"Жокей в маске" - читать интересную книгу автора (Сувестр Пьер, Аллен Марсель)

Глава 3 ТРУП В СЕН-ЖЕРМЕН

В ночь с пятницы на субботу, когда Жоржетта Симоно еще только раздумывала, идти ли ей на свидание со своим новым поклонником, двое мужчин двигались со стороны Мезон-Лафит к Сен-Жерменскому лесу. Они шли быстрым шагом, посасывая сигары, и время от времени перекидывались отрывистыми фразами. Похоже было, что они не в восторге друг от друга.

– Может, все-таки возьмем машину? – спросил один.

– Не стоит, – бросил его спутник.

– Но почему? Ведь путь не близкий!

– Послушайте, я прекрасно знаю эту дорогу. Быстрее дойти пешком.

– Ну что ж…

Они свернули направо, на маленькую тропинку. Вышедшая из-за туч луна осветила их. Один был одет в клетчатый костюм, овальная шапочка натянута на уши. На втором же был изысканный жакет, мало подходящий для прохладного времени года, – стоял конец октября. Брюки его были заправлены в высокие сапоги, рука сжимала хлыст. Он шел тяжелой, валкой походкой человека, привыкшего к верховой езде.

– Ну что ж, – продолжал человек в клетчатом костюме, – раз вы хорошо знаете дорогу и в конце нас ждет стаканчик вина – тогда в путь.

При словах «стаканчик вина» его собеседник чуть заметно улыбнулся. Он привык к более благородным напиткам.

Было около десяти вечера. По субботам в это время в Сен-Жерменском лесу не бывает ни души. Лишь изредка со стороны дороги слышался шум проезжающего автомобиля и виднелся отблеск фар. И снова воцарялась тишина, лишь ветер шевелил кроны деревьев, и палая листва шуршала под ногами путников.

Несколько минут мужчины шли молча. Наконец обладатель элегантного жакета щелкнул хлыстом по сапогу и спросил:

– Так что же, вы так и не хотите проявить благоразумие?

Его спутник пожал плечами:

– Благоразумие… Я как раз его и проявляю. По-моему, именно этим вы и хотите воспользоваться, мой дорогой.

– Но, право, ваши запросы слишком велики!

– Я придерживаюсь другого взгляда.

Мужчины помолчали. Потом первый вновь заговорил:

– Итак, вы просите тридцать тысяч франков. Это крупная сумма!

– Совершенно с вами согласен, – ответил второй. – Сумма немалая.

– А ваша лошадь ее не стоит!

– Ну, это как посмотреть…

– Да ведь она никогда толком не бегала!

«Клетчатый костюм» расхохотался:

– Так значит, если бы она бегала, вы бы ее купили, не так ли?

Этот невинный вопрос заставил мужчину вздрогнуть:

– Что такое? Вы говорите какими-то возмутительными намеками!

Хлыст снова щелкнул по голенищу.

– Ну, хорошо, – сбавил тон его обладатель. – Может, вас устроят двадцать тысяч?

– Ну, нет, дружище. Я сказал – тридцать кусков. Это мое последнее слово.

– Двадцать пять!

«Клетчатый костюм» хмыкнул:

– Вы торгуетесь, как на базаре. Поверьте, это пустая трата времени. Тридцать тысяч франков и ни одним су меньше. Вы ведь знаете мою лошадку. Ровная рысь, прекрасный аллюр… Усталости не знает, и препятствие ей нипочем!

Он помолчал и добавил:

– А упряжь? Упряжь ведь тоже стоит денег!

Последние слова прозвучали с непонятной иронией. «Жакет» дернул плечом.

– Не валяйте дурака, – буркнул он. – Упряжь тут ни при чем.

Однако голос его звучал неуверенно. Он подумал и проговорил:

– Послушайте, двадцать восемь тысяч! Неужели этого мало?

– Тридцать, – спокойно ответил «клетчатый». – И не будем спорить.

