"Обладатель Белого Золота" - читать интересную книгу автора (Дональдсон Стивен)

Глава 16 Прости, Анделейн

Потом пошел дождь. Луну и звезды затянули низкие облака. Дождь моросил мягко, едва заметно, как прикосновение весны, был чист, добр и печален, как Духи Холмов. Он питал траву, нес благословение цветам, украшал кусты и деревья гирляндами капель. Ничто в нем не напоминало об истерической ярости солнца дождя.

Однако дождевые тучи скрыли последний свет, и Линден осталась в полной темноте. Она лежала, распростершись на траве, недвижная и лишенная воли. У нее не было желания поднимать голову – ужасающий груз услышанного подавлял настолько, что лишал ее даже желания дышать. Ее глаза принимали дождь не мигая.

Капли мороси выстукивали элегический пунктир на листьях и траве. Но вскоре сквозь шорох дождя до ее слуха донесся и другой звук – легкий и чистый хрустальный перезвон. В тонкой мелодии слышались сочувствие и печаль. Подняв голову, Линден увидела, что темнота вокруг вовсе не была непроглядной. Желтый свет отбрасывал на траву полосатые тени дождя. Как и перезвон, свет этот исходил от дивного огонька размером с ее ладошку, плававшего в воздухе, словно невидимый фитилек в лампаде. Танцующий огонек пел, нежно предлагая ей дар своего сострадания. Один из Духов Анделейна.

Боль, пронзившая сердце Линден при виде этого чуда, вырвала ее из прострации и заставила подняться на ноги. Дух воплощал в себе всю ту красоту, которой предстояло погибнуть. Ковенант вознамерился принести в жертву даже Духов Анделейна, возложив их на алтарь своего отчаяния. Инстинктивно Линден почувствовала, что огонек пришел к ней.

– Я заблудилась, – промолвила она мягко, хотя за ее стиснутыми зубами нарастал гнев. – Отведи меня к моим спутникам.

Огонек исполнил пируэт, напоминавший поклон, словно понял ее, а затем, пританцовывая, поплыл сквозь морось. Капельки дождя пересекали его путь, словно падающие звезды.

Линден без промедления последовала за ним. Вокруг нее смыкалась тьма, но огонек оставался ясным и в скором времени вывел ее к тому месту, где она оставила спутников.

Под золотнем огонек покружился над могучими телами спящих Великанов, а затем быстро очертил контуры Вейна, высветив дождевые струи, стекавшие по его безупречной эбеновой плоти, образуя подобие сверкающей гравировки. Черные глаза отродья демондимов смотрели в никуда и ничего не выражали. На его губах, как всегда, играла легкая улыбка.

Но Ковенанта под золотнем не было.

Оставив Линден, словно он боялся следовать за нею дальше, Дух с мелодичным звоном улетел в темноту. Однако когда ее зрение приспособилось к облачной ночи, Линден и сама смогла поймать проблеск того, что искала. Углубление на востоке мягко светилось перламутром.

Она двинулась в том направлении. С каждым шагом свет становился все ярче.

Вскоре он высветил Томаса Ковенанта, стоящего среди Умерших. Промокшая насквозь рубаха липла к его телу, мокрые волосы – ко лбу. Но он не замечал ничего, как не заметил и прихода Линден, ибо все его внимание было приковано к призракам его прошлого.

Линден знала их по рассказам и описаниям. Страж Крови Баннор настолько походил на Бринна, что ошибиться было невозможно. Мужчина в темном одеянии, грозный взгляд которого уравновешивался мягкой линией рта, несомненно был Высоким Лордом Морэмом. Женщина, одетая схожим образом, ибо и она некогда являлась Высоким Лордом, чью ясную красоту искажало – или подчеркивало – выражение пророческого безумия, словно вторившее облику Ковенанта, – то, конечно же, Елена, дочь Лены. А в Великане, в чьих глазах оставались уверенность, смех и печаль, нельзя было не узнать Морехода Идущего-За-Пеной. Исходящая от них сила, пусть даже и уступающая подавляющей мощи Кевина, могла бы смутить Ковенанта, обладай он способностью ощутить, насколько они опасны. Впрочем, вполне возможно, дело заключалось вовсе не в недостатке чувствительности, а в том, что в своем безумном упорстве Ковенант называл опасность иным именем. Он зримо тянулся к Умершим, словно они явились, чтобы успокоить его. Укрепить его решимость, с тем чтобы он не дрогнул перед уничтожением Земли.

А почему бы и нет? Как еще могли они покончить со своим тысячелетним бдением и обрести, наконец, упокоение?

«Должна!» – вспомнила Линден. Альтернатива тоже была ужасна. Промокшая насквозь, со слипшимися, тяжелыми волосами, она шагнула вперед, придав тьме форму.

Умершие друзья Ковенанта были могущественны и полны решимости. В другое время Линден оказалась бы в их власти, но их смутила сила ее страсти. Обернувшись к ней, Умершие умолкли; лица их выражали удивление и боль. Баннор ощутимо замкнулся в себе, черты Елены заострились, а Мореход Идущий-За-Пеной выглядел так, словно Линден разбила их мечты. Заговорил Ковенант:

– Линден, – хрипло вымолвил он. – Что случилось? Ты выглядишь ужасно.

