"Неисправимый повеса" - читать интересную книгу автора (Энок Сюзанна)Глава 13— Так кто вы такие? Маленькая девочка округлила глаза. — Я — Роза, это Питер, а это Томас. И нам велели сказать вам, что у нас нет никаких ключей. Сент поджал губы. Эвелина прислала к нему младенцев, очевидно, считая, что их-то он вряд ли обидит. — И вы не принесли мне стул. — Мисс Эви сказала, что сначала вы должны доказать свою чистость. — Честность, ты имеешь в виду? — поправил он. — Не знаю, потому что мне всего семь лет. Теперь вы собираетесь нам почитать? Старший из двух мальчиков, Питер, кинул ему книгу сказок. Очевидно, Эвелина наказала им не подходить слишком близко, потому что все трое плюхнулись в грязь в дальнем углу возле двери. Сент поднял книгу и открыл ее. — Мисс Эви сказала, почему предполагается, что я буду вам читать? — Тогда вы сможете получить стул, — ответил Томас. — И таким образом вы сможете полюбить нас, — добавил Питер. — Таким образом я полюблю вас? — повторил Сент. Это имело смысл. Она пыталась убедить его не разрушать приют, познакомив с сиротами. Она хотела смягчить его сердце. Остается только пожалеть, что оно у него отсутствует. — Ну что, начнем? Для него было странно и необычно заниматься с детьми, но он вынужден был признать, что читать ими показывать картинки приятнее, чем оставаться в камере одному. Детская компания все-таки лучше, чем никакой. — Ну разве не мило? — раздался голос Эвелины из-за двери. — Лорд Сент-Обин оказался хорошим рассказчиком? Роза кивнула: — Он умеет сделать страшные места еще страшнее. — Это меня совсем не удивляет. — Эви вошла в камеру. — Вам пора идти завтракать. Не забудьте войти с черного хода и пройти кругом, через спальни. — Мы помним. И мы никому не должны говорить про него. — Правильно. Дети быстро выбежали в дверь. — Превосходно, — заметил Сент. — Учишь их с детства быть преступниками. Меньше хлопот в дальнейшем, полагаю. — Я только попросила их хранить секрет ради благополучия всех здешних детей. Сент закрыл книгу и положил рядом. — Ты только оттягиваешь неизбежное. Ты могла бы убить меня, Эвелина Мария? Она судорожно сглотнула. — Я не собираюсь причинять вам вред. Ни в коем случае. Это в самом деле удивило его. — Тогда этот приют превратится в один из парков принца-регента. — Нет, если вы измените ваши намерения. — Я не изменю их. Кто еще должен прийти заниматься со мной? — Только один человек. Я. — Эви оглянулась через плечо. — Но сначала я обещала вам стул. « Она отошла в сторону, и Рэндалл с Мэтью втащили в камеру тяжелый мягкий стул, позаимствованный, очевидно, из зала заседаний совета попечителей. С опаской наблюдая за Сент-Обином, они подтащили стул к самой границе его досягаемости. — Достаточно. Подтолкни его вперед, и лорд сможет взять его сам. — Ладно, ладно, капитан, — сказал Мэтью, ухмыляясь, и пнул ногой спинку стула. Эвелина предпочла бы, чтобы они не слишком веселились, особенно перед Сент-Обином. Однако выражение лица маркиза не изменилось. Он не сводил глаз с обоих мальчиков, пока они не скрылись за дверью. — Один из членов попечительского совета предостерегал меня, что при моем попустительстве это место может превратиться в воровской притон, — сказал он. — Кажется, тебе удалось опередить меня в этом. — Я не считаю действия, совершенные в целях самосохранения, воровством, — возразила она. — И кроме того, стул — собственность приюта. Мы лишь перенесли его в другое место. Поднявшись, он тяжело вздохнул. — Моя задница слишком устала, чтобы, попусту тратить время в бесплодных спорах о значении слов. Без всяких видимых усилий он поднял стул и отнес его в свой угол. Сент выглядел усталым, растрепанным и отчаянно нуждался в бритье. Его нарядная одежда была испачкана грязью, на щеке следы крови. Как ни странно, хоть Эви всегда находила его привлекательным, теперь он нравился ей еще больше. Внешний лоск исчез, но сам человек остался таким же, как и всегда. — Стараешься придумать новую пытку для меня? — спросил он, опускаясь на стул и вздыхая с таким облегчением, которое просто невозможно было принять за притворство. — Вам нужно побриться, — сказала Эви и