"Риск — мое призвание" - читать интересную книгу автора (Марлоу Стивен)

Глава 9

Насколько Бронфенбреннер был удачливее меня, я узнал после того, как в одиночестве пообедал у себя в гостинице. Вечер был жарким и душным, и воздух прилипал к телу, словно память об утраченной любви. Я немного прогулялся по берегу, слушая звуки реки и стараясь ощутить ночной бриз в темных и безмолвных вязовых рощах. Когда я вернулся в «Хоф» и уселся в темном номере на кровать, компанию мне составила бутылка «Мартеля», которую я бережно держал на коленях.

Я размышлял о Пэтти Киог и пытался представить, где она могла быть в это время. Трижды приложившись к бутылке с «Мартелем», я поклялся себе, что никогда в жизни больше не буду брать дел для расследования за границей, хотя прекрасно знал, что все равно нарушу эту клятву. В дверь номера постучали, я открыл и обнаружил перед собой жену консьержа.

— Вас просят к телефону, Herr Драм, — сказала она. Я вышел из номера, спустился по лестнице и вслед за ней проследовал через вестибюль к стойке портье, где и стоял телефон.

— Драм слушает, — произнес я в трубку.

— Слава Бог! Слава Бог!

Это был Бронфенбреннер. Я спросил:

— Что случилось?

— Женщина Штрейхер. Она здесь, в Бонн.

Я крепко сжал телефонную трубку.

— Да. Ничего не говорите. Скажите мне только, где вы находитесь. Я немедленно выезжаю.

Он назвал адрес в Бонне, я его повторил и повесил трубку. Я уже дошел до середины вестибюля, как вдруг до меня дошло, что это был адрес заведения Вили Шлиман.

На улице жена консьержа объясняла мальчику, как надо мести тротуар перед отелем. На освещенное пространство въехал на велосипеде пожилой мужчина в форме почтальона. Он что-то ей сказал, она обернулась и, увидев меня, показала головой в мою сторону.

— Herr Честер Драм? — удостоверился старик и вручил мне конверт с прорезью в виде окошка. Я наскреб для него в кармане несколько пфеннигов. Консьержка пояснила:

— Телеграмма из Соединенных Штатов Америки.

Через окошко в конверте я прочел: «Честеру Драму. Шаумхоф, Бад-Годесберг, Германия». Опустив конверт во внутренний карман своего твидового пиджака, я взмахом руки остановил такси и доехал на нем до Бонна.

Я вышел из такси за полтора квартала от дома Вили Шлиман. Шел только одиннадцатый час вечера, но особняки с островерхими крышами были темны и безмолвны. Все-таки Бонн — не ночной город.

На углу улицы под фонарем располагалась телефонная будка, и там меня уже ожидал Herr Бронфенбреннер. С встревоженным видом он курил толстую сигару.

— Она еще здесь? — спросил я.

— Если не вишель через черный ход, — пожал он плечами.

— Что это за дом?

— Это такой место… Я не знать это слово…

— Ладно уж, знаю я, что это за дом. Я заезжал сюда сегодня днем после вас.

Он удивленно хмыкнул.

— Я говориль с хозяйка…

— С мадам?

— С мадам, ja. Мы с Вили — старые друзья, хотя с политический точка зрения… но это вас не интересовать. Вили всегда показывайт свой товар, даже если ви тысяча раз говорить «nein». И вот тогда я услышать голос фроляйн Штрейхер. Она спориль с горничной, а если ви хоть раз слышаль голос фроляйн Штрейхер, когда она сердится, ви никогда его не забывайт. Как-то раз в Берлин во время митинг… но это неважно. Я виходиль наружу и ждаль. Сначала вишель мужчина, но он вовсе не биль мужчина! Это биль фроляйн Штрейхер, одетый, как мужчина. Я шель за ней на безопасный расстояний через Рыночный площадь…

Он горько усмехнулся.

— Я не есть сыщик. Дистанция биль слишком безопасный, и я потеряль фроляйн из виду. Я в отчаянии. «Herr Драм», — подумаль я, — мне надо биль звонить Herr Драм. Я искаль во всех лавках на Рыночный площадь, но фроляйн Штрейхер исчезаль.

— Откуда вы знаете, что она опять здесь?

— Потому что я возвратилься ни с чем, чтобы поговорить с мой друг Вили о том, что я видель. И фроляйн Штрейхер вернулься опять!

— Больше она не выходила?

— Nein, не выходила. Я би тогда вам звониль. Может бить, эта женщина держаль фроляйн Киог в заключений здесь?

Я покачал головой.