Не обращая на него внимания, она двинулась навстречу его друзьям. Умершие светились призрачным серебром, подобным лунному блеску. Они не имели вещественных тел, и дождевые струи пронизывали их насквозь, но глаза Умерших были остры и полны жизни, которую сделали возможной и поддерживали в них нарушение Закона Смерти и Земная Сила Анделейна. Они стояли перед ней широким полукругом. Никто из них не дрогнул. Оставшийся позади нее Ковенант изливал в ночь свою любовь, удивление и растерянность, но они не трогали теперь Линден. Кевин, наконец, открыл ей глаза, дал ей возможность увидеть, кем стал человек, которого она любила.

Один за другим Линден встретилась глазами с каждым из Умерших. На лице Морэма ранимость странно сочеталась с внутренней силой. Задумчивые глаза Елены широко раскрыты, словно она удивлялась тому, что же мог Ковенант найти в Линден. Баннор выглядел столь же бесстрастным, каким был Бринн в тот момент, когда бросил ей обвинение в пособничестве Злу. За бородой Идущего-За-Пеной скрывалась мягкая улыбка, подчеркивавшая озабоченность и сожаление.

В какой-то миг Линден едва не дрогнула. Великан был прозван Чистым. Он освободил джехеринов, а ради спасения Ковенанта вошел в поток лавы. Елена оказалась низвергнутой в пропасть – во всяком случае, отчасти – из-за любви к человеку, который изнасиловал ее мать. Баннор служил Ковенанту столь же беззаветно, как Бринн и Кайл. А Морэм... в его постели Линден и Ковенант чувствовали себя словно на небе.

Но, то было отнюдь не небо. На сей счет она ошиблась, а открывшаяся правда устрашала ее.

Обнимая ее на кровати Морэма, Ковенант уже – уже, в том не могло быть сомнения! – решился на осквернение.

Он вознамерился отдать белое золото в руки Лорда Фоула.

А ведь он клялся, что не сделает этого! Боль захлестывала Линден, крик ее разорвал шум дождя:

– Как вам не стыдно?!

Гнев ее разгорался словно пожар, и она намеренно раздувала в себе это пламя, желая бросить все свое негодование в эти светящиеся серебром ошеломленные лица.

– Вы что, умерли так давно, что не отдаете себе отчета в собственных действиях? Думать разучились? Забыли, где вы находитесь? Это Анделейн! Анделейн, по меньшей мере, раз спас ваши души, а вы хотите, чтобы он уничтожил его?

– Ты! – выкрикнула она в лицо Елены, на котором отражались одновременно сочувствие и презрение. – Ты и по сей день считаешь, будто любишь его? Неужто ты и впрямь столь самонадеянна? Да разве ты сделала для него что-нибудь хорошее? Хотя бы раз? Скольких бед удалось бы избежать, не пожелай да управлять не только живыми, но и мертвыми!

Гневные обвинения Линден буквально пронзили призрачную фигуру женщины, бывшей некогда Высоким Лордом. Елена пыталась защититься, сказать хоть что-то в свое оправдание, но не могла. Да и что было говорить? Она нарушила Закон Смерти и в появлении Солнечного Яда была виновна не меньше Ковенанта. Потрясение и обида оказались столь сильными, что призрак покрылся рябью, а затем и растаял в воздухе, оставив после себя слабое серебристое свечение.

Но Линден уже повернулась к Баннору.

– А ты? Ты, со своим проклятым самодовольством! Ты обещал, что ему будут служить – уж не это ли ты называешь служением? Вместо того чтобы сопровождать его, твои соплеменники сидят сложа руки в Ревелстоуне. Холлиан погибла из-за того, что их не было с ними и некому было сразиться с юр-вайлами. Каер-Каверол мертв, и погибель Анделейна теперь всего лишь вопрос времени. Но какое это имеет значение? Вам мало того, что раз вы уже позволили Кевину опустошить страну? Все твои сородичи должны были явиться сюда, чтобы помешать ему! – Она указала рукой на Ковенанта.

Баннор не ответил, а лишь бросил на Ковенанта просящий взгляд и тоже растворился. Вокруг поляны смыкалась тьма.

Кипящая от злобы Линден повернулась к Мореходу Идущему-За-Пеной.

– Нет! – вскричал Ковенант. – Линден, прекрати это!

Линден чувствовала, как вскипает в его венах огонь, но ничто не могло поколебать ее. Ковенант не имел права требовать от нее чего бы то ни было. Умершие друзья предали его – а теперь и сам он вознамерился предать Страну.

