"Обладатель Белого Золота" - читать интересную книгу автора (Дональдсон Стивен)

Глава 4 Море льдов

Первый удар ветра пришелся кораблю в борт. Но довольно скоро «Звездная Гемма» развернулась к ветру кормой. Паруса захлопали и наполнились ветром. Казалось, что неудержимый шквал вот-вот сорвет их с рей и унесет прочь, тогда как погруженный в липкую, тягучую воду дромонд так и не двинется с места. Снасти отчаянно скрипели. Неожиданно Встречающий Восход лопнул, разорвавшись сверху донизу. С пронзительным завыванием ветер ворвался в прореху.

Но уже в следующий миг «Звездная Гемма» тронулась с места, и давление на парус ослабло. Когда над кораблем Великанов сгустились клубящиеся тучи, он уже мчался вперед.

Первое время Хоннинскрю приходилось проявлять крайнюю осторожность, лавируя среди айсбергов: арктический лед был столь прочен, что при малейшей оплошности мог вспороть гранитный борт дромонда, словно сухое дерево. Однако с каждым мгновением ледовая флотилия впереди Корабля Великанов становилась все менее плотной: по мере приближения «Звездной Геммы» к оконечности Душегрыза она буквально таяла на глазах. Правда, ветер продолжал усиливаться, но непосредственная опасность уже отступила. Спроектированный и построенный на совесть, дромонд был способен выдержать и не такие шторма.

Но Ковенант не замечал ни айсбергов, ни ветра: он боролся за жизнь Линден. Сотканный-Из-Тумана отнес ее на камбуз, где вовсю хлопотали стремившиеся вернуть тепло в свои очаги повара, но как только Великан положил женщину на топчан, Ковенант решительно оттеснил его в сторону. Красавчик и Кайл тоже спустились на камбуз: оба предлагали свою помощь, но Ковенант не обращал на них внимания. Ругаясь последними словами, он растирал ей запястья и щеки, ожидая, когда повара подадут горячей воды.

Линден была бледна как смерть, пульс ее почти не прощупывался, а восковая кожа выглядела такой тонкой, что казалось, стоит ему потереть посильнее, и она сойдет. Однако Ковенант остервенело массировал ее предплечья, плечи и шею, не переставая изрыгать проклятия. Голова его шла кругом от отчаяния, кровь ожесточенно пульсировала в висках. Вновь и вновь он яростно требовал горячей воды.

– Откуда ей взяться? – раздраженно отозвался Морской Соус. – Все печи погасли, а я не волшебник и не могу разжечь их мгновенно. Чтобы вскипятить воду, потребуется время.

– Она ведь не Великанша, – возразил Ковенант, – ей не нужен крутой кипяток.

Красавчик, присев на корточки у изголовья Линден, достал кожаную флягу и показал ее Ковенанту:

– Это «глоток алмазов».

Ковенант понял его и, ни на секунду не прекращая усилий, принялся растирать Линден бедра и ноги, освободив место и для Великана. Положив огромную ладонь под голову женщины, Красавчик осторожно приподнял ее и поднес флягу к губам.

В ужасе Ковенант заметил, что Линден не в силах сделать даже глотка – жидкость стекала по уголкам рта. Правда, дыхание ее стало глубже, но один лишь запах, пусть даже и сильнодействующего снадобья, не мог принести исцеления. Отчаяние едва не заставило Ковенанта забыть обо всем – белое пламя вспыхнуло в его сознании, пронизывая каждый нерв, каждый мускул. Он отбросил Красавчика в сторону, словно Великан был ребенком, но, тем не менее, не решился воздействовать этим жаром на Линден. Не обладая присущим ей видением и не умея толком соизмерять возможности с потребностями, он запросто мог не согреть, а испепелить ее. Подавив в себе яростно бьющийся огонь, Ковенант перевернул Линден на бок и несколько раз нажал ладонями на спину, рассчитывая вытеснить жидкость из ее легких. Затем он снова положил ее навзничь, приподнял ей голову, припомнив наставления по оказанию первой помощи, зажал ей нос и, припав к губам, стал делать искусственное дыхание – рот в рот.

Это оказалось непросто – от напряжения голова у Ковенанта шла кругом. Не имея возможности обрести опору в этом стремительном водовороте страхов, он был близок к панике, ибо не смел воспользоваться той единственной силой, с помощью которой мог бы спасти любимую.

И тут откуда-то, словно издалека, до него донесся голос Золы-В-Очаге:

– Друг Великанов, у меня тут горшок. Может, пригодится?

В первый момент Ковенант вскинул голову и недоуменно разинул рот, но тут же смекнул, что к чему.

– Налей туда воды! – крикнул он поварихе и снова приник к губам Линден. Все звуки – и плеск наливавшейся в каменный горшок воды, и свист ветра в клюзах, и крики Великанов на вантах – доносились откуда-то издалека. И камбуз, и сам корабль пришли в движение, вращаясь вокруг Ковенанта. Все было подчинено одной цели, одному ритму – вдох-выдох, вдох-выдох-вдох... Но долго сохранять этот ритм, не высвобождая огонь, Ковенант не мог – еще чуть-чуть, и ему предстояло или взорваться, или лишиться чувств.

– Готово, – произнес Морской Соус.

Красавчик прикоснулся к плечу Ковенанта, и тот попытался выпрямиться и высвободить онемевшие руки из-под головы Линден. В этот момент «Звездная Гемма», проскочив гребень, нырнула к подошве волны, и едва стоявшего на ногах Ковенанта отбросило в сторону, да так, что он чуть не ударился головой о гранитную стену. Но вместо этого Ковенант угодил в могучие объятия Сотканного-Из-Тумана, а Красавчик подхватил Линден.

Голова Ковенанта по-прежнему шла кругом. Отпрянув от Сотканного-Из-Тумана, он направился к плите, на которой стоял каменный горшок. Палуба то и дело порывалась ускользнуть из-под ног, но Ковенант все-таки добрался до цели. Крышка плиты находилась вровень с его подбородком, а уж поверх края горшка он мог видеть лишь шапку волос Линден, голову которой держал над водой Морской Соус. Но видеть всю Линден ему и не требовалось. Обхватив горшок руками, Ковенант прижался к нему лбом. Плита уже начала разогреваться, но чтобы согреть достаточно воды, требовалось бы слишком много времени. Закрыв глаза, чтобы избавиться от отвратительного головокружения, Ковенант направил свой внутренний жар в объемистый каменный сосуд.

Он уже умел контролировать свою силу настолько, что мог не опасаться поджечь камбуз, а толстенный каменный жбан заслонял от него Линден, не позволяя повредить ей случайным касанием. Сузив свое сознание, Ковенант вытеснил из него все, оставив лишь ослепительное белое пламя, и потерял представление об окружающем. Некоторое время он ощущал лишь протекающую сквозь него силу – безудержную мощь, в сравнении с которой даже гранит казался хрупким и способным превратиться в крошево. Затем – совершенно неожиданно – Ковенант услышал слабое покашливание и понял, что это кашляет Линден. Подняв глаза, он все равно не увидел ее, ибо теперь над горшком висела густая завеса пара, однако удостоверился в том, что не ошибся. Она действительно кашляла, хрипло и надрывно очищая свои легкие. А спустя мгновение из-за туманной завесы появилась ее рука и судорожно вцепилась в край каменного сосуда.

– Достаточно, – промолвил Красавчик. – Друг Великанов, этого вполне достаточно. Избыток жара может ей повредить.

Ковенант молча кивнул, внутренне напрягшись, отпустил силу и тут же пошатнулся и с трудом удержался на ногах. Головокружение, а вместе с ним и мучительный страх вернулись. Однако Красавчик успел поддержать его, не дав рухнуть на палубу. Когда головокружение унялось, Ковенант разглядел и покоившуюся в объятиях Морского Соуса Линден. Она оставалась мертвенно-бледной и была похожа на больное дитя, но глаза открылись, и затуманенный взор казался, тем не менее, вполне осмысленным. Когда Сотканный-Из-Тумана принял ее из рук кока, Линден непроизвольно обхватила Великана за шею и прижималась к нему, пока он бережно заворачивал ее в одеяло. Затем Кайл предложил ей полученную от Красавчика флягу. Не прекращая дрожать, она поднесла горлышко сосуда к губам и сделала судорожный глоток. Вскоре на ее щеках появился слабый румянец.

Ковенант отвернулся и сам уткнулся во впалую грудь Красавчика. Ему тоже не мешало прийти в себя.

Несколько мгновений – пока «глоток алмазов» еще не полностью проявил свою силу – Линден оставалась в сознании. Высвободившись из заботливых объятий Сотканного-Из-Тумана, она самостоятельно сняла с себя мокрую одежду и принялась оглядываться по сторонам, явно высматривая Ковенанта. Собрав все свое мужество, он встретился с ней взглядом.

– Почему?.. – спросила она хриплым, дрожащим голосом. – Почему мы не смогли им помочь?

Глаза Ковенанта затуманили слезы.