Он принялся насвистывать какой-то мотивчик, давая понять, что разговор закончен. Потом повернулся к собеседнику и ухмыльнулся:

– Да что там говорить! Я уверен, что деньги у вас с собой. Вы ведь давно все решили, верно? Я-то знаю, что не требую невозможного. Поэтому…

– Ладно, – перебил его спутник и снова щелкнул хлыстом по голенищу. – Сегодня, Бодри, вы пользуетесь ситуацией. Но, видит Бог, так не будет продолжаться вечно!

Бодри всплеснул руками.

– Силы небесные, да ничем я не пользуюсь! – воскликнул он. – Просто…

Собеседник снова перебил его:

– Довольно слов. Деньги действительно со мной. Давайте заканчивать.

Бодри кивнул:

– Пожалуйста, мсье, если вам так хочется…

Тропинка вывела мужчин на перекресток Крест-Ноай, прозванный так из-за большого креста, возвышающегося в центре. Неподалеку виднелась небольшая забегаловка. Столики стояли прямо на пронизывающем ветру. «Жакет» указал хлыстом в ту сторону.

– Поговорим здесь?

– Как вам угодно.

Они уселись за столик и заказали шартрез. По просьбе Бодри официант принес перо и бумагу.

– Итак, мы сговорились на тридцати тысячах. Небольшие формальности, и все права на лошадку – ваши. Очевидно, бесполезно просить вас о чем-либо еще. Это ведь не обычная сделка…

Бодри хихикнул:

– Что вы несете?!

Постоянные намеки продавца явно выводили из себя покупателя. Он заломил бровь и процедил сквозь зубы:

– Не понимаю, какого черта вы тут темните. Все предельно ясно – у вас есть лошадь, которую вы продаете, а я покупаю. Плачу вам цену, которую вы запросили, и дело с концом.

Собеседник криво улыбнулся:

– Что ж, будь по-вашему. Допустим, я обыкновенный лопух, допустим, я никогда не бывал в ваших конюшнях и не видел…

– Все, хватит, – оборвал его «жакет».

Он достал бумажник, вытащил пачку купюр и принялся пересчитывать.

– Надо же, – заметил Бодри, с интересом следящий за его действиями. – Здесь тридцать пять бумажек. Похоже, вы собирались выложить за лошадку побольше!

Покупатель метнул на него испепеляющий взгляд и промолчал.

– Вот видите, – мягко сказал Бодри. – Я вовсе не такой уж лопух.

«Жакет» молча протянул ему тридцать купюр, которые мгновенно исчезли в кармане клетчатого пиджака. Оттуда же появилась бумага, сложенная вдвое.

– Вот купчая, мсье.

Покупатель внимательно просмотрел документ и спрятал его в карман.

– Значит, я забираю лошадь?

– Конечно.

– Ну, тогда и говорить больше не о чем.

Потеряв интерес к собеседнику, владелец лошади поднялся и бросил на столик несколько монет. Дремавший неподалеку официант удовлетворенно хмыкнул. Наконец-то уберутся эти два полуночника, которым больше нечего делать субботним вечером, как шататься по лесу!

Бодри тоже встал.

– Ну, раз уж говорить нам больше не о чем, – сказал он, – так давайте хоть попрощаемся. Вы возвращаетесь в Мезон-Лафит?

– Именно. А вы в Сен-Жермен?

– Точно.

– Тогда счастливого пути.

И, не обменявшись рукопожатиями, мужчины разошлись в разные стороны. Один уходил, взбешенный тем, что выложил за покупку слишком много, другого же терзали воспоминания о пяти банковских билетах, которые он получил бы, будь немного понастойчивее. Бодри процедил:

– Этот надутый идиот воображает, что моя лошадка у него в кармане. Посмотрим! Пусть не слишком выставляется. Одна моя записочка президенту жокей-клуба может надолго отбить у него аппетит!

Его недавний собеседник тем временем также не стеснялся в выражениях.

– Ничтожество! – шептал он. – Урвал тридцать тысяч и считает, что надул меня. Да в этих обстоятельствах я заплатил бы и пятьдесят, и сто!