– А ты, Чистый. Уж от тебя-то я, по крайней мере, могла ожидать, что ты позаботишься о нем лучше, чем эти... Разве гибель твоих сородичей, то, как Опустошитель вырывал их мозг, ничему тебя не научила? Ты и впрямь думаешь, будто осквернение желательно? – Великан вздрогнул, Линден продолжала наступать: – Ты мог бы предотвратить это. Если бы не дал ему Вейна. Если бы не внушил, будто даешь ему надежду, тогда как на самом деле ты подталкивал его к отказу от борьбы. Ты внушил ему, будто он может уступить, ибо Страну так или иначе спасет Вейн! Или какое-нибудь другое диво. О, ты воистину Чистый! Наверное, и сам Фоул не столь чист!

– Избранная, – пробормотал Идущий-За-Пеной, явно желая объясниться, но не зная, с чего начать. – Линден Эвери... Ах, прости. Расточитель Страны наполнил твое сердце болью. Но он не ведает, что творит, ибо и после смерти не обрел той прозорливости, которой недостало ему жизни. Перед тобой тропа надежды и рока, он же способен увидеть лишь такой исход, какой предсказывает ему собственное отчаяние. Ты должна помнить, что ему пришлось послужить Презирающему. Память об этом язвит его и затемняет его дух. Ковенант, слушай меня. Прости, Избранная.

Он рассыпался светящейся пылью, которую поглотила темнота.

– Проклятие! – рычал Ковенант. – Проклятие!

Но проклинал он не Линден, а, похоже, самого себя. Или Кевина.

– А ты, – обманчиво тихо прошипела Линден, обращаясь к Морэму. – Все называли тебя «провидцем и прорицателем». Так я слышала. Он на каждом шагу твердил мне, как было бы хорошо, будь ты рядом с ним. Он ценит тебя больше, чем кого бы то ни было. – Ее гнев и печаль слились воедино, и она не могла сдержать их. Негодование на то, что Ковенанта сбили с верного пути, подпитывалось обидой. Он верил ей слишком мало для того, чтобы позволить разделить с ним его бремя, а потому предпочел отчаяние и погибель помощи и любви, которые могли бы облегчить тяжесть его ответственности. – Ты мог бы сказать ему правду!

Глаза Умершего Высокого Лорда сияли серебряными слезами, но он не дрогнул. От него исходило явное сожаление, но он не сожалел о содеянном. Чувство это скорее адресовалось Линден. А возможно, и Ковенанту. Рот Морэма искривился в болезненной улыбке.

– Линден Эвери! – Он произнес ее имя на удивление резко и нежно одновременно. – Ты радуешь меня. Ты тревожишься о нем. Нет сомнения в том, что ты по справедливости можешь стоять рядом с ним перед судом всего сущего. Ты огорчила Умерших, но, когда они вспомнят, кто ты, возрадуются и они. Я же прошу об одном: постарайся помнить, что и он достоин тебя.

Морэм церемонно коснулся ладонями лба и развел руки в поклоне, словно обнажая свое сердце.

– Друзья мои, – промолвил он звенящим голосом. – Я верю, вы преодолеете все.

Продолжая кланяться, он растворился в дожде.

Линден онемело смотрела ему вслед. Под холодными дождевыми струями она неожиданно ощутила жаркий прилив стыда.

Затем заговорил Ковенант.

– Тебе не следовало так поступать, – сдавленно, едва сдерживая крик, проговорил он. – Они не заслужили этого.

Но в ее сознании, не оставляя места раскаянию, звучало «Должна!» Кевина. Морэм и все прочие принадлежали прошлому Ковенанта, а не ее прошлому. И они посвятили себя разрушению всего того, что она успела научиться любить. С самого начала нарушение Закона Смерти принесло пользу одному лишь Презирающему и продолжало служить ему до сих пор.

Линден не обернулась к Ковенанту, ибо опасалась, что одного его вида, едва различимых в темноте очертаний будет достаточно, чтобы она разрыдалась. Не глядя на него, она тихо сказала:

– Так вот в чем дело. Вот почему ты оставил харучаев в Ревелстоуне. Боялся, что, памятуя о сотворенном Кевином, они попытаются остановить тебя.

Линден чувствовала, как боролся он со своей слабостью, пытаясь восстановить самообладание. Встреча с Умершими пробудила в нем и радость и боль, и столь острое смешение чувств делало его уязвимым.

– Ты ничего не понимаешь, – отозвался он. – И вообще, какого черта наговорил тебе Кевин?

Она вздохнула, и вздох ее был горше дыхания зимы. – «Я никогда не отдам ему кольца». Сколько раз ты обещал... – Неожиданно Линден развернулась к Ковенанту. Руки ее взметнулись, словно она собиралась ударить или оттолкнуть его.

– Ты негодяй, – вскричала она. Линден не видела лица Ковенанта, но сквозь тьму ощущала, что он ожесточен и упрям, словно икона, высеченная из гранита обиды.

Линден должна была подогревать в себе злость, чтобы не удариться в слезы.

– В сравнении с тобой мой отец был героем. Во всяком случае он не замышлял убивать кого бы то ни было, кроме себя самого. – Черное эхо разносилось вокруг, делая ночь ужасной. – Неужто у тебя не хватает мужества жить?