— Сомневаюсь. Они явно стремились побыстрей вывезти Пэтти на Восток. Но представьте, что у них были еще какие-нибудь дела в Бонне, и кто-то из них остался, чтобы эти дела закончить. Ей нужно место, чтобы укрыться, и здесь она выходит на Вили Шлиман…

— Ja, но Вили и фроляйн Штрейхер готовы перегрызть друг другу глотки.

— Да, я об этом слышал..

— Даже ради деньги Вили не будет помогаль эта женщина.

— Тогда откуда у вас такая уверенность, что это была фроляйн Штрейхер?

— Я клянусь вам, Herr Драм…

— Почему это не мог быть сам Зигмунд Штрейхер? Сестру с американкой он отсылает вперед, а сам остается, чтобы закончить свои дела. Немного пудры, чтобы замаскировать щетину, легкий грим, который наносит на его лицо такой опытный специалист, как Вили, и белокурая бестия Штрейхер, которого каждый бы узнал за сто миль, потому что нордический тип здесь такая же редкость, как в Париже или Вашингтоне, превращается… да вы и сами видели, в кого он превратился. Они всего лишь очень искусно выполнили свою работу, а вы так сразу и решили, что это была сестра. И к тому же, черт побери, они близнецы.

— Возможно, Herr Драм. Но раз это биль один из них, то он может привести к другой…

Бронфенбреннер пожал плечами, бросил сигару и наступил на нее.

— В такой ситуаций что делайт частный следователь?

— То же самое, что и вы. Вы все сделали правильно. Он выжидает, пока что-нибудь произойдет.

— Выжидать? Но ведь… в доме Вили… уже сейчас…

— Там есть черный ход?

— Ja.

— Значит, она могла уже уйти.

— А, так ви все-таки считайт, что это женщина?

— Я не знаю. Это была ваша догадка. Идите к черному ходу, Адольф. Если она оттуда выйдет, шатайтесь, изображайте пьяного и запойте что-нибудь погромче, чтобы я вас услышал. Хорошо?

Бронфенбреннер медленно и без особой радости кивнул. «Что еще задумал этот американец, чтобы вот так стоять и ждать у моря погоды? Что он, совсем рехнулся?» Но я не собирался ничего ему доказывать. Я должен был знать, что черный ход прикрыт Бронфенбреннером, и я проследил, как он медленно завернул за угол. Может быть, как-нибудь я расскажу ему, что существует два типа частных сыщиков — те, что научились ждать, и те, что должны своей финансовой компании за все, в том числе и за кожаные подметки, которые они изнашивают по причине своего неумения ждать.

Если один из Штрейхеров и остался в Бонне, то для этого должна существовать веская причина. Возможно, эта причина не имела прямой связи с тем, что случилось с Пэтти Киог, но ведь до вчерашнего полудня я даже не был с ней знаком. Штрейхеры появились в Бонне для того, чтобы заполучить Вильгельма Руста, но сейчас он мертв. Тогда они взяли Пэтти, или кто-то из них двоих решил прихватить ее с собой в качестве замены, чтобы задобрить своих коммунистических боссов. Но кто-то из этой парочки остался в Бонне. Зачем? Может быть, потому что Вильгельм Руст значил для них больше, чем просто работа, и им нужно получить от него то же самое, чего пытался добиться младший Руст, убивший, и, скорее всего, преднамеренно, нелюбимого им отца только для того, чтобы лишить их этой возможности? Разве не могли Штрейхеры идти по следу того же золота Управления стратегических служб, пытаясь спасти его, и из-за которого погиб, если верить словам Пэтти, майор Киог? И, идя по этому следу, разве не могут они привести меня к Фреду Сиверингу?

Я отошел от телефонной будки и направился к дому Вили. Очень скоро я увидел, как по ступенькам беленького и чистенького крыльца Вили поднялся малый с буйной шевелюрой и, немного повозившись с медной дверной ручкой, скрылся внутри. В ожидании я выкурил с полдюжины сигарет. Наконец малый вышел, но на его голове уже красовалась аккуратная прическа, и я с трудом его узнал.

Подъехала машина, из нее вышли два пожилых джентльмена и, перебросившись парой слов, вошли в дом. Шел уже двенадцатый час, и чем ближе было к полуночи, тем оживленней становился бизнес Вили. Высокий парень в панаме. Американец. Два коротышки-брюнета, языка которых я не разобрал, но чья жестикуляция была красноречивее любых слов. Французы. Смуглый усатый мужчина с грудью колесом, как у человека, регулярно занимающегося физзарядкой. Смахивает на турка. Два молодых человека восточного типа, один из них слегка навеселе. Определенно, Вили Шлиман заведовала боннским филиалом Организации Объединенных Наций.