почувствовала, как у нее запылали щеки. — Ну что ж, все, что имеется в моем распоряжении, — это цепочка для часов. Но она не очень острая. — Я посмотрю, что тут можно сделать. — Эвелина села на небольшую скамейку. — Думаю, пришло время объяснить вам мою позицию. Он откинулся назад, закрыв глаза. — Я думал, ты уже сделала это. Я здесь потому, что оказался преградой между тобой и твоей единственной возможностью что-то изменить в этом мире. I — Роза попала сюда в двухлетнем возрасте, вы знаете, а Мэтью и Молли — когда им было по три с половиной. Это их дом. — Они могут точно так же обрести дом в другом приюте. Таком, где я не вхожу в совет попечителей. Ты сможешь даже добровольно работать там и спасать мир с Кингс-Кросс-роуд. Или откуда-нибудь еще. г — Дело совсем не в этом. Они обрели здесь братьев и сестер, а вы хотите разлучить их, потому что забота о приюте вас не устраивает. Зеленые глаза раскрылись и пристально уставились на нее. — «Не устраивает» — даже близко не подходит к этому, Эвелина. Моя мать и ее маленькие беспризорники. Это было смехотворно! Она не сомневалась, что они наградят ее какой-нибудь ужасной болезнью. Ее способ показать свою храбрость и убежденность состоял в том, чтобы раз в месяц выстроить их в шеренгу для проверки. — Вы говорили мне это. Он кивнул. — А потом, когда она подхватила корь, то обвинила во всем это отродье. И тем не менее по ее завещанию присматривать за сиротским приютом «Заря надежды» должен был я. У нее не было времени изменить его. — Сент разразился коротким безрадостным смехом. — Любимчики в конце концов убили ее, и вот теперь она навязала их мне. Неприязнь Сент-Обина к приюту была гораздо более глубокой, чем она себе представляла. Эвелина довольно долго смотрела на него. — Они не отродье и нелюбимчики, Сент. Они просто дети, и о них некому позаботиться. Сент, звякнув цепью, скрестил ноги и снова закрыл глаза. — У них есть ты, Эвелина. Только ты слишком стыдишься рассказать кому-нибудь еще, что ты здесь делаешь, разве не так? — Я не стыжусь. Просто это… не соответствует представлениям моего брата о моих обязанностях, и поэтому мне пришлось держать все это в секрете. Вот и все. — Ты когда-нибудь спрашивала себя, что, к дьяволу, хорошего в том, чтобы учить их танцевать или писать, Эвелина? — продолжал он. — Как только им исполнится восемнадцать, они покинут приют, и я пока не вижу никакой практической пользы от твоего обучения. Разве что они станут танцевать в каком-нибудь публичном доме и ждать, что им швырнут пенни в уплату за возможность задрать им юбки. Эвелина стиснула руки, стараясь не дать ему заметить, как сильно ее расстроили его слова. — Танцы и чтение — это только средства для достижения определенной цели, милорд, — твердо сказала она. — Я здесь, чтобы дать им немного доброты, чтобы показать им, что мир населен не только такими бессердечными, самовлюбленными и высокомерными людьми, как вы. — Это только смелые слова, пока я прикован цепью к стене, дорогая, — проговорил он, сверкая глазами из-под полуопущенных ресниц. — Может быть, ты и ко мне проявишь хоть чуточку доброты и принесешь мне что-нибудь поесть? — Дети что-нибудь принесут вам, когда придут днем на урок по изучению гласных звуков. Эви встала, отряхивая юбку. — А в самом деле, есть ли у вас вообще сердце? — спросила она. — Если и есть, то вряд ли тебе следовало спрашивать об этом здесь. — Он выпрямился. — А если я научу их еще и согласным, смогу я получить карандаш и бумагу? — Да. Конечно. Я зайду к вам, прежде чем уехать. Эви вышла, оставив маркиза сидеть на стуле. Она понимала, что убедить его сохранить приют — задача не из легких. Заточение его в подвале еще больше осложнило ситуацию. Но по крайней мере на ее стороне все еще было одно преимущество — время. Время и терпение. И она очень надеялась, что еще и удача. Когда Эвелина в конце дня вернулась в камеру маркиза, он уже не был так расположен к общению, как раньше. Она не могла винить его. Если бы ее на всю ночь заперли одну в темном подвале, она скорее впала бы в истерику, чем в ярость. Поэтому она принесла ему свечу и кресало, чтобы ему не пришлось снова