"Снайпер" - читать интересную книгу автора (Хантер Стивен)

Глава 15

Это видели уже миллионы людей, однако Ник Мемфис просмотрел запись случившегося только на третий день, да и то случайно.

Он работал сейчас в отделе, организованном специально для поиска Суэггера. В царящей вокруг деловой атмосфере он занимался сортировкой поступавших сообщений и не отрывал головы от бумаг. Все настолько были заняты поиском снайпера, что, казалось, не обращали никакого внимания на такую мелочь… как он. Но он знал, что его родное Бюро найдет время и для него. От судьбы все равно никуда не денешься. Топор упадет на него… И очень скоро…

А пока он был по горло занят подробностями ежеминутных докладов и отчетов, поступающих из семи штатов. Боб был везде. Боб был на Аляске. Боб был в Калифорнии. Боб стал настоящим братом Ли X. Освальда. Он был владельцем газовой станции в Таскалусе, штат Алабама, и в то же время учителем танцев в Нью-Хейвене, штат Коннектикут. Одно из сообщений о нем поступило из самого невероятного места – из Эверетт-Спрингс, штат Джорджия. Бывший морской пехотинец, знавший Боба по совместной службе, сообщил, что видел его на одной из троп в горах Блу-Ридж. Ник никак не мог понять, каким образом Боб с двумя девятимиллиметровыми отверстиями в теле смог добраться из Нового Орлеана до Эверетт-Спрингс, расположенного в этих проклятых Блу-Ридж.

Однако, несмотря на поступающие сообщения, мало что было ясно. Например, машина просто растворилась. Ее нигде не было. Разосланные наблюдатели ничего не сообщали, и приложенные усилия пока никаких результатов не дали. В воздухе над всеми дорогами и магистралями кружили вертолеты, и тысячи дополнительных агентов были задействованы для того, чтобы попытаться обнаружить следы Боба. Тысячи контрольных постов на дорогах и десятки тысяч разосланных фотографий пользы пока не принесли. Куда же подевался этот подлец? Внезапно в комнату вошел Хэп Фенкл:

– Послушай, Ник, мы только что получили запись “Си-би-эс”. Не хочешь ли посмотреть?

– Э-э-э… – протянул Ник. Ему почему-то совсем не хотелось смотреть эти кадры, даже если оператору “Си-би-эс” удалось в цветах и красках заснять сам момент попадания пули в цель и даже несмотря на то, что, хотя эти ублюдки с телевидения с нескрываемым презрением и относились к совместной работе с фэбээровпами, отвечающими за поиск так внезапно скрывшегося Боба, и “Эн-би-си” и “Си-би-эс”, и еще три канала новоорлеанского телевидения, успевшие заснять на пленку момент попадания пули в цель, все же передали свои пленки им сразу после проявления. Короче, несмотря на все это, Ник не выражал особого энтузиазма пойти и посмотреть эти кадры, потому что события, запечатленные на них, каким-то образом перекликались с его собственной неудачей, напоминали о трагизме его собственного промаха, допущенного много лет назад. Все это повторилось вновь, только не с ним, а с другим человеком. Где-то в глубине души Ник все еще никак не мог поверить в то, что великий Боб Снайпер, герой Вьетнама, имевший на своем счету восемьдесят семь официально зарегистрированных попаданий, неоднократно выходивший “на охоту” в Джунгли и воевавший с врагом один на один, человек, который никогда не промахивался, в данном случае по каким-то совершенно непонятным причинам вдруг… промахнулся. Возможно, у Боба Снайпера и были какие-то серьезные проблемы, но ведь он был великим стрелком и никогда еще его пули не пролетали мимо цели – в этом Ник был полностью согласен с бывшей женой Боба и еще двумя-тремя его коллегами.

– Пойдем, старина, у тебя есть прекрасный шанс посмотреть то, о чем все сейчас только и кричат. Пойдем, все равно рано или поздно тебе придется на это посмотреть. Давай поднимайся. – Хэп сказал это достаточно резко, что, впрочем, совсем не означало, что он хотел быть с ним грубым, скорее, наоборот, таким не допускающим возражений тоном он стремился разрядить обстановку, хоть как-то снять напряжение, висевшее вокруг Ника, потому что все знали, что дела у него – хуже некуда. В такой ситуации Нику было трудно отказаться от полученного приглашения.