Он пришел пешком в сорок минут второго ночи и был один. Очень симпатичный светловолосый немецкий парень, который смотрелся бы одинаково мужественно, будь он один, или выкрикивая команды перед строем юнцов из Burschenschaft. Однако рядом с Зигмундом Штрейхером он выглядел бы нежнее майского цветка.

— Постойте-ка, Руст, — крикнул я и бросился к нему.

Он дернулся, будто я выпустил по нему заряд картечи и, остановившись на середине лестницы крыльца, повернулся ко мне лицом.

Когда я уже был рядом с ним, он сунул руку во внутренний карман пиджака, пытаясь достать что-то, но уж во всяком случае не форменную шапочку Корпорации. Я ударил его по лицу открытой ладонью. Он отшатнулся к двери и ударился об нее, успев при этом выхватить «Люгер». Я находился на ступеньку ниже и был в более выгодном положении для того, чтобы схватить его запястье. Я крутанул руку так, что его ботинки взлетели выше моего плеча, и он со всего маху, сильно ударившись, приземлился на спину. Пока он приходил в себя, я забрал у него «Люгер», помог ему подняться и оттащил на дюжину футов от крыльца в темноту.

— Теперь давай, заливай мне, что ты шел, чтобы прикончить Штрейхера, — промолвил я.

Из носа Отто на верхнюю губу струйкой стекала кровь. Он утер ее тыльной стороной ладони и исподлобья взглянул на меня.

— Она там, — произнес он. — Зиглинда Штрейхер. Уберите ваши руки.

— Ну-ка, рассказывай, — сказал я. — А она никуда не денется.

Он посмотрел на «Люгер» у меня в руке и облизнул губы. Пот градом катился по его лбу, попадал в глаза, и от этого Отто моргал и щурился.

— Конечно, я здесь, чтобы убить ее, — заявил он. — А потом и ее братца. Я доберусь до них обоих.

— И я оказался здесь очень кстати, не правда ли? — заметил я. — Теперь, когда я все знаю, тебе нет необходимости доводить это дело до конца.

— И что же это должно означать?

— Руст, ты застрелил своего отца. Я это видел и знаю, что ты это сделал преднамеренно. Ты понимаешь, что я не смогу, да и не буду пытаться это доказать. И еще я знаю, что ты здесь вовсе не для того, чтобы убить Зиглинду Штрейхер, а по той же самой причине, по какой ты прикончил старика.

— Свинья, — прошипел он. Его лицо исказилось, и он плюнул в меня. Утершись, я заломил его правую руку за спину и вынудил опуститься на колени прямо на тротуар.

— Спасибо, — произнес я. — Спасибо, что облегчил мне задачу.

Я ткнул Отто коленом в поясницу, и его голова с глухим стуком ударилась о мостовую. Он всхлипнул и попытался что-то сказать, но его душили рыдания. Я спросил:

— Ты слышишь меня?

Шумно сопя, он молчал.

— Что ты должен был сказать после того, как туда войдешь?

Опять сопение.

— Руст, я спрашиваю это, потому что пойду вместо тебя. Зиглинда тебе звонила?

— Ой, рука! Вы сломаете мне руку.

— Она тебе звонила?

— Д-да. Пожалуйста, отпустите руку.

— Тогда говори.

— Я убил отца не нарочно. Я этого не хотел, но она убеждена, что я сделал это нарочно. Она думает, что я знаю все, что знал он. Она хочет заключить со мной сделку.

— Вот как? Ну и что же она тебе предложила?

— Я ничего не знаю. Я думал, может, она что-то скажет…

— А пистолет зачем?

— Это на случай, если она поймет, что я не могу сообщить ей ничего, кроме того, что ей уже известно.

Я немного ослабил захват, и он, напрягая мышцы, попытался развернуться.

— Даже и не думай, — предупредил я. — Она сейчас тебя ждет?

— Да. Да.

— Но ты же не мог войти туда и спросить фроляйн Штрейхер?

— Ампаро. Мне надо было спросить Ампаро. У них была девушка из Южной Америки, которую звали Ампаро. Сейчас она у Вили уже не работает.

— А я-то думал, что Вили ненавидит Зиглинду.

— Об этом я ничего не знаю, — покачал головой Отто.

— Вили тебя знает? Ей известно, что тебя ждут?

— Только то, что кто-то должен спросить Ампаро. Только это.

Я отпустил руку Отто, и он, прыжком встав на ноги, повернулся лицом ко мне. Изо всех сил я врезал ему по челюсти, да так, что моя рука от кисти до локтя онемела. Когда он падал, я успел его подхватить и отволок в кусты напротив дома Вили.

Закончив, я поднялся по ступенькам и постучал в дверь.