"Слово джентльмена" - читать интересную книгу автора (Энок Сюзанна)

Глава 3

Люсинда, проскользнув в дверь кабинета отца, огорошила его совершенно неожиданным вопросом:

– Почему ты постоянно называешь лорда Милберна анархистом? Честное слово, мне он таковым не кажется!

Генерал Огастус Баррет посмотрел через плечо на дочь. Хотя выражение лица генерала было довольно суровым, в его серых глазах светилась радость – и ни намека на громы и молнии, которые обычно наводили ужас не только на домочадцев, но и на молодых офицеров.

– Нет, Люсинда, – возразил он, – ты только взгляни на него! Красный пиджак, белая длинная куртка и зеленые брюки! Ей-богу, он либо законченный анархист, либо оживший национальный флаг Испании!

– Ну и что ж из того? – Люсинда хихикнула. – Или испанцы уже перестали быть нашими союзниками?

– Они перестанут ими быть, увидев, как некий англичанин издевается над главным символом их суверенного государства! – Лицо генерала приняло почти зверское выражение. – Помилуй Бог! Ты только посмотри: он уже начал махать нам рукой! Каков наглец! Насколько мне известно, он еще не твой жених и не мой зять! Имей в виду: если он посмеет хотя бы приблизиться к нашему дому, я прикажу его пристрелить!

Люсинда отошла от окна и покачала головой:

– Никакой он мне не жених! У меня совсем нет желания выходить замуж за чей-либо государственный флаг! И вообще, папа, у тебя ко мне есть еще какое-то дело? – Она бросила выразительный взгляд на беспорядочную груду страниц с записями, сделанными чернильным карандашом, возвышавшуюся на столе из красного дерева.

– Успокойся, пока для тебя ничего нет. Записи, которые я сделал в Саламанке, вряд ли могут на что-либо пригодиться. И не уводи разговор в сторону!

– Какой разговор?

– Как это какой? Естественно, о женихе.

– Папа, не вздумай снова начать приглашать к нам в дом своих друзей-офицеров, ибо в таком случае ты, я и еще человек тридцать твоих дружков непременно облачатся в красно-бело-синие мундиры, отображающие цвета французского флага, а мне придется изображать из себя национальное знамя Франции, развевающееся на башне в блокированном городе, который готовятся захватить англичане!

Генерал еще глубже утонул в мягком кресле, в то время как Люсинда продолжала забрасывать его вопросами:

– Видишь ли, папа, насколько мне известно, лорд Джеффри Ньюком участвовал в военных действиях при Саламанке. Сегодня вечером он должен быть в «Олмаке». Как ты думаешь, не стоит ли мне подойти к нему и спросить, не может ли он задержаться в Лондоне и помочь нам расшифровать некоторые публикации в твоем журнале? То, что там написано, известно далеко не всем, так как мало кто участвовал в событиях под Саламанкой или оказался их свидетелем.

– О ком это ты? Не о том ли, кто получил пулю в плечо во время битвы при Ватерлоо? Если я не ошибаюсь, вчера ты танцевала с ним вальс, не так ли?

– Вчера, впрочем, как и всегда, я танцевала по меньшей мере с дюжиной молодых людей. Просто во время вальса лорд Джеффри сказал мне несколько слов о минувшей войне, вот я и подумала, не может ли он быть тебе в чем-то полезным.

– Что ж, надо подумать!

Генерал, казалось, только сейчас заметил муслиновое платье дочери и кокетливо сдвинутую набок соломенную шляпку с прикрепленной к ней искусственной розой. Он окинул Люсинду с головы до ног насмешливым взглядом и хмыкнул:

– Как тебе известно, у нас есть хороший садовник!

– Да. Ты знаешь, что я очень люблю розы и всегда ношу с собой перчатки на случай, если мне доведется поработать в цветнике.

– Точно так же делала твоя покойная матушка! – грустно произнес генерал. – Да… Где ты сейчас, моя дорогая Мэри со своими волшебными розами?

– Я могла бы составить прекрасный букет для твоего кабинета, папа. – Люсинда улыбнулась и, надев плотные перчатки, спустилась в сад, небрежно бросив слуге: – Если что, ты найдешь меня в розарии, Боллоу!

– Да, мисс Люсинда, – кивнул в ответ старый слуга.

Тем временем садовник Уэрли уже успел собрать для молодой хозяйки букет полевых цветов. Люсинда, продолжая вспоминать вальс, который танцевала накануне с Джеффри, спустилась в глубь сада, где ее покойная матушка в каждый день рождения дочери сажала по одной новой розе.

