"Прыжок в катастрофу. Тот день когда умерли все боги" - читать интересную книгу автора (Дональдсон Стивен)

Дэйвис

Затаив дыхание, Дэйвис смотрел на кровавую брешь в спине Энгуса, куда он вставил чип программного ядра. В его голове не осталось никаких идей. Если они сейчас потерпят неудачу, Термопайла можно считать мертвецом. Лазарет будет поддерживать его физиологические функции, но он уже никогда не выйдет из стазиса. И экипаж «Трубы» лишится капитана.

У них ничего не получилось. Дэйвис не находил себе места. Энгус лежал на столе под ремнями и стяжками, как труп. Только звуки дыхания указывали на то, что искры жизни еще теплились в его неподвижном теле.

Еще одна неудача. Последняя и фатальная. В ней Дэйвис винил только самого себя. Он оказался недостаточно хорош, чтобы спасти корабль. Если бы Морн не отважилась на риск гравитационной болезни и не помогла ему, они бы все погибли. Поддавшись усталости, он бросил Энгуса и Морн на произвол судьбы. Его несостоятельность продлила их страдания на долгие минуты. А затем он позвал в рубку Мику, несмотря на ее раны и состояние больного брата. Дэйвис оторвал ее от Сиро, потому что не мог уследить за приборами, одновременно управляя кораблем.

Он не знал, как починить двигатели. Ему не удалось отключить позывные «Трубы». Но было нечто худшее. Дэйвис не мог понять самого себя. Черт, он даже не пытался! Он боялся взглянуть на то, что скрывалось за его приступом ярости на «Потрошителе». Позволив Нику совершить то эксцентричное самоубийство, Дэйвис погубил и Сиба Маккерна. С таким же успехом он сам мог нажать на спусковой крючок. А затем он выплеснул злость на мать, замаскировав ужас гневом, словно Морн чем-то провинилась перед ним; словно она была недостойна.

«Я воплощаю в себе дочь Брайони Хайленд, ту женщину, которой ты была до того, как продала душу за зонный имплант».

Теперь ему не удалось вывести Энгуса из стазиса. Двигатели «Трубы» молчали. Корабль потерял управление. Он не мог совершить прыжок сквозь провал подпространства или выполнить торможение, утратив все полетные качества. Он, как гроб, брошенный в океан вселенной, был обречен на дрейф до той поры, пока его не выловят неводы смерти или крейсеры полиции.

В эти минуты Дэйвис имел три желания: чтобы его сердце разорвалось на части; чтобы в нем заглох пульс жизни; и чтобы все это случилось быстрее. Иначе ему придется столкнуться с последствиями своей несостоятельности.

Он почти не обратил внимания на слова Вектора, когда тот произнес:

– Хм, ты знал, что делал. Эй, может, посмотришь на экран?

Непривычная эмоциональность в тоне генетика заставила его повернуть голову. Мика, затаив дыхание, уже смотрела в том направлении, куда указывал Вектор. Дэйвис недоуменно заморгал. Его попросили взглянуть на один из дисплеев лазарета. Но на который? И какой в этом толк?

– Дэйвис Хайленд, – весело произнес Шейхид, – мой юный друг, ты гений. Или, как скоро нам скажет Энгус, ты мозговитый чертов умник.

– Электрокардиограмма, – подсказала Мика. – Посмотри на кривые.

Она была на грани слез. Дэйвис не верил своим глазам. Только несколько секунд назад этот экран был заполнен слабыми нечеткими сигналами, исходящими от зонных имплантов Энгуса. Датчики не могли проникнуть через «белый» шум и зафиксировать активность нервной системы. Но теперь на всех шкалах и по всей длине спектральной электрокардиограммы пульсировали нормальные волны с обычными пиками амплитуд.

– Энгус спит, – пояснил Вектор, прежде чем Дэйвис успел разобраться в показаниях приборов. – Он не в коме. И не в стазисе. Просто спит.

Сверившись с кривыми сигналов, он указал на несколько синусоид.

– Данные не совсем естественные. Эти линии слишком равномерные, что объясняется работой зонных имплантов. Ему нужно время для исцеления. Однако он не в коме. Его системы находятся в рабочем режиме. Скорее всего, Энгус проснется, когда его диагностическая аппаратура подскажет ему, что он готов к активной деятельности.

