"Мусорщик" - читать интересную книгу автора (Бласко Висенте Ибаньес)

Висенте Ибаньес Бласко
Мусорщик


В тот день, когда мать впервые послала Нелета в город, деревенский паренек смутно понял, что для него начинается новая жизнь. Детство кончилось.

Мать ворчала, что у мальчика день-деньской лишь игры на уме; она подвесила ему на спину плетенку и послала в Валенсию собирать мусор, – хватит прыгать через оросительные каналы да вырезать дудочки в зеленых зарослях тростника или плести венки из алых и желтых чудоцветов, густо разросшихся у порога хижины; пора взяться за ум и самому зарабатывать на кусок черного хлеба и миску риса.

Дела в семье шли неважно. Если отец не гнул спины на клочке поля, арендованного у помещика, он запрягал старую повозку и ехал в Утьель грузить бочки с вином; сестры работали на шелкопрядильной фабрике; мать целый день трудилась, как проклятая. Ну, и меньшому нечего лодырничать: в десять лет надо уже помогать семье и, взяв пример со сверстников, отправиться с плетенкой в город за удобрением, чтобы не опустела яма, вырытая во дворе для хранения драгоценного дара, придающего земле новые силы.

Мальчик вышел на рассвете, когда меж тутовых и оливковых деревьев еще лишь занималась заря, разгораясь, как далекий пожар. На спине маленького мусорщика, одетого в грубую рубаху, развевались в такт его шагам концы платка, повязанного вокруг головы, и мерно покачивалась плетеная корзина, издали казавшаяся большим горбом. В этот день на мальчике была обнова: отцовские вельветовые штаны, такие истрепанные, что они могли смело в одиночку прогуливаться по дорогам Валенсии – никто бы на них не позарился. Тетушка Паскуала укоротила их, а чтобы покрепче держались, пришила к ним крест-накрест подтяжки.

Поравнявшись с городским кладбищем, Нелет пустился бегом: а вдруг как покойникам вздумается встать из могилы и пройтись по утреннему холодку! Только оставив далеко позади себя мрачную ограду, мальчик убавил шаг и снова засеменил.

Бедняжка Нелет! Он брел по дороге, как смелый исследователь неведомых стран; а впереди, купаясь в первых лучах солнца, город вздымал в светло-голубое небо частокол алых крыш и башен.

Ему уже доводилось бывать в Валенсии, но всегда под защитой матери; он крепко цеплялся за ее юбку, чтобы не потеряться. В его памяти еще хранился страх перед шумной суетой рынка, а больше всего перед муниципальными чиновниками: гневно насупив брови и ощетинив усы, они наводили ужас на мелкий люд. Но, несмотря на ожидавшие его грозные опасности, ребенок мужественно продолжал путь, как человек готовый умереть ради исполнения долга.

У ворот Сан-Висенте Нелет оживился: мелькнули знакомые лица мусорщиков, счастливых обладателей старой клячи и повозки; им оставалось только править вожжами да покрикивать, проезжая по улицам: "Хозяйка, есть мусор?"

Был среди них и сосед Нелета; толковали, будто он влюблен в одну из его сестер, – уже два года как он собирался объясниться и сделать ей предложение; все это, однако, не помешало ему до смерти напугать Нелета.

Запасся ли мальчик разрешением? Как, он даже не знает, что это такое? Бумажка из конторы; за нее, конечно, следует уплатить, даром ее не получишь. Если же нет бумажки, нужно иметь быстрые ноги, чтобы удирать от муниципальных чиновников. А поймают – милости от них не жди.

– Так вот, малец, гляди в оба!

Подкрепленный этим утешительным наставлением, мальчуган вошел в город. Выбирая пустынные извилистые улички, он жадно поглядывал на лошадиный помет, дымившийся на брусчатой мостовой, но не решался нагнуться и подобрать это сокровище в свою плетенку, боясь, как бы ему на плечо не опустилась тяжелая рука свирепого стража в кепи.

Быть беде! Добром это не кончится!

Дойдя до небольшой площади, Нелет увидел малышей, одетых в длинные куртки; сбросив набитые книгами ранцы, юные шалопаи по дороге в школу увлеклись игрой в бой быков. Глядя на них, Нелет забыл обо всем на свете. Но внезапно раздался крик: "Беги!", возвещая появление грозного муниципального чиновника, – и вся стайка вмиг рассыпалась, точно племя дикарей, застигнутых врасплох во время тайного обряда.

