"Двойной капкан" - читать интересную книгу автора (Таманцев Андрей)IIМноговато у меня было адреналина в крови. Явный излишек. И не ко времени. Я не рассчитывал, что мне удастся привести себя в состояние полного предстартового расслабления, но сбить мандраж было нужно. Хотя бы для того, чтобы он не передался ребятам. А эта зараза похлеще любого гриппа, трансформируется безо всяких чихов. Поэтому я еще побродил по проспекту, останавливаясь возле палаток с таким количеством разноцветных и разномастных бутылок, что рябило в глазах, а у магазинчиков, торгующих аудио-и видеокассетами, раз десять прослушал песню о мальчике, который хочет в Тамбов. Я так и не понял, чего ему в этом Тамбове делать, но прогулка своей цели достигла. Я почти успокоился, что и требовалось доказать. В начале девятого я вернулся в гостиницу, поднялся на третий этаж, где находились наши номера, и постучал в комнату Артиста. Никто не ответил. Я еще раз постучал, погромче. Тот же эффект. Подергал дверную ручку — заперто. Что за черт? Где-то гуляет? Где он может гулять? На полукилометровом проспекте Энергетиков Артиста не было, я только что прошел по нему туда и обратно. А где еще можно гулять в этой кучке стандартных пятиэтажек, просматриваемых насквозь практически с любой точки? А когда-то, говорят, здесь было большое русское село с избами, поставленными на века. Снесли в конце 60-х после пуска первого блока АЭС. Зачем? Не у кого спросить. Да и незачем, и так ясно. Атом-град, твою мать. А рабочие — в избах? Обслуживающий персонал современного города атомщиков. В избах, да? Шутите? По-моему, мне повезло, что я лишь самым краешком своей молодой жизни застал те времена. А то быть бы мне в диссидентах. Не от злонамеренности, а от привычки задавать вопросы «зачем» и «почему» и самому же на них отвечать. А раньше — так вообще не исключено, что строил бы все эти рудники и комбинат «Североникель». Отец у меня от водки сгорел. Да и один ли он! А может, и пили, чтобы не думать? И никаких вопросов не задавать. И соответственно — чтобы все эти «беломорканалы» и «североникели» не строить? Эпоха дала мне возможность думать, о чем хочу. И говорить, о чем хочу. И даже выступать, о чем хочу, по телевидению, если сумею на него прорваться. А что, некоторые прорываются. Так что с эпохой мне, можно сказать, повезло. А вот со временем не очень. А Эпоха и Время — это как генерал и старшина. Генерал — он, конечно, куда как важней. Но приказы-то отдает старшина. И попробуй не выполнить. И сейчас мой старшина приказывал мне думать не о традициях советского градостроения, а о том, что через три часа мы окажемся не просто в ледяной воде озера Имандра, а вообще черт знает в каком мире, а господин Артист, его мать, изволят где-то гулять. Времени еще, правда, было достаточно, так что можно было не дергаться. Я и постарался не дергаться. Ситуация, в общем и целом, кроме таких мелочей, как исчезнувший из номера Генриха «Экспрей», зажигалка Люси Жермен с радиопередатчиком и боевые патроны вместо холостых в нашем оружии, вроде бы не давала очень серьезных поводов для беспокойства. Все шло по плану. Подходы к АЭС и топографию самой станции мы изучили самым тщательным образом. Четыре раза съездили на нашем «рафике» в тайгу, километров за сорок от Полярных Зорь, и на одном из озер поплавали в гидрокостюмах. Они оказались безо всякого электроподогрева, вода обжигала, и после каждого получасового заплыва приходилось отогреваться не меньше двух часов. Утешало лишь то, что при захвате станции мы будем в воде не больше шести минут, не успеем продрогнуть. Из всех нас опыт подводного плавания был лишь у Боцмана, еще с его службы в морской пехоте. Он и был поначалу нашим инструктором. Но очень быстро инициативу перехватил Док. Все у него получалось быстро и ловко. А когда он показал, как нужно обращаться с перепускным клапаном какой-то новой конструкции, о которой Боцман даже слыхом не слыхивал. Муха даже ахнул: — Ты-то откуда об этом знаешь?! На что Док лишь пожал плечами: — Случайно узнал. Просто я любознательный человек. А любое знание — благо. Смотришь, когда-нибудь и пригодится. Вот и пригодилось, как видишь. В общем, все было нормально. Почти все. Но в самой этой нормальности было что-то не то. Полковник Голубков никаких новых «цэу» не давал, он тоже, вероятно, считал, что все идет как надо. А если и не считал, то не делился со мной своими соображениями. «Ничего сверх меры». Тоже мне, твою мать, дельфийский оракул! Я заглянул к ребятам. Муха был в номере Боцмана, они смотрели по НТВ какой-то боевик с Чаком Норрисом и хохотали, как резаные. И верно, смешно: после любого удара, которыми осыпал противников герой фильма, их отправляли в больницу. Или даже сразу на кладбище. А тут они вскакивают и снова бросаются в