Генетик мягко усмехнулся.

– Похоже, мы можем на что-то надеяться.

Волна облегчения была такой мощной, что Дэйвис согнулся, словно от удара в пах. Мика окликнула его, но он не мог ответить. Непонятная боль свела судорогой мышцы груди и живота, скручивая тело в эмбриональный узел. Он слишком долго находился под большим напряжением; жил на чистом адреналине. Плоть имела ограничения, и даже его улучшенный метаболизм не мог выходить за их пределы. А он давно переступил через них. Внезапное изменение в стимулах нервной системы привело к бесконтрольной разрядке. Нервы посылали импульсы во всех направлениях, сжимая Дэйвиса в шар. Отдавшись на волю невесомости, он отлетел к стене, ударился о переборку и начал дрейфовать к столу.

– Дэйвис!

Мика поймала его за руку и остановила бесцельное движение.

– Что происходит? Что с тобой?

Если бы ему удалось открыть рот, он стал бы звать на помощь Морн. Но Дейвис не мог говорить и дышать…

Вектор не колебался.

– Я дам ему каталепсор.

Он повернулся к пульту и начал набирать команды для амбулаторной секции лазарета.

«Нет, – молча запротестовал Дэйвис Хай-ленд. – Никаких лекарств и каталепсоров! Мне они не нужны. Не бойтесь за меня. Это Морн нуждается в каталепсорах – чтобы контролировать гравитационную болезнь, чтобы не дать себе убить всех нас, – погружаясь в боль, словно возвращаясь в лоно матери, он постепенно менял перспективу. – Я не она».

И тому были доказательства. Когда вселенная говорила с Морн и ускорение корабля выталкивало ее ум за грань разума, она желала самоуничтожения. Чтобы избавиться от этой тяги, Морн причиняла себе вред. Однако Дэйвис реагировал иначе. Хотя он тоже стремился к уничтожению. Страшась амнионов и их желания использовать его против человечества, он отправлял на смерть других людей. Дэйвис тосковал по насилию, а не самоубийству, и подавляя эту тоску, он погружался в бездну боли – беспомощный, как эпилептик в апогее конвульсий.

Нет! Это он придумал, как вывести Энгуса из стазиса! И он не был Морн.

Осознание этого факта достигло глубин, которые прежде никогда им не затрагивались. Боль в мышцах груди и живота принадлежала ему, а не другому человеку. И отождествление с Морн тоже было его переживанием. Он спас Энгуса. Ему не требовался их чертов каталепсор.

Когда Вектор направился к нему со шприцем в руке, мышцы Дэйвиса начали расслабляться.

– Он шевелится, – сообщила Мика.

Дэйвис судорожно вздохнул. Он раскрепощал себя часть за частью. Повернув голову, юноша с усилием кивнул Вектору и Мике.

– Я в порядке.

Голос был слабым, но он мог говорить.

– Мне не нужен каталепсор. Я только…

Слова не выражали того, что он хотел сказать. Главное – Дэйвис больше не отождествлял себя с Морн.

– Мне просто нужно немного поспать.

Вектор перевел взгляд на шприц, затем вопросительно посмотрел на Мику.

– Не спрашивай меня, – устало ответила она, прижимая рукой повязку на ране.

Возможно, это уменьшало ее боль.

– Нам всем нужно выспаться. Если он говорит, что обойдется без каталепсора, то пусть идет в постель.

Вектор со вздохом кивнул.

– Я и сама собираюсь вздремнуть, – продолжила Мика. – Сразу после того, как уверюсь, что Сиро находится под наркозом. Нам нужен отдых. Мы все равно ничего не сможем сделать, пока Энгус не проснется.

В голосе Мики звучали нотки оправдания. Двигатели испортил ее брат, и она чувствовала себя ответственной за это.

– Похоже, ты права, – подбадривая ее, ответил Вектор. – Иди. Я еще поработаю.

Он жестом указал на консоль телеметрических приборов.

– Хочу сделать несколько анализов и убедиться, что с ним все в порядке.

Мика кивнула и направилась к двери. Проходя мимо Дэйвиса, она остановилась, положила руку на его плечо и тихо сказала:

– Спасибо.

Ее здоровый глаз был полон отчаяния и печали.

