"Нежнее шелка" - читать интересную книгу автора (Джонсон Сьюзен)Глава 8На пути к пещере на Хью внезапно навалилась дикая усталость. Наверное, сказываются две недели безостановочного пьянства, а может, у очага разморило. Парная баня казалась даром божьим после столь долгого путешествия под холодным дождем. Пища на подносе, который поставили у его постели, отменна. Кухня у господина Ябэ, хоть он и монах, теперь не скоромная. Хью удивился, обнаружив, что его разместили вместе с принцессой, но он упал на свой матрас, ни о чем не раздумывая. Пещера небольшая, а настоятель, вероятно, не принял во внимание искушения и его желания. Но все равно, значения это не имеет; Хью уснул почти мгновенно. Тайное убежище было устроено неким благочестивым знатным человеком в Хэйанскую эпоху[14]. Сюда он удалялся от мирских дел, чтобы предаваться молитвам. Однако, даже пытаясь достичь нирваны, он не отказывал себе в удобствах, и маленькое помещение под храмом Будды Амиды было богато украшено резным орнаментом, имелись роскошные ширмы, расписанные великими мастерами того времени, всюду лаковые короба, сундуки и столики, подставки. Когда Хью впервые побывал здесь два года назад, его изумили резные фризы, сверкающие золотом, маркетри и обилие серебра, и он позабавился мыслью о знатном благочестивце, который надеялся, что Амида не станет обращать внимание на его пристрастие к роскоши, когда будет решать, какие души повести к спасению по истинному пути. Но никакая роскошь не была столь желанна, как мягкий шелковый матрас и стеганое одеяло, в которое он завернулся. Постель так удобна, что его усталая душа чуть не задумалась всерьез, не прочитать ли «К тебе взываю, Будда Амида» — ту фразу, где говорится, что спастись можно только через веру. Некоторое время спустя Тама, в глубоком сне, закутанная в стеганое одеяло, перекатилась со своего футона на соседний. Наткнувшись на мощный источник тепла — тело капитана, она бессознательно придвинулась к нему поближе. Сонный Хью, далекий от материальной реальности, почувствовал, как маленькое тело, уткнувшись ему в спину, приняло его конфигурацию и слилось с его телом. Сны его были о принцессе, ее образ затейливо возникал и исчезал в его воображении — такой, какой она была прошлым летом, изящной и утонченной, в шелковых одеяниях… или такой, какой она появилась вчера, промокшая и грязная… и несмотря на убогую одежду, ее изящная красота сравнима только со свежей розой. И еще в его снах она иногда улыбалась и смеялась. Он шевельнулся во сне, ему хотелось уловить ее обманчивую улыбку. Она замурлыкала приглушенно и хрипловато. После многих лет игры в любовь его слух привык к нежному бормотанию, его нервные окончания всегда готовы воспринять и откликнуться на женское желание. И он очнулся. Он лежал совершенно неподвижно, его ноздри трепетали от запаха женщины, и улыбка медленно расплылась на его губах. Возможно, ему предлагали рай в этом пристанище у подножия храма Будды Амиды. Возможно, его награждают за доброту. В обычных обстоятельствах он знал бы, что делать. Перевернулся бы, разбудил ее поцелуем и взял то, что предлагает Будда. В любых иных обстоятельствах он тоже не стал бы колебаться. Так почему сейчас раздумывает? Здесь нет никого, кто мог бы его остановить. Никто не услышит. Никто, кому есть дело до того, что он хочет с ней сделать. И уж конечно, когда женщина чувственно мурлычет, этические понятия перестают существовать. Верно? — Чертовски верно, — невольно пробормотал он. Ее рука поднялась и как бы в одобрение его слов ласково и нежно коснулась его плеча. Это произвело ошеломительное впечатление, и он мысленно проклял всех богов мироздания за то, что ввергли его в такую ситуацию. Если он поступит в соответствии со своими порывами, пожалеет об этом, едва утолит свое вожделение. Если не поступит в соответствии с ними, будет страдать еще больше. Предприняв неуверенную попытку вести себя как джентльмен, он чуть отодвинулся, и между ними появилась хоть какая-то дистанция. Может, она не заметит, и ему удастся ускользнуть и выспаться в другом помещении. Но она заметила. Стиснув его плечо, она снова притянула его к себе, одеяло с нее сползло, и она угнездилась рядом с его голой спиной. Сжав зубы, он молча считал от десяти в обратном порядке на всех языках, которые знал, а ее груди, обжигая, тесно прижимались к нему. Единственное, о чем он мог думать, — это лечь на нее и снова, и снова, и снова входить в нее, пока не потеряет возможность двигаться, и пока она не потеряет возможность двигаться, и пока не насытится его непреодолимая алчная похоть, взвинтившая все чувства. Плоть его так затвердела, спина напряжена, в ушах шум, и если бы он знал какие-нибудь полезные молитвы, молил бы о помощи изо всех сил. «Не нужно, — твердил он про себя. — Не нужно». «Ничего с тобой не случится, если не употребишь ее». «Может быть». Теперь он уже ни в чем не уверен. Потом почувствовал, что она вновь шевельнулась, почувствовал, как одеяло сползло еще больше, почувствовал ее шелковистый холмик у своих ягодиц, и все джентльменские оправдания пали жертвой похоти. Перевернувшись, он взял в руки ее лицо и ласково поцеловал. Собирался добиваться ее постепенно, но его острую похоть нелегко смирить, раз они лежат тело к телу. Его поцелуи стали глубже от лихорадочной спешки, их подстегивали мощные стимулы — алчущая похоть и неожиданно подвернувшаяся возможность. Она очнулась. Но она не была испуганной. Затаившись, словно безумие его страсти все-таки напугало ее, она, покорная, еле слышно вздыхала, выжидая, что он скажет. — Здравствуй, — прошептал он, жарко дыша ей в губы. — Коннити-ва, — улыбнулась