Нелет также поспешил спастись бегством; право, в этом проклятом городе не оберешься страха. Плетенка на его спине моталась из стороны в сторону; впопыхах он сбил с ног старушку, мирно подметавшую у дверей своего дома.

Ну и достанется же ему, если он вернется с пустой корзинкой! Мысль эта придала мальчику мужества… С соседних улиц доносились выкрики других мусорщиков, резкие и пронзительные, как крик петуха. Робко, словно боясь, что его кто-нибудь услышит, Нелет проблеял не громче ягненка:

– Хозяйка, есть мусор?

Так прошел он ряд улиц.

– Поди сюда, мальчуган! – неожиданно позвала его добродушная женщина, показывая на кучку мусора, которую она собрала у дверей дома. До чего славная женщина! Хотя первый дар и не был ценной находкой – сор, окурки, картофельные очистки, капустные листы – словом, самые скудные отбросы, но Нелет подобрал все с удовлетворением человека, вышедшего на поиски приключений и одержавшего первую победу. Он побрел дальше, поглядывая вверх на балконы и окна "больших домов", как он их мысленно называл, где едят вволю и где можно по самый локоть запустить руку в кухонные ведра.

– Но черт побери! – тут мальчик хлопнул себя по лбу, покрытому свежими ссадинами. Он попусту теряет время! Как это он раньше не вспомнил! Ведь в городе жила Мариета, его молочная сестра, он не раз бывал с матерью у нее в доме.

После долгих блужданий и поисков Нелет попал наконец на безлюдную мрачную улицу, где неподалеку от здания суда возвышался большой нескладный дом; там, на втором этаже, проживал дон Эстебан, секретарь суда. Сквозь решетки ворот виднелся мрачный внутренний двор.

Утро выдалось незадачливым: во дворе Нелет столкнулся лицом к лицу с привратницей, – она встретила его с метлой в руке, собираясь хорошенько огреть непрошенного гостя.

Нечего тут шататься и лестницу грязнить! В каждую квартиру ходит свой мусорщик. Прочь отсюда, мошенник! И зачем его только принесло сюда? Уж не задумал ли он чего-нибудь стянуть?

Деревенский паренек оробел и попятился от этой разъяренной ведьмы, повторяя беспомощно и растерянно, что он не первый встречный, а сын тетушки Паскуалы, а ее вся Пайпорта знает, она ведь выкормила Мариету.

Но ни имя тетушки Паскуалы, ни даже сам святой дух, вздумай он сойти на землю, не могли смягчить сердце привратницы с грозной метлой в руке, и Нелет, продолжая пятиться, вскоре очутился на улице; ошалев от ее крика, он уткнулся носом в старую стену дома и принялся ковырять потрескавшуюся штукатурку, искоса поглядывая на старуху. Едва она спустилась в подвал, как мальчик шмыгнул в ворота, пробежал через двор, поднялся по лестнице, выложенной старыми плитами, и робко потянул за шнур, висевший сбоку массивной, внушительной двери второго этажа.

Ему открыла молодая служанка, разбитная теруэльская девушка, она так и прыснула со смеху, увидев на пороге карапуза, который, казалось, был меньше своей корзины.

Что ему надо? К ним уже ходит человек собирать мусор. Нелет, смущенный веселым смехом девушки, не знал что ответить.

Но вдруг перед ним отверзлось небо: из-за юбки служанки выглянула смуглая острая мордочка с непокорными вихрами, туго стянутыми на затылке; большие черные глаза горели огнем ненасытного любопытства, а худенькая, не по годам вытянувшаяся фигурка казалась нескладной.

Девочка вмиг узнала маленького мусорщика; недаром два года они провели под одной кровлей на хуторе, ночью спали в одной кроватке, а утром вместе на четвереньках добирались до оросительной канавы и там, лежа на земле, лакомились морковью. Это же Нелет, сын ее кормилицы.

Похожая скорее на переодетого мальчишку, Мариета резким движением схватила его за руку и потащила на кухню; следом за детьми пошла улыбающаяся служанка, ее забавлял оробевший и надутый мальчуган.


Нелет вернулся в село с наполовину пустой плетенкой, и все же нельзя было пожаловаться на неудачу в первый день.

