"Юная жена" - читать интересную книгу автора (Форстер Сюзанна)

– Ну же, давай, Смоук, – торопил Чейс Бодин коня, натягивая поводья. Они поднимались по крутому, усыпанному мелкой галькой склону. Тропинка, петляющая среди дрожащих от легкого ветерка кустов, по меньшей мере на полчаса сокращала путь к хижине. Чейс всегда помнил, что заставило его сторониться людей, и гордился собственной мудростью, подавшей ему мысль о домике на далеком плоскогорье Винд Ривер. Голова Энни доверчиво покоилась на его плече. «У этой сумасшедшей, наверное, солнечный удар», – не без участия думал о девушке Чейс, крепко придерживая ее за талию. Бедняжка потеряла сознание сразу, как только произнесла эту чепуху. Надо же придумать: она его жена...

Энни несколько раз ненадолго приходила в чувство, но тут же силы вновь оставляли ее, так что всякий раз он не успевал что-либо спросить. У нее не было с собой никаких документов. Он никак не мог сообразить, откуда она взялась. Знал только, что сюда можно было прийти лишь из Пэйнтид Пони, до которого два часа езды на машине. Не полуденный ли зной «внушил» ей эту бредовую идею?!

– Моя жена? – резко произнес он вслух, глядя на копну рыжих волос.

Лишь однажды в мыслях он близок был к женитьбе. Это в пору его юношеской привязанности к цирковой танцовщице в Торо Марине. В свои восемнадцать он таскался на каждое представление, впадал в транс, замирая от виртуозных трюков, которые она проделывала на высоко натянутом канате. Он приходил к ней домой и сходил с ума уже от ее необыкновенной способности доставлять удовольствие в постели. Роман продолжался до отъезда цирка из города. Вообще Чейс ничего не имел против женитьбы. Но мысли о совместных буднях не доставляли ему особой радости.

Горная дорога становилась круче, каменные обломки срывались из-под копыт лошади. Чейс сдавил коленями бока животного и крепче прижал к себе Энни. Тряский подъем был утомителен, и ему приходилось собирать всю силу, чтобы норовистая кобыла не сбросила их обоих.

На оленьей тропе Чейс пустил лошадь галопом. И только теперь осознал, что его ладонь покоится на чем-то упругом.

– Какого черта! – прошептал он.

Первый импульс – немедленно убрать руку. Второй – менее джентльменский... Он осторожно сжал пальцы и ощутил теплую, податливую плоть, как бы сливающуюся с его ладонью. Острое желание пронзило все его существо. Никогда он еще не испытывал чего-либо более приятного. Грудь девушки была греховно прекрасна, словно специально сотворена для прикосновения мужской руки.

Тихий, мягкий ход лошади и зовущая теплота женского тела будили в нем опасные устремления. Горячая волна желания нахлынула на него с огромной силой, охватила тело и разум, становилась глубокой, настоятельной потребностью. Какое редкое наслаждение он мог бы, наверное, получить на этой душистой лужайке, разбудив ее ото сна своим горячим от возбуждения членом...

Картина представилась ему в мельчайших деталях. Только в тайных эротических мечтаниях виделось ему подобное. Разыгравшаяся фантазия уже доносила до него истомные звуки, издаваемые возбужденной женщиной, ее слабые стоны удовольствия. Вот он рвет от нетерпения нежный шелк ее нижнего белья... Он даже представил себе взгляд ее безумно счастливых полуприкрытых глаз, когда он входит в мягкое лоно твердой частью своей изголодавшейся плоти.

Тихий шепот вернул Чейса из страны сладких грез. Энни прижалась к нему, как маленький котенок, ищущий теплое местечко, чтобы свернуться в клубок. Его рука все еще ласкала ее грудь, и желание не только дотрагиваться до нее все больше разжигало в нем неуемную страсть. Он как мог сдерживал себя: «Женщина без сознания, Ромео. Потуши фитиль. Сейчас же!»

К моменту, когда они добрались до маленькой хижины, примостившейся на краю гранитного обрыва, Чейс почти справился с собой. Пес по кличке Джем радостно засуетился, залаял, когда хозяин спешился. Чейс осторожно снял девушку с седла и, как младенца, понес в свой маленький деревянный дом. Она была почти невесома и, как веточка ивы, болезненно тонка.

По всему было видно, что она прошла через адские муки. Чейс уложил ее на покрытую стеганым одеялом раскладную кропать. Вспомнив о кобуре на правом бедре, он расстегнул кожаные ремешки и положил обрез на деревянный стол рядом с кроватью.