испытать такое. Более того, ей было больно оставлять его и идти домой, когда он не мог сделать того же. Он сам виноват в этом, твердила она себе, возвратившись в особняк Раддиков и переодеваясь к обеду. — Эви, ты совершенно меня не слушаешь. Виктор с таким раздражением поставил бокал с мадерой, что алая жидкость выплеснулась через край. Мгновенно подскочил лакей, вытер стол и долил бокал. — Я тебе говорила, что у меня немного болит голова, — ответила Эвелина. Она едва притронулась к обеду, а ей нужны были силы для следующего раунда словесного поединка с Сент-Обином. С легкой гримасой она вернулась к жареному фазану. — Пусть так, я буду очень признателен, если ты попробуешь сосредоточиться. Лорд Гладстон пригласил нас с тобой на завтрашний обед. Я принял приглашение от твоего имени. Она подавилась куском птицы. — Ты… — Очевидно, леди Гладстон упоминала ему обо мне и она считает тебя обаятельной. Пожалуйста, не разочаруй ее. Плимптон без зазрения совести их обхаживает, так что, возможно, это наш последний шанс. — Ты не хочешь, чтобы вместо меня пошла мама? Она намного лучше владеет искусством изысканной беседы. И… — Нет. Я хочу, чтобы со мной пошла ты. Ты знакома с леди Гладстон. — Он откусил кусок и принялся жевать. — Слава Богу, что я послал тебя познакомиться с ней. Ты произвела впечатление, между прочим. Спасибо тебе. — Знаете, — вмешалась мать с дальнего конца стола, — ходят слухи, что леди Гладстон и этот ужасный Сент-Обин — любовники. — Это еще один аспект, — подхватил Виктор. — Не упоминай об этом повесе в доме Гладстона. Его может хватить удар, и где мы тогда окажемся? — Но ты не возражаешь, чтобы я подружилась с леди Гладстон? Виктор хмуро посмотрел на нее. — Именно ей мы обязаны этим приглашением. — Даже если ходят слухи, что она завела любовника за спиной своего мужа? Я думала, ты выступаешь за нравственность. — Люди любят говорить, что выступают за нравственность. И я бы не хотел, чтобы ты говорила что-то другое. Сент-Обин вздыхает также и по тебе, как я припоминаю. Или это ты бегаешь за ним, чтобы досадить мне? — Ни то ни другое, — твердо ответила Эвелина. — Я удивляюсь, как его вообще могут выносить, — заметила миссис Раддик, откусывая кусочек хлеба. — Возможно, он не старается казаться лучше, чем есть, — ответила Эви. — Вот бы нам всем позволить себе такую роскошь. — Брат вздохнул. — Это только еще на несколько недель, Эви. Пожалуйста, пойдем со мной. Она опустила голову. — Хорошо, Виктор. Эви вышла из-за стола рано и пряталась в библиотеке, пока Виктор не скрылся в своем кабинете и не закрыл за собой дверь. «Через несколько минут Хейстингз, камердинер брата, спустился по черной лестнице, чтобы отобрать на завтра рубашки и галстуки. «Спокойно, Эви», — сказала она себе и помчалась по коридору в спальню брата. На туалетном столике были уже разложены бритвенные принадлежности, приготовленные для утреннего умывания. Она забрала все: бритву, помазок и мыло. Захватила даже тазик. Завязав их в платок, который она принесла с собой, Эви осторожно выглянула из-за двери в коридор, прислушалась и поспешила к себе. В спальне девушка разложила заимствованные предметы на кровати. Конечно, она не может позволить Сент-Обину взять в руки бритву. Как только он получит оружие, она уже никогда не сможет подойти к нему достаточно близко, чтобы освободить. Значит, ей придется каким-то образом побрить его самой. Она представляла себе, как бреются мужчины, хотя и не занималась этим с тех пор, как отец позволял ей, семилетней девочке, намыливать ему лицо. Так что бритье Сента не должно вызвать затруднений. — Гм, — раздумывала она, расхаживая по комнате к камину и обратно. В камере имелись ручные кандалы, чтобы сковать его запястья, но вряд ли он позволит воспользоваться ими без специальных мер воздействия. А меры воздействия, если дело касалось Сента, означали либо ее тело, либо пистолет. В то же время он мог бы припомнить прежнюю уловку, а он не похож на человека, способного попасться на нее дважды. Может, Сент испорчен и похотлив, но уж точно не дурак. Значит, остался пистолет. Хотя Сент должен был знать, что она никогда