– То был Душегрыз, пойми это. Все они... то, что мы видели, было всего лишь иллюзией. Мы могли обречь себя на проклятие и отказавшись помочь – ибо, наверное, никогда не простили бы себе этого, – и попытавшись это сделать. Трудно представить, что могло произойти, прими мы на борт одного из этих призраков.

«Душегрыз, – повторил Ковенант про себя, стараясь отогнать мучительные воспоминания. – Вот уж воистину точное имя».

– Существовала лишь одна возможность освободиться – мы должны были разрушить мираж.

«Глоток алмазов» уже начинал действовать, и в ответ Линден лишь слабо кивнула и заплетающимся языком пробормотала:

– Нечто подобное мне пришлось пережить и с родителями. – Откинувшись навзничь, она закрыла глаза. – О, если бы они были такими, какими я мечтала их видеть. Если бы я позволила себе любить их... – Линден умолкла.

Когда Сотканный-Из-Тумана бережно укрыл ее одеялом, она уже крепко спала.

Мало-помалу на камбуз вернулось привычное тепло. Морской Соус и Зола-В-Очаге трудились изо всех сил, готовя горячую пищу для работавших на холодном ветру матросов. Убедившись, что «Звездная Гемма» способна выдерживать напор ветра, Хоннинскрю стал маленькими группами отпускать матросов вниз – перекусить, погреться и передохнуть. Выглядели они измотанными и истощенными, у многих появилась седина. Видения Душегрыза все еще стояли у них перед глазами. Однако сытная горячая еда и колкие шуточки поваров делали свое дело – на палубу моряки возвращались с обычной для любящих море Великанов беспечной отвагой. Они с радостью поднимались наверх, где их ждала пьянящая схватка с морской стихией.

Некоторое время Ковенант наблюдал за Линден, опасаясь, что ее сон может оказаться не предвестником исцеления, а всего лишь болезненным забытьём. Крохотная в сравнении с Великанами Линден казалась хрупкой, беспомощной и любимой как никогда. Однако облик свернувшейся в клубочек женщины пробудил в нем и иные воспоминания: в конечном счете чувство облегчения смешалось с горечью утраты. Линден была единственной женщиной, принимавшей его таким, каким он был, вместе с его недугом. Ее упорная, неодолимая верность ему – и Стране – превосходила его отчаяние. Больше всего Ковенанту хотелось заключить ее в объятия, прижать к сердцу – но именно этого он не мог себе позволить. Надеясь хоть немного умерить боль, он поплотнее закутался в одеяло и, выйдя на продуваемую ледяным ветром палубу, угодил в самую круговерть снегопада. Мокрые хлопья прилипали к лицу, ледяная корка хрустела под сапогами. Лишь проморгавшись, Ковенант разглядел обозначившие мачты и реи крохотные точечки света. Падавший снег оказался столь густым, что, хотя стоял день, Великанам пришлось зажечь огни. Это не могло не пробудить в Ковенанте тревогу, ведь «Звездная Гемма» стремительно неслась по бушующему, ревущему морю вслепую. Скорее всего, такое положение дел не вызывало восторга и у Хоннинскрю, однако капитану оставалось лишь стиснуть зубы и, отдавшись на волю ветра, удерживать корабль на плаву.

Так или иначе, от Ковенанта здесь ничего не зависело. Спотыкаясь и скользя, он с помощью Кайла побрел по обмерзшей палубе, стараясь отыскать Первую.

Однако, обнаружив ее в каюте, которую она делила с Красавчиком, Ковенант понял, что не знает, о чем с ней говорить. Да и сама она точила свой длинный меч с такой методичной и мрачной сосредоточенностью, которая заставляла предположить, что дело спасения «Звездной Геммы» больше от нее не зависит. Разрушив заклятие Душегрыза, она сделала все, что было в ее силах. Первая и Ковенант обменялись долгими взглядами – твердыми и беспомощными одновременно. Потом он отвернулся.

Снегопад продолжался. Ветер крутил белесые хлопья, так что небо казалось подернутым пеплом. Правда, снег принес с собой некоторое смягчение стужи, да и ветер несколько поумерился. Однако волнение оставалось сильным, и всякий раз, когда, зависнув на миг на гребне гигантской волны, «Звездная Гемма» стремительно ныряла вниз, по самый гакаборт в черную воду, у Ковенанта обрывалось сердце. Лишь невозмутимое лицо Хоннинскрю являлось порукой тому, что дромонд еще не идет ко дну.

Незадолго до заката снегопад поутих, а из-под облаков проглянуло грязно-желтое солнце. Не теряя времени, капитан воспользовался даже этим скудным освещением и послал Великанов на марсы осмотреть горизонт. Вернувшиеся матросы сообщили, что земля не видна, и вскоре над «Звездной Геммой» сомкнулась ночь. В непроглядной тьме Корабль Великанов продолжал мчаться вперед, словно увлекаемый в пропасть.

Ковенант предпочел переждать качку на камбузе: втиснувшись между стеной и плитой, он не сводил глаз с Линден. Та совершенно не ощущала волнения и спала так мирно, что своей безмятежностью напомнила Ковенанту о том, какой была Страна до появления Солнечного Яда, – воистину то было прекрасное место, заслуживающее лучшей участи, нежели беспрестанная пытка кровопролития и ненависти. Но Страна могла положиться на тех – пусть даже немногих – мужчин и женщин, что готовы были бороться за ее исцеление. В том числе и на Линден. А вот ей, Линден, в борьбе против своего собственного, внутреннего Солнечного Яда рассчитывать было не на кого.

Ночь нависла над «Звездной Геммой» и простиралась перед ней. Перекусив и выпив немного разбавленного «глотка алмазов», Ковенант решил отдохнуть. Лежа на своем топчане, он закрыл глаза и попытался внушить себе, будто его укачивают в колыбели. Как ни странно, эта затея увенчалась успехом: поначалу им овладела дремота, а следом пришел и настоящий сон.

Правда, облегчения он не принес. Ковенант обнаружил себя в застенках Удерживающей Пески связанным и ожидающим пытки. Каким-то образом он избежал мучений, уготованных ему кемпером, но был сброшен в пропасть своего «я», где должен был разбиться о несокрушимую стену – собственную участь. Однако и тут к нему пришло спасение. Его спас Хигром – но ведь теперь Хигром мертв. И от этого чудовищного толчка и ужасающего грохота дробящейся в щебень горы спасения не будет...

Весь в поту Ковенант вынырнул из сна и со страхом понял, что немыслимый грохот раздается и наяву. «Звездную Гемму» сотрясали могучие удары; казалось, будто гранитный корпус раскалывается на части. Очередной толчок швырнул Ковенанта лицом к стене. Кухонная утварь сыпалась с полок, разлетаясь множеством осколков. Стону самого камня вторило завывание ветра – мачты и реи трещали, сокрушаясь под напором неодолимой силы. По всей видимости, дромонд с чем-то столкнулся.

В следующее мгновение «Звездная Гемма» вздыбилась и резко замерла на месте. Перекатившись через поломанный топчан, Ковенант встал на четвереньки и, изрядно оцарапав ладони и колени о бесчисленные черепки, ухитрился подняться на ноги. И тут раздался еще один удар. Казалось, что на нос корабля обрушилась гора. Пол накренился, как будто «Звездная Гемма» устремилась вниз, в морскую пучину. Устоять на ногах Ковенант смог лишь благодаря помощи Кайла.

Несколько раз корабль швырнуло из стороны в сторону, но постепенно положение его выправлялось – крен, во всяком случае, становился менее резким. С палубы уже не доносился грохот, зато были слышны встревоженные крики, которые перекрыл громоподобный зов Хоннинскрю:

– Красавчик!

В одном углу камбуза зашевелилась Зола-В-Очаге, в другом Морской Соус кряхтя сбросил со спины остатки разломанной полки, и к Ковенанту вернулась, наконец, способность воспринимать действительность. Первым делом он подумал о Линден, но достаточно было одного взгляда, чтобы понять – с ней-то как раз все в порядке. Она по-прежнему лежала на своем топчане, бережно поддерживаемая Сотканным-Из-Тумана. Линден даже не открыла глаз – так крепок был вызванный «глотком алмазов» сон и так надежны объятия Великана. Перехватив взгляд Ковенанта, Сотканный-Из-Тумана успокаивающе кивнул. Больше не мешкая, Ковенант бросился к выходу – дверь на камбуз во время крушения сорвало с петель – и выскочил на палубу, в пасть ледяного ветра.

В первое мгновение он почувствовал себя ослепшим: ночь была черна, словно Вейн. По-видимому, все фонари задуло ветром. Затем он разглядел крохотную светящуюся точку возле самого Сердца Корабля и, присмотревшись, понял, что возле штурвала никого нет. Однако с носа доносились отчаянные крики и зычные команды. Чтобы не поскользнуться на оледенелой палубе, Ковенант вцепился в плечо Кайла и с трудом двинулся вперед.

Поначалу он брел вслепую, ориентируясь на громовой рев Хоннинскрю и стальные приказы Первой. Затем, по мере того как матросы, следуя полученным командам, стали зажигать светильники, он смог разглядеть, что творится на носу.