После ее смерти Люсинда старалась по возможности продолжать эту традицию, высаживая ежегодно по розе, но уже в память о матери. Неделю назад она получила двадцать четвертую розу, на этот раз из Турции, и сейчас собиралась ее посадить…

Присев возле клумбы, Люсинда разрыхлила землю и, осторожно взяв в руки роскошный цветок, наклонилась над ним и прошептала:

– Ну, как ты себя чувствуешь? Наверное, хочешь пить?

И тут же у ее ног появился кувшин с водой.

– Спасибо, Уэрли! – поблагодарила Люсинда, полагая, что это садовник. – Вы прочитали мои мысли!

Но тут ее взгляд упал на его ботинки. Странно, Уэрли никогда не носил подобной обуви. Люсинда подняла взгляд и, к своему удивлению, увидела сначала охотничьи брюки из дорогой оленьей кожи, каких никогда не позволил бы себе купить ни один садовник, зеленую куртку и яркий галстук, над которым выступал волевой подбородок. Взглянув еще выше, она увидела тонкие губы. Сверху на нее смотрели знакомые голубые глаза…

– Мистер Карроуэй! – воскликнула Люсинда и поспешно вскочила, наступив при этом на подол своей длинной юбки и чуть было не упав на клумбу.

Роберт сделал шаг вперед и схватил девушку за обе руки. Убедившись, что она удержала равновесие, он отпустил Люсинду и покорно отступил, восстановив расстояние между ними, после чего заложил руки за спину.

– Ну и чего вы испугались? – поинтересовалась Люсинда. – Можно подумать, я кусаюсь!

– Этого я не говорил, – хмыкнул Роберт.

«Будь с ним мила и приветлива! – сказала себе Люсинда. – Ведь если он пришел, значит, имел для этого причины!»

Обе подруги Люсинды, отмечая постоянное отсутствие Роберта на публике в течение последних трех лет, были убеждены, что лорду Карроуэю очень нелегко чувствовать себя оторванным от общества.

– Я не хотела вас обидеть! – смущенно промолвила Люсинда. – Хотя это вы первый вывели меня из себя.

– Я должен научиться быть осторожным и скрытным, – тихо ответил Роберт. – И мне казалось, вы надлежащим образом оцениваете искусство, с которым я это делаю.

Люсинда внимательно посмотрела на Роберта. Его лицо оставалось совершенно спокойным, однако небесно-голубые глаза вдруг повеселели и часто замигали. Люсинда с удовлетворением отметила, что Роберт, видимо, не лишен чувства юмора.

– В смысле осторожности мне явно далеко до вас! – Люсинда усмехнулась. – Но, думаю, нам следует заключить своего рода договор: не допускать никаких тайных действий друг против друга, прежде чем мы станем откровенными врагами.

– Принято! – кивнул Роберт и посмотрел через плечо Люсинды на дом. – Вчера вечером мне в голову пришла довольно любопытная мысль.

– И какая же?

– Вы напрасно тратите время с Джеффри Ньюкомом.

– Это еще почему?

– Потому что Ньюком – самоуверенный и донельзя испорченный человек.

Люсинда не могла решить, воспринимать эти слова с раздражением или же, наоборот, признаться, что они ее заинтриговали.

– Тем более он нуждается в уроках, – возразила она, но затем прибавила: – Конечно, я не могу безошибочно выбрать себе ученика только потому, что его окружение полагает, будто он особо нуждается в подобных занятиях. Однако я уверена, что джентльмены во всех случаях не должны говорить дурно друг о друге в присутствии женщины.

Роберт кивнул в знак согласия:

– Разумеется, вы правы, хотя лично я не отношу себя к категории джентльменов. Вы ближайшая подруга Джорджианы и, думаю, должны понимать, что если Тристана и Сент-Обина можно считать раздражительными и в какой-то степени сбившимися с пути, то оба они отнюдь не окончательно испорчены. И все же, какие бы уроки вы ни стали им преподавать, они не будут к ним прислушиваться, пока не поймут, что могут извлечь из них практическую пользу. При этом оба уверены, что весь мир должен склониться перед их сиюминутными желаниями.

– Тем, кто сторонится своих друзей, вы кажетесь человеком, знающим о них буквально все, – резко ответила Люсинда. – Скажите, а что вы думаете обо мне?

– О вас?