Пройдя несколько сотен метром он заговорил спокойнее:

– Забавный, однако, тип этот Бодри! Не могу понять, кто же он на самом деле? Выпендривается, как профессиональный лошадник. А встретишь его на бульваре – типичный белоручка, прожигатель жизни. Интересно, откуда он взял такую лошадь? Впрочем, черт с ним. Главное, что я добился своего.

Спустя двадцать минут Рене Бодри, вернувшись в забегаловку, сидел за тем же самым столиком. Он не спеша выкурил сигару, выпил бокал дорогого портвейна и двинулся по дороге, ведущей в Сен-Жермен.

Ночь была сырой и холодной. Бодри поднял воротник и глубоко засунул руки в карманы пиджака. Однако тридцать тысячефранковых билетов поддерживали его настроение на соответствующем уровне. Бодри напевал и прищелкивал в такт пальцами.

– Нет, господа, лопухом меня не назовешь, – приговаривал он. – Никак не назовешь!

На дороге не было ни души. Ветер зловеще шумел в кронах деревьев. Бодри обеспокоенно огляделся.

– Чертовски темно, – пробормотал он. – Не очень-то осторожно с моей стороны гулять здесь ночью, да еще с такими деньгами…

Он поежился.

– А вдруг в этом трактире кто-нибудь увидел, как я славно поживился?

Он снова обернулся. Дорога была пуста, шагов не слышно…

– Успокойся, приятель, – решительно сказал себе Бодри. – Что-то ты становишься слишком трусливым. Вряд ли найдется сумасшедший, который караулил бы здесь кого-нибудь по ночам.

Нарочито громко напевая, он двинулся дальше. Сухие листья шуршали у него под ногами.

Вряд ли Рене Бодри чувствовал бы себя столь уверенно, если бы, оглянувшись, увидел темную фигуру, прячущуюся за деревом. Счастливый обладатель тридцати тысяч франков с самого начала был не слишком внимателен. Иначе он заметил бы незнакомца, покидая придорожную забегаловку. Тот стоял у поворота, прячась в кустах. И от самого перекрестка неизвестный следовал за Бодри в каких-нибудь двадцати метрах. Естественно, он не напевал и не хрустел сучьями. Ступая по влажному мху, он двигался совершенно бесшумно. Каждый шаг его был соразмерен с шагом Рене Бодри. Так рысь, идущая по следу, копирует движения своей жертвы.

Прошло минут десять. Теперь Бодри окружал лишь глухой лес. Это было одно из самых пустынных мест в округе. Сигара Бодри погасла. Чертыхнувшись, он попытался закурить новую, но ветер гасил спички.

– Вот пропасть, – выругался путник. – Неужели нельзя придумать что-нибудь понадежнее, чем эти проклятые спички!

Он укрылся за толстым стволом вяза и продолжил свои попытки. Преследователь, наблюдавший за ним, усмехнулся.

– Что ж, момент самый подходящий, – прошептал он. – Надо действовать.

Незнакомец сделал несколько бесшумных шагов и оказался за спиной ничего не подозревавшего Бодри. Подождав несколько секунд, он негромко произнес:

– Эй!

Рене Бодри вздрогнул и хотел было обернуться, но не успел. Шею его захлестнула удавка. Убийца резким толчком швырнул несчастного на землю и, упершись коленом ему между лопаток, стал душить.

– Помоги… – прохрипел Бодри и изогнулся в предсмертной конвульсии. Кадык его хрустнул, и из открытого в безмолвном крике рта вывалился почерневший язык. Безжалостный душитель не отпускал веревку, пока не убедился, что его жертва мертва. Наконец человек в клетчатом костюме дернулся в последний раз и затих. Убийца выпрямился и расхохотался. Не приведи Господь услышать этот леденящий хохот!