– Линден!

Она чувствовала, как уязвляет его, обжигая, словно купорос, каждым брошенным ею словом. Однако вместо того, чтобы накричать в ответ, Ковенант пытался дознаться, что же с ней случилось.

– Линден, что сказал тебе Кевин?

Но она не собиралась принимать в расчет его боль. Ковенант вознамерился предать, ее – ну что ж. В конце концов, она, возможно, и не заслуживала иного. Но он задумал предать и Землю – тот мир, который, несмотря на все причиненное ему Зло, продолжал лелеять в своем сердце Анделейн. Он вступил в Ядовитый Огонь, полагая, будто знает, что делает, а в результате позволил этому концентрированному Злу выжечь из него нечто похожее на любовь. Оставив одни лишь притязания да амбиции.

– Мне было страшно рассказывать о своей матери, – продолжала Линден. – Я боялась, вдруг ты возненавидишь меня. Но то, что случилось, – хуже. Пусть бы ты возненавидел меня, лишь бы оставалась надежда, что ты продолжишь борьбу.

Линден с трудом подавила подступавшие рыдания.

– Ты значишь для меня все. Ты вернул меня к жизни, когда я, по сути, была мертва. Ты убедил меня не сдаваться, а сам решил уступить. Ты вознамерился отдать кольцо Фоулу!

Линден ощутила, что при этих словах Ковенанта пронзила острая боль. И вызвана она была не обидой, не стыдом, а страхом. Страхом перед тем, что она знает и как этим знанием распорядится.

– Не говори так, – прошептал он. – Ты не понимаешь... – Ковенант выглядел так, словно отчаянно искал нужные слова, чтобы заставить ее если не признать его правоту, то хотя бы усомниться в собственной.

– Ты говорила, что веришь мне.

– Ты прав, – отозвалась она, ярясь и печалясь одновременно. – Я действительно не понимаю.

Выносить это дольше у Линден не было сил. Резко отвернувшись, она со всех ног устремилась во тьму. Ковенант звал ее, кричал так, словно сердце его рвалось на части. Но она не остановилась.


Примерно в середине ночи моросящий дождь превратился в настоящий ливень. Холодные, тяжелые потоки омывали Холмы, порывистый ветер раскачивал деревья, но Линден не искала возможности укрыться – она не желала укрытия. Ковенант зашел по этой тропе слишком далеко, слишком долго оберегал ее от правды. Возможно, он боялся ее – стыдился своего намерения, а потому и скрывал его, сколько было возможно. Однако, размышляя обо всем этом во мраке ночи, Линден не могла не подумать и о том, что, возможно, он старался оберечь ее ради ее же блага: поначалу пытался не допустить, чтобы она оказалась замешанной в историю с Джоан и соприкоснулась с нуждами Страны, затем ограждал ее от злобных ударов Фоула и от безжалостной логики неизбежной смерти его самого. А сейчас и от того, что подразумевало его отчаяние. Все ради того, чтобы она не винила себя в гибели Земли.

В этом Линден отдала ему должное, но ярость ее не унялась. Ковенант представлял собой классический пример самоубийцы: человек, твердо решивший расстаться с жизнью, всегда становится спокойным и уверенным в себе. При этой мысли сердце ее сжалось от жалости, оказавшейся даже более сильной, чем гнев.

Ей было бы куда проще, будь она способна поверить, что Ковенант предался Злу или просто-напросто лишился рассудка. Тогда перед ней стояла бы единственная задача: остановить его любой ценой. Но видение подсказывало, что источником запальчивой уверенности Ковенанта не являются ни Зло, ни безумие. При всем нездоровом и вредоносном характере его намерения, оно делало Ковенанта как никогда сильным. Неодолимым и опасным – тем мужчиной, которого она когда-то полюбила. Отказаться от него было свыше ее сил.

Но Кевин любил Страну, и его протест ширился в ней как буря.

Когда Зло обретает полную силу, оно превосходит истину и может носить личину добра не опасаясь...

Зло или безумие? Ей не узнать этого, пока она не проникнет в его сознание, пока не докопается до глубинной сути его собственного понимания.

Но однажды, когда элохимы погрузили Ковенанта в бесчувствие и она собралась внедриться в его сознание, дабы вызволить его, он предстал перед ней в обличье Марида. Невинного человека, которого Опустошитель и Солнечный Яд сделали чудовищем.

Орудием Презирающего.

Отчаяние заставляло Линден, дрожа и спотыкаясь среди Холмов, бежать все дальше и дальше, прочь от него. Она не могла выяснить истину, не овладев им. А обладание само по себе являлось Злом. Формой убийства, разновидностью смерти. А в жертву своему темному тяготению к смерти она уже принесла собственную мать.

Линден не искала убежища, ибо не желала его. Она бежала от Ковенанта, боясь того, что могла повлечь за собой встреча с ним. Хлестал дождь, завывал ветер, а она бежала и бежала на восток, туда, где предстояло взойти солнцу. Навстречу предгорьям Горы Грома.

Навстречу Лорду Фоулу.