– Возвращение Энгуса дает нам шанс на спасение. Если бы ты не вытащил его из стазиса, я вряд ли перенесла бы тот вред, который Сиро нанес кораблю и команде.

Она хмуро открыла дверь и вышла. Вектор бросил шприц в мусорную корзину. Отступив к консоли управления, он по-прежнему смотрел на юношу.

«Шанс», – повторил в уме Дэйвис. Не так давно он был одинок, стоя на хрупком мосту между жуткими неудачами. Но теперь он вернул отца. Если Морн выйдет из беспамятства, куда ее унесли болезнь и боль в раздробленной руке, он, возможно, восстановит свою целостность.

Паря в воздухе, Дейвис развернулся, чтобы Вектор не мог увидеть слезы на его глазах. Шейхид прочистил горло.

– Ты начинаешь взрослеть, – смущенно заметил он. – Но не насилуй себя. Сделай передышку. Я присмотрю за порядком на корабле. А ты послушайся Мику. Иди спать.

Конечно, надо пойти в постель.

Боясь повернуться к генетику лицом, Дэйвис оттолкнулся от хирургического стола и вылетел в коридор, который огибал ядро «Трубы». Слезы замутили зрение. Он почти не видел, куда направляется.

Когда дверь лазарета закрылась за его спиной, он ухватился за поручень и остановился. Ему действительно требовался сон, но Дэйвис не хотел возвращаться в свою каюту. Он слишком многое пережил. Грудь и живот болели от странного приступа. Он знал, что если найдет мать спящей, то будет бояться, что она не проснется. А если Морн уже проснулась, он все равно будет бояться последствий гравитационной болезни – того, что она может вонзить нож в сердце сына.

Перед тем как «Труба» улетела от края черной дыры, Морн на несколько минут пришла в себя. «Я не могу повторять это вновь и вновь, – сказала она ему. – Когда я оказываюсь в проблеме, то могу думать только о нанесении себе вреда». Она позволила сингулярности раздробить ей руку. «Но самоуничтожение не поможет. Мне необходимо лучшее решение».

Это все проясняло. Как часто она доводила себя до крайностей, стараясь сохранить жизнь сына – его человечность. Он больше не хотел извлекать выгоду из ее новых самобичеваний. Но Дэйвис не понимал, что она имела в виду под «лучшим решением». Неужели еще одно самопожертвование? Она и так зашла слишком далеко. Дэйвис не мог вообразить пределов ее любви и возможностей. Однако и он мог совершать поступки. Именно он вывел Энгуса из стазиса. Эта мысль успокоила его. Дэйвис еще раз уверился в своем отличии от матери – уверился настолько, что решил отправиться к ней.

Смахнув слезы с влажных ресниц, он полетел по коридору к своей каюте. Когда дверь открылась, и он переступил через порог, Морн сонно заморгала. В первый момент она не узнала Дэйвиса, но уже через миг прошептала его имя. Ее голос был хриплым от долгого сна. Он не стал утирать набежавшие слезы. Ему не хотелось видеть мать такой – болезненно-бледной, с глазами, похожими на выжженные кратеры. Вся ее красота исчезла. Правая рука была уложена в гипс и покоилась на груди. Похоже, Морн еще не вспомнила о ране.

Вид матери поразил его до боли в сердце. Ему вдруг показалось, что он впервые по-настоящему увидел то, что Ник и Энгус сделали с ней. Находясь в плену ее воспоминаний, Дэйвис был частично ослеплен и не мог оценить потерь, понесенных Морн. Однако теперь он понял, что цена лишений была чрезвычайно огромной.

Слезы потекли по его щекам. Несмотря на новое понимание событий – или, наоборот, благодаря ему – мышцы Дэйвиса снова напряглись, сворачивая тело в шар. Но это он вывел Энгуса из стазиса. Тем самым он сбросил с себя тяжелый груз – беду, которую теперь не нужно было объяснять. Неужели он не выдержит и остального? Хотя бы несколько минут?

Дейвис не стал скрывать своих чувств. Всхлипывая и морщась, как от сильной боли, он сел на край койки рядом с матерью. Его пальцы вцепились в ленты гравитационного купола. Морн с трудом проглотила слюну и смочила горло.

– Мальчик мой. Ты жив. Это замечательно.