Вся передняя часть судна представляла собой невероятную мешанину обрывков парусов, спутавшихся канатов и обломков рангоута, придавленных расколовшимся надвое огромным каменным стволом фок-мачты. Одна из упавших рей уцелела, другая раскололась на три неровные части. Пробираясь к носу, Великаны на каждом шагу отбрасывали в сторону острые каменные осколки.

Четверо членов экипажа были придавлены обломками гранита. Фонари давали так мало света и отбрасывали столько теней, что Ковенант не мог разглядеть, живы ли они. Жив ли хоть кто-то из них?

Ловко орудуя своим длинным мечом, Первая разрубала перепутавшиеся узлы тросов и парусины, расчищая путь к ближайшему из упавших матросов. Яростный Шторм и еще несколько уцелевших делали то же самое с помощью ножей.

Севинхэнд тоже бросился разбирать обломки, однако Хоннинскрю отозвал его и приказал вместо этого собрать помощников и заняться помпами. Теперь и Ковенант почувствовал, что дромонд погружается в воду, но страха не ощутил – на это у него просто не было времени. Стараясь перекрыть шум, он крикнул Кайлу:

– Приведи Линден!

– Она выпила слишком много «глотка алмазов», – отозвался харучай. – Боюсь, разбудить ее будет не так-то просто. – Голос его звучал невозмутимо.

– Просто, не просто – а разбуди! – приказал Ковенант. – Она необходима здесь.

Резко повернувшись, он устремился вслед за Первой.

Та сидела на корточках возле обмякшего тела, но когда Ковенант приблизился, выпрямилась. В глаза ее горело отчаяние, вдоль клинка легла тень, словно он был в крови.

– Идем, – хрипло сказала она. – Здесь мы уже ничем не поможем.

Взмахнув мечом, она с похожим на плач свистом рассекла очередной сверток парусины. Ковенант бросил взгляд на погребенное под обломками тело. Женское тело. Эту молодую морячку – веселую, добродушную и отважную – Ковенант помнил. Он узнал ее по лицу, точнее по половине, ибо вторая половина была снесена краем обрушившейся мачты.

На мгновение ему показалось, что сгустившаяся тьма стала непроницаемой. Слепо подавшись вперед, он налетел на какие-то обломки, запутался в них и некоторое время никак не мог выбраться. Но в следующее мгновение он ощутил, как желчь подступает к горлу, а к запястью ползут червячки пламени, и испуг – ведь он едва не позволил разрушительному огню вырваться на волю – помог Ковенанту взять себя в руки. Чертыхаясь и спотыкаясь, он побрел за Первой.

Громкий возглас оповестил о том, что Яростный Шторм нашла еще одно мертвое тело. Ковенант отчаянно заторопился, как будто его спешка могла сохранить жизнь другим раненым, но Первая уже оставила позади третьего погибшего. То был Великан, в горло которого вонзилась каменная щепа в локоть длиной. Лихорадочно стараясь подавить рвущийся на волю, огонь, Ковенант бросился дальше.

Первая и Яростный Шторм сошлись возле четвертого, последнего тела. Вскоре к ним подошли Хоннинскрю и Ковенант.

Лица этой женщины Ковенант не помнил, так же как и ее имени, но это не имело никакого значения. Главное – она была жива.

Дыхание раненой было неровным и хриплым: из уголков ее рта сбегала темная жидкость, и под головой уже собралась лужица. Поперек груди, придавив несчастную к палубе, лежала каменная рея. Оба предплечья женщины были раздроблены.

Первая рывком забросила свой меч в ножны и одновременно с Яростным Штормом ухватилась за упавшую рею, силясь высвободить тело. Но каменная балка была слишком тяжела для них, тем паче, что один ее край прижимала еще и упавшая мачта, а над другим громоздилась гора щебня, снастей и парусины.

Яростный Шторм продолжала тужиться, словно не соглашаясь смириться со своим бессилием, но Первая, быстро сориентировавшись в обстановке, принялась громко призывать на помощь.

Матросы поспешили на ее зов. Живо поняв, что требуется, они разделились на две команды: одна пыталась откатить конец мачты, другая – разбросать завал.

Но времени оставалось в обрез. С каждым хриплым, хлюпающим вздохом жизнь покидала раненую. Ее лицо казалось искаженной болью маской.

– Нет! – в отчаянии вскричал Ковенант, рванувшись вперед. – Все назад! Я уберу эту штуковину.

Не дожидаясь ответа, даже не удостоверившись, услышали ли его, Ковенант обхватил руками каменную балку и почти высвободил белое пламя. Еще миг, и гранит рассыпался бы в прах.

Со свирепым ревом Хоннинскрю оторвал Ковенанта от балки и отшвырнул в сторону.

– Хоннинскрю!.. – изумленно воскликнула Первая.

– Эта рея нужна мне целой, – яростно тряся бородой, проревел капитан. – «Звездная Гемма» не сможет продолжать плавание всего лишь с одной мачтой. – Как истинный капитан, он в первую очередь думал о спасении корабля. – Если Повенчанный-Со-Смолой сможет восстановить мачту, мне потребуется эта рея, чтобы нести парус. Другой-то нет! Даже Красавчику не под силу собрать рангоут из этих щепок.

Некоторое время капитан и Первая смотрели друг на друга с такой яростью, что Ковенант едва не застонал, но тут напряженную тишину нарушил грохот – несколько матросов откатили упавшую мачту с конца реи. Не мешкая ни секунды, Первая и Хоннинскрю принялись за дело. Призвав на помощь Яростный Шторм и всех Великанов, какие оказались под рукой, они ухватились за гранитную балку и приподняли ее, словно обычное бревно.

Освободившись от страшной тяжести, полураздавленная морячка издала слабый стон и лишилась чувств. В тот же миг Яростный Шторм поднырнула под рею и, стараясь как можно меньше тревожить поврежденный позвоночник, подвела одну ладонь под затылок, а другую под подбородок и осторожно вытащила тело на расчищенный от обломков участок палубы.

Ковенант оторопело таращился на Великанов. Его била дрожь: он чувствовал себя так, будто остановился на самом краю пропасти, едва не совершив непоправимое.

Яростный Шторм тщательно осмотрела пострадавшую, и на лице ее – насколько позволял видеть слабый свет фонарей – отразились неуверенность и тревога. Будучи целительницей на дромонде, она умела врачевать любые видимые раны, но излечить столь серьезное внутреннее повреждение или даже определить его характер не могла. Яростный Шторм колебалась, и каждый миг ее растерянности приближал раненую к смерти.

Ковенант попытался выговорить имя Линден, но тут увидел приближающуюся группу Великанов со светильниками в руках. С ними шли Кайл и Сотканный-Из-Тумана. Последний нес на руках Линден.

Казалось, она еще спала, словно даже отчаянная нужда и тревога не могли преодолеть действие великанского снадобья. Однако едва Великан поставил Линден на ноги, как веки ее затрепетали и она открыла глаза. Пошатываясь, будто пьяная, Линден откинула упавшие на лицо волосы. Глаза ее были подернуты пеленой, черты лица исказил подавляемый зевок. Она напоминала сомнамбулу и, похоже, не чувствовала даже боли в ступнях. Неожиданно – словно у нее подкосились колени – Линден опустилась на палубу рядом с умирающей и низко склонила голову. Упавшие волосы вновь закрыли лицо.

Первая напряженно сжимала кулаки. Яростный Шторм бросила сердитый взгляд в сторону фонарей, а Хоннинскрю отвернулся, будто не мог вынести этого зрелища, и отдал какой-то приказ. Шепотом, однако таким тоном, что матросы бросились исполнять его сломя голову.

Склонившуюся над распростертым телом Линден со стороны можно было принять за молящуюся.

Отдаленные голоса моряков, скрип корабельного корпуса и потрескивание льда поначалу заглушали негромкое бормотание, но скоро ее голос зазвучал отчетливее.

– ...но спинной мозг не поврежден. Если наложить ей на спину шину и перетянуть ремнями, кости срастутся...

Яростный Шторм кивнула, но продолжала напряженно прислушиваться. В следующий миг Линден содрогнулась и резко вскинула голову:

– Внутреннее кровотечение. Сломанное ребро...

Невидящий взгляд Линден был обращен в темноту.

– Помоги ей, Избранная, – выдохнула сквозь зубы Первая. – Она не должна умереть. Трое уже расстались с жизнью – спаси хотя бы ее!

– Но как? – отозвалась Линден, по-прежнему глядя в сторону. – Каким образом? Сделать операцию? Но она потеряла слишком много крови, к тому же у меня нет даже хирургических нитей для сшивания раны.

– Избранная! – Опустившись на колени напротив Линден, Первая взяла ее за плечи. – Я знать не знаю, о каких нитях ты тут толкуешь: по части исцеления твои знания безмерно превосходят мои. Мне ясно одно: эта женщина умирает. И умрет, если ты сейчас же – сейчас же! – ей не поможешь!

Тупо, будто утратив интерес к происходящему, Линден уставилась на палубу.

– Линден! – выдавил из себя Ковенант. – Попытайся. Прошу тебя, сделай что-нибудь.