Вдоволь насмеявшись, незнакомец проговорил:

– Дьявол, до чего же это просто! Был человечек – и нет его… Ну что ж, посмотрим, что у него в карманах…

Быстрыми, уверенными движениями, свидетельствующими о немалом опыте, он принялся обшаривать карманы убитого. Небрежно засунул себе за пазуху конверт с деньгами и открыл бумажник. Подсвечивая себе фонариком, неизвестный тщательно просмотрел все бумаги и затем положил их обратно. Решив, видимо, не мелочиться, он оставил на месте часы, серебряную цепочку и кошелек с тремя луидорами.

– Ну, пожалуй, ночь прошла не зря.

Слова эти прозвучали спокойно и равнодушно. Казалось, убийца делает обычную повседневную работу. Взвалив труп на плечо, словно мешок с мукой, он оттащил его к соседнему дереву. Затем снял пиджак, аккуратно повесил его на сук и отмотал обернутую вокруг пояса веревку. Вскоре тело бедняги Бодри качалось, повешенное на толстой ветке. Убийца надел пиджак.

– Отличная работа, – удовлетворенно сказал он. – Теперь можно и домой.

Он окинул взглядом покачивающийся в петле труп.

– Отдыхай, старина. Надеюсь, ты не страдаешь головокружениями?

И, рассмеявшись собственной остроте, негодяй растворился во тьме.



– Господин жандарм! Там… в лесу… повешенный! Его нашел папаша Жанфье. Видит Бог, зрелище не из приятных!

Жандарм с сомнением посмотрел на запыхавшегося десятилетнего мальчишку.

– Ей-Богу, мсье, это правда, – настаивал тот. – Папаша Жанфье хотел было вытащить его из петли, да побоялся это делать до приезда полиции. И послал меня за вами.

Из полицейского участка вышел бригадир в сапогах и при шпаге. На лице его было написано неудовольствие. Несмотря на звучное имя – Эгесип Турболен, бригадир был человеком мягким, больше всего на свете любил хорошо покушать и пуще сглазу боялся всяких осложнений. Рассказ мальчишки вызвал у него два закономерных чувства – сожаления о недопитой чашке кофе с молоком и страх предстоящей возни с неизвестным мертвецом. Подкрутив усы, бригадир недовольно спросил:

– Где он, твой повешенный?

– В лесу, мсье, недалеко от тропинки.

– Так… И как он одет?

– Шикарно, мсье!

Бригадир решительно повернулся.

– Это не мое дело, – бросил он через плечо. – Я повешенными не занимаюсь. Отправляйся в полицейский комиссариат.

Мальчик широко раскрыл глаза:

– А вдруг он еще не умер?

– Да уж наверняка умер, пока мы тут с тобой беседуем, – ухмыльнулся жандарм. – И черт с ним. Жандармерия не занимается подобными делами. Это дело уголовной полиции. У нас, слава Богу, своих забот полон рот!

Он бросил на топтавшегося в нерешительности парнишку грозный взгляд:

– Ну, что стоишь? Я же сказал, иди в комиссариат!

И Эгесип Турболен сопроводил свои слова таким повелительным жестом, что мальчишка сорвался с места.

– Боюсь только, – пробормотал он на бегу, – что комиссар тоже не выспался и посоветует мне идти прямо во Дворец правосудия!

В чем-то он оказался прав. В комиссариате не оказалось невыспавшегося комиссара, поскольку там вообще никого не было, кроме охранника. Этот, правда, был невероятно здоровым. Господь Бог, видимо, так увлекся его телом, что позабыл вложить ему мозгов в голову. Выслушав сообщение мальчишки, верзила наморщил лоб и минут пять сосредоточенно повторял:

– Повешенный в лесу… В Сен-Жерменском лесу повешенный… Висит на суку… В лесу… Повешенный… Хорошенькая история…

Лицо его побагровело от небывалого умственного напряжения.

– Висит, значит… Вот несчастье! И кто бы мог подумать…

Минут через пятнадцать здоровяк наконец осознал случившееся и направился домой к комиссару. Тот еще спал. И, проснувшись, отнюдь не пришел в доброе расположение духа.