В подобной ситуации мужчине необходимо время, чтобы подумать. Чейс уселся к единственное здесь кресло-качалку. Положив ногу на ногу, он потянулся, так что пыльный ковбойский сапог оказался на уровне глаз. Чейс сфокусировал свой взгляд через серебряную пряжку сапога и уставился на измазанное лицо и растрепавшиеся волосы незнакомки. «Кто она?» – спрашивал он себя, пытаясь пробудить в памяти хотя бы слабые воспоминания. Встречались ли они прежде? В целом ее образ не затронул ни одной струны в его душе. Тем более смешно было думать о какой-то давней свадьбе.

Легкая улыбка тронула его губы. Но эта улыбка была вызвана не мыслью о женщине. Крошечная, некрасивая, если судить по лицу, скрытому под хорошим слоем грязи. Да, его неожиданная гостья вряд ли выиграла бы конкурс красоты. И все-таки было что-то несомненно притягательное в этой копне разлетающихся рыжих волос и в легкой неправильности черт. Если нос и портила небольшая горбинка, то полные упругие и, казалось, чего-то ищущие губы вызывали мощный соблазн.

– Как ты думаешь, Джем, что ей от нас нужно? – задумчиво проговорил Чейс, когда собака принялась ласкаться под его рукой.

И как только он погладил собаку, острая догадка пронзила его. Как же это он не сообразил: незнакомка, должно быть, очередной репортер, гоняющийся за историями из личной жизни «Чейса Бодина, непокорного героя»... Не единожды мошенники из бульварных газетенок пробовали вывести его из себя. Но ни один из них не рисковал так. Чейс развеселился, вспомнив, что пришлось пережить девчонке – и встречу с гремучей змеей, и солнечный удар – ради какой-то статейки о нем.

Чейс рассматривал ее джинсы и длинную кофту, когда незнакомка потянулась и едва слышно что-то прошептала.

– В чем дело? – спросил он, наклоняясь вперед.

– Воды...

Высокий, мускулистый, он поднялся из своего низкого кресла и отправился на кухню. Его дом был маленьким, плохо обставленным и, действительно, скорее напоминал хижину. Да Чейс и не собирался покупать большой. Ему просто нужно было надежное место, где он мог бы укрыться на время. В доме-хижине только самое необходимое: спальня, ванная, гостиная и кухня. «Дом, который не привел бы в восторг ни одну женщину», – подумал он. Налив стакан чистой родниковой воды, Чейс вернулся в комнату и сел рядом с Энни, Когда она попыталась подняться, он понял, что ей нужна помощь. Касаясь рукой шелковистых волос на ее затылке, Чейс приподнял ее голову так, чтобы удобнее было пить. Ему почему-то показалось невероятно возбуждающим то, что эта беззащитная, легко ранимая женщина пьет из его стакана.

«О Боже, – подумал он, – мне придется принять холодный душ, если это будет продолжаться. Дальше у меня могут взыграть самые неожиданные фантазии даже по поводу ее испачканного лица».

– Спасибо, – сказала девушка, слегка кивнув головой.

Чейс задохнулся под пристальным взглядом голубых глаз. Капля воды скатилась с ее приоткрытых губ и оставила тонкий след на грязном подбородке. Чейс мучился и проклинал себя, не зная, с чего начать разговор. Кто она, эта сбивающая его с толку женщина? Откуда она взялась? Неожиданно для себя он спросил:

– Хочешь, я умою тебя?

– Да, пожалуйста.

«Да, пожалуйста», – повторил про себя Чейс. Она как-то по-особенному мягко произнесла это. Он снял красный платок, повязанный вокруг шеи, обмакнул конец в стакане и начал осторожно стирать грязь с ее лица. Сразу же после его нежного прикосновения она закрыла глаза. И даже эта ее невинная реакция пронзила его тело жгучим желанием. «Прошу тебя, господи, – молил он, когда рука с платком приближалась к малиновым пухлым губам, – не позволяй ей открыть рот, пока я делаю это. Невероятно, что у такой несимпатичной женщины столь чувственный рот».

Его запястье коснулось выгоревшей лиловой кофты. Чейс обратил внимание на незатейливый, старомодный узор. Все пуговицы на кофте были стыдливо застегнуты.

– Тебе нетрудно дышать? – спросил он. – Хочешь, я расстегну пуговицы?