не сможет выстрелить в него. Лучше подойдет один из мальчиков, однако мысль о Рэндалле или Мэтью с огнестрельным оружием в руках наполняла ее ужасом. Она медленно улеглась на постель лицом вверх, поглаживая подбородок кисточкой для бритья. Конечно, если Сент подумает, что она вооружила мальчиков, возможно, ей не придется в действительности снабжать их оружием. Эви улыбнулась. Как только она раздобудет один из пистолетов Виктора, на следующее же утро Сент будет чисто выбрит. Возможно, ей удастся даже выпросить у кухарки, миссис Тэтчер, холодного фазана ему на завтрак. Сент метнул еще один камень в ведро. Он уже сделал наброски Эвелины, самого себя, старухи с косой и своих учеников на нескольких жалких листках бумаги. И он перечитал книгу, которую она ему оставила, достаточное количество раз, чтобы выучить наизусть, несмотря на то что это было руководство по этикету для леди под названием «Зеркало добродетели», написанное «Выдающейся леди». Это звучало так, словно авторами были Эвелина и ее утонченные подруги. Она заблуждалась, если полагала, что книга просветит его, но по крайней мере она его повеселила. Сент не любил скучать. Он тратил огромное количество энергии, чтобы избавиться от скуки. Как и указывала Эвелина, в настоящий момент у него не осталось ничего, кроме времени. И проблема состояла в том, что оно располагало к различного рода нездоровым занятиям, как, например, размышления. Он кинул еще один камень в ведро. Даже с сальной свечой, молчание и одиночество ночи казались бесконечными. Сосредоточиться на физических неудобствах было легче, чем размышлять о том, что делают его слуги, заметив, что уже вторую ночь кряду хозяина нет дома. Конечно, физические неудобства его вынужденного заточения возрастали. Его одежда и даже кожа были покрыты грязью, левая лодыжка то немела, то пульсировала, а лицо страшно чесалось. Хуже всего, однако, было чувство, которого он прежде никогда не испытывал, — одиночество. Он, маркиз де Сент-Обин, чувствовал себя одиноким! Рассеянно почесывая подбородок, он потянулся за новым камнем и вдруг замер, услышав, как наверху скрипнула дверь. Он начал было натягивать сброшенный сюртук, но решил, что это бесполезно. Здесь нельзя выглядеть иначе. Сент проверил и убедился, что участок цепи, который он укрыл под матрасом, надежно спрятан. Если повезет, кто-нибудь — Эвелина, например — забудет, как далеко он может передвигаться по камере, и ему удастся раздобыть ключ от кандалов. Когда дверь открылась, он почувствовал запах лимона, и прежде чем Эвелина ступила в комнату, уже знал, что она снова пришла его навестить. Каким бы безумным ни был ее маленький заговор, видимо, она искренне беспокоилась, чтобы он находился в добром здравии. — Доброе утро, — сказала Эви, поглядывая на него с опаской. Он не винил ее; вчера он был не слишком любезен, но тогда она ничего другого и не заслуживала. — Доброе утро. Надеюсь, ты принесла мне мою порцию хлеба с водой? — Я принесла сандвич с фазаном и горячий чай. У него потекли слюнки. — Правда? Что еще потребуется от меня, чтобы получить эти деликатесы? — Ничего. Мэтью — или как его там? — внес в камеру поднос и подтолкнул к маркизу палкой от метлы. Стараясь не показать, как он на самом деле голоден, Сент встал, взял свой завтрак и сел на прекрасный мягкий стул, намереваясь поесть. Двое других детей сменили сгоревшие свечи на стене на новые, и Сент, лизнув большой и указательный пальцы, загасил свою свечу для чтения. Нет смысла зря расходовать свечное сало. Эвелина кашлянула, и маркиз спохватился, что он весьма варварским образом, как волк, пожирает сандвич. — Хвала повару, — пробормотал он, отхлебнув глоток чаю. Он предпочел бы больше сахара, но не собирался жаловаться — ведь картошка, которую они швырнули ему вчера вечером, была вареная. — Спасибо, — ответила она ему улыбаясь. Сент смотрел на ее нежно изогнутые губы, пока их веселое выражение не изменилось. Он выгнул бровь, чтобы скрыть замешательство. Очевидно, одиночество свело его с ума. — Ты приготовила мне завтрак? — На самом деле это мой ленч, но я подумала, что вам он нужнее. И действительно, я сама