она. Пока они лежали бок о бок, он чувствовал у себя под руками ее улыбку, ее дыхание; в ее спокойном приветствии он ощутил внутреннее согласие. Но ему хотелось также получить разрешение — искреннее или, возможно, только притворное. — Ты понимаешь, что делаешь? — прошептал он. — Да… нет… — Она вздрогнула, словно желание мгновенно разбудило ее чувства. — Но это значения не имеет. Он-то весьма далек от того, чтобы спрашивать разъяснений. — Ты озябла… — пробормотал он, натягивая на нее одеяло. — Нет, — остановила она его. — Мне тепло. Вы слишком близко. — Или это ее сны слишком живые. — Мне продолжать? — Он уже знал ответ — запах женского возбуждения бил ему в нос. — Следовало бы ответить «да»… — Но?.. — Голос у него уверенный, взгляд бесстыдный. Он слишком уверен: она откажется. — Обычно я не… то есть… это очень… очень смущает, — бормотала она, запинаясь и пытаясь подавить желание, курсирующее у нее в крови. — Как вы думаете, в пищу что-то подмешали? — выпалила она. — Если бы так, у меня было бы оправдание, — ответил он сердито. А если бы он был благоразумен, оставил бы ее в покое. — Не следует этого делать, — сказала она, словно читая его мысли. — Вы правы. — Резко сев, уставился в пространство, будто лекарство от разочарования находилось где-то за горящим фонарем. — И все же… Он уставился на нее: — Что — и все же? — Не важно. Он-то весьма далек от этого утверждения, его интенсивно пульсирующая плоть невосприимчива к доводам практицизма. Но, с другой стороны, разве на самом деле ему хочется все это начинать? Или, точнее, чего она потребует от него потом? — Быть может, мы как-то решим эту проблему? — Он услышал собственные слова, словно вел переговоры о цене патронов. — Это зависит… — начал он. Она оперлась о локоть; внезапно во взгляде ее появились прямота и откровенность. — От чего? Тон ее изменился — съежившаяся женщина, обсуждавшая возможные помехи для занятия любовью, исчезла. — От того, что вы думаете о продолжении наших отношений, — ответил он тоже прямо и откровенно. Вдруг она улыбнулась: — Хотите сказать, что мое мнение по поводу этих отношений может сдержать ваше желание? Он пожал плечами: — Возможно. — Маловероятно, — пробормотала она, глядя на его возбужденную плоть. По тому, как пульсировали его жилы, стало ясно, как бьется у него сердце. Замечательный размер наглядно сводил на нет всякие дальнейшие размышления о помехах, которые у нее могли возникнуть. — Я не думала, что вы… — Она умолкла, и непроизнесенное слово «варвары» повисло в воздухе. — У вас, европейцев, есть какие-то запреты на любовные игры. Вы, случайно, не склонны к монашескому образу жизни? — Христианские миссионеры в этой стране весьма многочисленны. — Нет, в настоящий момент нет, — сухо заметил он, скользнув взглядом по своему расчехленному дулу в полной боевой готовности. — Находите меня непривлекательной? — Напротив, — проворчал он. — Не будь я знаком с вашим отцом, вероятно, не церемонился бы. Его странно-чарующая галантность неотразима, его мощное тело прекрасно, и перевозбуждение налицо, да и ее распаленные желания безудержно устремились к завершению того, о чем они препирались. — В моем мире женщины вступают в любовные связи. Прошу вас, не сдерживайте себя. Хватит деликатничать. — О чем вы? — Вы знаете о чем, капитан. Любите меня. — Она заглянула ему в глаза, и голос ее прозвучал как приказ. — Это ваш каприз? — тихо протянул он. — Я вас оскорбила? Он колебался: на одной чаше весов — мужская гордость, на другой — сексуальное удовлетворение. Не стоит и гадать, что перевесило. — Не люблю, когда диктуют и приказывают, принцесса. Предупреждаю на будущее. — Свой упрек он смягчил улыбкой. — Понимаю, — отозвалась она, улыбнувшись. — Не окажете ли величайшую честь, капитан Драммонд, переспать со мной? Я буду вам весьма признательна. Так лучше? Он усмехнулся: — У меня создалось впечатление, что вы готовы сказать что угодно, лишь бы добиться своего. В прошлом ей не доводилось кого-то уговаривать, любой ее каприз мгновенно удовлетворялся. — Вы так не поступаете? — Нет. — Достойно похвалы. — Она подняла брови. — Человек столь почтительный… и торгует оружием! Он с укоризной отстранился от нее: — Если вы, принцесса, что-то хотите от меня получить, вам придется быть потактичней. — Секс есть секс. Вы и я хотим одного и того же. К чему такие нелюбезности? — Не знаю, — ответил он, сам не понимая, почему воздвиг себе препятствия, ведь он за долгие годы употребил стольких леди, ни на мгновение не задумываясь. — Может, дело в вашем тоне. — Бросьте, Хью-сан, — пробормотала она сладко и льстиво, и голос ее был приторнее меда. — Прошу вас, не станем пикироваться. Охваченная пламенем желания, она откинулась на стеганое одеяло. Ее длинные черные волосы, освещенные лампой, блестели, светлая кожа сияла, как слоновая кость, на фоне алого шелка гибкая фигура и пышные груди роскошно-соблазнительны, ноги зазывно раздвинуты. Но вместо того чтобы поддаться искушению, он озаботился: как часто она это проделывала, приказывая мужчинам ласкать себя? — Могу ли я подсказать что-нибудь, чтобы помочь вам принять решение? — прошептала она, выгнув спину, и груди ее поднялись великолепными холмиками. И тут он отбросил все экивоки, перекатился через нее, схватил в объятия так, что она распласталась на спине, и ловко устроился у нее между ног. Теперь он навис над ней, закрывая широкими плечами свет лампы. — Лучше бы мы решили, сколько вы можете взять… — медленно проговорил он. — Восхитительная мысль, — промурлыкала она. Дерзкий взгляд капитана предложил ей то, что она хотела, его мужское достоинство невероятных размеров уткнулось в ее