Когда он спустя несколько минут вошел в темную комнату для просмотра, со всех сторон раздались свист и улюлюканье. Работая третий день по восемнадцать часов в сутки, все до того вымотались, что поиздеваться над Ником оказалось для всех необходимой разрядкой и сущим наслаждением:

– Эй, герой, ты где прятался, почему тебя не было видно?

– Ники, почему ты не грохнул этого мудака, когда у тебя в руках была пушка? Я уже третий день не могу добраться до жены. Если так дальше пойдут дела – звание рогоносца мне обеспечено.

– Ники, не позволяй этим ослам трахать себя. Ты сделал все классно, ну, подумаешь, упустил какого-то засранца; это уже мелочи!

– Ладно, ладно, – парировал Ник, – то, что вы неплохие клоуны, я уже заметил, а вот что касается вашей работы – тут у меня большие сомнения. Прошло уже три дня, а о ваших профессиональных успехах я что-то не слышал. Такое впечатление, что вы с Суэггером играете в жмурки.

– О-о-о-о! Смелые слова, сказанные покойником перед тем, как отправиться в мир иной…

– Ну ладно, джентльмены! – вмешался Хауди Дьюти, который сам назначил себя главным в Управлении по розыску Суэггера. – Давайте посмотрим, что там у нас. Начинай, Хэп.

– О’кей, ребята, – сказал Хэп, – эта еще не попавшая на телевидение лента была любезно предоставлена нам нашими “друзьями” из “Си-би-эс”, этими болванами, которые, в отличие от нас, гребут деньги лопатой и от которых повсюду одни убытки. В правом нижнем углу экрана вы увидите счетчик времени. Он сделан специально для монтажа на телевидении, но для нас он тоже оказался очень полезным. Первые кадры начинаются приблизительно за тридцать секунд до первого выстрела, причем на этот момент мы еще точно не знаем, будет сделан один выстрел или два.

На вспыхнувшем экране появился президент. Его приятное, доброе и спокойное лицо пыталось отразить несуществующий энтузиазм, которым должна была сопровождаться эта речь.

Изображение было в полный кадр; президент продолжал петь панегирик знаменитому латиноамериканцу, который, как сказал Флэшлайт, приложил огромные усилия, чтобы устранить напряженность “между нашими двумя великими державами”, и который без устали трудился во благо “примирения, признания и приведения в норму межгосударственных отношений”.

В связи со всем вышесказанным, подвел итог президент, ему очень приятно вручить архиепископу Джорджу Роберто Лопезу самую высшую награду, которая только существует в этой стране для гражданских лиц, – орден Свободы.

Пленка крутилась вперед, и вот Его Преосвященство, скромно одетый во все черное, с застывшей на лице блаженной улыбкой, начинает подниматься на подиум с правой стороны от президента, чтобы пожать ему руку и преклонить колени для принятия награды – яркой шелковой ленточки с небольшим кружочком золота, которую президент вот-вот должен повесить на его толстую шею. Он поворачивается к публике спиной, начинает наклоняться, а президент в этот момент поднимает над его головой эту…

– Прежде всего, – начал Хэп Фенкл, когда изображение на экране замерло, – нам надо выяснить то, над чем сейчас многие ломают головы, а именно: как так получилось, что Боб не стал стрелять в президента в момент произнесения им своей речи, то есть когда он стоял анфас и выстрел в голову не представлял труда. Почему он ждал, когда президент повернется к нему правым боком и этот латиноамериканец тоже попадет в линию прицеливания? Итак, ваши версии, ребята?

Вокруг царило молчание. Но Ник знал почему.

– Хэп?

– Да, Ник.