Это было безумием – но что еще ей оставалось? Что, кроме отчаянной попытки опередить Ковенанта. Встретиться с Презирающим первой и сбить с него спесь. Она не видела иного способа спасти Ковенанта, не овладев им, не поставив себя, его и Страну в зависимость от таившейся в ней тьмы.

«Это правильно, – твердила она себе на ходу. – Я смогу, непременно смогу. Я это заслужила».

Твердила, но знала, что лжет себе самой. Не приходилось сомневаться в том, что Презирающий неизмеримо могущественнее любого Опустошителя, она же едва перенесла простое приближение самадхи Шеола. Знала, но упорствовала. Несмотря на ночь, дождь и ветер, несмотря на затянутое тучами небо, она видела ясно – видела свою прошлую жизнь, подобную пораженной скверной Стране. Она позволила наследию родителей, алчной и жестокой тьме управлять ею, словно Опустошителю. По правде сказать, с того самого дня, как отец сказал, что она никогда не любила его, она пребывала во власти ненависти как к смерти, так и к жизни. Но когда в ее жизнь вошел – как вошел он в Страну – Ковенант, – все изменилось. Он не заслужил отчаяния. И она имела право бросить вызов Презрению, коверкающему ее любовь и отрезающему ее от жизни.

Сквозь ночную тьму Линден упорно двигалась на восток. Постепенно стих ветер, ливень превратился в моросящий дождик, а там рассеялись и облака. Открылось ясное, словно отмытое дочиста звездное небо. Узкий серп луны висел почти прямо над ней, подтверждая, что и в темноте она выбрала верное направление. Воздух был холоден, а Линден промокла насквозь, но цветущий Анделейн поддерживал ее силы, и она продолжала идти, пока, перевалив через очередную гряду, не застыла на месте.

Зеленые склоны были усеяны дождевыми каплями. Забрезжил рассвет, и каждая из них, поймав утренний лучик, отсылала его обратно, так что вся трава и листва казалась покрытой крохотными огоньками. И огоньки эти, к ужасу Линден, были окрашены киноварью.

Над Холмами вставало окруженное красным свечением солнце чумы.

Правда, свечение было столь слабым, что едва ли кто-нибудь, кроме Линден, смог бы его заметить. Но так или иначе Солнечный Яд протянул свои щупальца к последнему заповеднику красоты. Осквернение Анделейна началось.

Несколько долгих мгновений Линден стояла в оцепенении, пораженная тем, как скоро обрушился Солнечный Яд на лишившиеся защиты Холмы. А она не обладала Силой и ничего не могла с этим поделать. Но нет – сердце подсказывало, что кое-что она сделать может и даже обязана. Ее друзья лишены видения. Они не могут заметить признаки Солнечного Яда, а стало быть, им и в голову не придет искать для защиты камень. А в результате они обратятся в чудовищ, подобных Мариду.

Спутники ее остались далеко позади. Скорее всего, она уже не имела шансов поспеть к ним вовремя. Но должна была попытаться. Они нуждались в ней.

Выбросив из головы все остальное, Линден повернулась и стремглав понеслась назад тем же путем, каким прибежала. Долина над грядой еще лежала в глубокой тени. Линден стремительно неслась вниз, и глаза ее на бегу медленно приспосабливались к темноте. Не пробежав и половины пути по склону, она едва не столкнулась с Вейном. Казалось, что он выскочил прямо из сумеречного воздуха, словно мгновенно преодолел несколько лиг. Но уже в следующий миг – отшатнувшись и пытаясь сохранить равновесие – Линден поняла, что, должно быть, он следовал за ней всю ночь. Мысли ее были настолько поглощены судьбой Ковенанта и Анделейна, что она не замечала ничего вокруг.

Тем временем внизу, в долине, показались следовавшие за отродьем демондимов Ковенант, Красавчик и Первая.

После двух бессонных ночей Ковенант выглядел вконец измотанным, глаза его лихорадочно блестели, но поступь указывала на непреклонную решимость. Преследуя устремившуюся навстречу опасности Линден, он не уклонился бы в сторону даже ради спасения своей жизни. И отнюдь не выглядел человеком, способным поддаться отчаянию.

Впрочем, у Линден не было времени вникать в эти противоречия.

– Солнечный Яд! – закричала она. – Солнечный Яд здесь! Ищите камень!

Ковенант не отреагировал. Казалось, будто от усталости он не был способен осознать что-либо, кроме одного простого факта: Линден снова с ним. Красавчик недоверчиво поднял глаза на гребень, и лишь Первая не мешкая принялась обшаривать глазами долину в поисках камня.

Линден указала ей направление, и Первая, увидев немного в стороне россыпь небольших валунов, схватила своего мужа за руку и потащила туда.

Взглянув навстречу солнцу, Линден с облегчением поняла, что в запасе у Великанов есть еще несколько мгновений.