Узнав, что он ни больше ни меньше как молочный брат сеньориты, молодая служанка отнеслась к нему благожелательно. Она сама опрокинула в его плетенку кухонное ведро, нимало не смущаясь тем, что их постоянный мусорщик станет ворчать, – ведь он одиннадцать лет ходил в дом. А теперь его вытеснил Нелет. В подтверждение своей благосклонности добрая девушка угостила Нелета тушеным мясом – остатками вчерашнего ужина – с большим ломтем хлеба в придачу. Мальчик усердно и сосредоточенно принялся за еду; если так пойдет и дальше, думал он, то, пожалуй, скоро он станет таким же толстым да гладким, как священник из Пайпорты.

Ну, а Мариета? О, Мариета с таким удовольствием глядела на гостя, словно не он, а она сама уписывала за обе щеки вкусное кушанье… Она даже потребовала подать ему вина, а едва мальчик сделал передышку, как она забросала его вопросами о всех обитателях хутора: как поживает кормилица, много ли у нее прибавилось скота, по-прежнему ли занимается отец извозом, жив ли Негрет, старый поджарый пес? Какой заливистый лай поднимал он, едва кто-нибудь подходил к дому, ну и блох же у него было – больше, чем шерсти! А фиговое дерево – до чего густо оно разрасталось летом! И как мягко, словно дождь черных слезинок, падали с его веток на землю нежные плоды с красной сердцевиной, распространяя вокруг сладкий аромат.

Когда Нелет досыта наелся, перед ним открылся изумительный мир чудес: он увидел множество кукол, прекрасных платьев и шляп – все, что дарил Мариете отец.

Она ведь была единственной дочерью. Мать ее умерла вскоре после родов, и старый дон Эстебан не знал другой привязанности в жизни, кроме Мариеты; на кого же было еще тратить доходы, перепадавшие ему в судебной палате?

Нелет следовал за Мариетой из комнаты в комнату, приходя в восторг от всего, что ему с нескрываемой гордостью показывала девочка. Гостиная поразила его тяжелыми старинными стульями и украшениями, купленными на аукционах; но вскоре его наивное восхищение сменилось страхом при виде приоткрытой двери, за которой с двумя помощниками работал дон Эстебан; до детей донесся его зычный бас: "Решение, принятое сеньором судьей…"

Господи Иисусе! Этот голос напугал Нелета еще больше, чем муниципальные чиновники, и мальчик поспешил назад на кухню. Все же он был очень доволен своим посещением, – как человек, которому удалось хорошо устроиться и заручиться клиентурой.

Отныне, входя по утрам в город, маленький мусорщик подбирал на улицах все, что попадалось под руку, и направлялся прямо к большому дому, точно он был одним из жильцов.

Старая ведьма привратница сменила гнев на милость и больше не грозила мальчику метлой, – напротив, она всячески расхваливала его служанкам из других квартир; а на кухне второго этажа его поджидала девушка из горного села, у нее в кладовке всегда были припасены для мальчика вчерашние остатки; раньше они предназначались кошке, теперь же их поглощал Нелет.

Чудесные утра! К приходу мусорщика в проснувшемся доме начинается шумная жизнь. В кабинете, готовясь взяться за перья, писцы потирают руки; вот-вот придвинут чернильницы и пойдут строчить судебные решения. В спальне девушка убирает постели, яростно взбивая перины; а Мариета, непричесанная, в старенькой короткой юбке, подметает коридор, чтобы угодить отцу, который желает воспитать дочь "настоящей хозяйкой дома".

В столовой Нелет встречается с доном Эстебаном, грозным секретарем суда, олицетворяющим в глазах мусорщика правосудие: ему дано право и прибить человека и засадить его в тюрьму. Хозяин дома сидит, в большущих очках, перед чашкой дымящегося шоколада, с газетой в руках.

– Здравствуй, мальчуган! – приветствует он маленького гостя. – Как поживает тетушка Паскуала?

К счастью, страшилище вскоре исчезает за дверью кабинета, чтобы подготовить речь для сеньора судьи, и все в доме оживает. Звенит смех в комнатах, где еще не успели рассеяться ночные сновидения и где в спертом воздухе реют пылинки, поднятые уборкой. На кухне кошки играют с корзинкой маленького мусорщика, а он, ощущая прилив безмерного счастья, с усердием вьючного животного помогает служанке в работах по дому или рассказывает Мариете о таких захватывающих вещах, как последние события в Пайпорте и ее окрестностях.