– Причина заключается в том, что выстрел в голову – вещь очень рискованная, тем более… Сколько там ярдов было, пятьсот? Он не стал стрелять не потому, что не попал бы; ты-то знаешь, что он тебе даже в дырочку члена попал бы с такого расстояния. Все дело в том, что голова – самая подвижная часть тела, все движения начинаются именно с головы. Поэтому она практически никогда не бывает в покое. Мышцы шеи устроены так, что время между импульсом, посылаемым мозгом, и действием тела почти равно нулю. Поэтому в голову никто не стреляет, по крайней мере профессионалы. В то же время, обратите внимание, снайпер учитывал тот факт, что на президенте может быть надет бронежилет, а значит, нет стопроцентной гарантии попадания в тело, даже если бы он сделал выстрел по корпусу. Смотрите, он подождал, пока президент повернулся к нему боком и поднял руки. В этот момент ему и надо было выстрелить в существующее в самом бронежилете отверстие для руки. Под углом сорок пять градусов он все равно попадал в грудь через это отверстие для подмышки. Входя в тело под таким углом и вращаясь справа налево, пуля будет расширять отверстие и разорвет все внутренности к чертовой матери. Несчастный и глазом моргнуть не успеет, как будет мертв. Кстати, на Флэшлайте в этот день был надет бронежилет?

– Секретная Служба об этом ничего не сообщала. Молодец, Ник.

– Как жаль, что ты уже умер, – тихо произнес кто-то в темноте.

От двойного смысла этой шутки все расхохотались и даже Нику пришлось улыбнуться.

– О’кей, перейдем теперь к душещипательным подробностям, – сказал Хэп. – Сейчас смотрим попадание в голову.

Как-то странно дернувшись, архиепископ неожиданно выпрямился, как будто у него по спине вдруг прошла судорога, и Ник подумал, что именно в этот момент в него и попала пуля. Но это было не так, хотя оставалось непонятным, почему без всяких на то видимых причин архиепископ, вместо того, чтобы опустить голову для принятия награды, вдруг поднял ее, оказавшись из-за этого в зоне поражения пули Суэггера и получив, таким образом, несколько грамм свинца прямо в затылок.

Человек – такое хрупкое создание. Подожги его – и он сгорит. Топи его – и он утонет. Выстрели ему в голову – и голова разлетится на маленькие кусочки.

Казалось, что голова просто исчезла, забрызгав все вокруг яркой радугой крови. Создавалось впечатление, что каждый атом двигается в произвольном направлении, причем с сумасшедшей скоростью. Еще бы, ведь это была 200-грановая пуля 308-го калибра, врезавшаяся в черепную коробку архиепископа на скорости тысяча четыреста футов в секунду. Пробив череп, она сделала из него тюльпан и, с безумной скоростью намотав на себя извилины серого вещества Его Преосвященства, вылетела через левый глаз, забрызгав при этом смесью из мозгов и крови перепуганное лицо президента Соединенных Штатов.

– В момент попадания он был похож на тряпичную куклу, – заметил Хэп.

В комнате висело тягостное молчание, вызванное трагедией и величием смерти, которая кадр за кадром прошла перед ними на экране.

– Слушай, Хэп, – сказал кто-то в темноте, – под таким углом стрелять не так-то уж и легко. А мы точно уверены, что объектом нападения был именно президент? Господи, у меня такое ощущение, будто он попал прямо в меня.

– Хватит, мне такие разговоры не нравятся, – оборвал говорящего Хауди Дьюти, впервые подавший голос и сразу же решивший подавить всякое инакомыслие в зародыше. – Первый раз эта глупая мысль была высказана в 1963 году и до сегодняшнего дня смущает умы некоторых. Конечно, президент был объектом атаки. Вы все прекрасно видели что голова архиепископа случайно оказалась на линии огня.

Ник сидел и смотрел на экран, где был запечатлен момент смерти священника, когда его мозги серо-красными волнами начали разлетаться в разные стороны, попадая прямо в лицо президенту, который еще не успел среагировать на случившееся. Мемфис часто думал о выстрелах с больших расстояний. Когда-то это было смыслом его жизни, пока не произошел тот случай с Майрой… В те времена тщеславие говорило ему, что он сможет делать это очень хорошо и, спасая жизнь граждан, станет настоящим героем. Но тут что-то прервало его раздумья и заставило напрячь внимание. Ник попытался сосредоточиться на имеющейся информации…

– Ник! Ник! Эй, кто-нибудь там, растолкайте Ника, он уже заснул.

– А? Что? Прости, Хэп, что случилось?

– Ник, ты некоторое время служил в группе СВИТ в качестве снайпера. Как ты думаешь, он что, действительно не хотел попасть во Флэшлайта?

– Э-э… – замялся Ник.

– Ну, Ник, – повторил Хауди Дьюти.