И тут ее покинули последние силы. Ковенант приближался, а она понятия не имела, как с ним встретиться. Вконец обессиленная и растерянная, Линден опустилась на траву. Все ее намерения, все выстраданные за ночь решения пошли прахом. Теперь ей снова придется оставаться с ним рядом, ни на миг не забывая о его ужасном намерении.

Солнечный Яд впервые взошел над Анделейном. Чтобы скрыть слезы, Линден закрыла лицо ладонями.

Ковенант остановился перед ней. Она испугалась, не окажется ли он настолько глуп, чтобы сесть рядом, но этого не случилось. Он продолжал стоять, поэтому подошвы защищали его от солнца. От него исходили эманации печали, усталости и упорства.

– Кевин не понимает, – напряженно произнес он. – Я вовсе не собираюсь повторять его ошибку. Он сам поднял руку против Страны – ведь Фоул не смог бы совершить Ритуал Осквернения в одиночку. Я уже говорил тебе, что не буду пользоваться Силой. Что бы ни случилось, я не стану губить то, что люблю.

– Какая разница? – отозвалась Линден. – Ведь ты уступаешь. О Стране можешь не беспокоиться – нас остается еще трое, тех, кто захочет о ней позаботиться. Мы что-нибудь придумаем. Но ведь ты отказываешься и от самого себя. Неужто ты надеешься, что я прощу тебе и это?

– Нет, – протестующе воскликнул Ковенант. – Ничего подобного. Но я уже ничем не могу помочь тебе. И Стране – об этом Фоул позаботился задолго до того, как я сюда попал.

Горечь его Линден понимала, но заключение, к которому она его подвигала, не имело никакого смысла.

– Я делаю это не для себя. Ему кажется, будто, овладев кольцом, он сможет исполнить все свои желания. Но я знаю лучше. После всего, что мне довелось пережить, я знаю лучше. Он не прав.

Уверенность Ковенанта не оставляла Линден возможности спорить с ним. У нее не было доводов, кроме тех, которые она некогда использовала в спорах с отцом. И которые не привели к успеху и, в конечном счете, были поглощены тьмой – жалостью к себе, возросшей до Зла и стремившейся пожрать ее дух. Никакие доводы здесь не годились.

Линден хотелось бы знать, как объяснил Ковенант Великанам ее неожиданное бегство, но главным было не это.

«Я постараюсь как-нибудь остановить его, – поклялась она себе. – Если он уступит, это будет худшим из Зол».

Солнечный Яд уже взошел над Анделейном. Этому не могло быть прощения. Как-нибудь...


Позже, когда спутники держали свой путь среди Холмов на восток, Линден изыскала возможность отлучиться в сторонку от Ковенанта и Первой, чтобы переговорить наедине с Красавчиком. Увечный Великан выглядел обеспокоенным: казалось, он утратил всегда поддерживавшие его веселье и бодрость духа, отчего уродство бросалась в глаза больше, чем обычно. Но говорить о том, что его удручало, Красавчик не желал. Поначалу Линден даже подумала, что замкнутость Великана объясняется возникшим недоверием к ней, но, исследовав его своим видением, поняла: все гораздо сложнее.

Линден вовсе не хотелось усугублять его скорбь, но Красавчик всегда выказывал готовность ради друзей принять на себя любую боль. А ее нужда не терпела отлагательства: Ковенант вознамерился отдать кольцо Презирающему.

Тихонько, чтобы слышал только Великан, она шепнула:

– Красавчик, помоги мне. Пожалуйста.

Ответ оказался совершенно неожиданным:

– Это не поможет. Она не усомнится в нем.

– Она?.. – начала было Линден, но осеклась и осторожно спросила: – Что он тебе сказал?

Красавчик уныло молчал, и Линден заставила себя дать ему время. Великан не смотрел на нее. Взгляд его блуждал по Холмам – печально, словно они уже утратили свою прелесть. Затем он вздохнул и облек свою печаль в слова:

– Когда Ковенант растолкал нас, чтобы пуститься вдогонку за тобой, он заявил, что ты веришь, будто он хочет уничтожить Страну. А Горячая Паутинка, моя жена, даже не спросила почему. Она вообще не задавала вопросов. Я понимаю, что он – Друг Земли и заслуживает полного доверия. Но разве не заслуживаешь того же и ты? Разве ты не доказывала это раз за разом? Ты Избранная, и нам не дано постичь тайну твоего пребывания среди нас. Но элохимы назвали тебя Солнцемудрой. Ты одна обладаешь способностью прозревать суть вещей, дарующую надежду на исцеление. Бремя Поиска не единожды ложилось на твои плечи – и ты несла его достойно. Я ни за что не поверю, будто ты, сделавшая так много для Великанов и для жертв Верных, за одну ночь сделалась безумной и жестокой. Однако ты перестала доверять ему. Это прискорбно во всех отношениях, и, по моему разумению, прежде всего, стоило бы попытаться узнать, в чем причина. Но она, Первая в Поиске, не хочет этого. Избранная! – Голос его был полон невыразимой мольбы, словно он хотел попросить, но сам не знал, о чем именно. – Она говорит, что у нас нет иной надежды, кроме него. Если он ошибется, все пойдет прахом. Разве не он владеет кольцом? Поэтому нам надлежит верить ему твердо и нерушимо. И если окажется, что он балансирует на лезвии рока, мы не должны сталкивать его вниз своими сомнениями. Но если нельзя сомневаться в нем – разве справедливость и простое приличие позволяют сомневаться в тебе? Если тебе нельзя доверять в той же степени, что и ему, то уж, по крайней мере, как и его, можно оставить в покое.