его приготовила. — Тогда спасибо тебе, — сказал он, отважившись улыбнуться. Без сомнения, он был похож на полумертвого от голода беглеца из Бедлама, но она не бросилась прочь в ужасе. Он начинал понимать, что Эвелина гораздо отважнее и решительнее, чем казалась. — Не стоит благодарности. Она повернулась, направившись к двери, и он так резко наклонился вперед, что чуть не уронил поднос. — Ты уходишь? — выпалил он, подхватив остатки сандвича, прежде чем они упали на пол. Эвелина остановилась, глядя на него через плечо. — Нет. Я принесла вам еще один подарок. Даже два. — Ни один из них не будет ключом, полагаю? — предположил он. — Или, возможно, в подарок ты сбросишь свои одежды? Она очаровательно покраснела. — В вашем положении не стоило бы говорить такие вещи. — Я закован, но не кастрирован, если только ты имеешь в виду не этот сюрприз. Губы Эвелины дрогнули, она на момент скрылась за дверью и сразу же вернулась в сопровождении Рэндалла с маленьким нагруженным столиком. Сент внимательно посмотрел на юношу. Он не смог бы ничего доказать, но был совершенно уверен, что именно Рэндалл приложил его дубиной по голове. — Прежде всего, — сказала Эвелина, поставив столик на пол, — я должна просить вас о сотрудничестве. «Звучит не слишком многообещающе». Сент проглотил последний кусок сандвича. — Сотрудничестве в чем? — неспешно ответил он. Поднос не слишком подходящее оружие, но в случае необходимости им можно будет воспользоваться. Он ухватил непрочный предмет за край. Эви явно нервничала. — Мне нужно, чтобы вы… встали и просунули правую руку вон в тот наручник. Сент продолжал смотреть на нее. — Ну пожалуйста. Разные мысли приходили ему в голову, но Сент отверг их все как несерьезные и неподходящие. — Может, я и выгляжу слегка неопрятно, — возмутился он наконец, — но позволь тебя уверить, Эвелина, что я скорее соглашусь сжевать свою собственную подметку, чем позволю тебе приковать меня к стене. Она побледнела. — Вы не так меня поняли. Это только на несколько минут, чтобы… чтобы я могла вас побрить. Ну и ну! Вот это неожиданность. Гнев начал перетекать в нечто более теплое и менее ощутимое, хотя оскорбленная гордость все еще не давала его ярости утихнуть. — Позволь мне побриться самому. — Я не могу дать вам бритву, Сент. — Умная девочка. Все же я не так хорошо воспитан и не позволю тебе тешиться мыслью, что ты сделаешь меня более благообразным, удалив эту чертову щетину. — Дело совсем не в этом, — настаивала она. — Я пытаюсь выявить ваши лучшие качества. Я полагаю, что легче вести себя как джентльмен, когда выглядишь как джентльмен. Он сжал руки. — Но я вовсе не джентльмен. — Как бы то ни было, — ответила она, — Пожалуйста, соглашайтесь. — Ладно, — откликнулся Рэндалл, доставая из-за спины пистолет, — делай, что сказала мисс Эви, милорд. — Гм, — задумчиво пробормотал Сент, отложив в сторону поднос и медленно поднявшись. — Полагаю, что даже дьявол смог бы притвориться джентльменом, если бы на него наставили пистолет. Похоже, Эвелина ничуть не удивилась. Скорее всего она и снабдила парня оружием. Сент задался вопросом, представляет ли себе Эвелина, сколько законов нарушила в процессе своего маленького эксперимента. — Это только предосторожность, Сент, — сказала она ласковым голосом. — Пожалуйста, сделайте, как я прошу. Затаив дыхание, Эви смотрела, как он медленно и осторожно направился к стене. Она заранее знала, что Сент воспротивится дальнейшему ограничению свободы, и для нее было очень важно получить его согласие без необходимости использовать пистолет. К сожалению, Рэндалл не дал ему достаточно времени для раздумий. Стиснув зубы, маркиз поднял правый наручник, цепью прикованный к стене. Глаза его смотрели холодно и мрачно. Взгляд, посланный им Эви, ясно говорил, что ей придется дорого заплатить за это. Но она и без того зашла слишком далеко, так что еще одна провинность вряд ли имела значение. С глубоким вздохом Сент продел правое запястье в наручник и левой рукой защелкнул замок. Эви посмотрела на Рэндалла, отметив, как умело и твердо он держит пистолет. Слава Богу, что тот не заряжен. Прерывисто дыша, она прошла на