– Да, обо мне. Уверена, если вы столь аккуратно разложили по полочкам Джеффри, Сент-Обина и собственного брата, то что мешает вам с такой же легкостью повторить этот опыт и со мной?

Люсинда с удивлением почувствовала, что ее не на шутку заинтересовало мнение о ней Роберта. Возможно, она была слишком откровенна с ним. Но ведь она не просила его высказывать вслух мнение о ее возможном будущем муже!

– Вы заслуживаете куда большего, нежели этот Ньюком, – негромко произнес Роберт. – Я говорю так, потому что хорошо знаю его.

– Спасибо за заботу! – Люсинда резко выпрямилась. – Но согласитесь, что… – Она не докончила фразу, ибо Роберт, как и в прошлый раз, неожиданно куда-то исчез.

Люсинда удивленно осмотрелась по сторонам, но увидела лишь прогуливавшихся по садовым аллеям гостей. У нее было такое чувство, словно она минуту назад разговаривала не с живым человеком, а с каким-то нереальным существом, родившимся в ее разгоряченном воображении.

«Боже мой! – прошептала она с раздражением. – Ведь и я могла бы сказать тебе немало обидного, грубиян!»

– Разговариваешь сама с собой? – услышала Люсинда над самым ухом голос отца.

Генерал Баррет уже успел не один раз обойти вокруг дома, разыскивая дочь среди цветочных клумб и кустов.

Люсинда посмотрела на его слегка обиженное лицо и поняла, что хитрить с отцом было бы недостойно.

– Я… я разговаривала с новым кустом роз! – призналась она.

– Ах вот как! Разговаривала с цветами? Ну, и что же они тебе ответили?

– Они застеснялись и промолчали.

– Если все-таки они соблаговолят ответить, то передай мне все до последнего слова!

– Очень остроумно!

Генерал протянул Люсинде руку, в которой было зажато какое-то письмо.

– Возьми. Недавно принесли, – строгим тоном сказал он, передавая дочери смятый конверт.

Взяв конверт, Люсинда с упреком заметила:

– Полагаю ты решил передать это мне лично и с таким опозданием только потому, что все слуги в доме буквально валятся с ног от усталости! И уж конечно, не потому, что, как всегда, откладываешь все на потом! Скорее всего ты просто не знаешь, как закончить очередную главу своего опуса, а поскольку стесняешься прямо попросить меня о помощи, то делаешь это в письменной форме. Ведь так?

– Откровенно говоря, я и впрямь никак не могу добраться до середины главы. Так что твоя помощь действительно потребуется и будет воспринята с большой благодарностью. Поистине, воевать легко, а вот писать, особенно о войне и политике, неимоверно трудно!

Люсинда захихикала, постаравшись выбросить из головы волнения, которые принес с собой приезд Роберта Карроуэя. Удалось это или нет, она и сама толком не знала. Может быть, на какой-то короткий момент Люсинда и впрямь перестала о нем думать… но, очевидно, ненадолго. Ведь после трехлетнего отсутствия Роберта им потребовалось всего три дня, чтобы обоих вновь стало тянуть друг к другу.

– Не прибедняйся, отец, – сказала она. – Ты отлично умеешь не только воевать, но и писать.

– Да, но без твоей тщательной редактуры ничего путного из всей этой писанины никогда бы не получилось! Так что позволь мне выразить восхищение твоим несравненным искусством редактора и удалиться к себе в кабинет, дабы продолжить собственные жалкие писательские потуги.

Когда отец ушел, Люсинда оглянулась по сторонам, желая убедиться, что больше никто ее не потревожит, и только тогда вскрыла конверт.

Почерк Эвелин она узнала сразу и отнюдь не удивилась приглашению вместе с отцом отужинать у лорда Сент-Обина в ближайшую субботу в обществе друзей семьи. С улыбкой Люсинда прочитала и приписку Эвелин о том, что приглашение направлено также лорду Джеффри Ньюкому…

Она положила письмо в карман юбки, подумав, что подруги, видимо, решили помочь ей. Однако сама Люсинда пока еще не могла составить для себя план предстоящего занятия главным образом потому, что этот первый урок должен был содержать в себе и некий потайной смысл откровенно матримониального характера. Ведь Джорджиана и Эвелин, выбирая себе учеников, уже доподлинно знали, как и чему будут учить их на первом же уроке. Теперь наступила ее очередь. На сей раз ни та, ни другая уже не намеревались скрывать, что уроки джентльменского поведения задумывались ими лишь как предлог для встреч с молодыми людьми.