Ах, девочку все еще притягивала убогая хижина и земля, на которой она впервые почувствовала, что живет на свете. О тетушке Паскуале она говорила с большим восторгом, чем о родной матери, которую знала лишь по темному портрету, висевшему в гостиной; лицо молодой женщины было печально, словно она чувствовала, что материнство несет ей раннюю смерть.

Как хорошо было в деревне! Прошло немало времени, а Мариета все еще хранила смутные воспоминания о ночах, проведенных на мягкой перинке, набитой сухими листьями, которые похрустывали при каждом движении. Малюткой она сладко засыпала на могучих руках кормилицы, согретая теплом ее огромных крепких грудей, набухших от молока; по утрам сквозь щели в ставнях пробивались солнечные лучи, а на соломенной крыше дома весело чирикали воробьи в ответ на кудахтанье и мычанье обитателей скотного двора; легкий ветерок пел в трепетной листве тутовых и фиговых деревьев; в комнату с выбеленными стенами врывался волнами смешанный запах пшеницы, полевых трав и огорода. Вставали в памяти веселые, беспечные дни под открытым небом, на зеленом лугу, по которому еще неуверенно семенили ножки двухлетних детишек, не решавшихся дойти до поворота топкой, изрезанной глубокими бороздами дороги, – там в смутном воображении малютки Мариеты кончался мир.

Бывало, после длительной отлучки возвращался отец, занимавшийся извозом; едва зазвенят бубенцы мулов и раздастся вдали скрип колес, как все поспешно выходили ему навстречу, и по дорогам Пайпорты двигалась целая процессия жителей с тростниковыми крестами в руках.

Усевшись на краю высохшей оросительной канавы, дети плели венки из чудоцвета, а порой, смастерив из листьев тростника зеленые юбочки, они плясали, подражая танцовщицам, которые выступали на сельских праздниках. Как-то Мариета и Нелет подрались из-за винной ягоды, а однажды, наевшись моркови, принялись кататься по красноватой глинистой земле, чумазые, как маленькие дикие индейцы; после такой возни ее дорогие вышитые платьица – подарок отца – превращались в лохмотья.

– Ах, Нелет, какой ты был тогда шалун!

Стоя на балконе, Мариета смотрела вниз на узкую улицу, недоступную солнечным лучам, и казалось, ее тоскующий взгляд пойманной птички горел желанием улететь далеко-далеко – в те поля, где ее ожидает свободная жизнь и беззаветная преданность семьи бедняков, видевших в ней существо из другого, недоступного им мира.

Но отец решительно воспротивился тому, чтобы она хоть на один день опять поехала в деревню. Все хорошо в свое время, сказал он, теперь Мариета ничему хорошему не научится среди простых и грубых людей.

Властный запрет отца напомнил Нелету то утро, когда девочку увозили в Валенсию, когда ее похитили обманом, – да, именно похитили, – пообещав, что через несколько дней она вернется; бедняжка заливалась слезами, а он, как собачонка, бежал вслед за двуколкой, жалобно умоляя жестокого секретаря не отнимать у него Мариету.

Черт возьми! Если бы это случилось теперь, когда он уже почти мужчина…

Неожиданно пробило десять часов; писцы вышли из кабинета с туго набитыми портфелями, чтобы направиться в судебную палату, а секретарь при виде маленького мусорщика нахмурил брови.

– Ты все еще здесь? Безделье не доведет тебя до добра. Берись за дело, мальчуган.

И маленький Давид, собиравшийся в случае чего достоять за себя, как подобает мужчине, растерялся перед великаном: то был страх, внушаемый бедняку представителем правосудия. Втянув голову в плечи, Нелет взял плетенку и, пристыженный, ушел, не решаясь даже взглянуть на Мариету, до следующего дня.

Иногда воспоминания о деревенской идиллии теряли для мальчика свое очарованье, и меж тем как Мариета завидовала жизни на лоне природы, он начинал завидовать городским удобствам, великолепию, среди которого жила его молочная сестра.