территорию маркиза. Кисть его правой руки была подвешена к стене на уровне плеча. Но его левая рука все еще оставалась свободной, и он был сильно разъярен, так что у Эви не было твердой уверенности, что пистолет сможет помешать ему. Она могла бы просто бросить всю эту затею — пусть отращивает бороду до колен, — но у нее были серьезные основания. Ей нужно было, чтобы он стал джентльменом, а для этого Сент должен был в своем собственном представлении выглядеть соответствующим образом. Кроме того, даже если бы она сейчас изменила свои намерения, ей все равно понадобилось бы подойти к нему, чтобы освободить правую руку. — Боишься меня, Эвелина? — прошептал он, словно читая ее мысли. — Просто остерегаюсь, — ответила она, подходя к нему ближе. Без сюртука, в рубашке с закатанными рукавами, в грязном помятом галстуке, он каким-то образом казался даже более сильным и мужественным, чем прежде. И это вдруг напомнило Эвелине, что, хотя она много времени провела в его обществе, они уже три дня не соприкасались друг с другом. А ведь последнее время они очень даже соприкасались, он снимал с нее платье и засовывал язык ей в рот. — У тебя дрожат пальцы, — заметил Сент, опуская левую руку. — Ну-ка поберегись, маркиз, — предостерег Рэндалл. — Вы не должны все так усложнять, — сказала Эви, остановившись перед пленником. Задержав дыхание, она протянула руку и сжала пальцами его запястье. — Нет, должен. — Сент понизил голос, и его шепот был едва слышен. — Я знаю, чего ты хочешь. Он не сопротивлялся, когда она подняла его руку и защелкнула наручник на левом запястье. — И чего же я хочу? — спросила она, чувствуя себя увереннее теперь, когда он не был опасен. Сент криво и мрачно усмехнулся под трехдневной щетиной. . — Быть джентльменом — это не для меня, Эвелина Мария. — Он взглянул на Рэндалла поверх ее плеча. — Скажи ему, чтобы ушел. Теперь он тебе больше не нужен. Будь у нее хоть крупица здравого смысла, она бы этого не сделала. Но в присутствии Рэндалла Сент-Обин ни за что не стал бы говорить с ней о чем-то серьезном или важном. И кроме того, где-то в темной глубине своей души она сознавала, что все это было лишь предлогом, чтобы снова прикоснуться к Сент-Обину. И ей тоже не хотелось, чтобы при этом присутствовал Рэндалл. Она обернулась. — Рэндалл, спрячь пистолет в подвале, чтобы никто из детей не смог его найти. Сейчас у тебя по расписанию урок чтения с миссис Обри, верно? Мальчик встряхнул своими прямыми светлыми волосами. — Ага. Только не отпускайте его, пока меня не будет. — Конечно. Сможешь вернуться через полчаса? — Вы уверены, что хотите этого? — Да. Это необходимо. — Как скажете, капитан. Но лучше бы ему поскорее согласиться. — Так и будет. Паренек вышел, закрыв за собой дверь. — Будь с ним осторожней, — сказал Сент, понизив голос и продолжая смотреть на дверь, словно прислушиваясь к чему-то. — С Рэндаллом? Он перевел взгляд на нее. — Если ты откажешься поступать, как ему нравится, ничто не помешает ему запереть и тебя здесь, вместе со мной. Она взглянула на него снизу вверх, и легкая тревожная дрожь пронзила ее. — Вы беспокоитесь обо мне? — Я думаю, что ты вляпалась в гораздо большие неприятности, чем себе представляешь. И еще думаю, что любой промах с твоей стороны может стоить мне жизни. «Значит, он все еще думает только о себе». — Вы угрожали отобрать у него дом. Как, по-вашему, он должен был реагировать? Как должен был реагировать любой из них? Он нахмурился: — Ты меня не убедила. И сейчас ты очень мне дорога, Эвелина. — Сент побренчал цепями, державшими его руки. — Так что береги себя. Я не собираюсь окончить свои дни, превращаясь в скелет в подвале сиротского приюта. — Этого не случится. Просто смехотворно! Даже в потоке корыстных рассуждений, стоило ему сказать, что она дорога ему, как сердце ее учащенно забилось. Это все потому, что ему больше ни до кого нет дела и когда он проявляет участие, даже мимоходом, это действует как удар молнии. — Эвелина? Она вздрогнула, ее взгляд вновь метнулся к загадочным зеленым глазам. Если он и знал, о чем она думает, то не подавал вида. Как бы то ни было, Эви покраснела. Никто не