пульсирующую щель, хвастливо демонстрируя, к чему все идет. — Я рада, что мы наконец-то пришли к согласию. И в надежде наладить и в будущем дружеские отношения, смиренно прошу прощения, mon capitaine[15], за все, что наговорила. Сорвавшиеся с ее языка слова на прекрасном французском прозвучали игриво, с чуть насмешливой интонацией, и это напомнило ему, что он чересчур серьезно отнесся к легкому флирту. — Нет нужды в извинениях, — обрадовался он; на лице его мелькнула улыбка — он снова в своей стихии, ведь ни к чему не обязывающий секс был его специальностью. — Виноват я один. — Вы так любезны, — прошептала она, приподнимая бедра. Он улыбнулся. — Не совсем. Это чистой воды самолюбие, милая моя. — Ласковое слово легко слетело с языка. Так на него подействовал ее венерин холмик, прижавшийся к его плоти. — Я ваша милая? — Она засветилась восхитительной улыбкой. — В настоящий момент — да, — сказал он с откровенной наглостью. — С нетерпением буду ждать, когда окажусь в вашем обществе на борту корабля. — Точнее, он надеялся спать с ней всю дорогу — отсюда до Парижа. Ее бледный лоб едва заметно нахмурился: — Если только доберемся до вашего корабля. — Не волнуйтесь, теперь доберемся. — Короткое расстояние до Осаки не казалось непреодолимым человеку, который захватил небывалое количество судов северян — девяносто семь штук — в одной из самых яростных схваток Гражданской войны. От его самоуверенности у нее на глазах выступили слезы. — Эй, эй… ведь все хорошо. — Он ласково коснулся ее щеки. — Мы непременно туда попадем. — Как неловко… — всхлипнув, прошептала она. — Я не часто плачу. Особенно… я хочу сказать, когда я… то есть… — Меня-то не так легко расстроить. — Он улыбался, двигая бедрами, чтобы она ощутила, что его возбуждение вовсе не идет на спад. — Убедились? У вас имеется причина поплакать после того, что пережили. А теперь сами предложите, как быстро будем двигаться, или откажитесь, если не хотите. Я чертовски понятливый. — Хочу забыть обо всем, что произошло, хотя бы на некоторое время. Сейчас я не хочу ни о чем вспоминать. Все страхи и тревоги отметаю до завтра. — Она подняла полные слез глаза. — Хью-сан, мне очень нужно забыться, прошу вас… Как человек, который очень долго сдерживал свое желание, он весьма склонен пойти ей навстречу. — Мы вместе уйдем от реальности, — прошептал он, воспринимая ее слова как призыв полностью раскрепоститься. Возможно, потому, что сам полон воспоминаний, от которых хотелось избавиться. — К временам получше и снам послаще, — пробормотал он и нежно поцеловал ее. Ее послушные мягкие губы, ее покорный вздох, ее руки, обвившие его шею, — все выражало полное согласие. — Хочу, чтобы сладкие сны начались сию же минуту, — прошептала она, страстно покусывая его губу и притягивая его к себе. — Как только, так сразу? — пошутил он. — Сразу, без всяких только, если хотите угодить мне. — И самому себе, — тихо произнес он, войдя в нее мгновение спустя, давая ей то, чего она хочет, чего они хотят оба, — сладкое забвение и беспамятство. Она тихо застонала, плотское наслаждение охватило ее с ног до головы, окутало душу; она забыла все заботы. — Благодарю вас, — выдохнула она, погружаясь в блаженное облако наслаждения. — Благодарю, благодарю, благодарю… — Всегда к вашим услугам, — шепнул он, пробираясь мягкими, словно шелк, путями, и каждый осторожный шажок разжигал его аппетит. Чувствуя себя недоступной для угроз, она наслаждалась радостью бытия, восторгом ощущений, нарастанием страсти. Быть может, капитан — ее награда за то, что она пережила; наверное, он подарок богов. — Еще, — выдохнула она, ритмично прогибаясь ему навстречу, — еще, пожалуйста, еще, еще… Боясь, что может сделать ей больно, он сдерживал свой порыв, оставаясь верен своему первоначальному решению. — У нас полно времени, — пробормотал он, уплотняя свое вожделение, продвигаясь вперед совсем не глубоко и глядя, как розовые пятна желания растекаются по ее шее и лицу. Он решал, когда можно рвануться вперед и испытать большее удовольствие. Влагалище у нее невероятно узкое, а его набухшая плоть так сжата, что с каждым ударом сердца точки их соприкосновения вызывали в нем потрясающие ощущения. Нет, он ни о чем не жалеет. Он всерьез подумывает послать Сунскоку щедрый дар в знак благодарности. Тама бесконечно рада и зачарована великолепным мужским достоинством капитана; каждый нерв ее тела сосредоточился на восхитительном удовольствии, которое она от него получает. Не важно, что привело ее в его постель — сонный ли порыв или внезапная щедрость, но она благодарила его за силу и мощь, за ласку, за его замечательную мужественность. И она, содрогаясь, расплавилась вокруг него текучим жаром. Принцесса так мала, чуть ли не в два раза меньше его, и так чертовски узка, что требуются стальные нервы, чтобы удержаться и не ворваться в ее медовую сладость. Сжав зубы и не позволяя себе разразиться раньше времени, он снова досчитал до десяти, потом проник чуть глубже. Она ахнула. — Простите, — тихо сказал он. — Нет-нет. — Ее руки, лежавшие у него на пояснице, прижали его к себе. — Не прерывайтесь. «Легко сказать», — пронеслось у него в голове. Каждый мускул его тела напряжен до крайности. Он сомневался, может ли она принять его целиком. Хуже того, он сомневался, способен ли на осторожность. Но пока сетовал на их печальную несоразмерность, она вдруг впилась ногтями ему в спину и замерла под ним. Потом, коротко втянув в себя воздух, стеная, она ощутила первые импульсы оргазма, которые плескались на кончиках ее чувственных рецепторов, и ворота шлюза начали открываться. Дыша в безумном ритме все усиливающейся горячки, качаясь и