– У вас есть сейчас данные о том, под каким углом пуля вошла в тело и каков наклон проделанного ею отверстия относительно точки попадания, и можете ли вы, исходя из этих данных, сделать заключение, что выстрел был произведен именно из этого дома?

– Нет. Мы только что получили доклад из Вашингтона. Они заложили данные в ЭВМ и пропустили их через свои самые мощные аналитические программы по баллистике. Самое большее, что они смогли сделать, это узнать, что место, откуда стреляли, расположено в секторе, угол которого равен приблизительно семи градусам. В этом районе у девятнадцати зданий окна выходят в эту сторону. Мы обошли их все, одно за другим, и только в одном на полу лежала винтовка, было море крови и пустая стреляная гильза. Да, это как раз тот дом, где Боб Снайпер получил две пули по девять миллиметров и отобрал у тебя “Смит”, – закончил Хэп.

– Да, ну и что дальше? – небрежно ответил Ник, стремясь найти причину своего сомнения и уже не опасаясь навлечь на себя гнев Хауди Дьюти.

– О’кей, пойдем дальше, – сказал Хэп.

Изображение на экране вновь ожило: пуля ударила с такой силой, что архиепископ завалился на президента и они оба растянулись на подиуме.

– Архиепископ Роберто Лопез падает прямо на президента, заливая его своей кровью и мозгами, а пуля в этот момент уже прошла навылет и врезалась в деревянное покрытие подиума, – продолжал комментировать Хэп, – откуда потом ее и извлекли наши специалисты по баллистике. Но она была в таком ужасном состоянии, что провести с ней баллистическую экспертизу было практически невозможно. Вот так, два человека сбиты с ног одной пулей, летевшей со скоростью тысяча четыреста футов в секунду. Просто невероятный выстрел.

Драма продолжала разворачиваться дальше. В мгновение ока вокруг президента оказались люди из группы Альфа. Они непонятно откуда повытаскивали свои “узи” и окружили Флэшлайта таким плотным кольцом, что теперь в него уж точно не попала бы ни одна пуля. Вокруг подиума царила паника, но группа Альфа сохраняла спокойствие и хладнокровие.

– Да, эти парни из Альфы знают, как действовать, – сказал Хэп.

– Но, к сожалению, всегда с небольшим опозданием, – прозвучал голос какого-то шутника.

Теперь на экране уже появилась другая картина. Все замелькало, свет сменялся тенью, изображение слилось в какое-то сплошное пятно смешанных красок. Очевидно, боевики из Альфы стали выталкивать операторов из зоны, что и отразилось на качестве изображения. Когда же оно восстановилось, вокруг президента уже сгрудились люди и было только видно, как он отчаянно пытается встать на ноги. Архиепископ Роберто Лопез лежал у него на коленях, и его голова скорее была похожа на лопнувший надувной шарик, чем на череп человека. Вокруг бегали люди Секретной Службы, потом подоспели врачи. Они быстро влетели на подиум и склонились над президентом. Через несколько секунд изображение зарябило и почти исчезло, на этот раз из-за того, что прилетели медвертолеты. Забрав тело архиепископа и президента, они лениво поднялись в воздух и унеслись прочь. Камера еще снимала подиум, где оставались два человека из вспомогательного медперсонала и люди из группы Альфа. Шум, крики, смущение. Это напомнило Нику игру в баскетбол, даже скорее тот момент в игре, когда все игроки сгрудились под кольцом и каждый изо всех сил пытается овладеть мячом. Все было так же беспорядочно и глупо.

И тут он понял, что именно его так насторожило в этом выстреле.

– Можно перемотать назад, на выстрел? – спросил он.

– Ты что, садист?

– Нет, Хэп, просто хочу кое-что уточнить.

Кое-где раздалось недовольное ворчание, но Хэп перемотал пленку на начало и нажал кнопку пуска. На экране снова начала разворачиваться кровавая драма. Вот вздрогнул и выпрямился старый священник, вот неожиданно появилась похожая на бутылку пуля, вот разлетаются мозги и кровь… Ник же в это время думал о своем собственном выстреле.