Линден взглянула на Ковенанта, и он увидел, как в темной глубине ее глаз вспыхивают, словно пылинки в солнечных лучах, крохотные светящиеся точки.

– Подойди, – слабо пробормотала она. – Подойди сюда.

Все мускулы Ковенанта одеревенели от старательно подавляемого страха, но он заставил себя подчиниться. Подступив поближе к раненой и оказавшись напротив Линден, он спросил:

– Что ты...

Выражение ее лица – выглядела она так, будто спала и видела сон – заставило его умолкнуть. Не проронив больше ни слова, Линден взяла Ковенанта за запястье и потянула его руку к себе, так что она оказалась простертой над искалеченным телом. Не успел он сообразить, в чем дело, как Линден резко сдвинула брови и проникла в его сознание. Это походило на некую внутреннюю вспышку, за которой незамедлительно последовала и другая – внешняя. Кольцо Ковенанта извергло пламя. Дикая магия разогнала ночь, осветив переднюю палубу ослепительно белым огнем.

Ковенант резко отпрянул, и причиной тому была не боль, а потрясение. То, что делала Линден, не причиняло ему физической боли, но лишало его возможности выбора. И тем самым разбивало вдребезги все его надежды. Все переменилось самым неожиданным образом. Тогда, в пещере Первого Дерева, Линден тоже сумела воспользоваться его силой, но он почти не задумывался – не осмеливался задуматься о том, чем это может обернуться. Ныне же ее возможности настолько расширились, что она смогла воздействовать на кольцо через него, но без его согласия. Это явилось попранием всего, на чем зиждилось его мироощущение.

«Ты сам и есть белое золото», – говорил ему Морэм. Дикая магия была неотъемлемой частицей его «я», и никто, кроме него самого, не имел права касаться ее, а уж паче того управлять ею. Однако как воспротивиться этому, Ковенант не знал.

Между тем Линден, продолжая крепко удерживать его запястье, зажгла в груди раненой такой огонь, словно вознамерилась выжечь ей сердце. Пламя гудело, заглушая все прочие звуки. Первая и Яростный Шторм, прикрывая глаза от слепящего света, с немым изумлением наблюдали за Избранной. Губы Линден беспрестанно шевелились, но слов ее никто расслышать не мог. Взгляд целительницы был устремлен вглубь, в самое средоточие пламени. Ковенанту казалось, что еще мгновение, и она умрет. Неожиданно распростертое тело раненой содрогнулось. Затем она тяжело, надсадно вздохнула, а стекавшая из уголка струйка крови истончилась, а потом и вовсе исчезла. Дыхание стало более ровным и свободным, а через некоторое время морячка открыла глаза.

Линден уронила запястье Ковенанта, и в тот же миг пламя угасло. На дромонд снова вернулась ночь. В первый момент впечатление было такое, будто даже светильники погасли. Ковенант отшатнулся и упал на кучу скомканной парусины: лицо его было столь же мрачным, как и эта ночь. Он едва слышал, как Первая, видимо не находя иных слов, дабы выразить свое безмерное изумление, беспрестанно повторяла:

– Камень и Море! Камень и Море!..

Мрак ослепил Ковенанта, но и когда глаза приспособились к темноте, он продолжал чувствовать себя слепым. Ведь ему было дано видеть лишь внешние очертания предметов. Прозревать их сущность, а уж тем более исцелять он не мог. Когда зрение восстановилось, Ковенант увидел Линден, лежащую прямо на теле спасенной ею Великанши, – она уже спала.

Стоящий на носу дромонда Финдейл внимательно смотрел на спящую женщину: казалось, он ожидал, что преображение может начаться в любой момент.

Несколько мгновений спустя тщетно пытавшийся подавить жгучую печаль Ковенант разглядел и стоящего рядом с Первой Красавчика. В слабом свете фонарей уродливое лицо Великана выглядело особенно усталым. Глаза его покраснели, дыхание было хриплым и тяжелым. Но когда он заговорил, голос его звучал спокойно:

– Дело сделано. Конечно, «Звездная Гемма» не обретет прежней резвости, пока ею не займутся корабельные мастера у причалов Дома. Но брешь я заделал. Мы не пойдем на дно.

– Резвости! – прорычал сквозь бороду Хоннинскрю. – Да о какой резвости может быть речь? Ты видел фок-мачту? «Звездной Гемме» уже вовек не порхать по волнам, но сейчас я не знаю, как мне заставить ее хотя бы ползти!

Первая что-то сказала, но Ковенант не расслышал ее слов. Подошедший Кайл протянул руку, желая помочь ему подняться на ноги, но Ковенант не заметил и этого. Он не замечал никого и ничего, ибо чувствовал, что лишился последней опоры.

Линден имела больше прав на кольцо, нежели он.

Лишь когда холод проник в каждую клетку его тела так глубоко, что он уже не мог даже дрожать, Ковенант покинул палубу и спустился на теплый камбуз. Там он уселся на пол, привалился спиной к стене и уставился прямо перед собой, вперив взгляд в никуда. Взгляд, не видевший ничего, кроме мрачного лица его судьбы.

Между тем Великаны трудились не покладая рук. Из трюмов и с нижних палуб долгое время доносились ритмичные звуки – то работали помпы. На кормовой мачте спешно свернули на гитовы оставшиеся паруса, чтобы корабль не испытывал напора пусть несколько ослабшего, но все еще сильного ветра. Каменный ствол упавшей фок-мачты и ее реи очистили от обломков и откатили в сторону. Снасти и паруса, которые еще можно было починить, отбирали и складывали аккуратными стопками. Морской Соус и Зола-В-Очаге попеременно отлучались из камбуза и относили для подкрепления сил работавших на палубе Великанов здоровенные ведра наваристого бульона. Но все старания команды не могли изменить одного непреложного факта: дромонд был искалечен и потерял управление. Продолжать плавание лишенный двух мачт корабль не мог.

Поутру Ковенант вновь выбрался на палубу и теперь, при свете, смог по-настоящему оценить, сколь страшный урон нанесен «Звездной Гемме». Правда, кормовая часть не пострадала, и бизань-мачта, словно высокое дерево, вздымала ветви своих рей к бездонной, усеянной клочковатыми облаками голубизне неба. Но носовая часть выглядела изуродованной и брошенной на произвол судьбы. На месте сломавшейся в нескольких футах над нижней реей фок-мачты торчал зазубренный обломок. Даже мало что смысливший в морском деле Ковенант понял, что Хоннинскрю прав: без носовой оснастки, способной уравновесить напор на бизань, «Звездная Гемма» не сможет плыть дальше. С болью в душе он огляделся по сторонам, пытаясь уразуметь, с какой же напастью столкнулся корабль. Поначалу он впал в полнейшее недоумение: до самого горизонта расстилалась необъятная ледяная пустыня. Лишь у самых бортов дромонда взломанный лед вздыбился острыми осколками. Ледяное поле кругом выглядело совершенно гладким, лишенным каких-либо проломов и трещин, не говоря уж о канале. Оставалось лишь дивиться тому, как «Звездная Гемма» ухитрилась заплыть сюда, если во льду не было никакого прохода. Однако, вглядевшись из-под ладони в южный горизонт, Ковенант сумел различить за кромкою льда серую полоску воды. А сощурясь так, что кровь застучала в висках, он проследил линию, тянувшуюся от кормы дромонда к открытому морю. Там лед был тоньше, хотя борозда, пропаханная во льду кораблем Великанов, уже затянулась полупрозрачной коркой.

«Звездная Гемма», искалеченная и беспомощная, оказалась в западне. Даже будь она в целости и сохранности, с тремя мачтами, подо всеми парусами и при попутном ветре, ей все равно не удалось бы сдвинуться с места, пока весеннее солнце не растопит лед. Если в этом краю вообще бывает весна.

Проклятие!

Ощущение бессилия терзало Ковенанта сильнее, чем завывавший над ледяной равниной пронзительный студеный ветер. Верные непрестанно наращивали силу Солнечного Яда, питая его кровью невинных, и во всей Стране не осталось никого, кто мог бы противостоять им, – кроме Сандера, Холлиан и, возможно, горстки харучаев. Если хоть кто-то из харучаев еще жив. Поход к Первому Дереву завершился провалом, а с ним угасала и последняя надежда. А теперь!..

Он был прокаженным, а прокаженному не приходилось ждать милостей от жизни. Однако теперь все обстояло еще хуже, чем обычно, ибо все, решительно все он делал неправильно.

Возможно, и его упорное нежелание расстаться с кольцом тоже было ошибкой, но поступиться своим сокровищем Ковенант не мог. Одна лишь мысль об этом заставляла его сердце болезненно сжиматься.

Ему требовалось что-то предпринять, найти хоть какой-то способ вновь обрести себя. Самопогруженность и замкнутость больше не помогали. Отчаяние вынуждало Ковенанта действовать – иного выхода просто не было. Линден доказала правоту элохимов – она могла исцелять с помощью его кольца. Но он не мог позабыть несравнимый ни с чем вкус белого пламени – ощущение, испытанное им, когда он нагревал каменный сосуд, чтобы спасти ее. И не мог заставить себя от этого отказаться.

Выхода не было.