содрогаясь уже в преддверии восхитительного оргазма, она припала к капитану в беспамятстве, и по нутру ее пошли мощные волны экстаза. Когда завершающие, бешеные сокращения мышц взорвались в высшей точке неистовым, неуправляемым пароксизмом страсти, она закричала — закричала — закричала, и то был лихорадочный звук пронзительного крещендо; возглас повис в воздухе на бесконечно долгий момент. Господи, какая она быстрая и пылкая — просто дикая кошка. И у нее кровь горячая, легковозбудима, без долгой стимуляции, сексапильная, моментально достигает оргазма, полна соков и готова на все! В конце концов, их сексуальная совместимость, может, и не станет проблемой. Хорошая карма. Если забыть об убийцах, шедших за ними по следу, встреча с принцессой может оказаться самой удачной из всех его встреч. Теперь ему остается только заставить ее еще несколько раз достичь высшей точки, и она станет такой мягкой и податливой, что он будет легко входить и выходить в ее шелковистую щелку. Оказалось, это нетрудная задача: принцесса ненасытна. Хотя настало время — после нескольких ее оргазмов, — когда он решил, что исполнил свой джентльменский долг. Или, может быть, он достиг того пункта, откуда уже нельзя вернуться назад. Во всяком случае, то был подходящий момент, потому что принцесса умоляла об избавлении от нетерпения и об облегчении — опять, — а сокровище его, готовое взорваться, находилось глубоко в ней. — Давайте попробуем сделать это вместе, — шепнул он. И его растопыренные пальцы охватили ее бедра; оба мокрые от пота, они заскользили в гармонии эротического танца, сердца у обоих бешено колотились. Он смотрел на ее лицо, фиксируя моменты и соразмеряя ритм и глубину своих фрикций и ожидая, когда она достигнет вершины — почти… почти… Он почувствовал ее импульсы, глаза она плотно зажмурила, дыхание ее почти остановилось. Напряженный от ожидания, на долю секунды он сдержал себя. Вот — вот — вот! Шлюзы открылись, семя вырвалось, и они встретились в трансцендентной зоне сознания, где земное и небесное всепоглощающая страсть соединяет в бесконечном и упоительном до изнеможения блаженстве оргазма. Несколько мгновений спустя, жадно глотая воздух, опершись на локти, чтобы выпрямиться, Хью старался заполнить легкие воздухом и выровнять дыхание. Так вот как это бывает, думал он, впервые поняв, почему поэты пишут стихи. И если бы мог, помолился бы о даровании ему силы, потому что принцесса Отари, судя по всему, самая пылкая штучка. У нее такое либидо! На борту его «Красавицы Юга» такой еще не бывало, в этом можно не сомневаться. А из этого следует, что управляться с делами придется Пэдди, потому что он намерен запереться в своей каюте с этой неутолимой распутницей и не подниматься на палубу, пока в виду не появится французский берег. Тама никогда не принимала учения дзен-буддизма о том, что жить нужно в каждый данный момент. Но теперь она готова приветствовать эту максиму, потому что так прекрасно ощущать себя — все равно что сразу оказаться на небесах. — Вы можете снова мне понадобиться, — шепнула она. Неослабевающее возбуждение капитана внутри ее — самое роскошное ощущение, каждая клеточка ее недр остро чувствует его мощное присутствие. — Не возражаете? — Ничуть. Сию минуту или немного погодя? — Вожделение его стало бесконечно услужливым. Она улыбалась, ее бедра скользили волнообразно. — Кажется, вы уже начали, Хью-сан… — А что вы скажете об этом? — прошептал он; поэт в нем пытался найти подходящее слово для того, что он чувствовал. — Мне хочется быть к вам как можно ближе, — выдохнул он, скользнув глубже, а в голове у него крутилась смешная фраза: «Бесстыжий разврат». — Вот так? — блаженно прошептала она, пронзенная, вжимая ладони в углубление его спины, чтобы усилить наслаждение от его введений. Она беспредельно очарована; сверхъестественная способность капитана предвосхищать каждое ее желание развеяла все слухи о том, что варварам не хватает утонченности. — Вот так. О-о-о!.. Вот здесь… именно здесь… Оставайтесь здесь навсегда… навсегда… Возможно, то была ошибка — сделать такое предложение человеку, который только что вышел из двухнедельного запоя; его обнаженные нервы звенели, как струны. Или, может быть, они прекрасно подходят друг другу? Заполонив ее до конца, он насыщал ее до пресыщения, пока они ласкали друг друга неистово и мягко, торопливо и медленно. Постоянно, постоянно, постоянно… Неутолимая, она безумна и равнодушна ко всему, кроме вожделения, а он более чем охоч ублажать ее до тех пор, пока даже мужчине с такими сверхъестественными возможностями не потребуется отдых. Скатившись с нее, он растянулся на спине и сказал, задыхаясь: — Перерыв. — Как скажете. — Закинув руки за голову и прикрыв глаза, она, тяжело дыша, пыталась завершить последний оргазм блаженством. Наступила мучительная фаза, подумал Хью и, глядя на изящную принцессу с таким непомерным аппетитом к соитиям, улыбнулся. До утра оставалось еще несколько часов — несколько часов для исследования восхитительно горячих недр принцессы. Коитус один за другим. Так можно действительно уверовать в нирвану. Медленно подняв ресницы, Тама повернула голову, улыбнулась и томным голосом прошептала: — Кажется, счастье мне улыбнулось… — Мне тоже, принцесса. Его подмигивание стало явной провокацией, обещанием удовольствия, перед которым она не в состоянии устоять. Конечно, она винила капитана в своей необычайной жажде соитий. С другой стороны, решила она, вина — не совсем точное слово для описания умопомрачительного удовольствия, которое она от него испытывает. О том свидетельствует и ее настойчиво, требовательно пульсирующее нутро. Это нужно прекратить. — Мы