“Я перебрал, – думал он. – Я знал, что при стрельбе сверху вниз отклонение пули по вертикали будет не таким сильным, как при стрельбе на стрельбище. Это особенность углового эффекта. Перебрав, я выстрелил ниже и попал в Майру. А этот Суэггер знает все особенности стрельбы как свои пять пальцев. Он точно знает, куда попадет пуля. А это значит, что отклонение пули могло происходить только по вертикали, и если снайпер метился в подмышку президенту, то пуля могла попасть ему либо в шею, либо в голову, а если ниже, то – в ребра или бедро. Эта же ошибка была допущена в горизонтальной плоскости! Выстрел был произведен на уровне подмышки президента, потому что архиепископ стоял на коленях, это точно была горизонтальная ошибка, которая не имела ничего общего с самым сложным аспектом при стрельбе на такое огромное расстояние – с расчетом отклонения пули по вертикали в зависимости от угла полета пули. Боб просто не мог выстрелить в сторону, потому что он был настоящим профессионалом. Таким образом, пуля могла попасть либо выше, либо ниже, но отклониться вправо или влево она не могла… Может быть, неожиданный порыв ветра отклонил ее от цели в самый последний момент?

Ник вспомнил, что первого марта была на редкость спокойная погода и, по данным метеосводок, скорость ветра составляла не более пяти километров в час. Теоретически это было, может быть, и вероятно, но практически – невозможно. Неожиданно Нику пришло в голову, что никакой ошибки в прицеливании не было. Это могло случиться с кем угодно, только не с Бобом.

Ник сглотнул слюну. Невольно он пришел к выводу, что если Боб Ли Суэггер и стрелял, то стрелял только в архиепископа. Потом до него дошло, какие сложности и неприятности после такого вывода могут быть у тех, кто занимается расследованием этого дела, потому что в настоящее время существовала только одна-единственная версия всего происшедшего, которая заключалась в том, что этот засранец из Дикси, этот недоумок Боб Ли Суэггер стрелял именно в президента. В принятой на данный момент интерпретации событий это имело смысл. Тогда все сходилось – он виновник… но лишь в том случае, если стрелял в президента. А если Суэггер не стрелял в президента… то тогда открывались головокружительные возможности для предположений. Ник находился в каком-то странном состоянии, он чувствовал, что близок к истине и…

Ник понял, что Суэггер был невиновен. Он вспомнил выражение сострадания и жалости в глазах стоящего над ним с огромным “смитом” снайпера. Чувство совести и чести не позволили Суэггеру выстрелить в невинного человека, а Ник, глупо моргающий и что-то мямлящий, был тогда для Боба именно таким.

– Ник! – Это был Хауди Дьюти. – Ник, думаю, мне надо тебе кое-что сказать. Зайди ко мне сегодня. Хорошо?

“А, черт”, – подумал Ник.

Корове было наплевать на полковника Шрека. У нее были громадные, с поволокой глаза, такие глупые и безразличные. В этой ее глупости было что-то нежное и трогательное.

Она медленно жевала жвачку, стоя одним копытом в сене, и то и дело наклоняла свою огромную голову к кормушке, чтобы подхватить шершавым языком очередную охапку сена.

– Выстрели в нее, – сказал полковник Шрек.

Хатчер встал на колено, подняв 9-миллиметровую “беретту”, выстрелил корове в грудь, целясь при этом в нарисованный там краской квадрат.

Добблер вздрогнул от выстрела даже несмотря на то, что на нем были надеты специальные звуконепроницаемые наушники. Он вдруг почувствовал легкую тошноту, хотя не ел со вчерашнего вечера. В конце концов он заставил себя оглянуться на животное. Он еще никогда не видел, как кто-нибудь умирает, медленно истекая теплой кровью.

Но корова, казалось, совсем не интересовалась тем, что ей надо умирать. В момент попадания пули она дернулась и продолжала дальше стоять с таким же тупым видом. Пуля прошла навылет, и из черного пятнышка раны медленно потекла тонкая струйка крови. Потом она подняла голову и стала так же лениво жевать сено, безразлично глядя на стоящих вокруг людей.

– У нее, несомненно, есть одно преимущество, – заметил Хатчер, поднимаясь с колена. – Она не способна ничего понимать. Она просто не в состоянии охватить умом, что это произошло именно с ней. Суэггер, естественно, увидев пистолет, сразу понял, в чем дело. Этим и объясняется его реакция, он был в шоке. А с физиологической точки зрения, все произошло точно так же. Выстрел в Боба был произведен точно с такого же расстояния, таким же патроном, под таким же углом и точно в центр груди.

