Стойте-ка! — изумленно произнесла Машуня, хватая Миндию за плечо. — Что-то я не пойму… — Чего не поймешь? — сразу насторожился Иван. — Рукав! Еще раз покажи этот кусок! Гегемоншвили послушно перемотал. — Видишь, черное пятно у Руслана на куртке? Но я точно помню, что сначала оно было прямо на локте! — воскликнула Машуня. — Я и тогда, на свадьбе, обратила на это внимание. А здесь, фигня какая-то: оно вон насколько выше! — Может, это другой рукав? — предположил Федорчук. — Ничего не другой! — обиженно перебила Машуня. — Правый. И раньше пятно было на локте… Они досмотрели до конца пленки. Все действо заканчивалось на крике толпы, когда убили Стаса. Больше ничего необычного на кассете не было, и они вернулись к рукаву Руслана. … Машуня уже пятый раз сравнивала два кадра: вот у Руслана пятно на локте, а вот совершенно непостижимым образом оно переместилось к плечу. Но ведь такого быть не могло! Она понятия не имела, относится ли это к делу или нет, но феномен был настолько странен, что никак не шел из головы. Тем временем Федорчук с Миндией делали свои предположения: — А может, это просто так снято? — А может, это листик с дерева прилип. — Да какой листик?! — отмахнулась Машуня. — Видно же, что пятно от какой-то смазки… — А может, это не он? — задумчиво произнес Федорчук. — Не Руслан, то есть. — А кто тогда? — Кто-то, кто повыше его ростом. Лица-то мы не видим, значит, это вполне может быть и не твой пиротехник. А раз у этого типа руки длиннее, значит и пятно переместилось повыше. Вот одень-ка мой джемпер и сразу все поймешь! — Но ведь только Руслан был в такой желтой куртке и в красной бандане! — ошеломленно проговорила Машуня. — Он там маячил постоянно. А вообще-то… Она начала тщательно прокручивать у себя в голове все события того вечера. Руслан с братьями устанавливают оборудование для фейерверка… Во время салюта Машуня отлично видела, как он копошится возле своих установок. Петька и Пашка ему помогают… Стоп! Там был только один помощник. Где в это время был второй, она, хоть убей, не помнила. Но ведь оба брата выше Руслана почти на голову. Черт! А, может, это и не Руслан там бегал, а действительно кто-то из близнецов, только в его одежке?! Она видела только куртку и бандану, а лица в темноте так и не разглядела… — Слушайте, — заговорила Машуня сама не своя, — это не Руслан, это либо Петька, либо Пашка! Я вспомнила! Тогда, на свадьбе, я была абсолютно уверена, что когда гости снесли заграждение, то это Руслан их обматерил. Но я была далеко. А здесь явно записан голос одного из близнецов. И они гораздо выше своего брата! — Черт знает что… — растерянно проговорил Федорчук. — Вопрос на засыпку: зачем им нужно было переодеваться, и где в это время находился сам главный пиротехник? — Знаешь, когда Руслан служил в армии, в Чечне, он был снайпером, прошептала Машуня, которая уже все поняла. — Поэтому Стаса и убили одним выстрелом… Руслан меня специально с собой позвал, чтобы я обеспечила ему алиби… Он все время был у меня на глазах — в своей куртке и бандане… Блин, если бы не эта пленка, я бы готова была поклясться, что он был на лужайке во время фейерверка. — Та-ак, по коням! — воскликнул Федорчук, решительно поднимаясь со стула. Машуня стояла недалеко от пивнушки «Три носорога» и наблюдала за тем, как группа задержания выводит оттуда Руслана. Она думала, что он начнет вырываться и ругаться, но тот был спокоен. Не было уже никаких сомнений, что это он убил Стаса. Его братьев задержали еще утром. На допросе Федорчук заявил им, что следствию все известно, и те сразу во всем признались. Они показали, что Руслана наняли для того, чтобы убрать жениха, причем наниматели уже сами продумали всю схему проведения «мероприятия»: привезли какую-то древнюю винтовку с одним-единственным зарядом, велели выпалить из нее в жертву… Потом надо было проникнуть в потайную комнату, поменять винтовку на точно такую же, но охолощенную, и вернуть ее заказчику. Петьку и Пашку Руслан взял с собой в качестве помощников, а Машуню пригласил на всякий случай — действительно, для обеспечения алиби. Единственное, чего не знали близнецы, это кто является заказчиком. Машуня равнодушно проследила, как захлопнулась дверь машины, на которой увозили Руслана, и подумала, что ни за какие деньги не стала бы защищать его в суде. Видеокассета, просмотренная ею вчера, вновь оживила все те чувства восторга, легкой влюбленности и нежности, которые она испытала во время своей первой и единственной встречи со Стасом. |
|
|