– Я тоже рад, что ты жива.

Сочувствие и усталость мешали ему говорить, но это не волновало Дэйвиса.

– У тебя серьезное ранение. Мне даже было страшно, что ты можешь умереть – или что все мы умрем – до того, как я попрошу у тебя прощение.

Морн нахмурилась и еще раз сглотнула.

– За что?

Действие обезболивающих лекарств уже ослабевало, но по-прежнему замедляло ее реакцию и понимание. Дэйвис хотел сказать: «За то, что я позволил Нику совершить самоубийство. За то, что я отправил Сиба на верную смерть». Но между ними имелись свои обиды, о которых говорить было легче.

– За недоверие к тебе, – ответил Дэйвис. – За гадости, которые я тебе наговорил.

«Я воплощаю в себе дочь Брайони Хайленд».

– Мне трудно разобщаться с твоей личностью. Я часто чувствую себя тобой, и это смущает меня.

Переменное давление, похожее на череду конвульсий напрягало его грудь и живот. К счастью, спазмы не были сильными и не мешали ему говорить.

– Мне хотелось вырваться из уз твоих воспоминаний. Они пугали меня, а я не желал поддаваться страху. Вот почему я решил погнаться за «Потрошителем». Мне казалось, что это был поступок, достойный настоящего копа. Я хотел наказать их за преступления. Но ты засомневалась. Ты не поддержала меня. И я посчитал тебя слабой. Не получив твоего одобрения, я тут же нашел в тебе недостатки. Хотя на самом деле мои действия не имели никакого отношения к чести копа. От гнева и досады его голос звучал излишне грубо.

– Они были продиктованы испугом. «Потрошитель» гнался за мной. Его команда хотела отдать меня амнионам. Если бы я попал к ним в плен, амнионы узнали бы, как делать себя похожими на людей. Поэтому я решил уничтожить тот корабль. Ты не была слабой. Ты думала о более важных вопросах, о более значимых проблемах. К примеру, чья это игра? Кто манипулирует нами и зачем? И что мы можем предпринять? Ты не заслуживала моих оскорблений.

Морн молча слушала сына. Она не сводила глаз с его лица. И когда Дэйвис замолчал, она ответила не сразу. Прошло несколько секунд, прежде чем Морн произнесла тихим и слабым голосом:

– Ты говоришь о прошлых делах. О «Потрошителе», который гнался за тобой. О том, что тебя хотели отдать амнионам. Но что изменилось? Что произошло? Где мы сейчас находимся?

Наверное, она была смущена извинениями сына, а также провалом в памяти. Она не понимала, что Дэйвис отделился от нее, что он больше не был уверен в прощении матери. Усталость склонила его голову. Мышцы в груди перестали сжиматься. Уступив свинцовой тяжести тела, он прилег на край кровати.

Все понятно. Морн хотела узнать, что произошло, пока она спала. На ее месте он бы чувствовал то же самое. Извинения уступали по важности личному выживанию. Дэйвис хотел приподняться на локте и ответить ей, но усталость не позволила этого. Тогда он закрыл глаза и сконцентрировал остаток сил на речи. Он мог продолжать разговор только так – не глядя на мать и не видя ее состояния.

– Это трудно описать, – сухо произнес он, выхватывая слова из мрака в голове. – Хорошая новость в том, что мы улетели от Массива-5. Нас выбросило куда-то в межзвездное пространство.

Дэйвис видел астронавигационные данные, но они ему ни о чем не говорили.

– Ты спасла нас, включив рулевые предохранители. Иначе мы бы врезались в астероид. Или нас засосало бы в черную дыру. «Завтрак налегке» уничтожен.

Стал горючим для жутких энергий сингулярности.

– «Планера» не было видно. Мика взяла управление на себя и повела корабль к краю роя. Тем временем бой продолжался. Крейсер полиции Концерна – наверное, «Каратель» – отстреливался от «Затишья». Я не знаю, как копы отыскали «Трубу» – и тем более, как нас выследил «Планер». Пиратам не полагалось знать о полицейских позывных первого уровня секретности. Что же касается амнионов, то им так безумно хотелось уничтожить нас, что они совершили акт вторжения.

– Подожди минуту, – перебила Морн.

Она положила ладонь на его руку, словно боялась, что Дэйвис не прислушается к ее просьбе.