Добблер наблюдал за животным. Оно тоже в свою очередь некоторое время наблюдало за ним. Потом корова наклонила голову и взяла еще сена. Добблер чувствовал, что его вот-вот вырвет. Он пытался сдержаться, сконцентрироваться, липкие струйки пота медленно текли у него по лицу.

Добблер видел, как Шрек уставился на корову и не сводит с нее глаз. Полковник, казалось, стремился изо всех сил вытянуть из животного жизнь, жадно пожирая глазами рану на его теле и не испытывая при этом никакой жалости, только одно любопытство. А животное не обращало на него никакого внимания.

– Она ранена, пуля прошла через грудную клетку и вышла с другой стороны, – сказал Хатчер. – Но это не убило ее, не оторвало от обычного занятия и никак не повлияло на ее настроение. Все случилось слишком быстро. Может, вы помните знаменитый выстрел в Майами, в мае 1987 года, когда некий Майкл Платт был ранен десять раз, один выстрел при этом попал в легкие. Все выстрелы были сделаны из девятимиллиметровых винчестеров с полым наконечником, а он при этом довольно долго продолжал оказывать сопротивление, убив двоих и ранив пятерых агентов ФБР.

– Я думал, что пули с полым наконечником, – вмешался в разговор полковник Шрек, – должны разрываться внутри и разносить к чертовой матери все внутренности.

– Эта, видимо, не разорвалась, – сказал Хатчер. – Если бы это случилось, то он не добежал бы до машины и не повалил бы агента ФБР. Из отчета Пайна мы знаем, что на спине у Суэггера он видел кровь. Значит, пуля прошла навылет и не разорвалась внутри.

– Почему не разорвалась? – спросил Шрек. Хатчер немного помолчал и ответил:

– Проведя исследования, мы обнаружили целый ряд причин, повлиявших на это. Девятимиллиметровые патроны “Сильвертип” являются, по сути дела, представителями первого поколения боеприпасов. Впервые их начали выпускать в середине семидесятых. Проблемы начались сразу же, пули не разрывались. В последующем был изменен диаметр пули и уменьшена толщина медной оболочки, покрытой свинцом. После этого результативность возросла. Семьдесят пять пуль из ста разрывались при попадании. Но Тиммонс был вынужден взять свой пистолет из полицейского департамента. В противном случае возник бы реальный повод для подозрений. Мы полагаем, что патроны этой партии были приобретены полицией довольно давно, где-то в 1982 году. Но нам пришлось пойти на поводу у них, потому что если бы он использовал несанкционированные патроны, то это могло бы привести к очень опасным последствиям. Мы просто доверились ему и Пайну, который клялся и божился, что выстрелит так, как надо. Последний выстрел должен был сделать он. Если бы он попал в сердце, то сейчас никаких проблем бы не было. Даже если бы он не попал в сердце, но пуля разорвалась внутри, то все равно с ним было бы покончено. К сожалению, он не попал Суэггеру в сердце, и пуля, тоже к сожалению, не раскрылась.

– Черт, – сказал полковник. – А почему Пайн не попал в сердце?

– Вам лучше спросить это у Пайна, полковник Шрек.

– Хорошо.

– Учтите только то, что в структуре грудной клетки сердце представляет из себя довольно сложную мишень, – уточнил Хатчер. – Оно намного меньше, чем считают люди, и находится немного правее, чем они думают. Я говорил с ним об этих анатомических сложностях, но в той маленькой комнатке было темно, к тому же такое напряжение…

Закончить предложение Хатчеру не дали.

– Теперь вы, доктор Добблер. Каковы ваши прогнозы? Что вы думаете как врач? – спросил полковник.

Добблер ждал этого вопроса и готовился к нему. Он прокашлялся, прежде чем ответить:

– Суэггер мог умереть от потери крови или попавшей в организм инфекции. Но возможен вариант, при котором пуля прошла навылет и не задела при этом никаких жизненно важных органов. Тогда он остался цел и невредим. Если у него хватило ума заткнуть кровоточащее отверстие сразу же после ранения, что он, скорее всего, и сделал, потому что не раз бывал ранен во Вьетнаме, то он выздоровеет и, если не была занесена инфекция, встанет на ноги где-то через две недели.

Казалось, что Шрек вот-вот засмеется.