Линден не знала, что и сказать. Она была растрогана словами Красавчика и сбита с толку позицией Первой. Однако на месте меченосицы она, пожалуй, и сама могла бы занять ту же позицию. Не случись этого разговора с Кевином, она, наверное, была бы столь же горда своей беззаветной верой в Неверящего.

Признав это, Линден почувствовала себя в еще большем одиночестве, ибо поняла, что не имеет права перетягивать Красавчика на свою сторону. Ни он, ни его жена не заслужили того, чтобы их настраивали друг против друга и против Ковенанта.

Усталая и удрученная, Линден пошатывалась и спотыкалась на неровной почве, но протянутую в поддержку и утешение руку Красавчика, тем не менее, отвергала.

– Что ты собираешься делать? – с горечью спросила она.

– Ничего, – отвечал Великан. – Я ни на что не годен, ведь я не обладаю твоим зрением. Когда истина станет мне ясна, время будет упущено. То, что необходимо будет сделать, придется делать тебе. – Великан умолк, и Линден решила, что он закончил, и на этом закончилась и их дружба. Но через некоторое время Красавчик, цедя сквозь зубы слова, промолвил: – Одно я тебе скажу, Избранная. Это тебе удалось вызволить Вейна, отродье демондимов, из Элемеснедена. Это ты оберегла нас – всех, кроме Троса-Морского Мечтателя – от Червя Конца Мира, когда сам Друг Земли оказался бессилен. И способ погасить Ядовитый Огонь тоже изыскала ты. Твои заслуги разнообразны и несомненны. Первая вольна делать выбор по своему усмотрению. Я же, если попросишь, отдам тебе свою жизнь.

Выслушав его, Линден немного помолчала, а потом просто сказала:

– Спасибо.

Никакие слова все равно не были бы достаточны. Невзирая на все препоны, несмотря на свое горе, Красавчик дал ей то, в чем она нуждалась. Дальше они шли рядом в молчании.

На следующее утро красную ауру солнца стали различать и спутники Линден. Сама же она тщательно прощупывала Холмы, пытаясь обнаженными нервами ощутить реакцию Анделейна на Солнечный Яд. Поначалу она не почувствовала ничего. Воздух был так же свеж и здоров, полон аромата цветов, росы и древесного сока. Склоны холмов опоясывала алианта. В купах золотая и ивовых рощах порхали птицы и сновали зверушки. Тревожных признаков не было. Сохранившаяся в сердце Страны Земная Сила продолжала противостоять разложению.

Но к полудню положение изменилось. Древесные стволы стали посылать тревожные сигналы, в прожилках листьев пульсировала боль. Умножилось число насекомых, и птицы словно обезумели, а перепуганные животные попрятались кто куда. Кончики травинок побурели, листва на кустах кое-где пожухла. Откуда-то издалека повеяло зловонием. А потом и сама почва начала подрагивать. Слабо, так что почувствовать это могла лишь Линден. Но она ощущала дрожь земли через подошвы, и это преисполнило ее ужасом.

Бормоча проклятия, Ковенант безостановочно шагал на восток. Несмотря на все свое недоверие, Линден видела, что поругание Анделейна повергло его в бешенство. Выбиваясь из сил, он буквально гнал себя вперед, за пределы Холмов, навстречу Презирающему и своей цели.

Линден следовала по пятам, решительно настроившись не дать ему оторваться и пропасть из виду. Она понимала ярость Ковенанта и разделяла ее: здесь, в Анделейне, даже мысль о Солнечном Яде ранила с особой жестокостью. Но Ковенант выглядел так, словно ярость могла подвигнуть его ради спасения Анделейна решиться на любое безумие, чем бы это ни обернулось.

Великаны мрачно шагали следом. Как бы ни рвался вперед Ковенант, Красавчику ничего не стоило поспевать за ним, а Первая без труда могла двигаться гораздо быстрее. И не только могла, но и хотела – ей не терпелось поскорее прийти к завершению Поиска, а заодно и к разрешению всех противоречий, возникших между ней и ее мужем. Поэтому ей было нелегко подлаживаться под шаг спутников. Весь день она угрюмо молчала. Мать Горячей Паутинки умерла, когда та была еще малютка, отца погубил Душегрыз, а сейчас она держалась так, словно не хотела признавать, как много значит для нее сердечное тепло Красавчика.

Линден чувствовала, что ее и Первую связывает нечто общее. Она не считала себя вправе порицать воительницу за избранную той позицию и поклялась, что никогда не попросит Красавчика выполнить данное им обещание.