умел так вгонять ее в краску, как он. Возможно потому, что ни от кого больше ей не приходилось слышать таких непристойных, шокирующих вещей, пробуждающих мысли, которым не было места в ее правильной благополучной жизни. — Прошу прощения. Я думала над вашим предупреждением. Приму его к сведению. — Прекрасно. — А теперь, полагаю, вам нужно побриться. — По правде говоря, — ответил он, и выражение его глаз немного смягчилось, — лицо у меня чертовски чешется. Эви предпочла бы, чтобы он продолжал гневаться. Порочный и обаятельный маркиз де Сент-Обин вносил в жизнь слишком много непривычных ощущений. Еще раз вздохнув, она отошла, чтобы принести маленький столик. К счастью, ей удалось уйти из дома до того, как Виктор поднялся и обнаружил пропажу своих вещей. Без сомнения, ей придется долго слушать про эту кражу, когда она вернется домой. И затем весь вечер у лорда и леди Гладстон. — О, черт, — пробормотала она, взбивая мыльную пену. — Я предлагал сделать это сам. С легкой гримасой Эви окунула помазок в мыло. — Это я не вам. Я по поводу званого обеда. — Расскажи мне, в чем дело. Она остановилась, не донеся помазок до его подбородка. — Зачем вам это знать? — А почему бы нет? Разве у меня есть чем заняться, кроме как слушать твои искрометные истории? — Так, пустое. Мы с братом приглашены на обед к лорду и леди Гладстон. Выражение его лица не изменилось, хотя всем было известно, что он и графиня — любовники. — Мне не стоит рассчитывать, что ты передашь от меня привет Фатиме? — Нет, конечно. — Эви принялась намыливать подбородок Сента, но, неосторожно махнув кисточкой, забрызгала пеной его лицо, шею и измятый галстук. — Извините. — Не извиняйся. Скажи лучше, почему тебе не нравится милая Фатима. — Гм. Лучше вы скажите, почему она вам нравится. — Восхитительные мягкие груди, длинные стройные ноги и постоянная готовность к… — Замолчите! — потребовала она. — Она все-таки чужая жена! Он пожал плечами. Цепи звякнули, ударившись о грубую каменную стену. — Я отношусь к ее брачным обетам столь же серьезно, как и она сама. Как и все остальные. Ты не можешь быть так наивна. — Я не считаю мое мнение наивным. Я предпочитаю думать, что это благородно. Сент коротко и сухо рассмеялся: — Ты необыкновенная, Эвелина. Вынужден отдать тебе должное. Нуты собираешься меня брить или так и будешь пачкать пеной? — Вы ужасный человек. Эви опустила руку и просто смотрела на него. Как она может испытывать такое… влечение к этому мужчине? — Я никогда не отрицал, что я ужасный. Не моя вина, что ты видишь меня не таким, какой я есть, дорогая. Некоторое время она молча размышляла. — Я предпочитаю думать, что под вашим цинизмом и щетиной я вижу вас таким, каким вы можете стать. — Она медленно подняла помазок и провела им по его щеке. — И я намерена обнаружить этого человека. — Боюсь, он умер много лет назад. И никто, включая меня, не оплакивал его кончину. — Помолчите. Я стараюсь сделать все правильно. Снова обмакнув помазок в мыльную пену, она намылила другую щеку. Ей нравилось прикасаться к нему, когда он не мог помешать этому, когда их соприкосновение полностью зависело от нее. — Ты уже решила, как долго будет продолжаться мое наказание? — спросил он, когда она отставила в сторону тазик и взяла бритву. — Я предпочитаю рассматривать это как ваше принудительное обучение. — Если бы мы поменялись местами, я бы придумал различные способы обучения, — сказал он с легкой улыбкой. — Я в твоей власти, Эвелина. Неужели ты не смогла придумать ничего более дикого и порочного, чем бритье? Его низкий чувственный протяжный говор привел ее в трепет. С дрожащими руками она отступила на мгновение, чтобы овладеть собой. — Ведите себя прилично, — строго сказала она. Сент перевел взгляд с ее лица на бритву. — По крайней мере поцелуй меня на прощание, прежде чем перережешь мне глотку. — Ш-ш-ш. Прижав пальцы свободной руки к его подбородку, чтобы удержать его на месте, она медленно и осторожно провела острым лезвием бритвы вдоль щеки. — Было бы легче, если бы вы не были таким высоким, — пожаловалась она со вздохом. — Воспользуйся скамеечкой, — предложил он, указав на сиденье в