– А теперь, – сказал Хатчер, – позвольте мне продемонстрировать вам, как действуют девятимиллиметровые пули последних годов выпуска. Для разнообразия.

– Конечно, – ответил Шрек.

– Это 147-грановая пуля “Федерал Хайдре-Шок” с небольшой распоркой в середине полости, способствующей мгновенному разрыву. Думаю, вы увидите более печальные результаты.

Неожиданно Добблер снова почувствовал сильный позыв рвоты. Ему не хотелось смотреть, как человек убивает животное, а потом спокойно обсуждает вес пули, угол входного отверстия раны и степень причиненного ею повреждения. Ему казалось это неприличным. Как ни крути, это было убийство, бесцельное, необоснованное и неоправданное, только лишь для того, чтобы удовлетворить чье-то бестолковое любопытство. Добблер отвел взгляд в сторону. Где-то там, вдалеке, через щель приоткрытой двери, он мог видеть круглые вершины холмов Виргинии.

– Секундочку, – сказал полковник. – Доктор Добблер, не могли бы вы уделить нам немного внимания?

Добблер виновато улыбнулся и повернул лицо в сторону животного. Раздался выстрел. Корова внезапно резко дернулась. Было странно видеть такой взрыв энергии в таком флегматично-равнодушном теле. Потом она два раза мотнула головой. В ней что-то непонятно изменилось, когда ворвавшаяся в тело пуля разорвалась, подобно сверхновой звезде и раскаленный металл впился ей в сердце. Колени подкосились и она завалилась на бок. Огромная, добродушная голова как-то неуклюже вывернулась в сторону и так и осталась лежать с широко открытыми глазами. Под животным быстро росла большая лужа густой темной крови.

Добблер беспомощно и жалко улыбнулся, опасаясь, что может ударить лицом в грязь перед полковником Шреком, и в глубине души надеясь, что тот ничего не заметил и все будет нормально. И тут его вырвало прямо на одежду.

Но Шрек вел себя так, как будто ничего не произошло. Он по-прежнему смотрел на умирающее животное. Потом повернулся к Хатчеру:

– Теперь-то я знаю, что им сказать.

– Э-э-э… – грустно протянул Хауди Дьюти. Он посмотрел на Ника поверх сдвинутых на нос очков, и тот заметил, как сильно у него осунулось от усталости лицо. Он работал, как и все остальные, по восемнадцать часов в сутки шесть раз в неделю и выглядел совершенно измотанным. Ник знал, что терпение у Дьюти на пределе, но он подавит свое раздражение и будет, как всегда, вежливым.

– Входи, Ник. Садись.

Ник сел. Из-за ламп дневного освещения в офисе лицо Хауди Дьюти казалось каким-то серым. На фоне обострившихся скул сильно выделялись глубоко запавшие глаза. В целом у него был немного растерянный и даже, можно сказать, жалкий вид.

– Ну и что нам теперь с тобой делать. Ник?

Ник не знал, что сказать. Он всегда подозревал, что ему не добиться сияющих высот в Бюро, потому что он не умел бегать на задних лапках перед начальством и быстро формулировать остроумные ответы на те риторические вопросы, которые это начальство задавало всегда в самое неподходящее время. Поэтому он, как обычно, ничего не ответил и, опустив свое грузное тело в кресло, взволнованно дышал.

– Короче, Ник, расскажи мне сначала о группе Чарли. Секретная Служба, как всегда, создает проблемы. Ты же знаешь, какой скотиной может быть Мюллер.

– Хорошо, – начал Ник, сглотнув, – кажется, я действительно вляпался. Но, черт побери, Ховард, там было более шестидесяти фамилий, и каждой надо было уделить внимание, которого они совсем не заслуживали. Ребята из Секретной Службы сами это говорили. Естественно, они теперь в этом не признаются, но они сделали бы все точно так же. Я действительно все добросовестно проработал, Ховард. Их сотрудник, Слоан его зовут, сказал мне, что я сделал все просто отлично. Я разыскал большинство из них и навел по ним справки. Троих я рекомендовал для перевода в группу Бета, ребятам оттуда, кстати, это не понравилось, потому что такой поворот дела прибавлял им работы.

– Но ты же упустил Боба Ли Суэггера?