Кольцо – единственное, что у него осталось.

Он знал, что превратился в источник самой страшной опасности для всех любимых и близких, но неожиданно понял – даже осознания этого недостаточно, чтобы остановить его. А поняв, намеренно отмел все доводы Линден – она желала, чтобы он делал то, что делала бы она на его месте, ее стремление бороться с Лордом Фоулом через него – и избрал собственный путь. Возможно, лишь для того, чтобы показать себе, своим спутникам, а может быть, и Презирающему, что имеет на это право.

Не отводя глаз ото льда, Ковенант обратился к Кайлу:

– Скажи Хоннинскрю – я хочу поговорить с ним. Поговорить со всеми – с ним, с Первой, с Линден и с Красавчиком. В его каюте.

Харучай беззвучно повернулся, а Ковенант поплотнее закутался в одеяло и принялся ждать.

Мысль о том, что он вознамерился предпринять, заставляла его сердце биться быстрее.

Впервые за последние дни небо очистилось от облаков, и ледяная гладь отражала яркий солнечный свет. Впрочем, гладь эта была обманчивой: испещренная бороздами, торсами, выступами и провалами, поверхность лишь на первый взгляд представлялась безукоризненно ровной. Но эта безбрежная студеная пустыня казалась символом того холодного и печального одиночества, что стало итогом всей его жизни, а потому притягивала к себе его взгляд.

Однажды – тоже зимой – ему уже довелось проделать путь через несчетные лиги снегов и отчаяния, дабы противостоять Презирающему. Тогда он добился своего, но знал: на сей раз такое не повторится. Ковенант зябко пожал плечами. Ну так что ж, решил он, придется поискать какой-нибудь другой способ. Он попытается, пусть даже эта попытка сведет его с ума. В конце концов, безумие есть всего-навсего проявление Силы – не слишком щепетильной и почти непредсказуемой. К тому же Ковенант не верил, что Лорд Фоул или Финдейл открыли ему всю правду. Однако Ковенант вовсе не собирался сходить с ума или хотя бы отказываться от своих сомнений. Проказа научила его не только выживать, но и жить, не видя перед собой будущего. «Служение дает право служить», – сказал некогда Идущий-За-Пеной. Источником надежды могла быть и сила служения, а не только сила желания.

К тому времени, когда Кайл вернулся, Ковенант уже чувствовал себя готовым. Медленно, осторожно он отвел взгляд от завораживающего льда и, огибая завалы, побрел по палубе к ведущим вниз сходням.

Дверь в каюту Хоннинскрю была открыта. Рядом с нею стоял Сотканный-Из-Тумана, на лице которого отражались раздиравшие его противоречивые чувства. Взглянув на него, Ковенант догадался, что, принимая решение заменить Кайла и взять на себя ответственность за Линден, Великан не вполне представлял себе, с чем ему придется столкнуться. Мог ли он предвидеть, что новые обязанности заставят его пренебречь нуждами дромонда и фактически вычеркнуть себя из числа членов команды? Все это отнюдь не добавляло ему уверенности в себе.

Однако что сказать Великану в утешение, Ковенант не знал, а дверь в каюту была распахнута настежь. Печально насупив брови – боль, терзавшая близких, даже сейчас не могла оставить его равнодушным, – Ковенант ступил через порог. Кайл остался снаружи.

Каюту Хоннинскрю отличали строгость и простота убранства. Вся мебель – несколько стульев, здоровенный рундук и койка – по размерам предназначались для Великана. Два фонаря, свисавшие с каменных подвесов, освещали длинный, заваленный картами и навигационными приборами стол. Капитан дромонда находился у дальнего края этого стола – видимо, дожидаясь прихода Ковенанта, он расхаживал по каюте. Севинхэнд, более меланхоличный и усталый, чем когда бы то ни было, пристроился на краешке койки. Рядом с ним, привалившись спиной к стене, сидела Яростный Шторм: лицо ее ничего не выражало. Первая и Красавчик сидели на стульях. Она держалась прямо, словно отказывалась поддаваться усталости, но ее вконец измотанный супруг обмяк, что еще сильнее подчеркивало его уродство.

В дальнем углу, скрестив ноги, сидела на полу Линден. Глаза ее были затуманены сном, и когда она подняла их на вошедшего Ковенанта, то, похоже, даже не узнала его. Рядом с Великанами она выглядела совсем крошечной, и ее присутствие здесь казалось неуместным. Однако порозовевшая кожа и ровное дыхание указывали на то, что она почти поправилась.

В атмосфере каюты чувствовалась напряженность, как будто Ковенант вошел в разгар спора. Поначалу его появление осталось почти незамеченным, ибо никто, кроме Красавчика и Севинхэнда, не смотрел в сторону входной двери. Обращенный к Красавчику вопросительный взгляд остался без ответа – супруг Первой лишь отвел глаза. Лицо Севинхэнда избороздили глубокие, горестные морщины. Но, будучи взвинченным до предела, Ковенант не стал проявлять деликатность и прямо с порога резко и требовательно спросил:

– Итак, что, по-вашему, мы теперь должны делать?

Линден нахмурилась, словно тон Ковенанта задел ее – или же она уже догадывалась о его истинных намерениях. Не поднимая головы, она пробормотала:

– Именно об этом они сейчас и спорили.

В какой-то мере ее слова успокоили Ковенанта. Он слишком далеко зашел по дороге своей судьбы и теперь инстинктивно ожидал ото всех проявлений враждебности. Так или иначе, он настойчиво повторил свой вопрос:

– Какой выбор нам остается?

Хоннинскрю стиснул зубы так, что выступили желваки. Севинхэнд потер щеки ладонями, словно силясь отогнать печаль. Первая тихонько вздохнула. Но никто не ответил.

Собрав все свое мужество, Ковенант сжал бесчувственные, окоченевшие кулаки, набрал побольше воздуху и выпалил:

– Если никто не может предложить ничего лучшего, я сам вызволю корабль из этой западни.

Все взоры мигом обратились к нему, и в каждом из них можно было прочесть испуг. У Хоннинскрю даже отвисла челюсть – рот его походил на отверстую рану. Из очей Линден мгновенно улетучился сон. Первая поднялась на ноги и скрежещущим, как железо, голосом спросила:

– Ты вознамерился поставить под угрозу судьбу Земли? Без всякой причины?

– Неужто ты и впрямь думаешь, что уже в полной мере способен контролировать свою мощь? – тут же добавила Линден. Она тоже поднялась на ноги, будто собиралась встретить его безрассудство стоя. – Или ты просто ищешь предлог, чтобы использовать Силу?

– Ад и кровь! – рявкнул Ковенант. Неужто Финдейл вдолбил всем и каждому, что ему нельзя доверять? Помеченное шрамом предплечье отчаянно зудело. – Если это вам не подходит, предложите что-нибудь другое. Уж не думаете ли вы, что мне нравится нагонять на всех страх?

Его вспышка произвела мгновенную перемену в настроении собравшихся. По лицу Первой пробежало облачко печали, Линден опустила глаза. На миг в каюте воцарилась угрюмая тишина – тяжелое дыхание Красавчика лишь подчеркивало ее. Затем Первая мягко промолвила:

– Прости, Друг Великанов. Я не хотела тебя обидеть. Однако знай: хоть мы и в затруднительном положении, это не значит, что у нас нет выхода.

Она повернулась, и ее острый, как клинок, взор остановился на Хоннинскрю.

– Слово за тобой, капитан.

Хоннинскрю бросил на нее сердитый взгляд, но возразить Первой в Поиске не решился, как не решился бы ни один Великан. Заговорил он медленно, натужно, роняя каждое слово словно тяжелый камень, в то время как его руки – сами по себе – неловко шарили по столу, перебирая инструменты и карты.

– Я не могу точно определить наше местонахождение. Облака рассеялись лишь недавно, и у меня было не слишком много возможностей производить наблюдения. Да и на точность наших карт полагаться трудно...

Первая нахмурилась, видимо, полагая, что он уклоняется в сторону, но на сей раз капитан не дрогнул.

– ...А когда знаний недостаточно, любой выбор становится опасным. Однако, скорее всего, мы застряли в восьмидесяти-ста лигах к северо-востоку от земли, которую вы называете Прибрежьем. Той самой, что была обителью Бездомных, где ныне находятся их могилы, а прежде стоял город печали Коеркри.

Название города капитан произнес таким тоном, словно предпочел бы его пропеть. А затем – уже совсем другим тоном – он описал выход, о котором говорила Первая. Ковенанту и вождям Поиска предстояло покинуть «Звездную Гемму» и, двигаясь по ледовой пустыне на юго-запад, попытаться достичь суши и добраться до Прибрежья.

– Или, – устало вмешалась Линден, все это время не сводившая с Ковенанта глаз, – можно не тратить время на Прибрежье и направиться прямо к Ревелстоуну. Я не знаю местности, но мне кажется, что это будет быстрее, чем тащиться в обход, забираясь далеко на юг.

