"Заманчивые обещания" - читать интересную книгу автора (Симмонс Сюзанна)

Глава 1

Скунс!

Распространившееся зловоние явно исходило от него.

Трейс Баллинджер тихо выругался. Он был почти уверен, что слышал глухой удар о передние колеса своего джипа на последнем повороте.

— Ну и вонь, верно, Бадди? — обратился он к охотничьему псу, сидевшему с настороженным видом на пассажирском месте рядом с ним. Бадди жалобно заскулил в ответ.

Осветив фарами мокрый асфальт на следующем повороте, Трейс прибавил скорость.

Моросить начало еще до того, как Трейс выехал из Нью-Йорка. А когда он достиг Покипси, мелкий дождик превратился уже в настоящий ливень. Какая удача, что, прежде чем продолжить путь в Грантвуд, он решил задержаться, чтобы не попасть в час пик.

— К черту, удача здесь ни при чем! — пробормотал Трейс себе под нос.

Он сам кузнец своего счастья. И так было всегда. В конце концов, он самостоятельно принял решение дождаться вечера, когда огромные пробки на этом участке дороги рассосутся.

Трейс прибавил звук. По радио Триша Йервуд пела о том, что ночь будет холодной и трудной.

И он был с ней полностью согласен.

В зависимости от состояния дороги, погоды и его настроения — причем последний фактор был решающим — весь путь от начала до конца обычно занимал у Трейса не более двух часов. Исходной точкой был его дом на Восточной Восемьдесят девятой, а пунктом назначения — дом Коры в конце величественной аллеи, протянувшейся через несколько сотен акров каштановых деревьев на севере Райнбека.

Он до сих пор живо помнил свою первую поездку в Грантвуд, которая состоялась почти восемь лет назад. По окончании юридического факультета Гарварда и получения права адвокатской практики в штатах Массачусетс и Нью-Йорк (он был не более ловок, чем остальные с его курса, просто старше, настойчивее и ответственнее) Трейс стал выполнять самую тяжелую работу в фирме.

Полгода в тесном замкнутом пространстве без окон — и он закусил удила… Год — и он почти свихнулся. Трейс уже чуть было не уволился из «Даттон, Даттон, Маккуэйд и Мартин», когда его известили: Кора Грант лично просит, чтобы он присутствовал на ежемесячной встрече ее поверенных.

Даже такая фирма, как «Даттон, Даттон, Маккуэйд и Мартин», не могла позволить себе отшить столь серьезного клиента, как Кора Грант с ее миллионами. Так Трейс оказался на трассе номер девять впервые.

«Сумасшедшая».

В тот день Кора окинула его взглядом — он был в своем обычном облачении, которому и по сей день не изменяет за пределами суда: линялые джинсы, белая рубашка (как всегда, неглаженая), поношенный кожаный пиджак (Трейс приобрел его за десять баксов на задворках Гудвилла еще в те жутко голодные годы — он не любил расставаться с ним и старался по возможности этого не делать) и пара старых ботинок — и с уверенностью, которую ничто не могло поколебать до самой ее кончины неделю назад, провозгласила:

— Трейс Баллинджер, вы мне нравитесь.

— Вы мне тоже, миссис Грант, — ответил он.

К своему удивлению, Трейс обнаружил, что это правда. Ему действительно нравилась старуха. Она была не такой, как все. Ну хорошо, хорошо, она была откровенно странная. Кора Грант не просто плясала под свою собственную дудку — что частенько говорили и о нем самом, порой за спиной, порой в лицо, — у нее был целый личный оркестр. Правда, Трейс никогда не верил, что она абсолютно безнадежна.

Кора Лемастерс Грант, восьмидесятилетняя эксцентричная особа, с самого начала внесла определенность в их отношения.

— Называйте меня Кора, — потребовала она.

— Хорошо, — согласился Трейс.

Она подалась вперед, и ее следующие слова прозвучали почти страстно:

— Терпимы ли вы к глупости?

Трейс знал, что в этот момент его глаза превратились в две узкие темные щелки.

— Не знаю, как там насчет терпимости, но в мире есть вещи и похуже глупости.

Его ответ явно попал в яблочко. Кора кивнула и произнесла:

— Согласна.

