"Пираты фюрера" - читать интересную книгу автора (Бунич Игорь)

3.КРОВАВЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ КАРМАННОГО ЛИНКОРА «Адмирал Шеер»

I

Капитан первого ранга Теодор Кранке получил назначение на должность командира карманного линкора «Адмирал Шеер», когда за его плечами было уже двадцать семь лет службы в германском флоте. Кранке поступил на службу еще в Кайзеровский флот в 1912 году, плавал на эсминцах в годы Первой мировой войны, командовал легким крейсером в годы Веймарской республики, а позднее был начальником Военно–морского училища.

«Адмирал Шеер» был вторым из трех кораблей, построенных для немецкого флота в рамках ограничений Версальского договора, гласивших, что водоизмещение любого военного корабля, предназначенного для германского флота, не должно превышать 10 000 тонн.

В действительности же, полное водоизмещение «Адмирала Шеера» приближалось к 17 000 тонн, на что те, кто должен был надзирать за выполнением Германией условий Версальского договора, почему–то смотрели сквозь пальцы. Корабль имел длину 186 метров и был вооружен шестью 280–миллиметровыми орудиями с длиною стволов в 54 калибра, размещенных в двух трехорудийных башнях на носу и корме.

Вооружение «Адмирала Шеера» дополняли восемь 150–миллиметровых орудий, шесть 105–миллиметровых скорострельных зениток, восемь 37–миллиметровых и шесть 20–миллиметровых зенитных автоматов, а также восемь 533–миллиметровых торпедных аппаратов.

Трехвальная дизельная энергетическая установка давала «Адмиралу Шееру» возможность развить скорость до 28 узлов. Заложен «Адмирал Шеер» был 25 июня 1931 года на военно–морской верфи в Вильгельмсгафене, спущен на воду 1 апреля 1933 года и введен в строй 12 ноября 1933 года.

Всего в составе флота оказалось три корабля этого типа: «Дойчлянд», «Адмирал Шеер» и «Адмирал граф Шпее». Сразу же возник вопрос: к какому классу боевых кораблей отнести эту оригинальную троицу? Их называли и броненосцами, и тяжелыми крейсерами, и карманными линкорами. Последнее определение, несмотря на некоторую вульгарность, казалось бы, недопустимую в строгих канонах классификации боевых кораблей, сопровождало эту «карманную» троицу в течение всей службы, а затем перекочевало на страницы исторических исследований…

Приказ о назначении капитана первого ранга Кранке командиром «Шеера» пришел 1 октября 1939 года, вскоре после начала войны. Сдача дел начальника училища заняла гораздо больше времени, чем Кранке рассчитывал; лишь 1 ноября он прибыл на борт «Шеера» и поднял свой вымпел, официально вступив в командование карманным линкором.

Экипаж принял нового командира настороженно. Все, конечно, знали, что последние годы он начальствовал в училище, и имели основания подозревать, что он был скорее ученым и военно–морским теоретиком, чем командиром боевого корабля, которому предстояло сражаться со значительно превосходящими силами противника.

Первые месяцы своего командования капитану первого ранга Кранке было трудно доказать обратное,— «Шеер» в основном находился в базе, изредка отбиваясь зенитками от воздушных налетов англичан. При предыдущем командире — капитане первого ранга Генрихе Бурмбахе — зенитчики «Шеера» сбили один английский бомбардировщик и очень этим гордились. Известно, что удачу кораблю всегда приносит командир, а потому все моряки «Шеера» задавали себе вопрос: будет ли при новом командире их корабль столь же удачлив, что и при старом?

Между тем, «Адмирал Шеер» был поставлен в док, а Теодор Кранке получил приказ прибыть в Берлин, где ему была поручена оперативная разработка Норвежской операции. Экипаж «Шеера» не понимал, что может их командир так долго делать в Берлине. Впрочем, им было чем заняться, чтобы не слишком часто задавать друг другу подобные вопросы. Половину матросов на борту «Шеера» составляли молодые новобранцы, которые недавно сменили старослужащих, направленных инструкторами в различные учебные отряды. Поэтому, если экипаж принял капитана первого ранга Кранке настороженно, то и он чувствовал себя не очень уверенно со столь большим количеством неопытных новобранцев на корабле.