– Айе! – буркнул Хоннинскрю, выражая то ли недовольство, то ли тревогу. – Все это возможно, если побережье и в самом деле находится хотя бы приблизительно там, где оно помещено на наших картах. – Капитан пытался говорить холодно и спокойно, однако обуревавшие его чувства прорывались наружу. – А также ежели этот лед тянется до самого берега, и на всем протяжении такой же ровный, и по нему можно пройти. И если этот холод продержится достаточно долго и лед не растает у нас под ногами – ведь двигаться-то придется к югу...

Пытаясь не сорваться на крик, Великан выламывал каждое слово, словно крушил скалу.

– ...И наконец, если с севера Страна не окажется огражденной непроходимыми горами. Если все это так, тогда, – он набрал воздуху, – тогда наш путь ясен.

Грусть его была столь велика, что ей, казалось, не хватало места в каюте. Но Первая не смягчилась.

– Все понимают, что это рискованный путь, капитан. Так что не отвлекайся и заканчивай свой рассказ.

– Мой рассказ? – не глядя в ее сторону, проворчал Хоннинскрю. – Ну уж нет, это не мой рассказ. Мой брат мертв, мой корабль искалечен и заперт во льдах. Нет, это – не мой рассказ!

Однако приказ Первой оказался сильнее печали. Стиснув огромные кулаки, словно сжимая в них невидимую дубинку, капитан вновь возвысил голос.

– Ты предложил расколоть лед, – промолвил он, обращаясь к Ковенанту. – Ну что ж, прекрасно. Ты отказал в искупительном огне моему брату, Тросу-Морскому Мечтателю, а теперь, движимый безрассудством и жаждой боя, готов сокрушить несчетные лиги льда. Прекрасно. Но так или иначе, «Звездная Гемма» пуститься в плавание не может. Даже будь у нас время, чтобы произвести хотя бы такой ремонт, какой в наших силах – а время бесценно, ибо его у нас в обрез, – и даже если во льду удалось бы проделать проход, наше положение все равно осталось бы нелегким. Дромонд поврежден слишком сильно и не в состоянии бороться с морской стихией. При попутном ветре мы, может быть, и доползли бы до Прибрежья, но поднимись буря, нас может занести неведомо куда. Мы можем оказаться еще дальше от цели, нежели сейчас. Увы... – Великан сглотнул, ибо последние слова дались ему с трудом. – Увы, «Звездная Гемма» больше непригодна для того, чтобы вести Поиск.

– Но... – начал было Ковенант и тут же осекся. Он растерялся, ибо чувствовал, что за печалью Хоннинскрю таилась бездна невысказанного отчаяния, суть которого Ковенанту была не ясна.

Но уже в следующее мгновение его осенило: понимание захлестнуло, словно океанский вал. «Гемма» не могла продолжать плавание, и Первая хотела, чтобы участники Поиска оставили корабль и отправились к побережью пешком. Ковенант поймал себя на том, что неотрывно смотрит на Первую. Сердце Ковенанта сжали тиски холода, от вспышки ярости его удерживала лишь отчаянная тревога.

– Почти сорок Великанов. Четыре десятка соплеменников Бездомных и Идущего-За-Пеной. И ты собралась бросить их во льдах на верную гибель?!

Первая была меченосицей, воительницей, обученной принимать нелегкие решения. Она спокойно встретила взгляд Ковенанта. Глаза ее казались холодными и равнодушными, и лишь где-то в глубине угадывались признаки боли.

– Айе! – процарапал воздух голос Хоннинскрю. – Их необходимо оставить здесь. Ибо если мы возьмем их с собой, тогда на гибель придется бросить саму «Звездную Гемму». И тогда никому из нас уже никогда не доведется увидеть родные утесы и бросить якорь в гавани Дома. Мы не можем построить новый дромонд. А наш народ не может прийти нам на выручку, ибо никому неизвестно, где мы находимся.

Говорил капитан вроде бы и негромко, но каждое его слово оставляло в душе Ковенанта кровоточащую рану. Он не был моряком и потому не слишком тревожился об участи корабля. Иное дело Великаны: страшно было и подумать о том, что предстояло или бросить их во льдах, или увести в Страну, на чужбину, где их ожидает повторение участи Бездомных.

Первая не колебалась: она знала свой долг и имела намерение не уклоняться от его исполнения. Почувствовав это, Ковенант предпочел иметь дело с Хоннинскрю и следующий свой вопрос обратил к нему.

– Но если мы оставим матросов здесь, – промолвил он, подняв глаза и встретившись взглядом с капитаном, – что потребуется им, чтобы выжить?

Хоннинскрю вскинул голову и даже раскрыл рот – его мохнатую бороду располосовала щель. Выглядел он так, будто решил, что Ковенант над ним насмехается, но уже в следующий миг усилием воли взял себя в руки.

– Припасов у нас в избытке, – промолвил капитан, и слова его звучали чуть ли не как мольба. – Припасов довольно, только вот корабль необходимо подлатать – насколько это возможно. А на то потребуется время.

«Время», – подумал Ковенант. Он покинул Страну уже более двух месяцев назад, а Ревелстоун – более трех.

Сколько невинных душ успели загубить Верные? Но чтобы не потеряв ни дня, пришлось бы оставить на корабле Красавчика – а он на такое, конечно же, ни за что не согласится. Да и сама Первая, скорее всего, тоже.

– Сколько времени? – натянуто спросил Ковенант.

– Дня два, – ответил Хоннинскрю. – А может быть, даже три. И это если работать не покладая рук.

– Проклятие! – вырвалось у Ковенанта. – Три дня! – А отступать он не собирался, ибо, будучи прокаженным, знал, сколь нелепо стремление купить будущее, продав ради этого настоящее. Угрюмо вздохнув, он повернулся к Красавчику.

Усталость еще сильнее подчеркивала болезненное уродство Великана: казалось, будто его согбенной спине не под силу выносить тяжесть головы и рук. Но глаза его светились внутренней силой, а на Ковенанта он смотрел так, будто заранее знал, что именно собирался сказать Неверящий. Знал и принимал с одобрением. Ковенант, напротив, чувствовал себя круглым дураком. Он явился сюда, гонимый желанием возжечь пламя, но теперь мог предложить сподвижникам лишь терпение, которого недоставало ему самому.

– Постарайся управиться за день, – пробормотал он и торопливо, чтобы не слышать, как отреагируют Великаны, вышел из каюты.

– Камень и Море! – усмехнулся ему вслед Красавчик. – Какие мелочи! И что мне за нужда в целом дне?

Сердито уставясь в ничто, Ковенант ускорил шаг.

Но едва он успел добраться до ведущего на ют трапа, как его догнала Линден. Догнала и схватила за руку с таким видом, будто между ними что-то произошло. Глаза ее были влажны, а нарочитая серьезность во взоре не имела ничего общего с прежней суровостью. Нежные губы – те самые, которые он целовал с такой страстью, – изогнулись, словно скрывали невысказанную просьбу.

Однако Ковенант не мог простить себя, и, почувствовав это, Линден отпустила его руку. Она подалась назад и заговорила так, словно не могла подобрать нужные слова:

– Ты по-прежнему удивляешь меня. Никогда не угадаешь, чего от тебя ждать. Всякий раз, когда ты отдаляешься так, что кажется, до тебя уже и не доберешься, ты вытворяешь что-нибудь в таком роде. Вроде того, что было сделано тобой для Сандера и Холлиан...

Неожиданно – видимо, почувствовав, что говорит не то, – Линден умолкла. Ковенант едва не взвыл от отчаяния – сила и искренность ее порыва причиняла ему боль. Он уже успел извратить все, на чем основывались их отношения. К тому же она была целительницей. И имела больше прав на кольцо, нежели он.

Отвращение к себе сделало Ковенанта грубым и бесцеремонным.

– Ты и вправду решила, что я надумал попусту разбрасываться силой? Вот, значит, какого ты обо мне мнения.

Линден вздрогнула, в глазах ее появились растерянность и обида.

– Нет! – протестующе воскликнула она – Ничего подобного. Я... я просто хотела привлечь твое внимание.

Она подняла глаза и встретилась с ним взглядом.

– Дело в том, что ты меня напугал. Если бы ты смог увидеть себя...

– Если бы я смог увидеть себя со стороны, – сердито проворчал он, подавляя желание заключить Линден в объятия, – меня бы стошнило. – С этими словами он устремился вверх по трапу. Прочь от нее. И лишь выскочив на продуваемый пронизывающим ветром ют, Ковенант замер на месте и в отчаянии заломил руки.

Сидя за завтраком на камбузе и пытаясь вобрать в себя как можно больше исходящего от плит тепла, Ковенант слышал доносившиеся с палубы отрывистые команды. Голоса принадлежали Севинхэнду и Яростному Шторму: он руководил расчисткой передней палубы, она – подготовкой к погребению погибших. Но через некоторое время к ним присоединился и голос Красавчика – ему вторили топот ног, грохот и скрип снастей. Собрав остаток мужества, Ковенант поднялся наверх – посмотреть, что же там происходит.

