"Врата огня" - читать интересную книгу автора (Прессфилд Стивен)

Глава четырнадцатая

На следующий вечер Александр и я огребли свою порку за Антирион. Поркой Александра руководил его же отец, Олимпий, в присут­ствии Равных своей сисситии. Меня без це­ремоний секли в поле илоты-землекопы. По­том в темноте Петух помог мне спуститься к Эвроту, в рощу, прозванную Наковальней, что­бы омыть и перевязать исполосованную спи­ну. Это место было посвящено Деметре По­левой, и обычай выделил его мессенийским илотам. Когда-то там располагалась кузница, откуда взялось и имя.

К моему облегчению, Петух не обличал меня, как обычно, за рабскую жизнь, а ограничил свои диатрибы наблюдением, что Александра выпороли, как мальчишку, а меня – как со­баку. Он был добр ко мне, а что важнее – умел промывать и перевязывать те особые раны, что оставляет сучковатая розга на голой спине.

Сначала вода, и в большом количестве, ­я по шею погрузился в ледяной поток. Петух поддерживал меня сзади, просунув руки мне под мышки, поскольку шок от ледяной воды на обнаженных рубцах редко кого оставлял в чувствах. Холод быстро притупляет боль, и потому примочки из отвара крапивы и нессова корня мож­но вытерпеть. Это останавливает кровь и помогает быстро­му заживлению ран. Перевязка шерстяной или льняной тканью на этом этапе была бы невыносима, как осторожно ни бинтуй. Но голая ладонь друга, приложенная сначала слегка, а потом плотно к трепещущей плоти, приносит об­легчение, близкое к экстазу. Петух перенес на своем недол­гом веку немало порок и потому хорошо знал, чем можно помочь.

Через пять минут я сумел встать. Через пятнадцать моя кожа смогла соприкоснуться с мягким белым торфяным мхом, который Петух прижал к кровоточащей плоти, что­бы облегчить боль и высосать яд.

– Боги, живого места не осталось,– заметил Петух.­ Ты еще месяц не будешь горбиться под щитом этого гим­нопевца.

Он все еще отпускал ядовитые обличения по адресу мо­его молодого хозяина, когда с берега над нами донесся ка­кой-то шорох. Мы оба обернулись, ожидая чего угодно.

Это оказался Александр. Он вышел под платаны, его плащ был задран, оставляя взлохмаченную спину голой. Мы с Петухом замерли. Александр мог заработать новую порку, если бы в этот час его застали здесь – вместе с нами.

– Вот,– сказал он, съезжая к нам по склону.– Я за­лез в ящик лекаря.

Это была мазь из мирры. Щепотка, завернутая в зеле­ные рябиновые листья. Он шагнул к нам в речку.

– Что это ты приложил к его спине? – спросил Алек­сандр у Петуха, который в полном изумлении отступил в сторону.

Мирру Равные прикладывали к полученным в бою ра­нам, когда могли достать ее, что случалось крайне редко. Они бы забили Александра до полусмерти, если бы узнали, что он стащил эту драгоценную щепотку.

– Помажь этим, когда снимешь мох,– велел он Пету­ху,– а к рассвету хорошенько смой. Если кто-нибудь уню­хает, от наших спин мало что останется.

Александр вложил свернутые листья Петуху в руки.

–Я должен вернуться до переклички,– сказал он и через мгновение уже растворился в темноте на берегу, по­слышались лишь его удаляющиеся шаги, когда он бежал обратно к ночлегу юношей вокруг Площади.

– Ну-ка, наклонись ко мне и поддержи меня, а то я лишусь чувств,– сказал Петух, качая головой.– у этого маленького шалопая духу больше, чем я думал.

На рассвете, когда мы построились на жертвоприноше­ние, Самоубийца, скиф-оруженосец Диэнека, вызвал нас с Петухом из строя. Мы побелели от страха, что-то за нами подсмотрел, и теперь, несомненно, нам мало не покажется.

– Вы, маленькие комочки дерьма, похоже, плывете под счастливой звездой,– только и сказал Самоубийца.

Он отвел нас за строй. Там, в предрассветных сумерках, один, молча, стоял Диэнек. Мы заняли почтительные мес­та слева, и со стороны щита я от него. Зазвучали свирели, и строй двинулся прочь. Диэнек сделал знак, чтобы Петух и я остались.

– Я наводил справки о тебе,– обратился ко мне Диэ­нек. Это были его первые прямые слова ко мне, не считая приказа две ночи назад следовать за слугой к нему домой. ­Илоты сообщили, что для полевых работ ты не годишься. Я наблюдал за тобой на жертвенных упражнениях – ты даже не можешь перерезать горло козе, как положено. А по твоему поведению с Александром ясно, что ты подчинишься любому приказу, самому безумному и абсурдному.– Он сделал мне знак повернуться, чтобы осмотреть мою спину. ­Кажется, твой единственный талант – быстро залечивать раны.