Какая роскошь! Шелковые и бархатные платьица, шляпы, похожие на острова, усеянные цветами, и множество других подарков отца, которыми Мариета с кокетством маленькой женщины хвасталась перед Нелетом, ошеломляли его; для мальчика не существовало общественных различий, мир в его воображении делился на деревенский люд и сеньоров, – вот почему дочь секретаря представлялась ему равной тем господам, что разъезжают в чудесных экипажах, или, пожалуй, стояла на еще более высокой ступени.

Мариета властвовала над ним; точно в тумане проводил он часы в этом доме, слепо покоряясь ей во всем, как тогда, в раннем детстве на хуторе, когда она была плаксивой и злой капризницей.

Время шло, и крепла привязанность, зародившаяся между детьми на заре их жизни, среди первобытной природы.

Нелет возмужал. В пятнадцать лет ему уже не пристало, как сопливому мальчишке, ходить по утрам в город с корзинкой за спиной. Он работал на арендованной земле, а для сбора мусора в Валенсии запрягал старую лошаденку, которую за негодностью уступил ему отец, – старик по-прежнему занимался извозом.

Бедная кляча, понурая и ко всему безразличная, часами стояла против дома секретаря судебной палаты, вперив мутные, остекленевшие глаза в старую привратницу, вязавшую чулок; тощие бока лошаденки ныли под тяжестью корзин, перекинутых через спину, пока ее молодой хозяин проводил время наверху, балагуря со служанкой или с рабской преданностью следуя по пятам за сеньоритой.

Нелет был настоящим мужчиной и умел себя держать как полагается. Щедрый от природы, он сторицей платил служанке за объедки, которые она приберегала для него в свое время. Теперь он никогда не приходил с пустыми руками: молодой огородник притаскивал крепкие зеленые дыни, огненно-красный перец, точно изваянный из мрамора салат-латук, кочаны капусты, похожие на огромные цветы в чаше светлых завитков, – свежие душистые дары его огорода; а не хватало овощей на своих грядках, он, не задумываясь, собирал их по дороге в Валенсию на чужих полях, с бесстыдством паренька, выросшего в деревне и привыкшего, как только научился ползать, лакомиться чужим виноградом, несмотря на щедрые подзатыльники сторожей.

Нелет по-детски радовался, что угодил служанке и заслужил ее благодарность. В Мариете он по-прежнему видел маленькую подругу, которая, бывало, безжалостно царапала его за малейшую провинность, и все еще не замечал совершавшейся в перемены.

Прежняя угловатость исчезла, смуглая кожа посветлела, худенькая шея округлилась, острые ключицы сгладились, скрывшись под мягким и нежным жирком, который, точно ватой, окутал все ее тело. Пополневшие ноги уже не казались чересчур длинными. И наконец, словно замечательное превращение чудесным образом распространилось на одежду, с каждым днем на палец удлинялась юбка, торопясь прикрыть ноги, туго обтянутые чулками, которые еле сдерживали крепкие девичьи икры.

Мариета не обещала стать красавицей, но все в ней дышало здоровьем и свежестью, а огромные черные глаза уроженки Валенсии таинственно мерцали, говоря о том, что в ней просыпается женщина.

Словно чувствуя приближение чего-то важного и решающего, что станет преградой между ней и молочным братом, лишит ее права по-прежнему просто обращаться с ним, как в те времена, когда они росли вместе в деревне, Мариета стала сдержанней в разговорах, старательно избегала ребячьих шалостей и той непринужденной естественной близости, которая присуща лишь детям.

И вот однажды, войдя в дом в обычное время, Нелет замер на пороге, точно дверь ему открыло привидение.

Прежней Мариеты было не узнать, – ее словно подменили.

Перед ним стояла кукла с завитыми локонами, подобранными по моде на затылке, облаченная в гладкую длинную юбку, скрывавшую ее ноги.

Она явно гордилась своим видом взрослой женщины; наконец-то она избавилась от косы и короткой юбки – этих несносных признаков детского возраста! А Нелет едва не закричал от горя, как в тот день, когда он бежал за двуколкой, умоляя бессердечного секретаря не отнимать у него сестренки. Во второй раз он теряет Мариету.

Потом – страшно вспомнить! – безжалостная служанка, которая, казалось, потешалась над его горем, сделала ему ряд строгих предупреждений.

