***

Время уже близилось к половине восьмого, а Мэнни еще не вернулся. Незваные гости поджидали его в гостиной. Ногар сидел на полу, подстелив под себя свою куртку, Стефи и Эйнджел пристроились на диване и смотрели выпуск видеоновостей. Новости были впечатляющими.

«В результате стычки между враждующими преступными группировками погибло трое грызунов», – вещал диктор. «Власти крайне обеспокоены участившимися „разборками“. Мэр высказал опасение, что они означают начало широкомасштабной войны между уличными бандами».

Великолепно.

Сообщения о подобных инцидентах пришли и из других городов – Нью-Йорка, Лос-Анжелеса и Хьюстона. В каждом из них фигурировал подожженный и взорванный автомобиль. И крысы-эмигранты из Гондураса.

Сан-Франциско, Дивер, Майами – то же самое. Диктор делал ссылки на «Черный Август» 1042 года.

«Сегодня 4 августа – прошло ровно одиннадцать лет со дня первого восстания в Моро-Тауне».

Что пугало пинков больше всего, так это очевидная скоординированность инцидентов – везде одно и то же название банды – «Зипперхеды», везде – подожженные машины.

От всего этого Ногару стало не по себе.

– Почти десяток лет мы жили относительно спокойно, а вот теперь кучка психопатов втягивает нас в новую бойню.

Эйнджел неотрывно смотрела на экран.

– Кисуля, зачем Зипперам все это нужно? – озабоченно спросила она, забыв на время свой саркастически-снисходительный тон.

– Чтоб я так знал.

– Теперь Байндер сможет протащить в Сенате законопроект о контроле над моро.

Эйнджел повернулась к Стефи.

– Контроль? Какой еще контроль?

– Законопроект включает в себя пункты о полном запрете на иммиграцию моро и принудительной стерилизации.

Ногар отключил видеофон, на экране которого мелькали кадры пластиковых мешков с трупами жертв инцидентов.

– Похоже, кому-то очень выгодно настроить общественность против моро. Боюсь, это начало массовых беспорядков.

Эйнджел нервно хохотнула.

– Брось, Кисуля, какие там массовые беспорядки. Несколько десятков вконец обнаглевших грызунов, вот и все.

Стефи ответила за Ногара:

– Людям вроде Байндера нужен повод, хоть какой-то намек на массовый терроризм моро. В свете последних событий ему не составит труда протолкнуть свой законопроект в Конгрессе.

Скрип открывающейся двери прервал их разговор, а в гостиную ввалился смертельно уставший мангуст, одетый в лабораторный халат, от которого разило кровью, смертью и дезинфектантами. Мэнни мельком взглянул на Стефи, потом на Эйнджел и накинулся на Ногара.

– Ты почему не в больнице, болван?

Ногар так и не удосужился отстегнуть кобуру с «Виндом», но по выражению лица Мэнни – скорее озабоченному, нежели сердитому – он понял, что мангуст пока не связывает его ранение с событиями в «Арабике».

Мэнни кивнул на окровавленную куртку Ногара и многозначительно присвистнул.

– Интересно, что бы с тобой случилось, если бы я не был медиком? Ходить можешь?

– А как бы я добрался сюда? Летать я пока что не научился.

– Остряк, мать твою… Ну-ка, попробуй встать.

Ногар, постанывая, поднялся на ноги, и тут по всей правой стороне его тела прошла волна адской боли. Раджастан рухнул на пол. Обе девушки испуганно вскрикнули; мангуст бросил на них раздраженный взгляд и, выдвинув нижний ящик шкафа, достал чистую простыню, которую расстелил на полу рядом с курткой Ногара. Втроем они с трудом закатили тигра на простыню.

Мэнни прошел в кухню, где хранились его медицинские инструменты, и через минуту вернулся, держа в одной руке шприц с каким-то препаратом, а в другой – медицинский саквояж. Мангуст положил шприц на простыню и опустился на колени возле правой ноги Ногара.

– Представь меня своим друзьям. – Мэнни начал ножницами разрезать штанину Ногаровых джинсов.

Раджастан попытался не обращать внимания на боль, когда мангуст стал отрывать пропитанную запекшейся кровью материю джинсов от меха.

– Это – мисс Стефани Вейр, рядом с ней – Эйнджел, а вот этот доктор, уродующий мои лучшие джинсы, – мистер Мандви Гуджерат, или просто Мэнни.

Мэнни кивнул обеим.

– Рад с вами познакомиться, леди.

Эйнджел, слегка польщенная таким обращением, наморщила нос.

– Ты что, действительно был военврачом?

Мэнни уже разрезал правую штанину Ногара и теперь внимательно изучал импровизированную повязку – рукав от халата Марии, – присохшую к огнестрельной ране.

– Пять лет на афганской границе, пока над Нью-Дели не рванули атомную бомбу… э-э, Стефани? Подайте мне, пожалуйста, пинцет.

Стефи порылась в саквояже и, вынув инструмент, подала его мангусту. Мэнни начал осторожно отдирать насквозь пропитанную кровью повязку.

– Ногар, если бы не твой модифицированный метаболизм…

Мэнни покачал головой при виде кровавого месива на тигрином бедре и встал на ноги.

– Без операции здесь не обойдешься. Придется поработать скальпелем и наложить несколько швов на этот упрямый, безмозглый чурбан.

Он взглянул на Эйнджел.

– Знаете, когда этому шкодливому котенку было шесть лет, он сломал себе лапу и заставил меня лечить ее.

Мэнни снова прошел в кухню, и оттуда послышался шум льющейся из крана воды.

– Откуда такое пренебрежение к больницам? – спросила Стефи.

Ногар взглянул на страшную рану и быстро отвел глаза:

– Не доверяю я им…

Мэнни вернулся, натягивая резиновые перчатки.

– Да, он больше доверяет полу моей гостинной. Более стерильных условий нельзя и представить.

Мангуст обернулся к Эйнджел.

– Позвольте мне?

Крольчиха кивнула.

– Возьмите шприц.

Эйнджел подняла шприц с простыни.

– Стефани, а вас я попрошу надеть мне маску.

Стефи надела на морду мангуста коническую марлевую маску и завязала тесемки на затылке Мэнни.

– Эйнджел, вы умеете обращаться с этой штуковиной?

Эйнджел снова кивнула, и Мэнни приглушенно пробормотал сквозь маску нечто вроде «Не удивительно».

– В руку, – сказал он погромче.

Эйнджел закатала правый рукав Ногаровой рубашки, ловко вонзила иглу чуть пониже локтя и ввела препарат. Перед глазами Ногара все поплыло, и он снова погрузился в небытие.