действительно в безопасности здесь, да? — Совершенно. — Никто не войдет и не потревожит нас? Он не знал, имела ли она в виду слуг. Настоятеля. Войско микадо. Но это не имеет теперь значения, когда он пребывает в немыслимом блаженстве. — Здесь мы в безопасности, не сомневайтесь. — Великолепно. Тогда я могу заняться тем, чем мне хочется, без помех. «А до того было как-то иначе?» — подумал он, подавив усмешку. Разве этот час был не вполне непринужденным? Но тактично и учтиво он сопроводил свои слова жестом: — Милости прошу. — Вы удивительно услужливы, — пробормотала она страстно. — Против сношений я никогда не возражаю. — Мне повезло. — Нам повезло, — любезно поправил он. Выражение «обоюдоприятное воздаяние» никогда еще не было столь уместным, как при столь тесной близости с похотливо-сладострастной принцессой Отари. Перевернувшись на бок, она протянула руку и легко провела пальцем по его сокровищу. — И наверное, ему тоже… Каким бы ни было легким ее прикосновение, он шумно втянул в себя воздух, потому что все его нервные окончания после их недавнего слияния сверхвозбуждены, обостренно-чувствительны. — Какой вежливый, — прошептала она, глядя, как он приходит в состояние боевой готовности. — Встает, чтобы снова сказать мне «здравствуй». От ее легких касаний энергия его похоти нарастала, его плоть затрепетала, задвигалась, распрямляясь с каждым ударом его сердца и набухая, пока не предстала во всей своей феноменальной красе. — Ты хвастаешься? — Она благодарственно погладила возрожденный и выставленный напоказ мощный штык. — Как приятно. Он тихо застонал, прогнув спину от ее чудодейственного прикосновения, не зная, что взорвется первым — его мозг в состоянии гона или плоть. — Смотрите, он все еще растет, — шепнула она, став на колени. Ее взгляд пылал восторгом. Но воспаленный мозг Хью не мог уже реагировать на ее замечание. И она не дала ему времени это углядеть, потому что обхватила обеими руками его мужскую плоть и осторожно повела книзу, потом кверху, потом снова вниз, уже не так осторожно, заставляя расширяться кровеносные сосуды еще пуще. — Это все для меня? — шептала она в изумлении. Он затаил дыхание. — Если хотите все целиком… — сказал он, задыхаясь, — наверное, вам лучше остановиться, пока не поздно. — Остановить это? — насмешливо сказала она, склонившись и облизывая алую головку. — Вы упустите свое счастье. — Голос его был так же напряжен, как и все мышцы. — Хорошо, я остановлюсь. Вот. Так лучше? — пробормотала она, разжимая руки. Прежде чем он успел решить, лучше ли так и хочет ли он того, чего хочет она, Тама скользнула ему между ног, уперлась руками в его бедра и призывно улыбнулась. — Держи его вверх, и у тебя будет полный рот, — прерывисто проговорил он. Ее улыбка совсем рядом с его вулканом. — Именно этого хочу, — промурлыкала она, легко касаясь его тестикул и поглаживая. — Теперь это ваш долг. — От напряженного ожидания завершения в голове у него ритмично бухало. — Это вызов? — игриво отозвалась она, легко охватив его раздувшееся сокровище и глядя на Хью поверх него. Кончиком пальца он обвел контур ее губ. — Зачем напрасно тратить время? Все равно сюда не поместится. — Доставьте мне удовольствие, Хью-сан. — Чуть приподнявшись, она медленно обвела пылающую кромку языком. Он застонал, исторгнув низкий рокот наслаждения из глубины гортани, и этот животный рев отозвался на ее распаленных ощущениях — ее нутро стиснула сладкая судорога. Она крепче сжала пальцы и, подняв глаза, встретилась с его лихорадочным взглядом. — Мы заставим его поместиться. — Я знаю место, где он поместится лучше. — Голос его зазвучал сдавленно, с невероятным усилием он сдерживал свои плотские порывы. Не помнил, когда в последний раз думал, что дотрахаться до смерти — вполне реально. — Сначала я его дочиста умою, — прошептала она, не отрывая от него глаз и приближая губы к распухшему гребню. — Не возражаете? Оба знали, каков будет ответ. — Делайте что хочется. — Губы его украсила мимолетная улыбка. — В разумных пределах, разумеется. — И он затаил дыхание, ожидая продолжения. Она коснулась его плоти губами, и от этой конечной точки контакта тело его расплавилось от наслаждения, а трезвая мысль уступила место бреду. Обхватив руками ее голову, он не отпускал ее, глубже проникая ей в рот и больше не беспокоясь о несоответствии размеров. Она уже готова была оскорбиться за такое грубое насилие, но жаркое, безудержное желание взорвалось у нее в голове и чувственных рецепторах, а сильнее всего — в ее пульсирующем влагалище, и она превратилась в подневольную рабыню этого варвара-капитана, рабыню собственной похоти, рабыню уже неуправляемых и расточительных импульсов желания. Нет никакого резонного объяснения ее ненасытному вожделению. Не подходили ни страх, ни отсутствие страха, ни усталость или долгое одиночество, нет, ее жажда — просто-напросто вышедший из-под контроля мощный половой инстинкт, безумие, экстаз, истинная сексуальная победа. Он сжал ее в объятиях, она тихо застонала, ощутив лихорадочные схватки в ее налившемся тяжестью влагалище, распухшем от его усердных фрикций, когда он удовлетворял свои плотские утехи. Его вулкан все увеличивался в размерах, и она, чуть не задыхаясь, могла думать лишь о том, чтобы ощутить весь этот чудовищный орган внутри себя. Но вдруг самым важным стало получить личное удовольствие. Тама попыталась отодвинуться, ведь она уже привыкла, что все ее желания удовлетворяются. — Эй-эй, — удержал он ее, — прежде чем ты это получишь, поиграй со мной. Его жест и слова чуть не охладили ее, но пылающее желание вновь охватило все ее ощущения, она вся взмокла, словно готовая