– Не совсем. Я выделил его и навел подробные справки, позвонил шерифу Теллу в графство Полк, чтобы узнать, были ли у него с ним какие-нибудь проблемы. Тот сказал, что Боб ведет себя нормально и живет уединенно, сам по себе. Говорят, что люди подобного типа проявляют себя за несколько дней до того, как начнут действовать. С его стороны никаких таких признаков не было. Он никак себя не проявил, тем более за него поручился шериф. Единственной причиной, из-за которой он попал в список Чарли, было его письмо президенту с четырьмя восклицательными знаками. Четыре восклицательных знака! Мне это показалось довольно безобидным. Не думаю, что из этого можно делать серьезные выводы.

– Ладно, Ник. Я считаю, что ты сделал все вполне компетентно. Мы не можем обращать внимание на какие-то знаки, работая по двадцать четыре часа в сутки шесть раз в неделю. Короче, Ник, мне кажется, что я смогу спасти твою задницу от Секретной Службы, хоть им сейчас и очень хочется, чтобы на жертвенный алтарь был принесен кто-нибудь из Бюро. В конце концов, это была их операция и обосрались в ней они, а не мы.

– Конечно, они.

– Но… я говорил с руководством, и мы полагаем, что наша позиция в этом вопросе должна быть жесткой. Они могут обвинить нас в том, что мы плохо сделали свою работу, а мы можем обвинить их в том, что они были так плохо готовы к проведению операции, что у них не хватило сил разобраться даже с группой Чарли. Я думаю, что они в конце концов отступят. Ну а тебе. Ник, я вынужден сказать, что ты отстранен от работы. Слишком, слишком плохо все вышло, ты провалил это дело.

– Я понимаю, Ховард. Я влип по уши.

– В газетах все преподносится вообще ужасно. В самом Бюро тоже относятся к происшедшему, мягко говоря, недоброжелательно. Мы считаем, что разрешить эту проблему можно только так.

– Я не знаю, что тебе сказать, Ховард. Ситуация была просто ужасная. Может быть, я… я… я просто не знаю, Ховард.

– Ник, такая же ужасная ситуация была у тебя в Талсе в 1986 году. Тогда ты тоже не справился с поставленной перед тобой задачей.

Ник молчал. Потом через силу он все-таки сказал:

– Ховард, я хочу быть просто агентом ФБР. Больше мне ничего не надо.

– Ну, Ник… мне надо узнать мнение руководства.

Ник ненавидел, когда ему приходилось кого-то о чем-то просить. Но он попытался представить свое существование без того последнего, что осталось у него в жизни после смерти Майры, – без ФБР, и не смог этого сделать. Он, конечно, жил сейчас без Майры, но представить себе жизнь без Бюро было выше его сил.

– Пожалуйста, не увольняй меня, Ховард. Я знаю, что в последнее время был недостаточно поворотлив. Но я только что потерял жену, всего лишь несколько месяцев назад, такое горе, это…

– Ник, сейчас нам очень нужны люди. Мы задыхаемся от работы. Мне придется, видимо, оставить тебя на неделю без жалованья, окончательное же решение по твоему поводу будет принято только через месяц.

Ник кивнул головой. Это означало, что через месяц его зашлют куда-то в захолустье, откуда он вряд ли когда-нибудь выберется. Ему снова потребуются годы, чтобы попасть на то же место в Новый Орлеан. Но все-таки это хоть и неточно, но означало, что он, возможно, останется в Бюро.

– Надеюсь, что потом меня переведут…

– Ник, ты же сам знаешь, как работает эта система. Мне, видимо, придется сделать отметку в твоем служебном файле.

– Да.

– Ник, мне бы не хотелось…

– Ничего, Ховард.

– Я попытаюсь как можно меньше внимания уделить твоей нерасторопности.

– Спасибо. Я очень тебе признателен, – пробормотал Ник.

“Спасибо! Я тебе признателен! Скотина! Если бы шесть лет назад ты держал свою варежку закрытой, то я всадил бы тому ублюдку пулю прямо между глаз и уже сидел бы на твоем месте”.

– Так что в Бюро ты останешься, Ник.

– Я очень тебе признателен, Ховард.

– Но учти, Ник, никаких ошибок. Ты понимаешь: больше поблажек не будет.

– Такого больше не повторится. Обещаю тебе, Ховард.