– Да, – произнесла она тихо, не открывая глаз. – Я бы хотела...

Чейс поставил стакан на стол и принялся за пуговицы. Он справился уже с тремя и задумался, нужно ли продолжать, когда ее глаза открылись: казалось, она вбирала в себя его образ.

– Ты всегда ходишь дома в шляпе и плаще?

Сие любопытство, застывшее на бледном лице, застало его врасплох. Он смутился, принялся было стаскивать с себя плащ и вдруг резко остановился. Мысль, что он по-дурацки ведет себя, гордо кольнула сознание. Получалось, что женщина заставляла его оправдываться.

– Это зависит... – начал он, снова натягивая плащ.

– Зависит от чего?

– От погоды, – грубым тоном он попытался прервать неприятный диалог. «Некоторые женщины не умеют остановиться», – подумал Чейс, когда она широко открыла свои голубые глаза, предваряя новый вопрос. Она казалась несчастной, как брошенный ребенок. Жалость и нежность, которые он внезапно ощутил, сбивали его с толку. С тех пор как работа заставила полагаться только на инстинкты и быстроту реакции, он старался прятать свои чувства. Привычка к безжалостному соперничеству не позволяла ему смягчиться даже рядом с больной Энни. Он и сейчас пытался контролировать ситуацию.

– Погода в доме, кажется, отличная, – прошептала она.

– У меня разыгралось воображение или ты действительно хочешь раздеть меня, крошка?

Энни покраснела, глаза ее наполнились слезами, но именно это очаровало Чейса. Он почувствовал, как новая волна желания мягко опускается в низ живота.

«Действуй осторожно, мягче... И – вперед!» – говорил он себе. Но сам не мог отвлечься от ее пристального взгляда, слишком долгого, чтобы не обращать на него внимания. Его сердце бешено забилось, а горло пересохло, как та речушка, на берегу которой они встретились. Контролировать ситуацию?! Нет, он был, кажется, уже не в состоянии. «Хватит!» – вновь приказал он себе. Снова застегнул только что расстегнутую пуговицу и вдруг сдернул шляпу и швырнул в сторону. Она пронеслась через комнату и упала прямо на стол. И плащ, как птица, пролетел в том же направлении.

– Отлично, – рявкнул он, когда их глаза вновь встретились. – Итак, я хочу знать, что здесь происходит. Кто ты такая?

– Энни Вэлс, – решительно сказала она.

Имя не показалось Чейсу знакомым, но ее манера смотреть с непоколебимой твердостью вынудила его спросить следующее:

– Предполагается, что я знаю тебя, Энни Вэлс?

– Да, абсолютно точно. Мы поженились пять лет назад.

– Поженились? Что за чушь, детка?! Очевидно, у тебя поехала крыша. Пять лет назад! Я даже не был в этой стране пять лет назад. Я был...

– В Центральной Америке, – закончила она. А потом добавила слегка дрожащим голосом, – ты находился по заданию Пентагона в Коста Браве, а я была одной из тех, кого ты спас.

Чейсу показалось, что он ослеп. Память отбросила его в то время и место, которые он безуспешно пытался забыть. Миссия в Коста Браве оказалась для него кошмаром. Их группа – Джонни Старовк, Джеф Диас и он – была сослана в маленькую центрально-американскую республику, чтобы спасти ученых, захваченных повстанцами.

Они перевернули тогда всю страну в поисках соотечественников. Единственная из них выжившая девушка, которую удалось обнаружить, пряталась в развалинах монастыря. К сожалению, он не смог вывезти несчастную из того ада живой. Она погибла в автомобильной катастрофе у самой границы.

– Ты ошиблась, – сказал он жестко, стараясь стереть из памяти вихрь страшных воспоминаний. Недоверие, ярость и одновременно какое-то чувство вины поднялись в нем. Кто, черт побери, эта женщина?

– Да, это был ты – Чарльз Бодин. Человек, спасший меня, имел твое лицо, твои глаза. Он называл себя Чейс. У него также был хлыст. О, пожалуйста, ты должен вспомнить! Я пряталась в монастыре Сан-Луиса, когда ты нашел меня. Я пробыла там больше месяца, с тех пор как партизаны убили моих родителей.