За ночь команда успела расчистить большую часть передней палубы, рассортировать и разложить обломки. Теперь Великаны готовились к починке сломанной фок-мачты. Красавчик склонился над огромным каменным чаном со смолой, но ухитрялся при этом следить за действиями матросов, скреплявших неповрежденный нок с обломанным концом мачты. Работали Великаны непривычно тихо – обычных шуток и прибауток не было и в помине. Слишком долго пребывали они во власти Гиблого Ветра, с момента встречи с Душегрызом не имели ни минуты отдыха, а теперь еще и их будущее стало хрупким и ломким, как окружавший корабль лед. Выдерживать подобное напряжение неопределенно долго не под силу даже Великанам.

До сих пор Ковенанту не приходилось видеть Красавчика за работой. С интересом – тем паче, что рад был любой возможности отвлечься – он наблюдал за тем, как супруг Первой заканчивает свои приготовления. Передав чан одному из своих помощников, он подцепил в петлю плиту крепь-камня, перекинул эту ношу через плечо и принялся медленно взбираться на торчащий из палубы обломок фок-мачты. Между тем Великаны поместили чан со смолой в сеть и с помощью шкива и ворота подняли его к обломанной верхушке, туда, куда поднялся и где закрепился с помощью пропущенной под мышками петли Красавчик. Снизу было отчетливо видно, как из его рта вырываются клубы пара.

Повенчанный-Со-Смолой без промедления принялся за дело. Зачерпывая из чана вар, он стал обмазывать им обломанную, зазубренную верхушку. Смола была липучей и вязкой, но Красавчик управлялся с густой массой на удивление ловко. Пальцами он втирал вар в каждую трещинку и разглаживал поверхность до тех пор, пока обломанная верхушка не стала ровной и плоской. Затем он отломил от плиты кусочек крепь-камня и погрузил его в смолу.

Почти в то же мгновение вар впитался в камень, ставший неотличимым от гранита мачты.

Удовлетворенно хмыкнув, Красавчик знаком велел опустить вниз чан со смолой и спустился сам.

Матросы принесли из трюма канаты и принялись поспешно крепить их к неповрежденной перекладине, а Красавчик полностью сосредоточил внимание на той части мачты, что упала на палубу. При падении она раскололась на несколько кусков, но один из них по длине равнялся всем остальным вместе взятым. С помощью смолы и крепь-камня Красавчик сделал оба конца этой, лучше всего сохранившейся, секции такими же ровными и плоскими, как и обломанную верхушку.

Ковенант не мог взять в толк, какой во всем этом смысл, а необходимость торопиться заставляла его нервничать. Через некоторое время он сообразил, что Яростного Шторма нигде не видно. Предав тела погибших морю, она покинула палубу – надо полагать, у нее были и другие дела. Желая тоже заняться делом, а заодно и согреться, Ковенант поплотнее закутался в одеяло и отправился на, поиски боцмана. Он нашел ее в ее собственных владениях – в лабиринте кладовых и каморок. На борту дромонда находилось поразительное количество древесины: она использовалась как топливо и как материал для мелкого ремонта в тех случаях, когда обстоятельства или сроки не позволяли использовать камень. Яростный Шторм с тремя помощниками работала в сравнительно просторном трюме, служившем плотницкой мастерской.

Мастерили они огромные сани. Двое саней с широкими полозьями. Сколочены сани были грубо, но добротно и, судя по виду, были достаточно велики и прочны, чтобы нести Великана.

Двое матросов сколачивали доски гвоздями, тогда как Яростный Шторм и еще одна Великанша взяли на себя работу потоньше – они вырезали полозья. С помощью ножей, напильников и тесаков они счищали кору с бревен толщиной с Ковенантову ляжку и придавали им форму, позволявшую легко скользить по снегу и льду. Кора и стружка густо устилали пол, воздух напитался запахом смолы, но до завершения работы было еще далеко.

На недоуменный вопрос Ковенанта Яростный Шторм пояснила: для того чтобы достичь Ревелстоуна, ему и его спутникам потребуется больше припасов, чем можно унести на спинах. К тому же сани позволят Великанам доставить Ковенанта и Линден к берегу с такой скоростью, которая людям, разумеется, не под силу.

И вновь, уже в который раз, Ковенант был пристыжен предупредительностью служивших ему людей. Сам он не осмеливался заглядывать в будущее дальше того момента, когда покинет борт «Звездой Геммы». Великаны же заботились о нем больше, чем о себе, больше, чем о своем корабле. Если бы другие не пеклись о нем так, его уже давно не было бы в живых.

На обратном пути он проходил мимо каюты капитана. Дверь была закрыта, но изнутри доносился голос Первой. Она убеждала Хоннинскрю остаться на дромонде.

Капитан молчал, но молчание его было более чем красноречивым. Пристыженный тем, что, пусть и невольно, подслушал чужой разговор, Ковенант ускорил шаг и вновь отправился на переднюю палубу – взглянуть, что удалось сделать Красавчику и Севинхэнду.

Солнце висело как раз над выбоиной, образовавшейся на месте грот-мачты, и замысел изуродованного Великана уже начинал обретать зримые очертания. Даже Ковенант догадался, каковы его намерения. Красавчик завершил работу над лежавшей на палубе длинной каменной балкой и вместе с Севинхэндом наблюдал за тем, как матросы, обмотав канатом, крепили к обломку сохранившуюся в целости массивную каменную рею. Ковенант недоверчиво прищурился:

– Неужто это будет держаться?

Красавчик пожал плечами – так, словно развести руками было уже свыше его сил. Голос Великана от усталости звучал сипло:

– Должно. А коли не будет, нам за день никак не управиться. Так что молись, чтобы все прошло благополучно. Иначе придется разбить ствол мачты на мелкие части и устанавливать их по одному. Меня это отнюдь не прельщает.

Великан умолк – он так утомился, что каждое слово давалось ему с трудом. Тем временем матросы приподняли ствол мачты, стараясь свести к минимуму бортовую нагрузку на снасти. Канаты со скрипом натянулись – Ковенант затаил дыхание. Перекладина, через которую были перекинуты тросы, казалась слишком тонкой и хрупкой для того, чтобы выдержать чудовищный вес гранитной балки. Но, хотя канаты натянулись как струны, ничто не хрустнуло и не порвалось. Медленно, осторожно Великаны тянули за тросы, и балка неуклонно поднималась. Когда ее край достиг уровня головы, Красавчик скомандовал:

– Держи!

Великаны застыли, канаты зазвенели от напряжения, но не оборвались. Держалась и рея. Захватив полные пригоршни смолы, горбатый Великан бережно обмазал один край мачты ровным и плотным слоем. Затем он перебрался к другому концу. Веревка болталась рядом. Старательно очистив руки, Красавчик ухватился за нее и дал Великанам знак поднять его вверх.

Закрепившись в веревочной петле, он медленно, фут за футом, поднимался к обрубку мачты, пока не завис у самого ободка. Там, наверху, он казался на удивление уязвимым. Некоторое время Красавчик не двигался, и Ковенант поймал себя на том, что дышит так тяжело, словно сам оказался на месте Великана. Поднявшаяся сюда же, на переднюю палубу, Первая не отрывала от мужа напряженного взгляда. Не выдержи реи, лишь чудо могло бы спасти ее мужа от гибели под грудой каменных обломков.

Красавчик подал знак стоящим внизу матросам, Севинхэнд шепотом отдал приказ, и команда продолжила подъем ствола мачты.

Осторожно, мало-помалу его оттянули так высоко, что обмазанный смолой комель завис над головой Красавчика. Затем Великаны стравили канаты, и край мачты опустился до уровня его груди. Красавчик казался слишком слабым даже для того, чтобы справляться с тяжестью своего тела, но, тем не менее, он сумел, ухватившись за каменную балку, удерживать ее от раскачивания и не давать ободраться уже наложенному слою смолы. Великаны чуточку натянули канаты, приподняв конец примерно на фут, затем Севинхэнд приказал им остановиться. Очень медленно и осторожно Красавчик выровнял зависший край мачты, установил его точно над торчащим обломком и нетерпеливо выдохнул:

– Готово!

Великаны принялись опускать балку. Красавчик удерживал ее руками, не давая уклониться в сторону. Миг-другой – и осмоленные края обломанной мачты сомкнулись. Не теряя ни секунды, Красавчик погрузил в вар на месте соединения осколок крепь-камня, и разделявшая две каменные балки линия исчезла, словно ее и не было. Фок-мачта вновь стала монолитом. У Первой вырвался облегченный вздох. Матросы выпустили канаты и разразились ликующими криками.

Корабль вновь обрел переднюю мачту. Правда, теперь она была ниже бизани, но, тем не менее, являлась достаточно высокой для того, чтобы нести вторую рею. А это давало возможность поставить необходимые для выживания корабля паруса.

Правда, укрепить эту самую рею на обновленной фок-мачте еще только предстояло, но поскольку день едва начался, не приходилось сомневаться в том, что работа будет выполнена в срок. Двое Великанов вскарабкались на мачту и помогли Красавчику спуститься вниз, к ликующим товарищам. Первая заключила его в объятия с такой силой, что, казалось, едва не переломала кости. Невесть откуда появился кувшин с «глотком алмазов». Его всунули Красавчику в руки. Тот изрядно отхлебнул из горлышка, и вокруг вновь раздались одобрительные возгласы.