получить награду, и принялась торопливо и угодливо ублажать его с новой силой — сосала, лизала, щекотала, покусывала, массировала. Прикрыв глаза, он руками удерживал ее голову, в то время как она двигалась вверх-вниз, а переменный ритм ее губ и языка, трение зубов стало средоточием каждого воспаленного нерва в его теле. Пока она не прикусила его слишком сильно. — Дрянь! — Рассердившись на нее, он отпрянул. — Прошу прощения, — еле прошептала она. — Я нечаянно. — Лучше бы уж нарочно. Она дрожала, густо-вишневые губы блестели. — Пожалуйста… — прошептала она. Он все еще ощущал боль. — Пожалуйста — что? — рыкнул он. — Пожалуйста, любите меня. — Это не любовь. — Пожалуйста, совокупитесь со мной. — Давай сюда, — фыркнул он; ему вдруг захотелось проявить свою мужскую власть над ней самым первобытным способом, чтобы она почувствовала всю мощь его либидо и экстаза. Иррациональная потребность. Навязчивое влечение. Он же ее почти не знает. Принцесса не соглашалась, она эгоистично намеревалась получить причитающееся ей удовлетворение. Распаленная желанием, она быстро перекатилась на спину и широко раскинула ноги. — Быстрее! — Подождешь, — пробормотал он, охваченный жаждой власти. — Сию же минуту! — прошипела она, будучи не в состоянии заглушить в себе царственную привычку требовать своего. И вдруг стало важным, кто кому что сделает. Он ответил на приказание так, как того и следовало ожидать. Она будет делать так, как хочется ему. И он наклонил голову. Поняв его намерение, ока в ярости взвизгнула, с силой толкнув его в плечи. Игнорируя ее попытки оттеснить его, он пихнул ее вниз, крепко удерживая на месте одной рукой за бедро, другой раздвинул влажные складки; сопротивляясь, она извивалась, и это только облегчило ему задачу. Поняв, как лучше устранить ее сопротивление, он сосредоточился на клиторе. Способности в куннилингусе он упражнял много лет назад в Персиковом штате — Джорджии и потом довел до совершенства развившийся талант в борделях Востока. Виртуозное сочетание техники и игры всегда доставляло наслаждение. Тама быстро прекратила борьбу, руки ее, с силой упиравшиеся ему в плечи, безвольно опустились, ее вопли превратились в тихие вскрикивания, ахи и охи, потом в пылкое мурлыканье, когда искусные ласки капитана плавно переместились и внедрились в ее распухшую щель, к пульсирующим мышцам, и клитор восстал от нежных и настойчивых касаний его языка. Он старался контролировать себя, не двигаться в слишком быстром темпе и не оказывать сильного давления, менял ритм и глубину проникновения, и довольно скоро принцесса стала очень податливой, воздавая должное его умению. Она кротко и покорно вздыхала и повизгивала. Подняв голову, он стал на колени и выжидательно уставился на нее. Она широко распахнула глаза от потрясения и недовольства. — Не останавливайтесь, — умоляла она. — Пожалуйста, пожалуйста, не останавливайтесь. — Решайтесь, — отрывисто проговорил он; ему хотелось настоять на своем, ему необходима ее полная капитуляция. — Я хочу вас любым способом, — шептала она, содрогаясь в конвульсиях. — Уверены? — протяжно спросил он. — Да, да, да!!! Удовлетворенный ответом или будучи сам не в состоянии больше терпеть, он, бурно устремившись во влажные складки ее недр, рванулся вперед таким сильным толчком, что она ахнула. Всхлипнув в знак благодарности, она припала к нему, безразличная ко всему, кроме этого ощущения, ее задыхающиеся вскрики грели его душу, в ее хриплых стонах проявилась скрытая до поры экзальтация. Не способный издавать подобные звуки, капитан воспалился не меньше, чем принцесса, он слишком долго сдерживался и решил атаковать ее очень быстро. После столь затянувшейся предварительной игры оба были уже на грани — тысячные доли секунды оставались до завершения, тишину нарушали только звуки затрудненного дыхания. Она закричала. Хью ответил на это первой набежавшей волной. И фонтан его извержения, и ее транссудат слились в единый поток, который мерцающим, бурлящим, пылающим исступлением заполонил ее. Когда Хью наконец поднял голову, губы его изогнула улыбка. — Понравилось? — насмешливо обратился он. — Не знаю. — Голос ее звучал игриво. — Может быть, повторим? — Пока не получится? — Он слегка шевельнулся внутри ее, чтобы она почувствовала его неослабевший интерес. — Если не возражаете… — произнесла она с легким вздохом. — Но если не получится… — Несложно. Она смотрела на него безоблачным взглядом: — Нужно бы отпраздновать это редкое и счастливое согласие. — Кажется, мы это уже делаем, — шепнул он и наклонился, чтобы поцеловать ее. Легкий, бодрый поцелуй, свежий поцелуй, благоухающий сладким восторгом для увертюры. Но несколько мгновений спустя их неистощимая страсть перешла к пылким ласкам. — Прошу прощения, — пробормотал он, вспомнив, что они едва знакомы, — не хотите ли передохнуть? — Когда мне этого захочется, — прошептала она, прогибаясь навстречу, чтобы коснуться губами его губ. К счастью, бессонные ночи ему хорошо знакомы. Он усмехнулся. — Тогда в путь! И всю оставшуюся ночь, уединившись в личном раю, они предавались бешеным и бесстыдным страстям. Движимые порывами желания, они спаривались в непристойной вакханалии, охваченные стихией одержимости, и им казалось, что их околдовали. Поразительное просветление для двух людей, отнюдь не склонных к полету фантазии. Но столь замечательное и прекрасное, восхитительное и чарующее, чтобы в нем усомниться. Ближе к утру, пресыщенные и изможденные, они наконец уснули. Она распласталась на нем, положив голову ему на грудь, его руки обнимали ее, и, как дети в лесу, они спали. Она никогда не позволяла себе так безоговорочно подчиняться. И так