Ее следующий вопрос не заставил себя долго ждать:

— У вас есть седые волосы?

— Да.

Она едва заметно улыбнулась:

— У меня тоже. Еще вопрос:

— Сколько вам лет?

— Тридцать один.

— Вы выглядите старше.

Трейс слышал это не впервые.

— Вы уже не ребенок, — заметила она, остановив на нем свой пристальный взгляд.

— Да, я не ребенок, — уверил он ее.

Черт возьми, он распрощался с детством уже по окончании начальной школы в рабочем районе Питсбурга — местечке, огороженном с одной стороны железнодорожными путями, а с другой — фабричными трубами. Уже тогда ему было известно кое-что такое, о чем детям знать не положено.

— Курите?

— Бросил.

— Когда?

— Двадцать лет назад. — Это была чистая правда. Кора быстро моргнула несколько раз подряд.

— Бросили курить в одиннадцать лет?

— Да, — подтвердил он и добавил: — Я был нетипичным ребенком.

— Да уж вижу. Кора продолжила:

— Пьете?

— Иногда. Пиво. — Это все, что он может себе позволить, но Трейс не стал вдаваться в подробности.

Не обращая ни малейшего внимания на находившихся в комнате именитых юристов, она продолжила экзаменовать Трейса:

— Выражаетесь?

— Иногда, — осторожно ответил он. Откинувшись на спинку стула, почтенная дама потребовала:

— Расскажите о своем детстве.

Трейс замялся. Он не любил говорить о себе, но что-то ему подсказывало, что именно сейчас и именно здесь это совершенно необходимо.

— По словам моей матери, я с самого рождения был сущим наказанием. Похоже, я не понимал слова «нет», пока его так или иначе не вколачивали в меня кулаками. И еще я был классическим двоечником в школе.

— Почему? — перебила его Кора.

— Мне было скучно.

— Продолжайте.

Трейса и раньше с пристрастием допрашивали о его прошлом. Как правило, это были офицеры в форме со значками на груди.

— К десяти-одиннадцати годам я уже был бунтовщиком и отпетым хулиганом, — довел он до сведения старухи. — В тринадцать у меня были проблемы, неприятности с законом. В четырнадцать я бросил школу.

Кору Грант явно заинтересовала последняя реплика.

— И они вас не искали? — Они?

Кора в замешательстве покачала головой.

— Школьное начальство, инспектора, занимающиеся прогульщиками, социальные работники.

Трейс был уверен, что нога Коры Грант ни разу не ступала на порог бесплатной средней школы. Уж у нее-то было самое блестящее образование, которое только можно получить за деньги в частной школе.

Он преподнес ей приукрашенный вариант истории:

— Искали. Но не нашли.

Кора не стала развивать эту линию дальше.

— Что же вы делали после этого?

Трейс подумал и решил сократить рассказ о целом годе тяжких мук до одного предложения:

— Начал работать на сталелитейном заводе бок о бок со своим отцом.

— А как же законы об охране труда? Трейс приподнял бровь:

— А что законы?

Казалось, Кора была в замешательстве.

— Как мог четырнадцатилетний подросток получить работу на заводе?

Он был с ней честен.

— Я солгал. Сказал, что мне восемнадцать. — Трейс пожал плечами, которые до сих пор выдавали в нем сталевара. — Я выглядел старше своих лет. И за меня поручился мой отец. Начальнику цеха этого было более чем достаточно. — Трейс рассмеялся, но отнюдь не потому, что ему было весело. — Да, еще помогла небольшая купюра в двадцать долларов, протянутая ему под столом.

Находившийся в это время в библиотеке Грантвуда младший партнер «Даттон, Даттон, Маккуэйд и Мартин» чертыхнулся.

Кора Грант не обратила никакого внимания на эту вспышку раздражения. Трейс последовал ее примеру.

— Что было дальше?

Трейс плотно сжал губы. Он вовсе не обязан рассказывать ей все о своей частной жизни. На то она и частная. Он мотнул головой:

— Я решил уйти.

— Бросили работу на заводе? Он кивнул.

Изогнув брови, Кора вперила взгляд в Трейса:

— И в конце концов вы оказались на юридическом факультете Гарварда?

Трейс коротко ответил:

— Да.