«Проклятие!» – выругалась про себя Люсинда, повторив тем самым едва ли не самую расхожую грубость, бытующую в лексиконе друзей отца, и принялась старательно поливать розы из кувшина, который принес ей Роберт…

Подъезжая к Карроуэй-Хаус, Роберт пустил коня медленным шагом. Эдвард и Брэдшоу стояли у ворот конюшни, осматривая новое седло, которое младший брат хотел получить в подарок к своему дню рождения.

Роберт подъехал к ним и спешился.

– Шоу уже сказал тебе? – обратился к нему Эдвард.

– Шоу? Ничего он мне не говорил! А что?

– А то, что он получает корабль в полную собственность и становится его капитаном.

– То есть почти капитаном, – поправил его Брэдшоу. – Это произойдет примерно через месяц, если Бонапарт снова потерпит поражение.

– Поздравляю! – одобрительно покачал головой Роберт.

– Куда ты ездил? – спросил его Брэдшоу.

– Никуда. Просто так, по делам, – небрежно ответил Роберт.

Никаких особенных дел у Роберта не было. Он и сам толком не знал, почему так резко повернулся и, не говоря ни слова, отошел от Люсинды, даже не дослушав до конца того, что она ему говорила. Он намеревался помочь ей кое в чем, но, по сути, и себе-то мало чем мог помочь!

– Ты пришел, чтобы покататься верхом со мной и Шоу? – поинтересовался Эдвард.

– Нет, мне надо разобрать корреспонденцию. За последние дни пришло много писем – может быть, в них есть нечто важное.

Честно говоря, Роберт, помимо разбора пришедших писем, хотел как можно скорее скрыться от переполнявшей в это время дня Гайд-парк шумной толпы, а потому, кивнув Эдварду с Шоу, он круто повернулся на каблуках и направился в сторону своего дома.

– Подержи лошадь, – сказал Брэдшоу груму и, бросив ему поводья, быстрым шагом направился вслед за Робертом. Заметив это, тот чуть сбавил шаг, давая Шоу возможность догнать его.

Некоторое время они молча шли рядом. Роберт мог слово в слово повторить все, о чем говорил с каждым членом своей семьи всякий раз после долгой отлучки. Чтобы хоть как-то разрядить ставшее уже гнетущим взаимное молчание, он сказал:

– Со мной все в порядке, Шоу. Я спокойно дойду один.

– Я только хотел сказать тебе, Роберт, что на моем корабле имеется вакантное место третьего помощника капитана, которое должен занимать офицер, – ответил Шоу, наблюдая за тем, как слуга, увидевший через окно приближающегося Роберта, открывал перед ним двери дома. – И если ты захочешь, то…

– Нет, спасибо! – прервал его Роберт.

– Мне кажется, что уход из армии отнюдь не означает, что ты не сможешь больше сделать ничего полезного в этой жизни! – не сдавался Шоу.

Роберт на мгновение остановился и посмотрел в лицо старшему брату:

– Ты серьезно считаешь, что скитание по волнам всех морей и океанов может быть отнесено к каким-то мало-мальски полезным занятиям?

– У тебя нет… – начал было Шоу, опустив взгляд.

– Оставь меня! – раздраженно перебил его Роберт, слегка повысив голос. – И пойми, что я ни в коем случае не хотел бы повторить твою жизнь!

– Почему? Только потому, что у тебя больше нет своей?

Роберт быстрым шагом вошел в дом и поднялся на второй этаж. Уже стоя у двери своей спальни, он услышал брошенные ему вслед слова Брэдшоу:

– Это не должно оставаться так!

– Должно! – буркнул себе под нос Роберт и скрылся за дверью.

Сейчас ему требовалось хотя бы на несколько минут остаться в тишине и одиночестве. Он не мог более подвергать себя мучительным мыслям в этом огромном, ограниченном четырьмя стенами пространстве, из которого не видел для себя никакого выхода.

Однако в закрытой, хотя и не запертой на ключ спальне ему показалось еще теснее. Роберт постоял немного посредине комнаты и принялся, как тигр в клетке, ходить от двери к окну и обратно, сжав ладони в кулаки и стиснув зубы.

Он уже знал, что с ним происходит: это была паника без всякой, казалось, на то причины. Такое случалось с ним и прежде, причем отделаться от подобного ощущения Роберт не мог очень долго.

Чертов Брэдшоу!