развеяться тоже. Насколько она могла припомнить. Изнуренный, капитан уснул мертвым сном. В полдень — одиннадцатый удар старинных голландских часов в футляре, стоявших в углу, только что замер — они вдруг проснулись. Над головой у них раздавался топот ног, слышались приглушенные голоса. Тишину нарушил какой-то шум, будто наверху двигали тяжелые предметы. Тама, лежавшая в объятиях Хью, напряглась. — Они сюда не войдут, — успокоил он ее, гладя по спине. — Вам ничего не грозит. — Да. — Но она вся дрожала, словно самая малодушная из женщин. Словно она не в состоянии вступить в бой с любым мужчиной. Стараясь успокоиться, она с усилием отогнала свои зарождающиеся страхи, напомнив себе, что только что очнулась от глубокого сна и потому мыслит нечетко. «Дыши медленно, сосредоточься. Слышишь? Они уже уходят», — мысленно приказала она себе. Но все же лучше Тама чувствует себя вооруженной, и, соскользнув с груди Хью, она вытащила из-под матраса свои мечи. — Как вы думаете, сколько их там? — спросила она, становясь рядом с ним на колени и подняв на него глаза. — Это не имеет значения. Они не смогут найти вход. — Опершись на локоть, он набросил ей на плечи стеганое одеяло и снова улегся. — Вы не проголодались? Она уставилась на него, глаза ее при тусклом свете, проникающем через искусно замаскированное окошко в основании статуи Будды, казались огромными. — Как вы можете думать о еде в такое время? — Они уходят. Слышите? А я в последнее время ем очень редко. — Несколько дней его пищей был лишь бурбон. — Настоятель выпроводит их отсюда, — шепнул он, успокаивающим жестом касаясь ее руки. — Он испытанный придворный. Если бы не наследственное право, он сам стал бы сёгуном. И гораздо лучшим, чем нынешний. — Лучше теперешнего может быть всякий, — с раздражением пробормотала она. — Поскольку этого изнеженного молодого человека больше интересует поэзия. Его правление пагубно скажется на стране. — Ваш отец разделял ваше мнение, но был лоялен. Почему? — Отец еще больше не доверял оппозиции. Это явные оппортунисты, как вы, без сомнения, знаете, поскольку занимаетесь торговлей. Сацума и Тёсю покупали оружие и корабли за много лет до того, как этим стали заниматься все, стараясь при этом снискать расположение двора с помощью денег и лжи. А теперь они правят императором. — Ваш отец предпочел бы более представительное правительство — весьма передовой образ мышления для человека его сана. Большинство крупных землевладельцев были бы возмущены и протестовали бы против необходимости отказаться от своих феодальных привилегий. — Он понимал, что так лучше для будущего нашей страны. — Великодушный человек. Лицо ее смягчилось: — Как и вы, Хью-сан. Во всех замечательных смыслах. — Благодарю вас. Ваше великодушие мне тоже приятно. Но помните — вы мне платите. Я небескорыстен. — А почему бы мне не платить за ваши услуги? — Она отложила мечи в сторону, поскольку шум наверху стих. — Хотя если вы посчитаете, что вам хорошо платят, не могу ли я быть более требовательной? Он усмехнулся: — А это возможно? — Не знаю. — Ее голос стал низким и страстным. — Скажите сами. Он потянулся, демонстрируя замечательные выпуклые мускулы и откровенные мужские стати. — Я охотно послужу вам и в качестве племенного жеребца, принцесса, но мои минимальные требования — немного еды и возможность выспаться. — Конечно, конечно. Вот увидите, я согласна и на то и на другое. — Она склонилась в низком поклоне. Он поднял руку, отменяя ее позу «положение обязывает». — Речь не о том, чтобы вы были со мной покорной. Это ясно? Она приняла послушную позу: — Да, сэр. Я понимаю. — И не прикидывайтесь скромницей, — сказал он, нахмурясь. — Это не ваш тип. — А какой у меня тип? — Глаза ее весело блеснули. — Самолюбивая, непокорная, упрямая, ну и любите приказывать, а главное… — он подмигнул, — слаще меда. Она подбоченилась и тоже шутливо подмигнула, и ее ресницы кокетливо затрепетали. — Как я сладка, капитан Драммонд? Он прищурился: — Сколько вам лет, черт побери? С распущенными волосами и порозовевшими щеками она вдруг показалась ему совсем юной. Ему хотелось надеяться, что этой ночью он имел дело не с пятнадцатилетней. — Мне двадцать два, по вашему счету — двадцать один. — Замужем? — Наверное, об этом стоило спросить раньше. — Это теперь имеет значение? — Вопрос, конечно, запоздалый. — Незамужем. Потрясен он не был, но все же удивился. Японцы рано вступают в брак, особенно те, что принадлежат к известным семьям, где, по традиции, принято заключать брачные союзы с другими влиятельными семьями. — Это необычно, да? Не быть замужем в вашем возрасте… — Отец предоставил мне свободу выбора, но никто пока не сделал мне предложения. — У вас, разумеется, были любовники. — Она не была ни девственна, ни стыдлива. — У каждой знатной дамы есть любовники, Хью-сан. Как иначе могли бы мы испытать восторги любви? — Некоторые женщины ждут, пока не вступят в брак. Она смотрела на него удивленно, потому что его голос прозвучал холодно и резко. — Считаете, мне следовало подождать? — Нет, конечно, нет. Я говорю вообще. — А вы женаты? — Нет, — последовал краткий ответ. — А-а. Он нахмурился: — Что это значит, черт побери? — Ничего. — Лицо ее превратилось в вежливую маску. — Я с нетерпением жду того момента, когда окажусь в вашем обществе на борту корабля, Хью-сан. Более любезного капитана найти невозможно. Интересно, стала бы она спать с любым капитаном, который обеспечил бы ей проезд? Эта внезапная мысль встревожила его не на шутку. — Не стала бы, Хью-сан. — Она понимающе улыбнулась. — Я сплю только с теми мужчинами, которые мне интересны. — Но я же ничего не сказал. — В бусидо учат