– Черт бы подрал этих жандармов! – бушевал он. – Поднять меня ни свет ни заря для того, чтобы я отправился вынимать какого-то психа из петли! Им, видите ли, трудно перерезать веревку! А потом в газетах будут возмущаться, что бедняга провисел черт-те сколько, пока полиция вола вертела…

Комиссар ругался, а время шло. Наконец, заклеймив позором все человечество, представитель закона соизволил выбраться из-под одеяла.

– Ладно, черт побери, придется идти…

Однако для этого необходимо было одеться. Процедура заняла больше четверти часа. Не меньше времени понадобилось, чтобы найти пару молодых крепких мужчин, – не будет же, в самом деле, комиссар полиции волочь труп на себе! Таким образом, представитель власти добрался до злополучного дерева только к восьми утра.

Тут, естественно, уже собралась толпа. Папаша Жанфье, добрейший старикан, много лет подметавший дорогу на Понтуаз и до сих пор не переставший удивляться, откуда же на ней берется пыль, в десятый раз рассказывал, как он обнаружил труп.

– Я, значит, мету, а он, это… висит! Ну, я и говорю мальчишке – беги-ка ты за жандармами, не хочу я путаться в это дело. Ну, подумайте сами – мету я себе, ни о чем таком не думаю, а тут мне этот красавчик ножками помахивает. Надо мне это?

Но его уже не слушали. Внимание присутствовавших переключилось на комиссара.

– Интересно, он унесет веревку? – шептались в толпе. – А может, даст нам по кусочку? Говорят, это приносит счастье…

Комиссар подошел к дереву. Вид несчастного Бодри был ужасен. Почерневший язык свешивался изо рта, на губах застыла пена. Безусловно, не возникало никаких сомнений, что он мертв, и мертв давно.

– Снимите его, – скомандовал комиссар.

Добровольцев оказалось предостаточно. Человек двадцать подбежали к дереву. Каждый хотел урвать себе кусок веревки на счастье. По преданию, так отгоняют злых духов.

Пока крестьяне делили трофеи, комиссар неторопливо осматривал труп.

– Похоже, это не местный… – пробормотал он. – Хотя…

Он огляделся:

– Кто-нибудь знает покойного?

Человек с мрачным бритым лицом, по-видимому, конюх из Мезон-Лафит, подошел поближе.

– Сдается мне, что это Рене Бодри. Он частенько крутился на ипподроме.

Комиссар занес фамилию к себе в блокнот.

– Обыщите труп, – скомандовал он жандармам.

Те проворно выполнили приказание.

– Золотые часы… – бормотал комиссар, – полный бумажник… Ну и ну! Зачем же тогда его укокошили? Нет, видимо, все-таки самоубийство…



К одиннадцати утра толпа вокруг злополучного дерева еще увеличилась. Труп давно увезли в комиссариат, веревку разрезали на тысячу частей, но зеваки упрямо толпились вокруг толстого ствола, обмениваясь глубокомысленными замечаниями.

Взвизгнув тормозами, неподалеку остановилось такси. Приехавший на нем молодой человек проворно выскочил и принялся энергично протискиваться сквозь толпу.

– Дорогу, дорогу! Мне некогда попусту пялить глаза, я журналист! Где повешенный?

– Опоздали, мсье, – ответил кто-то. – Бедняга уже в полиции.

С губ молодого человека сорвалось досадливое восклицание. Он быстрым взглядом окинул дерево, толпу зевак, и карандаш его заскользил по страничкам записной книжки.

«Ротозеи, ожидающие невесть чего… – записывал он. – Вид важный и таинственный до идиотизма… Тут вставить слова из песенки…»

Оторвавшись от блокнота, он спросил:

– Когда обнаружили покойного?

– В половину шестого, мсье.

– А когда вынули из петли?

– Где-то в половине одиннадцатого.

Карандаш снова заработал:

«Обнаружив труп, никто не решается вынуть его из петли до прихода полиции…»

Задав еще несколько вопросов, молодой человек прыгнул обратно в такси.

– Трогай, – сказал он шоферу. – В Мезон-Лафит, в комиссариат.

– Слушаюсь, мсье Фандор, – ответил тот.