Роберт закрыл глаза, перегнулся через подоконник и долго стоял в такой позе. Итак, за эти три дня он сделал все, что мог: дважды торжественно появился на публике, постоянно стараясь привыкнуть к созерцанию ведущей на второй этаж лестницы и выслушиванию бесконечных сплетен. Кроме того, он участвовал в светских беседах, вполне удачно их поддерживая. Это после трех-то лет одиночества и почти полного молчания!

«Спокойно! Надо постараться воспринимать все как вовсе тебя не касающееся! Ведь ты не собираешься никуда уезжать! И здесь вроде бы тоже не должно что-то случиться. Разве ты не чувствуешь себя в полной безопасности?»

Пока Роберт повторял все это себе снова и снова, в дверь постучали.

– Роберт? – донеслось из коридора.

Узнав голос Тристана, Роберт открыл глаза и погрузился в полную тьму. Видимо, пока он смотрел в окно, наступила ночь.

Постояв неподвижно пару минут, Роберт пошел открывать дверь.

– У тебя все в порядке? – спросил Тристан, смерив брата с головы до пят тревожным взглядом.

– Ну да, все в порядке, – удивленно ответил Роберт.

– Разреши войти?

– Нет.

– Ты выглядишь так, будто только что вернулся из ада…

– Знаю!

Тристан сжал губы:

– Шоу рассказал мне о предложении, которое он тебе сделал.

Роберт почувствовал, как нервная дрожь охватывает все его тело. Неужели ему предстоит снова и снова проходить через все это? Да он просто не в состоянии сделать нечто подобное, во всяком случае сейчас.

– И ты думаешь, что я должен согласиться? – спросил он Тристана, не скрывая растущего раздражения.

– Нет. Я считаю, что Шоу – просто идиот, и уже сказал ему это.

– Вот и прекрасно!

Некоторое время виконт молчал, потом тихо произнес.

– Я уверен, что сначала ты должен поговорить со мной. Пойми, мне очень бы хотелось тебе помочь…

Роберт отступил на шаг и сжал ручку двери.

– Ты ведь знаешь, я стараюсь… – прошептал он, опасаясь, что его голос сорвется, если эти слова будут произнесены вслух.

– Знаю… Знаю все, что тебе нужно и кого ты хотел бы видеть. Тебе стоит только сказать, и я устрою любую встречу и постараюсь исполнить любое твое желание.

– Мне не нужно… – начал было Роберт, но Тристан оборвал его:

– Знаешь, о чем я сейчас подумал?

– О чем?

– Тебе надо найти какое-нибудь занятие, другими словами – хобби. Да-да, ты много читаешь и постоянно поддерживаешь спортивную форму с помощью Толли. Речь идет о другом – более серьезном и глубоком. Откровенно говоря, я и сам пока плохо себе представляю, о чем именно… Хотя думаю, что начать следовало бы с чего-то малого, из которого впоследствии вырастет нечто очень большое и важное. Что сможет…

– Целиком занять меня – ты это хочешь сказать?

– Не сердись! Я ведь…

– С чего ты взял, что я сержусь? Тем более что ты, возможно, прав.

– Я… Я прав? Никогда ни от кого не слышал ничего подобного! Я прав! С ума сойти! Умоляю, скажи об этом Джорджиане – вот она удивится!

Неподдельное облегчение, отобразившееся на лице Тристана, вызвало у Роберта чувство вины перед братом. Он улыбнулся, открыл дверь и, пропустив Тристана вперед, вышел вместе с ним в коридор.

Спустившись в холл, они остановились и некоторое время молча смотрели друг на друга.

Наконец Роберт улыбнулся и произнес:

– Надеюсь, ты не пропустил из-за меня обед?

– Пока еще нет, и хочу, чтобы ты разделил его со мной и Эдвардом. Кстати, он уже до того проголодался, что готов съесть собственные внутренности.

– Боже, неужели мы заставили его голодать?

– Именно! Но это не так важно.

Они прошли в столовую, расположенную на первом этаже.

Пока Роберт садился за стол, он чувствовал, что Тристан и Эдвард внимательно смотрят на него, стараясь поймать его взгляд. Он поспешно опустил голову и принялся сосредоточенно смотреть в пол. Братья были явно обеспокоены видом Роберта и хотели хоть как-то поддержать его. При этом Шоу был на него откровенно зол за отказ занять место помощника капитана на корабле, которое он предложил от чистого сердца, чтобы дать брату возможность сделать карьеру морского офицера.

Затянувшееся молчание первой нарушила Джорджиана:

– Эвелин и Сент пригласили всех нас к себе на ужин в ближайшую субботу.

– Всех или только взрослых? – спросил Эдвард.