– Ты сказал «Затишье»? Тот самый корабль, от которого мы скрылись, когда улетели с Малого Танатоса?

Дэйвис кивнул, не открывая глаз. Он не понимал, почему Морн придавала этому такое значение. Важным был сам акт вторжения, а не то, кем являлся нарушитель пространства. Но на вопросы не хватало сил. Он едва мог продолжать свое повествование. Погружаясь в темноту, Дэйвис подвел итог:

– «Затишье» хотело уничтожить нас.

Брайони Хайленд! Ну надо же!

– Амнионы держали нас на прицеле. Мы не имели времени на маневр уклонения и не успевали войти в зону гравитации. У нас даже не было шанса на слепое перемещение. Но тут появился «Планер». Он как-то избежал захвата черной дыры. И когда я подумал, что мы погибли, «Планер» открыл огонь по «Затишью».

Он не пытался понять действий Сорас Чатлейн. Они были такой же загадкой, как атака «Завтрака налегке» или способность амнионов обнаруживать их крейсер. Такой же непостижимой тайной, как многомерная физика провала в подпространство.

– Амнионы начали стрелять по «Планеру», а не по «Трубе», иначе их корабль был бы разрушен. Они не стали рисковать, потому что мы могли уклониться от первого выстрела. Это дало нам время. Тем более что «Каратель» прикрыл наше бегство. Мы помчались к гиперпространству, вошли в контактное поле, и оно принесло нас сюда.

Он слабо пожал плечами.

– В пустоту между звезд.

Дейвис думал, что мать начнет расспрашивать его о «Планере» – почему тот пошел против своих хозяев. Он даже приготовил спокойный ответ: «Не имею понятия». Но Морн по-прежнему интересовалась темами, которые им не улавливались. Выбравшись из долгого наркотического сна, она постепенно восстанавливала свою настойчивость.

Сжав руку сына, Морн с надеждой спросила:

– Значит, «Каратель» уничтожил амнионское судно?

– Надеюсь, да, – со вздохом ответил Дэйвис.

У него не было на это сил. Он нуждался во сне, а не в новых вопросах.

– Мы не видели окончания боя. Амнионы получили большие повреждения. «Планер» застиг их врасплох. «Каратель» наносил серьезные удары. Но мы влетели в контактное поле, и я не в курсе, что случилось дальше.

Потянув его за руку, Морн поднялась и села рядом. Дэйвис почувствовал, как она выбралась из-под защитного купола и свесила ноги с края кровати. Ее пальцы дрожала от напряжения.

– «Затишье» – огромный корабль, – задумчиво прошептала она.

Может быть, Морн хотела убедиться, что им больше не грозит новая встреча с амнионами? Дэйвис считал эту опасность маловероятной. Но разве враги не отследили их позывные?

– У амнионов хорошее вооружение. Если «Каратель» не уничтожил их сторожевик в первые минуты боя, то, скорее всего, «Затишье» по-прежнему цело.

«Или развалилось на куски», – молча возразил ей Дэйвис. Он слишком устал, чтобы спорить вслух. Корабль амнионов частично потерял маневренность. Он не мог быстро ускоряться. Если «Каратель» вызвал подкрепление с «Вэлдор Индастриал» и если крейсеры полиции настигли «Затишье» до того, как амнионы вошли в контактное поле…

Ему хотелось спать. Однако прежде он должен был закончить рассказ. Дэйвис положил ладонь на глаза, стараясь усилить концентрацию внимания.

– Энгус выжил, – продолжил юноша. – Только Богу известно, как он уцелел за бортом в полях сингулярности.

Термопайл подвергался таким же перегрузкам, что и остальные члены экипажа. Но он не имел защиты гравитационных коек и кресел. И он был уязвим для всех опасностей астероидного роя и полей сингулярности. Просто чудо, что его не раздавили куски скал, летевшие в жерло черной дыры.

– Перед тем как мы покинули рой, Вектор втащил его на корабль. Система лазарета говорит, что он в порядке. Вот, пожалуй, и все.

Его голос угас. Он мог бы рассказывать и дальше, но для этого ему требовались вопросы Морн. Только ее настоятельность и психологический нажим могли преодолеть сонливость Дэйвиса. Морн отпустила его руку. Ему показалось, что мать немного успокоилась. Или, возможно, она поняла, что ее сын нуждался в отдыхе.