Ковенант наблюдал за происходящим, и душу его омывала волна благодарности и облегчения.

Мгновение спустя Красавчик появился из толпы обступивших его матросов. Нетвердо держась на ногах – сказывались и утомление, и основательная доза «глотка алмазов», – он целеустремленно направился к Ковенанту и, отвесив низкий, церемонный поклон, едва не стоивший ему равновесия, промолвил:

– Сейчас я, пожалуй, малость передохну. Но еще до ночи эта рея будет укреплена на положенном ей месте. Тогда я смогу считать, что сделал для «Звездной Геммы» все возможное...

Запавшие от усталости глаза и неверная поступь Великана напоминали о том, что и до сегодняшних трудов он немало сделал ради спасения «Звездной Геммы». Но это было еще не все. Неожиданно голос Красавчика помягчел, и он искренне и доверительно добавил:

– ...Спасибо тебе, Друг Великанов, за то, что ты предоставил мне возможность оказать дромонду эту скромную услугу.

Солнечные лучи падали на его лицо, и казалось, будто Повенчанный-Со-Смолой светился сам. Отвернувшись, он заключил в объятия жену и, пошатываясь как пьяный, сопровождаемый восхищенными возгласами матросов, направился к сходням. В этот миг, несмотря на согбенную спину, он выглядел не ниже любого из своих соплеменников.

Жгучие слезы благодарности выступили на глазах Ковенанта. Напряжение спало – впервые за долгое время он позволил себе расслабиться. Красавчик весьма убедительно дал понять, что даже в нынешних обстоятельствах можно обойтись без страха и гнева.

Собранные Севинхэндом матросы вернулись к работе: нужно было готовить к подъему вторую рею, а Ковенант отправился на поиски Линден. Он хотел рассказать ей об успехе Красавчика, а заодно и попросить прощения за вчерашнюю грубость.

Ему удалось ее отыскать почти сразу. Линден находилась на камбузе, спала на своем топчане и во сне сосредоточенно хмурилась, что делало ее похожей на бесприютного ребенка. Просыпаться она, похоже, не собиралась – видимо, еще не успела восстановить силы после изматывающей встречи с Душегрызом. Беспокоить ее Ковенант не стал.

Тепло камбуза напомнило о том, что он сам основательно продрог и устал. Растянувшись на топчане, Ковенант вознамерился малость передохнуть, а потом вновь подняться на палубу и полюбоваться работой Великанов. Но стоило ему закрыть глаза, как усталость захлестнула его и унесла с собой.

Ковенант не мог сказать, спал он или бодрствовал, когда в ушах его зазвучало пение. Поначалу радостное – Великаны восхваляли моря и родную гавань. Но вскоре послышалась печальная мелодия песни о погибших кораблях и навек разлученных с ними близких. В словах Великанов, словно предчувствуемая мука кааморы, слышалось потрескивание пламени. Ковенанту уже доводилось участвовать в кааморе – тогда, в Коеркри. Тот огонь был достаточно силен, чтобы коснуться его; он помог всем, кроме себя самого. Теперь, погрузившись в грезы, Ковенант представил иное пламя – несравненно более неистовое, разрушительное, но действующее при этом избирательно. И он знал, как обрести этот огонь. Знал и спал, боясь пробуждения.

Потом он проснулся, и все грезы исчезли. Оживленные хлопоты Морского Соуса и Золы-В-Очаге заставили его предположить, что уже настал новый день. Ковенанту стало стыдно, что он проспал так долго. Он присел и увидел опустевший топчан Линден. Ни ее, ни Сотканного-Из-Тумана на камбузе не было. Зато бесстрастный, словно не знающий, что такое нетерпение, Кайл невозмутимо стоял на своем месте.

Заметив, что Ковенант открыл глаза, харучай промолвил:

– Ты вовремя проснулся, юр-Лорд. Уже утро. Те, кто уходит, уже начали собираться в дорогу.

Ковенанта пронзила боль.

Окружавшие его люди делали для него все возможное, и только он никогда и ни к чему не был готов вовремя. С усилием поднявшись на ноги, Ковенант принял поданную Золой-В-Очаге миску с кашей и торопливо принялся за еду. Проглотив сколько мог, он шагнул к двери – ее предупредительно распахнул Кайл – и вышел на освещенную утренним солнцем палубу. Яркий, отражавшийся от ледяного зеркала свет резал глаза, но, прищурясь, Ковенант сумел разглядеть фок-мачту и стоявших у борта Великанов.

Его появление было встречено приветственными восклицаниями. Матросы расступились, и он оказался рядом с Линден, Сотканным-Из-Тумана, Первой, Красавчиком и Хоннинскрю.

Красавчик и Линден выглядели куда более крепкими и бодрыми, нежели в предыдущий день, но Линден избегала встречаться с Ковенантом взглядом, словно не доверяла ему. Первая устремила свой ястребиный взор за борт. Хуже всех выглядел Хоннинскрю – казалось, он не спал всю ночь, разрываясь между желанием и долгом.

Бросив взгляд за борт, Ковенант увидел, что изготовленные Яростным Штормом сани уже спущены на лед. Они были основательно загружены мешками и коробками с припасами, размещенными так, чтобы на каждых санях мог устроиться хотя бы один пассажир.

Завидя Ковенанта, Первая повернулась к Севинхэнду, Яростному Шторму и другим Великанам:

– Вот и пришел час расставания, – провозгласила она. Морозный воздух делал ее голос особенно резким и звонким. – Опасность велика, ибо Поиск больше не направляет провидец – Трос-Морской Мечтатель. Но, тем не менее, все мы в соответствии с принесенным обетом следуем к намеченной цели, а потому я не испытываю страха. Мы смертны, и мысль о возможной неудаче не может не удручать нас. Однако мы не обязаны преодолевать все и вся. От нас требуется одно: крепко держаться при сильном ветре, а уж там будь что будет. На всех морях не нашлось бы команды, более подходящей для такой работы, чем вы – те, кто остается на борту «Звездной Геммы». Так чего же, спрашивается, нам страшиться? Поэтому я оставляю вам единственное указание – как только сойдет лед, плывите следом за нами. Направляйтесь к Прибрежью, туда, где прежде жили наши собратья. Но если вы не застанете нас там – и не получите от нас никакого известия, – бремя Поиска будет возложено на ваши плечи. Исполняйте свой долг, не страшась никого и ничего. Покуда Землю оберегает хотя бы одно отважное сердце, о победе Зла говорить рано.

Тут она умолкла и посмотрела на Красавчика так, будто ее удивили собственные слова. Тот ответил ей лучащимся взглядом. Глаза Севинхэнда наводили на воспоминания о несравненном мастерстве, спасшем «Звездную Гемму» от военных кораблей Бхратхайрайнии. Взгляд Яростного Шторма был суров и бесстрастен, словно грядущее, каким бы оно ни было, не властно было устрашить ее. Да и все моряки, несмотря на крайнюю усталость и грозящую им опасность, светились от гордости. Сердце Ковенанта сжалось: он не представлял, как сможет расстаться с ними.

Но другого выхода у него не было. Первая уже спускалась по трапу, Красавчик следовал за женой. Они не были в ответе за судьбу мироздания, но жизнями своими рисковали в той же степени, что и он. Жестом Ковенант приказал Кайлу спускаться по трапу первым, чтобы в случае нужды тот мог поддержать его. Затем Ковенант поставил ногу на обледеневшую ступеньку и, преодолевая головокружение, стал спускаться вниз. Ступив на лед, Ковенант неверной поступью заковылял по его коварной поверхности к большим саням. Линден шла следом: волосы вились по ветру, словно знамя ее решимости. Сотканный-Из-Тумана, по-прежнему упорствующий в своем желании служить Избранной, шагал за ней. Замыкал шествие Хоннинскрю. То и дело он порывался вернуться – не иначе как для того, чтобы отдать множество прощальных распоряжений Севинхэнду и Яростному Шторму. Однако помолчав – молчание его походило на беззвучный крик, – он все же оторвался от своего корабля и присоединился к отряду.

Затем стоящие на палубе расступились и пропустили к борту Вейна. Тот легко перемахнул через ограждение и застыл в обычной для него неподвижности: черные глаза были устремлены в никуда.

Из воздуха выскользнула какая-то тень и через несколько мгновений сформировалась в человеческую фигуру – рядом с Вейном возник Финдейл. Казалось, что элохим и отродье демондимов принадлежат друг другу.

Повинуясь торопливым распоряжениям Первой, Ковенант взобрался на сани и устроился среди припасов. На другие сани уселась Линден. Хоннинскрю и Сотканный-Из-Тумана впряглись в постромки. Первая и Красавчик прошли в голову, колонны, Кайл пристроился между санями. Замыкали колонну Вейн и Финдейл.

Под полозьями заскрипел лед. Ковенант и его спутники расстались с Кораблем Великанов и устремились вперед, на поиски надежды. Шестьдесят три дня прошло с тех пор, как они расстались с Сандером, с Холлиан – и с Прибрежьем. И вот теперь их отделяло от Ревелстоуна не меньше трехсот шестидесяти лиг.