До июня 1940 года Кранке находился в Норвегии, управляя штабом военно–морского соединения, поддерживающего оккупацию этой страны немецкими войсками, а затем вернулся в Вильгельмсгафен и снова вступил в командование «Адмиралом Шеером». К этому времени на корабле закончились ремонтные и модификационные работы, он вышел из дока и направился в Балтийское море на обычные послеремонтные испытания. Затем начался цикл интенсивной боевой подготовки — пора было превратить новобранцев в сплоченный и надежный экипаж боевого корабля. Это была совсем не легкая задача, если учесть тот факт, что подавляющее большинство матросов впервые в своей жизни ступили на палубу корабля. Тренировки продолжались и днем, и ночью.

В октябре 1940 года «Адмирал Шеер» прибыл в Готенгафен, где приступил к погрузке боеприпасов и всех других видов расходных материалов снабжения. Особенно много принималось продовольствия — главным образом, овощей. Матросы даже стали подозревать, что их новый командир–вегетарианец.

Всем хотелось знать, куда собирается корабль. По палубам и кубрикам летали самые разные слухи, ни один из которых подтвердить, разумеется, было невозможно. Почти никто из находящихся на борту не верил, что их пошлют в океанский рейд на борьбу с английской торговлей; все еще помнили, что совсем недавно произошло с их однотипным собратом — «Адмиралом графом Шпее». Возможно, предполагали многие, их пошлют к Гренландии для осуществления какой–нибудь операции типа «кусай и беги», но не более того.

Пока по кораблю гуляли слухи, правду, как всегда, знал только командир. Боевой приказ на трех машинописных страницах, подписанный адмиралом Редером, уже лежал у Кранке на столе. Затем командир исчез — снова неизвестно куда. Одни говорили, что он уехал в Берлин в Штаб руководства войной на море, другие видели его в Вильгельмсгафене в штабе Военно–морской группы «Север». Попытки выведать что–нибудь новое у командирского вестового ни к чему не привели, поскольку тот сам ничего не знал. Правда, вестовому случайно удалось подслушать обрывок разговора между капитаном первого ранга Кранке и двумя его друзьями, пришедшими попрощаться с командиром «Шеера». Собирая посуду со стола в каюте командира, вестовой услышал фразу одного из офицеров, который сказал Кранке: «Шансов «пятьдесят на пятьдесят» у вас нет. Скорее, ваши шансы можно рассматривать как один к десяти. Англичанам за последнее время удалось значительно улучшить защиту своего судоходства в океане, а после потопления «Адмирала графа Шпее» время надводных рейдеров в океане, мне кажется, закончилось».

Вечером 22 октября 1940 года группа матросов была отпущена в увольнение на берег. 23 октября многие также готовились сойти на берег, но уже утром, в 08:30, был дан приказ приготовиться к выходу в море.

Старший офицер «Адмирала Шеера» капитан второго ранга Грубер доложил командиру, что весь личный состав находится на борту.

— Внимание! — прозвучало по корабельной трансляции. — Проводим испытания колоколов громкого боя.

Пронзительные, разрывающие нервы звуки боевой тревоги разнеслись по кораблю. На сигнальных фалах карманного линкора взвились разноцветные флаги. Два маленьких крепыша–буксира, напоминающие на фоне стройного корпуса линкора две ореховые скорлупки, без особого труда отвели «Адмирала Шеера» от стенки и, перекликаясь гудками, повели его к выходу из порта.

Отдав буксирные концы, «Адмирал Шеер» пошел дальше под своими машинами, огибая мол.

— Итак, господа,— обратился к своим офицерам на мостике капитан первого ранга Кранке,— мы в открытом море!

— Мы в открытом море! — разнеслось по всему кораблю, и каждый, кто был свободен от вахты, выскочил на верхнюю палубу, чтобы бросить прощальный взгляд на родные берега. Все уже знали, что теперь «Шеер» уходит в море на многие месяцы, а возможно, и навсегда.

Готенгафен быстро исчезал за кормой. Огибая мыс Хела, «Шеер» увидел прямо по курсу парусник, идущий навстречу под всеми парусами, как призрак из стародавних времен. Это был четырехмачтовик «Падуа» — учебное судно германского торгового флота. Для матросов «Шеера» это был последний привет с родины. В 13:30 берег растаял на горизонте. Только ветер еще доносил запахи осенней земли.

Погода оставалась превосходной, что заставляло капитана первого ранга Кранке нервничать. Он предпочел бы туман и дождь, не возражал бы и против крутого шторма. Офицер–синоптик неуверенно обещал, что если погода и начнет портиться, то не ранее чем завтра.