– А какие плохие новости? – тихо спросила она. – Когда люди говорят о хороших новостях, значит, есть и плохие.

Он снова кивнул, не открывая глаза. Его голос был едва слышен.

– Сиро запаниковал. По-моему, мутаген лишил его рассудка. Он теперь физически здоров, но по-прежнему думает, что должен выполнять приказы Сорас Чатлейн.

Морн придвинулась к Дэйвису. Кажется, она даже вздрогнула. Или просто кивнула. Он не хотел смотреть на нее.

– Пока Мика помогала мне на мостике, Сиро пробрался к двигателям. В это время мы начали разгон. Без защиты от перегрузок он получил несколько серьезных ранений. Ему повезло, что кости остались целы. Однако раны не остановили парня. Нас спасло лишь то, что он замешкался. Прежде чем начались неполадки, мы вошли в контактное поле бреши и улетели от Массива-5.

По телу Дэйвиса прокатилась волна усталости. Он подождал, когда она спадет, и продолжил:

– Несмотря на промедление, Сиро добился своего. Мы потеряли оба двигателя. В данный момент «Труба» находится в дрейфе. У нас остались только навигационные сопла. Мы не можем пересечь гравитационное пространство и даже не способны замедлить скорость. Хотя я должен добавить, что никто из нас еще не осматривал двигатели. Мы были заняты своими ранами.

И усталостью.

– Но я не думаю, что нам удалось бы исправить повреждения. Только Энгус имеет доступ к системе бортовой диагностики. Мы не знаем кодов, а он сейчас спит. По мнению Вектора, зонные импланты ввели его в сон, чтобы он мог излечиться. И Энгус не проснется, пока они не сочтут его готовым к активной деятельности.

Дэйвис замолчал. Темная пустота в голове усиливала его голос до крика. Он боялся, что, сам того не желая, может перейти на шепот. У него уже не осталось сил.

– Это все? – спросила Морн. – Или есть другие проблемы, которые мне следует знать?

Он покачал головой. Через пару секунд Дэйвис понял, что голова по инерции продолжает раскачиваться с боку на бок.

– Да, хорошего мало, – рассудительно сказала Морн, словно хотела порадовать его отсутствием паники. – Но могло быть и хуже. Я боялась, что мы еще в рое. Тогда бы крейсер втянуло в черную дыру, потому что без помощи Энгуса нам не удалось бы запустить испорченные двигатели.

Она помолчала, затем прошептала сама себе:

– Будем надеяться, что с «Затишьем» покончено. Это могло бы нам помочь.

Дэйвис почувствовал укол досады. Он даже удивился, что у него нашлись на это силы. Какого черта Морн заботилась о «Затишье»? Что такого важного было в амнионском сторожевике? Неужели она не понимала, на какие бедствия обрек их Сиро? Дэйвис открыл глаза и посмотрел на мать.

– Прежде чем выйти в космос, Энгус активировал наши позывные, – мрачно заметил он. – Никто из нас не знаком с системами корабля настолько, чтобы мы могли отключить сигнал. Через некоторое время кто-то прилетит за нами. Скорее всего, «Каратель» или другое судно полиции Концерна рудных компаний с «Вэлдор Индастриал».

В этом можно было не сомневаться. Собрав остаток сил, Дэйвис попытался объяснить их ситуацию.

– Если это случится до того, как проснется Энгус, или до того, как мы починим двигатели, нас лишат инициативы. Мы окажемся во власти тех, кто заберет нас с «Трубы».

Полиция Концерна прогнила от коррупции. Сокрытие иммунного лекарства лишний раз доказывало это. Какой бы честной ни была Мин Доннер, управлявшая «Карателем», ей придется подчиняться приказам. Приказы будут исходить из того же источника, что и сама коррупция – от Холта Фэснера или Хэши Лебуола. Но, скорее всего, от Уордена Диоса.

– Возможно, им захочется утаить наши знания. Кем бы они были, мы только пешки в их игре. Оказавшись в руках Концерна, мы не сможем ни бежать, ни сражаться. У нас не останется никакой реальной обороны, кроме выбора собственной гибели. Однако если мы решимся на самоубийство, формула Вектора умрет вместе с нами.