– Всех, независимо от возраста. В том числе Люсинду, генерала Баррета и лорда Джеффри Ньюкома.

– Чудесно! – обрадовался Эдвард. – Мне очень нравится лорд Джеффри – он всегда рассказывает массу интересного и, кроме того, лично знаком с самим лордом Веллингтоном – победителем битвы при Ватерлоо…

– Так же, как и Сент, – же заметил Брэдшоу.

Роберт все еще чувствовал устремленные на него взгляды сидевших за столом. Очевидно, каждый из них ждал, что он включится в общий разговор. Но разве он был обязан непременно что-то говорить? Вот если речь за столом коснется лично его…

К подобному поведению Роберта все здесь давно привыкли, а потому оставили его в покое и переменили тему разговора.

Тем не менее Эдвард все же не выдержал и спросил:

– Скажи, Роберт, ты лично знаком с лордом Веллингтоном?

Все отлично знали, что Роберт только видел героя Ватерлоо, не больше, а потому были уверены, что ответа на вопрос Эдварда не будет. Но Роберт, посмотрев на Эдварда, сказал:

– Я не то чтобы знаком с лордом Веллингтоном, а просто однажды видел его во время объезда войск. Кроме того, как-то раз я имел честь пить с ним виски. Вот и все!

– А как получилось, что ты пил с ним виски? – не унимался Эдвард.

– У меня была бутылка, шел снег, дул холодный ветер, и Веллингтон попросил дать ему глоток виски, чтобы согреться. Иначе, как грубовато пошутил тогда генерал, он может отморозить себе кое-что.

– Разве Веллингтон сказал «кое-что»? – переспросил Эдвард.

– Эдвард! – прикрикнула на него Джорджиана. – Веди себя прилично, хотя бы за столом!

– Но ведь Роберт нарочно скрыл правильное слово! – стал оправдываться Эдвард.

Шоу демонстративно закашлялся в платок, а стоявший в дверях дворецкий Доукинс очень неловко притворился, будто бы что-то рассматривает через открытое окно. Тристан и Джорджиана тщетно пытались скрыть улыбки.

Роберту же после трех часов почти нечеловеческого напряжения очень хотелось закрыть глаза. Он чувствовал себя таким усталым, как будто пробежал без отдыха до самого Ньюкасла и назад. Очень короткий и беспокойный сон никак не помог ему. И вообще, подобное состояние показалось Роберту странным, ибо еще никогда в жизни он не уставал до такой степени. А может быть, Тристан был прав и ему просто требовалась некоторая встряска?

– Сад… – пробормотал Роберт, даже не осознавая, что говорит вслух.

Он понял это только по удивленному выражению, появившемуся на лице брата.

– Извини? – переспросил его Тристан.

Цветы, посадки, выращивание… Даже если вся эта деятельность оканчивалась неудачами, то все же она не могла вконец разбередить душу Роберта. Он действительно любил покопаться в саду, поэтому, вздохнув, посмотрел на Тристана и признался:

– Что ж, я люблю работать в саду.

– В каком? – спросил его Брэдшоу, выдержав короткую паузу.

«Не следовало нарушать молчание!» – подумал Роберт, стараясь не реагировать на пытливые взгляды братьев и мертвую тишину, воцарившуюся в комнате. Он вспомнил, что и у Люсинды был сад. Интересно, о чем она размышляла, сидя на корточках перед черной, только что вскопанной клумбой? Неужели и тогда в душе спорила с ним? Или думала еще о чем-то еще?

– В розарии… – ответил он скорее себе, чем Шоу.

– В розарии? – переспросила Джорджиана, задумчиво взглянув на Роберта. – Я чуть было не забыла, что для мужчин из семейства Карроуэй наступило время заботиться еще о чем-то, помимо сохранения своей вконец испорченной репутации!

– Моя репутация пока еще не запятнана, хотя и я принадлежу к этой семье, – возразил Эдвард и, бросив взгляд на Роберта, спросил: – Роберт, почему бы вместо того, чтобы раздумывать о каких-то розах, нам с тобой не прокатиться куда-нибудь верхом?

«Боже, неужели я не пригоден ни для чего сколько-нибудь серьезного? – подумал Роберт. – Цветы… Верховые прогулки… И это все?»

– Извините, – сказал он, поднимаясь во весь рост, – я должен идти!

– Только пообещайте мне посадить белые розы, – напутствовала его Джорджиана. – Я их особенно люблю!

Роберт молча кивнул и вышел из комнаты…