Замыкал шествие Вейн, а вот Финдейла нигде не было видно. Линден то и дело озиралась по сторонам, но элохим так и не появился.

Ночлег оказался недолгим. Не проспав и половины ночи, Ковенант неожиданно поднялся и пустился в путь, словно вознамерившись тайком опередить своих друзей. Однако Линден сквозь усталую дремоту ощутила его уход. Она поднялась, растормошила Великанов и поспешила за ним.

Восход принес с собой ауру плодородия и шелест листвы, похожий на шепот ужаса кустов и деревьев. Очень скоро Холмам, подобно остальной Стране, предстояло пасть жертвой Солнечного Яда. Их покроет противоестественная поросль, выжжет дотла беспощадный жар, они будут поражены гниением, исхлестаны яростными дождями. Мысль эта повергла Линден в такую же ярость, как и Ковенанта, а ярость давала ей силы не отставать от него во время изматывающего марша.

Но немая боль растений была не самым худшим из результатов воздействия Солнечного Яда. Все чувства Линден были обнажены, и она почти физически ощущала болезненную лихорадку, поразившую самые корни Анделейна, его укрытый под землей остов. В Земную Силу Холмов прорастало нечто чуждое, тошнотворное и отвратительное. Линден била внутренняя дрожь, словно она шла сквозь отверстую рану.

Со временем шаг Ковенанта замедлился, он стал спотыкаться. Анделейн больше не поддерживал его. Холмам приходилось затрачивать все больше сил, чтобы оберегаться от Солнечного Яда, И это до поры давало определенный результат. Кое-где появлялось болезненно искривленное дерево или куст, одним своим видом распугивая животных и птиц, однако большая часть растительности оставалась нормальной. Анделейн оставался собой почти во всем – но свечение Холмов, воплощавшее в себе концентрированную суть здоровья и утонченную жизненность, постепенно угасало. Состояние почвы становилось все более болезненным. В ту ночь Ковенант, сморенный усталостью и «глотком алмазов», забылся тяжелым сном, а вот Линден, хоть она и сама была измотана до крайности, никак не спалось. Стоило ей положить голову на траву, как она слышала стон. То стонала земля.


Поднявшись задолго до рассвета, Линден и ее спутники продолжили путь; они чувствовали, что состязаются в скорости с разложением Холмов. В то утро впереди замаячили смутные очертания Горы Грома. До нее оставался, по меньшей мере, день пути, но ее устрашающая громада уже вырисовывалась на горизонте. Склоны горы затемняли противоестественно густые заросли дрока, из-за ее плеча злобно выглядывало ядовитое солнце. На таком расстоянии гора казалась титаном, поставленным на колени.

Где-то в ее недрах Ковенант намеревался встретиться с Лордом Фоулом.

Когда он обернулся к Линден и Великанам, те увидели, что глаза его покраснели. Казалось, из него рвался крик, но он не был способен издать ни звука. Линден подумала, что он не осознает неутешность Великанов и страдает в первую очередь из-за ее непримиримости, но почти тут же поняла, что это не совсем так. Какая-то часть его «я» столь же непримиримо, как и сама Линден, боролась против его намерения. Он не хотел умирать, не хотел терять ее и Страну. И не просил Великанов поверить ему, не пытался перетянуть их на свою сторону, чтобы она не осталась совсем одна.

Он хотел сказать все это, но горло его сжалось словно кулак, не выпуская слова наружу. Однако Линден все было ясно и без слов. В этот миг она могла дотянуться до него. Не нарушая данных ею обетов, она могла окутать его своей любовью и разрешить все сомнения. Но именно в тот миг ее внимание отвлек от него нараставший в глубинах Земли ужас.

Прямо под ногами Линден сошлись в смертельной схватке проклятие Солнечного Яда и Земная Сила. И у Земной Силы не было надежды на победу, ибо ее не поддерживал Закон. Скверна порывалась разорвать самое сердце Холмов, и теперь дрожь земли не могли не ощутить даже Великаны и Ковенант.

– О Боже! – воскликнула Линден. – Бежим! – и, схватив Ковенанта за руку, потащила его прочь от средоточия ужаса Анделейна. Ничего не понимающие Великаны поспешили следом. Вместе спутники припустили бегом.

В следующее мгновение земля на том месте, где они только что стояли, вспучилась и взорвалась. Обрывки дерна, камни и грязь полетели вверх, градом осыпая окрестности.

На месте зеленой поляны образовалась глубокая яма, откуда мгновенно, извиваясь и расползаясь вокруг, полезла чудовищная буйная поросль.

Где-то в отдалении – Линден ощутила это сквозь землю как вопль – раздался еще один взрыв. Кусок за куском из Анделейна с корнями вырывалась жизнь.

– Негодяй! – взревел Ковенант. – Ах ты негодяй! Неужто тебе все мало?!

Повернувшись, он устремился на восток столь рьяно, словно вознамерился вцепиться Презирающему в глотку.

Линден спешила рядом с ним. Боль заглушила в ней все остальные чувства. Она не говорила, ибо ее душили слезы.