Сеньор велел сказать, и она охотно передает его слова, находя их вполне справедливыми, и, наконец, она сама вовсе не желает получать замечания от хозяина, – так вот, отныне всяк сверчок знай свой шесток. Никаких "ты" и "Мариета". Она единственная госпожа в доме, и зовут ее сеньорита Мариета. Ну что скажут подружки, если услышат, как мусорщик говорит с сеньоритой на "ты"? Впредь пусть не забывает: кончились братские отношения.

Невозмутимое молчание Мариеты, – извините, сеньориты Мариеты, – с которым она слушала все эти бредни, было для Нелета еще мучительнее, чем слова служанки.

Все сказанное, продолжала девушка, совсем не означает, будто перед ним хотят закрыть двери дома. Нет, на него смотрят как на своего человека, и кухня целиком к его услугам. Но каждому следует знать свое место, понятно?

Пускай зарубит это себе на носу, а приходить он может когда ему вздумается.


И он пришел. Да и мог ли он не прийти? Быть в Валенсии и не заглянуть в большой дом близ судебной палаты – черт возьми, да это просто невозможно!

Он шел туда, чтобы снова страдать, видя, как с каждым днем увеличивается расстояние между ним и той, которую ему надлежало отныне звать "сеньоритой".

Куда девалось любопытство, с которым она забрасывала мальчика вопросами о хуторе!

Нелет входил в дом по-прежнему как свой человек, но, переступив порог, ощущал вокруг себя холодное равнодушие. Он был всего-навсего мусорщик.

Еще и еще раз попытался он пробудить в сердце Мариеты былую любовь к хутору, напомнить ей о кормилице, о семье, которая ее боготворила, о деревне, где все только о ней и говорили, но молодая девушка слушала его нехотя, словно ей претили воспоминания о грубоватой простоте хуторян.

Бедняга Нелет! Положительно его Мариету подменили! Ни одна струна в сердце этой очаровательной куколки не отзывалась на воспоминания о прошлом. Казалось, с того дня, как у нее появились локоны, все мечты о деревенской жизни выветрились из ее головки.

Огорченному мальчику приходилось довольствоваться беседой со служанкой на кухне; до него доносились из гостиной монотонные упражнения на пианино – сеньорита занималась музыкой. Сбивчиво, неуверенной рукой она разыгрывала гаммы, которые проникали в душу Нелета и волновали его сильнее, чем звуки органа в сельской церкви.

В довершение всех бед служанка прожужжала ему уши рассказами о доне Аурельяно; и как-то Нелету удалось его увидеть, задержавшись у дверей кабинета дона Эстебана.

Молодой белокурый человек, бледный, тщедушный и суетливый, носил очки в золотой оправе; окончив недавно юридический факультет, он проходил практическую подготовку, собираясь стать помощником дона Эстебана, задумавшего уйти на покой, а в дальнейшем полностью заменить его в нотариальной конторе.

Да разве молодой адвокат на этом остановится! Бедняга мусорщик молчал, но ему хватало смекалки сообразить, куда метит дон Аурельяно. Мысль об этом франте, который был всего на пять лет старше Нелета, колючкой вонзилась в исстрадавшуюся душу мальчика.

Пытаясь вновь завоевать расположение сеньориты, Нелет засыпал ее подарками; он делал это, как умел, – может быть, грубовато, но от чистого сердца.

Его кляча частенько тащилась в Валенсию с корзинами, до краев наполненными фруктами или первыми овощами; огороды, раскинувшиеся по обеим сторонам дороги, трепетали при появлении юного мусорщика, совершавшего опустошительные набеги на грядки; в своем неуемном рвении угодить Мариете Нелет забывал о существовании хозяев и сторожей, которые могли задать ему хорошую взбучку. Но жертвы, на которые он шел, встречали лишь холодную улыбку и равнодушное, небрежное "спасибо", а подарки отправлялись на кухню, где их ожидало лишь одобрение служанки.

Между тем на обеденном столе или в гостиной на пианино каждое утро появлялся свежий букет цветов, и Мариета, в которой просыпалась женщина, вдыхала их тонкий аромат со страстью, словно ее опьянял не запах садов, а иное, неведомое благоухание, проникавшее прямо в сердце.

То были подношения пресловутого дона Аурельяно, этого паяца, которому никак не сиделось за конторкой, – он находил тысячу предлогов, чтобы, заложив за ухо перо, выскочить из кабинета и разыскать Марию, будь она хоть на кухне, лишь бы увидеть молодую девушку и обменяться с ней улыбкой.