Он нагнулся, понюхал мою спину и пробормотал:

– Если бы не знал, я бы поклялся, что эти рубцы сма­зали миррой.

Самоубийца пинком повернул меня обратно, лицом к Диэнеку.

– Ты оказываешь нехорошее влияние на Александра,­ обратился ко мне Равный.– Мальчишке не нужен другой мальчишка, и уж определенно не такой искатель неприят­ностей, как ты. Ему нужен взрослый мужчина, кто-нибудь достаточно авторитетный, чтобы остановить его, когда ему в голову взбредет какое-нибудь новое сумасбродство вроде похода вслед за войском. Поэтому я вверяю его своему человеку.– Он кивнул на Самоубийцу.– А ты больше не служишь у Александра.

О боги! Обратно в навоз!.. Диэнек повернулся к Петуху:

– И ты – тоже. Сын героя-спартиата, а не можешь даже принести жертвенного петуха, не задушив его в руках. Ты жалок. Твой рот распущеннее, чем коринфская задница, и ведет предательские речи каждый раз, когда ты его ра­зеваешь. Я бы сделал тебе любезность, перерезав твою глот­ку, чтобы не беспокоить криптею.

Он напомнил Петуху про оруженосца Олимпия Мерио­на, так благородно павшего на прошлой неделе под Анти­рионом. Никто из нас не мог взять в толк, к чему он кло­нит.

– Олимпию за пятьдесят, он обладает большим благо­разумием и осмотрительностью. Его новый оруженосец должен уравновесить это своей молодостью. Новым оруже­носцем должен стать кто-то зеленый, сильный и безрас­судный.– Диэнек с насмешливым презрением посмотрел на Петуха.– Одни боги знают, какое безумие обуяло его, но Олимпий выбрал тебя. Ты займешь место Мериона. Будешь служить Олимпию. Иди представься Олимпию сей­час же. Теперь ты его первый оруженосец.

Я видел, как хлопает глазами Петух. Несомненно, это шутка.

– Это не шутка,– сказал Диэнек,– и тебе лучше не превращать это в шутку. Ты будешь ходить по пятам за человеком, который лучше половины Равных во всей море. Только поморщись, и я лично зажарю тебя на вертеле.

– Я не морщусь, господин.

Диэнек смотрел на него несколько долгих, нелегких се­кунд.

– 3аткнись и уматывай отсюда.

Петух бегом бросился за строем. Признаюсь, я до тош­ноты завидовал ему. Первый оруженосец Равного, да еще птолемарха и товарища царя по шатру. Я возненавидел Петуха за его тупое, слепое везение.

А слепое ли это везение? Когда я обернулся, онемев от зависти, в уме у меня промелькнул образ госпожи Ареты. 3а всем этим стояла она. Мне стало еще хуже, и я горько сожалел, что признался ей в явлении мне Стреловержца Аполлона.

– Дай-ка посмотреть на твою спину,– велел Диэнек.

Я снова повернулся, и он одобрительно присвистнул. – Клянусь Зевсом, если бы полосование спин включи­ли в Олимпийские игры, ты бы был фаворитом.

Диэнек развернул меня к себе лицом, и я вытянулся перед ним. Он задумчиво посмотрел на меня, и его взгляд словно проникал сквозь меня до самого позвоночника.

– Требования к хорошему боевому оруженосцу доволь­но просты. Он должен быть туп, как мул, бесчувствен, как столб, и послушен, как дурак. Я заявляю, что в этих каче­ствах ты, Ксеон из Астака, безупречен.

Самоубийца мрачно хмыкнул и что-то вытащил из кол­чана у себя на спине.

– Ну-ка, посмотри,– велел Диэнек. Я поднял глаза.

В руке у скифа был лук. Мой лук. Диэнек велел мне взять его.

– Ты еще недостаточно силен, чтобы быть моим пер­вым оруженосцем, но если будешь думать головой, а не задницей, то сможешь стать каким-никаким вторым.

Самоубийца вложил мне в руку лук – большой лук, ору­жие фессалийского конника, который у меня отобрали, когда мне было двенадцать и я впервые оказался в преде­лах Лакедемона.

Я не смог сдержать дрожь в руках. Я почувствовал теплую ясеневую дугу, и из ладони по всей моей руке до плеча протек живой ток.

– Соберешь мой паек, постель и медицинский набор, ­велел мне Диэнек.– Будешь готовить пищу для других оруженосцев и охотиться для меня во время учений в Ла­кедемоне и в походе за его пределами. Согласен?

– Да, господин.

– Можешь охотиться на зайцев для себя, но не щеголяй своей удачей.

– Не буду, господин.

Он посмотрел на меня с тем же насмешливым удивле­нием, которое я раньше видел на его лице издали и кото­рое еще много раз мне предстояло увидеть вблизи.

– Кто знает,– сказал мой новый хозяин,– если по­везет, ты сможешь даже издали выстрелить по врагу.