дальнем углу камеры, снова загремев при этом цепями. Внезапно он оказался необыкновенно услужливым, и когда она притащила скамейку и встала на нее, то поняла почему. Их лица оказались на одном уровне, всего в нескольких дюймах друг от друга. — Я… Наклонившись вперед, Сент впился в ее губы крепким мыльным поцелуем. Этот поцелуй пронзил Эвелину до самых кончиков пальцев ног. Ей всего лишь надо было отодвинуться назад на несколько дюймов, и он больше уже не смог бы ее достать. Сознание этого наполнило девушку чувством— собственного могущества, но тут его твердые, требовательные губы оставили ее почти бездыханной и пробудили желания, о которых она не осмелилась бы сказать вслух. Эви страстно ответила на его поцелуй, погрузив руку в темные взлохмаченные волосы и отважно пробежавшись языком по его зубам. Сент застонал, и горячая дрожь прошла вдоль ее позвоночника, вызвав жар между бедер. О, он был прав! Было много всего, чем она предпочла бы заняться с ним, вместо того чтобы брить. Эви снова поцеловала Сента, горячо и страстно. Цепи на его руках зазвенели, когда он натянул их, пытаясь обнять ее. Он принадлежал ей, и она могла делать с ним все, что ей нравится. Все, что захочет. — Довольно, — прошептала она, больше себе, чем ему. — Почему, Эвелина? — прошептал он в ответ, соблазнительный, как дьявол. — Прикоснись ко мне. Положи на меня свои руки. Ей так хотелось это сделать, что она ощутила почти физическую боль, когда отступила назад и сошла со скамейки на пол. — Нет. Он хмуро посмотрел на нее. Его лицо было намылено и одна щека выбрита. — Ты хочешь меня так же сильно, как и я тебя. Иди сюда. Эвелина потрясла головой, пытаясь очистить мозг от теплого дурманящего тумана, вызванного его присутствием. — Речь идет не о том, чего хотим вы или я, а о том, что лучше для этих детей. — Не обольщайся, — возразил он, неожиданно рванувшись к ней. Цепи натянулись, и он сразу отступил назад к стене. — Ты действительно думала, что бритье могло бы превратить меня в твой вариант героя? Ты хотела прикоснуться ко мне. Тебе и сейчас этого хочется, тебя всю трясет. — Ничего подобного. — Она спрятала руки за спину. — Отпусти меня, Эвелина. Забудь эти глупости, и я отвезу тебя куда-нибудь на атласные простыни, усыпанные лепестками роз. — Он еще больше понизил голос, до того мягкого чувственного тона, который заставлял бешено колотиться ее сердце. — Я хочу овладеть тобой, Эвелина, и ты тоже этого хочешь. — Вы обманываете себя, — возразила она, прохаживаясь до двери и обратно. — Да, вы очень привлекательны и, я уверена, весьма… искусны в обольщении. О, он умел вывести из себя, и даже более того, потому что его слова вызвали в ее воображении картины, которые соблазняли и возбуждали. — Все же вам лучше помнить, что вас не приковали бы цепью к стене, если бы ваши лучшие качества взяли верх над плохими. Он вопросительно поднял бровь. — И что? — И поэтому вам нужно перестать соблазнять меня и начать слушать, что я говорю. Она отодвинула скамейку примерно на полфута назад и снова взобралась на нее. — Теперь стойте спокойно. — Пока ты держишь лезвие у моей глотки, дорогая, я сделаю все, что ты просишь. Но я здесь не потому, что хочу, чтобы меня в чем-то убедили. Я здесь из-за того, что ты обманула меня и заперла. Это твоя проблема. И я не собираюсь задерживаться здесь надолго, так что давай работай! По крайней мере он ее достаточно разозлил, чтобы она больше уже не думала о его поцелуях. Сент не был трусом, раз изводил ее, когда она держала бритву в руке. Тем не менее, если она ждала от него благовоспитанности, она должна подавать ему пример. Эви глубоко вздохнула: — Я не сомневаюсь, принимая во внимание ваше… обостренное чувство самосохранения, что вы предпримете попытку бежать. — Она провела бритвой вдоль его другой щеки, стараясь не замечать острых зеленых глаз, следивших за каждым ее движением. — По той же самой причине я считаю также, что вы прислушаетесь к аргументам, которые я вам представлю. Медлительная насмешливая улыбка искривила его губы. — Прежде чем начнешь представлять свои аргументы, сотри мыльную пену с подбородка, Эвелина Мария. |
||
|