— Однажды я захочу услышать продолжение вашей истории, — настойчиво, но все же в рамках вежливости сказала Кора.

— Возможно, однажды я доскажу вам ее, — произнес он, не давая никаких конкретных обещаний.

В этот момент Кора Лемастерс Грант, изувеченные артритом руки которой покоились у нее на коленях, наклонилась вперед на своем стуле, который был еще более старым, чем она сама (Трейс отметил, что этот богато украшенный предмет меблировки — музейная редкость и скорее всего принадлежит к периоду правления французского короля Людовика XIV), и изрекла:

— Говорят, вы достигли заметных высот в своей области?

Терпение и труд все перетрут.

— Это так.

Его самонадеянность ничуть не покоробила Кору.

— Я бы хотела, чтобы вы стали моим поверенным. Эти слова заставили всех находящихся в комнате поднять головы.

Трейс размышлял всего лишь секунду или две.

— Я согласен.

— Это будет нелегко, — предупредила его Кора.

— Все, что чего-нибудь стоит, дается не без труда, — ответил он.

И тут Кора улыбнулась ему:

— Уверена, мы отлично поладим, Трейс Баллинджер.

— Я тоже в этом уверен, Кора Грант.

И они действительно нашли общий язык.

Оглядываясь назад, Трейс отчетливо понимал, что тот день стал поворотным пунктом в его карьере и жизни.

— Твоя карьера и есть твоя жизнь, Баллинджер, — пробормотал он себе под нос, делая очередной поворот на скорости шестьдесят миль.

Он ехал слишком быстро. Черт побери, он вечно куда-то спешил. Он чересчур много работал. И слишком много развлекался. Стремясь к достижению профессиональных вершин, он прошел путь от классического неудачника до классического любимца фортуны-.

Фактически он работал по восемнадцать, порой даже по двадцать часов в сутки. Единственным способом расслабиться для него были пробежки в парке с Бадди. Идеальным вечером вне дома было посещение соревнований по бейсболу, когда он мог достать билеты.

По радио чувственный женский голос пел: «Обещаю, ты никогда не будешь одинок».

Он и не был одинок.

Он был один.

Разница огромная.

Не отрывая глаз от дороги, Трейс протянул руку и потрепал Бадди за шею. Этот охотничий пес светлого окраса тоже был изгнанником общества. Как-то позапрошлой зимой, утром, Трейс наткнулся на заблудившегося пса — без ошейника, без бирки, наполовину замерзшего, с ввалившимися боками, — когда тот бежал по Центральному парку. Он позвал собаку с собой, и с тех пор они не разлучались.

— Хочешь прогуляться, дружище?

Бадди заскулил и приподнял голову.

— Подумай как следует, — предупредил его Трейс. — Дождь льет как из ведра. Мы оба насквозь промокнем, если остановимся и вылезем из джипа.

Бадди заскулил снова.

Трейс снизил скорость, подыскивая место, где бы лучше съехать с шоссе.

Он не смог бы объяснить, что именно предупредило его об опасности. Возможно, это был звук лопнувшей шины, а может, вибрация руля в его руках, но внезапно оказалось, что единственное, чем ему удастся удержать джип под контролем, — это съехать на обочину.

— Сукин сын!

Трейс заскрежетал зубами и бросил все свои силы на то, чтобы не дать автомобилю врезаться в деревья, росшие вдоль дороги.

Время остановилось.

Дождь стоял сплошной серой стеной.

И сверху, и снизу, и по бокам не было ничего, кроме непроглядной тьмы.

К счастью — опять это слово, — скорость на спидометре стала быстро падать — пятьдесят, сорок, тридцать — и наконец достигла нулевой отметки.

Трейс резко ударил по тормозам. Джип замер как вкопанный. Трейс обернулся назад, чтобы проверить, как там Бадди. Помахивая хвостом, пес стоял на своем сиденье и лаял — один, два, три раза.

— Я не смог бы выразиться лучше, — согласился Трейс, с облегчением отдуваясь и почесывая шею собаки. — Давай отдадим должное зову природы, а затем я сменю колесо. — Он выглянул из окна в холодную, темную, дождливую ночь. — Похоже, Бадди, нам суждено промокнуть до нитки.