Голос ее прервался. Помолчав, она с трудом продолжила:

– Я помню каждую мелочь. Ты был ранен в схватке с повстанцем. Он целился в меня, но ты хлыстом выбил ружье из его рук. Тогда он метнул нож, помнишь? Он ранил тебя…

Шрам от той раны заныл на ноге Чейса. Седце билось так, словно собиралось вырваться наружу. Он распахнул дверь и судорожно глотнул горячего, пахнущего соснами летнего воздуха. Отчаянная попытка найти выход из этой безумной ситуации приводила лишь к новым вопросам. Кто, кроме жалких репортеров, мог интересоваться операцией в Коста Браве? И кто еще знал все подробности? Она, наверное, выудила информацию из газетных статеек.

– Почему ты не хочешь поверить мне? – прошептала она с болью в голосе, – Я говорю правду.

Он обернулся и увидел, что она, опираясь на бревенчатую стену хижины, приподнялась. В ее глазах застыли ожидание и страх. Она молила о чем-то. Но о чем? Чего она хотела от него? Невероятным усилием воли он выдержал болезненный, тревожный взгляд ее голубых, как летнее небо, глаз.

– Я тоже говорю правду, Энни Вэлс. То, что я никогда не встречал тебя раньше, так же очевидно, как и то, что я говорю с тобой сейчас.

Она не может быть той, за которую выдает себя. Та девушка погибла, упокой ее, господь. Она мертва. Ее кровь на его руках. Чейс был за рулем, когда джип, перевернувшись, летел с шоссе.

Он пытался вызвать в памяти образ той девушки, чтобы доказать себе самому, что она не могла быть ею. Но перед ним всплывали лишь нечеткие, смутные очертания... Лихорадка, большой жар, бред и прочие страдания, которые он пережил позже, раскололи его рассудок. Автомобильная авария поставила крест на службе, оставив его ни с чем. Он сказал Энни Вэлс правду. Но не всю. Он не мог вспомнить девушку, которую спас, а затем погубил. Он не мог вспомнить даже ее имени.

– Тогда я докажу тебе. Спрашивай, что хочешь.

– Я и намерен все выяснить, – заметил Чейс.

У него не было привычки терроризировать беззащитных женщин, но сейчас он собирался получить честный ответ, даже если придется запугать ее.

Чейс работал на Ассоциацию Скотоводов, с тех пор как обосновался в Вайоминге. Он сталкивался со многими конокрадами, а пару из них даже прикончил. Он был уверен, что справится с маленькой незнакомкой.

– Продолжим, – сказал он спокойно, взяв обрез со стола. Он потер стволом о джинсы, как бы полируя металл. Случайное, непреднамеренное движение – и в маленькой комнате нависла зловещая тишина. – И разберемся, наконец, в этой чертовой истории. – Голос его был тверд.

Энни боялась вздохнуть. Ее всегда пугала желанная встреча с Чейсом, но такого ее израненная душа не предвидела. Казалось невозможным, что он совсем ее не помнит. Как можно забыть все, что между ними произошло?.. Ей никогда не уйти от воспоминаний, сколько бы ни жила. Она поняла, что спасение сейчас только в одном – рассказать все, как было.

– Твоя рана загноилась, – заговорила она как можно спокойнее. – Инфекция смертельно опасна в субтропиках. Ты мог умереть от заражения, и я отвезла тебя к священнику.

– Зачем? Последнее причастие?..

– Тот священник был лекарем до принятия сана. Он знал целебные травы, поил тебя разными настоями от лихорадки, а потом сделал из собранных в джунглях растений бальзам для твоей раны. Когда ты терял сознание, падре зажигал свечи и молился.

– Это о-очень помогло, – заметил Чейс сухо.

– Не торопись насмехаться. Ты ведь жив.

Она волновалась, беспокойно прикрывая вырез кофты.

– Он предложил помощь и мне. Без документов я не смогла бы доказать свое американское гражданство. А он как священник имел доступ к некоторым документам.

– Каким документам?

– В данном случае это свидетельство о браке, – сказала Энни, следя за его реакцией. – Если муж американец, я автоматически получала гражданство. Останови нас военные или даже повстанцы, они не смогли бы арестовать меня, твою жену. А без документов я никто. Закон же разрешал задерживать для опознания кого угодно.

– Моя жена? – сказал он уже мягче.

И надежда зародилась в душе Энни.

– Да, падре настоял на свадебной церемонии. В Коста Браве священники имеют право заключать гражданские браки. Без этого он не хотел давать документы.

– Так ты говоришь, что я женился на тебе? – Чейс поглаживал деревянный приклад ружья.