Когда очередная волна усталости, смяв хрупкий гнев, пронеслась через тело Дэйвиса, его голова упала на подушку. Словно прощаясь с надеждой, он тихо произнес:

– И тогда никто не услышит наше сообщение. Глаза матери, наполненные болью, заставили

Дэйвиса отвести взгляд в сторону. Несмотря на все беды и оскорбления, выпавшие на ее долю, Морн удалось немного отдохнуть. В данный момент он уступал ей в силе.

– Я поняла тебя, – сказала она сыну. – Мне всегда было страшно, что это когда-нибудь случится Но все к тому идет – даже если «Каратель» уничтожил «Затишье».

Дэйвис не удержался и с изумлением посмотрел на Морн. Ее озабоченность амнионским кораблем начинала тревожить его. Она уловила настроение сына. Уныло улыбнувшись, Морн погладила его по щеке, словно хотела смахнуть с лица Дэйвиса недоуменное выражение.

– Я уверена, что кто-то в системе Вэлдора услышал наше сообщение о вакцине, – сказала она. – Мы не знаем, как они теперь поступят и поверят ли нам вообще. Но какой бы ни была их реакция, они уже имеют формулу. А значит, наши усилия не пропали даром – даже если нам не удастся добиться большего. Теперь представь, что «Затишье» уцелело.

Тревожные мысли затуманили ее взор. Хмурясь от недобрых предчувствий, она сердито пояснила свои страхи:

– В этом случае амнионы тоже приняли наше сообщение. Они получили формулу. И у них имеется нечто худшее.

Страшные воспоминания исказили ее лицо, как приступ тошноты.

– Я уверена, что у них есть образцы моей крови Когда я попала к ним в плен – там, на Биллингейте – они ввели мне мутаген. Но я не изменилась. Я находилась под защитой иммунного лекарства Ника. Поэтому они взяли у меня кровь для анализов.

Дэйвис начал понимать угрозу, о которой она говорила. Он забыл о том, что Морн провела какое-то время в амнионском секторе на Малом Танатосе. Его мать пережила ужасы, которые ему не доводилось видеть даже в кошмарах. Над ней проводились жестокие и смертельные опыты.

– Если они уцелеют, если они достигнут амнионского космоса, их ученые узнают, как противодействовать формуле Вектора, – мрачно подытожила Морн. – Тогда все сделанное нами окажется напрасным – особенно если мы попадем в руки не тех людей. Возможно, колонисты «Вэлдор Индастриал» примут наше сообщение и отнесутся к нему серьезно. Но они ничего не смогут предпринять, потому что амнионы улучшат мутаген, и лекарство станет неэффективным.

Дэйвис кивнул. Хотя он не был уверен в этом. Его голова отказывалась двигаться. И он больше не мог говорить о различиях между усталостью и отчаянием. Да, он вывел Энгуса из стазиса, но что это меняло? Тоскливо вздохнув, он спросил:

– Что будем делать?

Какое-то время Морн молчала. Затем она отодвинулась от него, словно приняла решение.

– Ты должен отдохнуть, пока есть такая возможность, – сказала она. – Что толку рассуждать о будущем? Мы даже не знаем, сколько у нас осталось времени, и кто прилетит за «Трубой». Нам не известно, как сильно ранен Энгус, и что стало с его оборудованием. Сбой программного ядра мог сжечь его мозг. У Термопайла должны быть в запасе какие-то козыри. Но он может оставить их в рукаве, если не захочет делать то, о чем мы его попросим. Все слишком запутано, а у тебя глаза закрываются от усталости. Отдохни. Оставь все заботы мне.

Она тихо фыркнула, словно подумала о чем-то смешном.

– Если бы безопасность человечества зависела от моего таланта беспокоиться, то нам бы вообще не понадобилась помощь копов.

Дэйвис промолчал. Морн поднялась и потянула его с собой. Он уже не мог сопротивляться ей. Его тело стало невесомым, несмотря на тонны усталости. Мать развернула его в воздухе и уложила на кровать – под защиту гравитационного купола. Она поцеловала сына в щеку и тихо прошептала:

– Спасибо. Я поняла, почему ты тогда так разозлился.

Однако он уже спал. Ее поцелуй стал началом какого-то доброго сна.