изучать выражение лица противника, чтобы уцелеть. Через секунду он делает то, о чем подумал. Не освоивший в полной мере искусство боя, Хью изучал технику и отрабатывал навыки, но наверняка упустил бусидо. — Прошу прощения. Не хотел вас обидеть. — Я не обиделась. Я делаю то, что хочу, Хью-сан. Как и вы. Ее слова мгновенно вызвали у него раздражение. Встретить женщину — не гейшу, обученную искусству обольщения, — красивую, утонченную, разумную, которая смотрит на секс так же, как он, не испытывая к нему никаких чувств… — Ценю вашу откровенность, — произнес он, хотя вовсе не был в этом уверен. Впрочем, если подумать, стоило бы оценить. Со времен войны его девиз: «Никаких сантиментов, никаких уз». — А вы уверены, что ваш брат все еще в Париже? — неожиданно спросил он, предпочтя сменить тему разговора. — До недавнего времени мы регулярно получали от него письма, — ответила она, поняв, почему он сменил тему. — Думаю, теперь до него уже дошли сообщения о разгроме северного союза. У него есть друзья в посольстве во Франции. — А вы не думаете, что он может сейчас возвращаться сюда? Она покачала головой. — Он уехал из-за любви к женщине, на которой не смог бы жениться, останься он здесь. Она «эта» — из касты, которая не подходит благородному человеку. Теперь у них сын. Брат их не оставит. — Она грустно улыбнулась своим воспоминаниям. — И он знает, что я могу сама о себе позаботиться. Когда мне было десять лет, я одерживала над ним верх в игре с мечами. — Если он не захочет покинуть свою семью, почему вы думаете, что он вернется с вами? — Он законный правитель Отари. Это его долг, — твердо сказала Тама. — Как бы то ни было, кастовая система скоро будет искоренена, и его жена сможет занять свое место рядом с ним. Как и другие опальные правители, со временем мы получим прощение. Но послушайте, Хью-сан, нам нужно двигаться, — сказала она, вставая на ноги. Вытянув руку, он схватил ее за лодыжку и уронил, а потом перекатился через нее. Спокойно и фамильярно. — Торопиться незачем, — пробормотал он, легко целуя ее в щеку и устраиваясь между ног. — Все равно придется дождаться темноты. — Нет, не придется, — возразила она, толкая его в грудь. — Они не ждут, что мы пойдем днем. Выиграем время. Не обращая внимания на ее старания столкнуть его, он кивнул: — Мы пойдем под покровом ночи. Это преимущество посерьезней. — Тогда идите ночью, а я встречу вас в Осаке. — Как вы намерены это сделать, если я не дам вам встать? — Ах вот как? — Ударив рукой в кадык, она застала его врасплох и легко вывернулась из-под него. Но прежде чем она успела стать на колени, его пальцы цепко сомкнулись вокруг ее запястья. — Может быть, найдем компромисс? — шепнул он. Она выкручивалась, стараясь высвободить руку, но он держал ее железной хваткой. Она вспыхнула: — Я не хочу. — Это неправильный ответ. — Тогда да. — Если хотите, чтобы я доставил вас во Францию, вам действительно придется меня слушаться. — Хотя его и восхитила ее безрассудная прыть, он-то выжил, занимаясь опасным делом и профессией в течение многих лет, потому, что никогда не рисковал без особой надобности. — Если настаиваете, я буду слушаться, — пробормотала она. — Умница. — Хотя ее ответ и не обманул его, он предпочел перемирие, пусть и притворное, бесполезным препирательствам. — Почему бы нам не обсудить это с настоятелем? — предложил он, отпуская ее руку и снова опускаясь на матрас. — Он знает эту местность. — Отправившись в путь порознь, мы вызовем меньше подозрений. Вы ж понимаете. — Вы забываете, что за вами следом гонится отряд. — Я могу спрятаться лучше, чем вы. У меня получится. — А у меня есть спенсеровская винтовка. Мы останемся вместе. — Ему было все равно, что она умеет лучше всех в Японии обращаться с мечом и что она такая маленькая по сравнению с ним. Она не сможет уничтожить всех преследователей. Двое лучше, чем один, если на них нападут, а его спенсер лучше обоих. — Вы решаете за нас обоих, — угрожающе возразила она. — Разве что вы надумали добраться до Франции вплавь. — Вы становитесь неуступчивы, — бросила она. — Не помню, чтобы вы заметили это ночью. — Ночью вы со мной не спорили. — Или, возможно, вы не возражали против того, на чем я настаивал, пока получали то, что хотели. — Вот именно. В отличие от теперешней ситуации, — отрывисто проговорила она. Услышав шаги за дверью, Хью протянул руку за халатом и с облегчением воспользовался предлогом выйти. — Оставайтесь здесь, — приказал он, просовывая руки в рукава. — Конечно, как скажете. Он бросил на нее взгляд, хотел что-то сказать, передумал, повернулся и, завязывая пояс, покинул ее. Оставшись одна, Тама угрюмо размышляла о раздражающем ее поведении капитана. Приказания, приказания, приказания… Он что, не понимает, что она прожила всю жизнь, отдавая приказания, а не выслушивая их? И хотя она и осознавала, что к человеку, который помогает ей бежать из страны, требуется относиться снисходительно, все равно необходимость вести себя с ним почтительно вызывала у нее бурное негодование. Но где же одежда? Она нашла свое крестьянское платье выстиранным и аккуратно сложенным в соседней бане. Вымывшись, она надела рубаху и штаны, которые помогли ей стать невидимкой в течение нескольких недель. Потом, взяв свой короткий меч, она отсекла волосы по плечи, повязала лоб и упаковала мечи. В отличие от самураев и людей из благородного сословия, которым приходилось ежедневно причесывать волосы, крестьяне носили короткие косички, и это очень удобно. А ей годятся любые средства, чтобы затеряться в толпе, учитывая, что между нею и Осакой враги стоят стеной — враги, предупрежденные и потому вдвойне бдительные. |
||
|