Энни поняла, что он все еще не верит ей. Или, возможно, действительно не помнит – был болен, в бреду...

– Знаю, это звучит безумно, – добавила она, – но тогда мы оба понимали, что это только формальность.

– Может, вы понимали, леди. – Его голос отдавал холодом. – Но насколько я могу судить, этого никогда не происходило. В восьмилетнем возрасте, когда мои родители чуть не убили друг друга бутылкой от только что выпитого ими виски, я дал себе клятву умереть неженатым, – закончил он уже спокойно. – Так скажи мне, Энни Вэлс, почему я нарушил клятву ради тебя?

В углу вдруг беспокойно завыла собака. Энни вздрогнула. Она не знала, как ответить на вопрос Чейса.

– Я не понимала, почему ты сделал это Возможно, ты был благодарен.

– Благодарен? За что?

Ее грудь вздымалась от волнения. Энни хотела сказать, что была единственным человеком, спасшим его. Это она находилась рядом с ним днем и ночью, когда лихорадка терзала его бессильное тело. Это она все время поддерживала его. Как он мог забыть?!

– Священник дал лекарство, – наконец произнесла она. – Но кто-то должен был заботиться о тебе, пока болезнь не отступит.

Энни отвела взгляд, понимая, что не может сейчас вдаваться в детали. Возбужденная, она не в силах была описать то, что ей приходилось порой делать. Слабость вдруг охватила девушку. Голова откинулась назад, глаза закрылись. Находиться с ним в одной комнате после стольких лет – это выше ее сил! Его сдерживаемая близость возвращала ее в то время, когда чувства были чисты и всепоглощающи. Она влюбилась в него сразу, как может влюбиться маленькая, испуганная девочка в человека, рисковавшего собственной жизнью ради ее спасения. Он стал ее кумиром. Теперь же Энни не знала, любить или ненавидеть. Оставалось только ждать...

С трудом заставив себя открыть глаза, Энни встретила настороженный взгляд чужого человека. Она мучилась своей трагической наивностью. Он не вернулся за ней и даже никогда не собирался этого делать. Горький комок подкатил к горлу, когда она попыталась вытолкнуть все это из своей болезненной памяти. И если все последние годы в ее душе теплилась надежда, что он где-то вдали разделяет ее чувства, сейчас она ясно осознала обратное.

– Чего ты хочешь от меня? – спросил он после долгого молчания. Посмотрел на обрез и уселся на пол, прислонясь к креслу-качалке.

– Честного ответа. – Она смотрела в его темные глаза, как бы пытаясь заглянуть в душу. – Вы знаете, кто я, мистер Бодин?

Чейс не торопился отвечать. Его ошеломило то, что она знала о его пентагоновской миссии. И пока он не выяснит, кто она и чего хочет, не даст никакой информации.

... После аварии Бодин очнулся в американском госпитале. Его партнеры Джеф и Джонни напомнили подробности операции: перевернутый джип нашли в глубоком овраге, деревья предотвратили падение машины в реку, но девушку выбросило в бурлящий поток. Тело так и не нашли. Прошлое преследовало Чейса, но он не мог вспомнить причину аварии. Теперь ему не давал покоя рассказ Энни. Она знала слишком много такого, чего нельзя было вычитать в газетах.

Звон разбитого стекла оторвал Чейса от раздумий. Энни Вэлс тряслась, как в лихорадке. На полу лежали осколки от стакана, который упал, когда она пыталась дотянуться до воды.

– Эй, не расстраивайся. Это всего лишь вода. Я принесу еще.

Выйдя на кухню, он наполнил другой стакан и стал думать, как успокоить Энни. Вдруг в его памяти возникло странное видение: рыжеволосая девушка нашептывает ему глупые нежности, а ее податливая плоть дарит ему неземное блаженство... Стакан едва не выскользнул из его пальцев. «Это могла быть любая из тех, кого я когда-либо встречал», – уверял он себя.

Внезапно Чейс ощутил прикосновение холодной стали. Ствол обреза упирался прямо в его затылок.

– Не двигаться. – Похоже, Энни Вэлс не шутила. – Иначе снесу башку.

– Черт побери, что ты делаешь?

– Я отчаявшаяся женщина, мистер Бодин, – сказала она мягко, но в то же время зловеще. – Я проехала тысячи миль, чтобы найти вас. И когда это удалось, вы дадите мне то, чего я хочу.

Раздался щелчок: курок был снят с предохранителя. Чейс поставил стакан и поднял руки.