И как при этом розовело ее личико… О господи!

При одной мысли о доне Аурельяно в сердце смуглого огородника закипала мавританская кровь; ведь они были почти ровесниками, их разделяла лишь принадлежность молодого адвоката к "господам".

В шестнадцать лет Нелет уже понимал, что слепая ярость может довести мужчину до тюрьмы. Его удерживала только уверенность, что грозный людоед, дон Эстебан, весьма ценивший своего помощника, придет в бешенство, если Нелет хоть пальцем тронет этого молокососа.

Порой Нелета утешала мысль, что его злость, пожалуй, лишена основания. Ну что особенного, если адвокатишка бегает за Мариетой? Она так добра и так хороша собой! Сама же девушка не очень-то много внимания уделяет дону Аурельяно. Нелет был в этом уверен, как и в том, что холодность Мариеты к молочному брату вызвана всего лишь капризом, своенравием, как частенько случалось на хуторе, когда она, малютка, мучила его своими необузданными выходками.

Ну конечно, не может же Мариета отплатить черной неблагодарностью обитателям хутора, и особенно ему, Нелету, за их горячую любовь!

Как-то утром дверь в квартиру дона Эстебана стояла открытой. Служанки на кухне не оказалось; в кабинете гудел голос хозяина дома, уткнувшего нос в протоколы, а из гостиной доносились однообразные гаммы, такие медленные и тягучие, что казалось, ленивые пальцы вот-вот замрут на клавишах.

Нелет вошел в гостиную неслышной, скользящей походкой мавра; легкие альпаргаты совсем заглушали шаги. Увидев его отражение в зеркале, Мария от неожиданности испуганно вскрикнула. Рядом с ней, низко склонившись над пианино, точно готовясь перевернуть нотную страницу на пюпитре, вертелся проклятый адвокатишка; голова его приблизилась к лицу Марии, точно он собирался проглотить девушку.

Черт возьми!.. Надавать бы ему сейчас оплеух!

Но самое ужасное было то, что Мария, та самая Мария, что еще год тому назад обращалась с ним, как с братом, и, случалось, в шутку трепала его за волосы, Мария, которую он никогда не решался сравнивать даже с матерью, боясь, что его чувство к девушке окажется сильнее сыновней любви, – взглянула на него в упор с ненавистью, молнией промелькнувшей в ее глазах, и поднялась с видом госпожи, уверенной в смирении своего раба.

Что ему здесь нужно? Служанка на кухне. Не дадут спокойно позаниматься музыкой!

Нелет никогда не мог припомнить, как он в тот день вышел из гостиной. Верно, поникнув головой и спотыкаясь, как раненый зверь, В ушах стоял звон, лицо пылало. "Боже, какой стыд!" – повторял он при мысли о другом, о том, кто по-прежнему самодовольно и невозмутимо стоял подле Мариеты.

В коридоре силы покинули Нелета, и он уткнулся лицом в стену, страстно желая, чтобы она разверзлась и поглотила его. Здесь юношу настиг последний удар кнута:

– Назойливый мальчишка! – раздался пискливый голос очкастого адвокатишки. – Он просто ненавидит меня и преследует нас всюду, как настоящий ревнивец.

– Что за вздор! Нелет сын моей кормилицы. Конечно, он груб и неотесан… но сердце у него доброе.

После минутного молчания из гостиной донесся заглушенный портьерами, еле слышный таинственный звук, как ножом полоснувший сердце Нелета. Может быть, Мария ненароком опустила пальцы на клавиши или дон Аурельяно перевернул страницу нот на пюпитре. Нелет побледнел и, сжав кулаки, кинулся было назад в гостиную, – потом передумал и бросился к выходу, забыв на кухне плетенку для мусора – память о его последнем посещении. Очутившись на улице, он погнал свою клячу с пустыми корзинками по дороге к хутору.

В третий раз украли у него Мариету. Довольно. Отныне его любовь принадлежит только матери и земле; ведь стоит уделить земле лишь каплю внимания и заботы, как она в ответ на ласку покрывается зеленым бархатным ковром и одаривает его хлебом.

Нелет никогда больше не возвращался в город, возненавидев его за то, что там жила Мариета.

Одним мусорщиком стало меньше в Валенсии. Но мусорщики не платят прямых налогов, и убыль в их рядах прошла никем не замеченной.