Лейтенант Старжинский, стоя на юте, сказал своим матросам, что он уже шестой раз проходит Датским проливом, но никогда погода не была столь прекрасной, как сегодня. Но если для бывалого моряка погода действительно казалась прекрасной, то юные новобранцы этого совсем не находили. Крупная зыбь шла им навстречу, корабль клевал носом и грузно раскачивался. Новобранцы дрожали и бледнели, испуганно оглядывались посторонам, как будто кто–то мог им помочь, с надеждой смотрели на офицеров. У некоторых ноги становились ватными, и они усаживались на палубу. Зная по опыту, что в данном случае резкость и даже грубость являются наилучшим лекарством, офицеры приказывали раскисшим матросам вставать, брать себя в руки, больше находиться в движении и поменьше думать о своих мучениях, сконцентрироваться на своих обязанностях. Лучшего лекарства нет.

Самое тяжелое время наступило для командира. Он полностью забыл о сне, постоянно находясь на мостике или в штурманской рубке.

При проходе Датским проливом в любой момент могла произойти встреча с противником. Сигнальщики с тревогой следили за небом и горизонтом. Хотя уход «Адмирала Шеера» из Готенгафена сопровождался самыми строгими мерами обеспечения секретности, но в городе жили поляки, которые ненавидели немцев и с удовольствием снабжали английскую разведку любой информацией. Кроме того, при прохождении Бельта не следовало забывать и о Норвежском сопротивлении, имевшем устойчивую радиосвязь с Лондоном.

— Самолет, 225 — с левого борта. Летит очень низко! — раздался крик сигнальщика.

Все бинокли повернулись в указанном направлении. Капитан первого ранга Кранке в этот момент, сидя на жестком кожаном диванчике в штурманской рубке, пытался вздремнуть. Услышав крик сигнальщика, командир выскочил на мостик и вскинул бинокль. Расстояние до самолета было уже замерено, и стволы всех зенитных орудий пришли в движение, медленно поднимаясь вверх. Но расстояние было еще слишком большим для открытия огня. Самолет можно было увидеть только в очень сильные бинокли.

— Это может быть один из наших разведывательных самолетов,— предположил Кранке, зная, что командование флотом попросило Люфтваффе обеспечить прикрытием с воздуха прорыв «Адмирала Шеера» в океан. Но на таком расстоянии разглядеть какие–либо детали было невозможно. Кроме того, не было никакой уверенности, что пилот самолета, даже если это и свой, окажется способным опознать «Адмирал Шеер», поскольку летчики Люфтваффе практически не знали силуэтов собственных, кораблей.

— Если он видит нас так же хорошо, как мы видим его,— заметил командир,— то я надеюсь, что он, по крайней мере,не наделает никаких глупостей.

В этот момент на мостике появился рассыльный из радиорубки, вручивший командиру корабля радиограмму. Кранке прочел ее и вздохнул. В радиограмме говорилось, что маячивший на горизонте самолет действительно был своим. Но, обнаружив «Адмирала Шеера», он принял его за вражеский корабль и передал по радио все подробности о его курсе и скорости. Конечно, радиограмма летчика была закодирована, но шифры, используемые Люфтваффе, были гораздо проще морских, поскольку на самолетах невозможно было разместить тяжелые и громоздкие шифровальные машины. А потому существовало опасение, что противник, перехвати он радиограмму, легко ее расшифрует со всеми вытекающими из этого последствиями.

— Самолет приближается! — доложил сигнальщик.

Это было действительно так. Самолет приблизился, хотя еще предпочитал держаться на безопасном расстоянии. Однако теперь уже его можно было легко опознать. Это был разведывательный самолет «Дорнье–18». Чтобы самолет сдуру не наделал еще каких–нибудь глупостей, Кранке приказал выпустить опознавательные ракеты. Разноцветные огни поднялись стремительно в небо и, медленно угасая, опустились на поверхность моря. В ответ с самолета также выпустили ракету, подтверждающую, что он свой.

Еще дважды «Дорнье–18» выпускал опознавательные ракеты, и «Шеер» дважды на них отвечал, прежде чем самолет осмелился подлететь поближе к стальному гиганту. С мостика «Шеера» можно было разглядеть даже лица летчиков, им махали руками.

— Что они все крутятся над нами? — недовольно пробурчал Кранке.— А если у них что–нибудь случится с мотором? Куда нам их потом девать?