бой. Балет. Я машинально отметил, что изображение четкое, картинка не дергалась. Недаром, видно, на местной студии какие-то немногословные умельцы из Москвы почти неделю возились, модернизируя оборудование. Об этом говорил весь народ, местные сердобольные бабульки подкармливали их картофельными шанежками и приставали с расспросами, а как будет да что. Шанежки умельцы охотно ели, а на расспросы отвечали коротко: «Все будет в норме, мамаша. Как надо, так все и будет». Я немного полюбовался пируэтами непобедимого Норриса, порадовался, что ребята в форме, и пошел к Доку. Он стоял в своем номере у окна и смотрел, как городок затягивает туманная пелена, наползающая с озер. Типичная ленинградская белая ночь. Верней, петербургская. Но когда мне однажды пришлось увидеть ее, она была еще ленинградской. — Артист где-то шляется, — сказал я. Ну, просто для того, чтобы что-то сказать. — Он у Люси, — не оборачиваясь, ответил Док. Я насторожился: — Вот как? Давно? — Часа два уже. Если не больше. Я случайно увидел, как они вместе заходили в ее номер. — Только этого нам не хватало! Генрих ему башку оторвет, когда узнает! — Генрих уехал. — Вернется и узнает. Ты видел, и другие могли увидеть! — Не оторвет, — с усмешкой возразил Док, закончив обозревать заоконный пейзаж и удостоив меня своим вниманием. — Артист оторвет ему гораздо быстрей. Но ты прав. Он выбрал не лучшее время для кобеляжа. — И место тоже не лучшее, — добавил я. — И объект не лучший. — Ну почему? Объект-то как раз очень даже ничего… Знаешь, Сережа, что мне все это напоминает? — спросил, помолчав. Док. — Что все? — уточнил я. — Все, — повторил он. — Все, что происходит. Вокруг нас. И вообще. — Ну что? — Режим радиомолчания. Напомнить, когда он бывает? — Перед атакой. Или перед штурмом. Вопрос только один: кто кого собирается атаковать? Мы? Или нас? — Да, это очень интересный вопрос, — согласился Док. — Боюсь, что все-таки нас. — Это у тебя общее ощущение? — спросил я. — Или есть что-то конкретное? — Конкретного — ничего. Почти. Кроме одной мелочи. — Какой? — Ну, как тебе сказать… — Док, — сказал я. — У тебя в номере есть утюг? — Какой? — Электрический. Если есть, я его немедленно включу и начну прижигать тебе задницу. Иначе, чувствую, из тебя ничего не вытянешь. — Ладно, скажу, — помедлив еще часа три с половиной, проговорил Док. — Мне очень не нравится маркировка на взрывателях. И на пусковом устройстве. Не знаю чем. Но не нравится она мне — хоть ты что! — Док! — поразился я. — С каких пор ты стал разбираться в радиовзрывателях?! Да еще в таких! Ты же хирург! — Я же говорил, что я любознательный человек. — Чем же тебе не нравится маркировка? — Не знаю, — сказал Док и повторил: — Нет, не знаю. Знал бы — сказал. Инициирующий сигнал на спутник ушел. Почему он не вернулся к взрывателям? — Я передал отчет о результатах испытаний. — Что ответили? — Ничего. Приказали прекратить самодеятельность. Ситуация контролируется. — Это хорошо, что она контролируется, — заметил Док. — Плохо — что она контролируется не нами. Знаешь, Сережа, все это мне не очень нравится. — Да? А я так в полном восторге. — Давай еще раз. Почему сигнал не вернулся со спутника? — Не та частота, — предположил я. — Возможно, — кивнул Док. — Еще почему? — Спутник был в мертвой зоне. Перепутали время. — И это возможно. Еще? — Не знаю. Больше вроде бы не может быть никаких причин. — Может, — возразил Док. — Если это не тот спутник. Нужно немедленно связаться с Москвой. — Мы сможем это сделать только со станции. По Интернету. — Может быть поздно. Я только рукой махнул: — Все может быть. А чему быть, того не миновать. — А вот и я! — объявил Артист, появившись в номере Дока без малейшего намека на стук в дверь. — Ну что, можно понемногу собираться? Как раз и стемнеет. Мы с Доком внимательно на него посмотрели. Артист не напоминал человека, который только что вылез из постели любовницы. Нет, не напоминал. Именно эту мысль и высказал Док, обращаясь ко мне: — Он не похож на мартовского кота. — Не похож, — согласился я. — А почему я должен быть на него похож? — огрызнулся Артист. — Март давно прошел. Сейчас, между прочим, апрель. — Он больше похож на ротного, который два часа просидел на оперативной пятиминутке у начальника штаба полка, — поделился я своими впечатлениями. — При этом все два часа его возили мордой по столу за дела, в которых он не виноват ни ухом, ни рылом. — Тонкое наблюдение, — оценил Док. — У людей, которые бросили курить, почему-то очень обостряется обоняние, — продолжал он. — У таких, как я. И что же? Табачный дым чувствую — от сигарет «Мо», которые курят дамы. Алкоголь? Нет, не ощущаю. Духи «Шанель номер пять»? Весьма и весьма слабо. Более чем слабо. Я человек любознательный, но не любопытный. Не слишком любопытный. Но сейчас очень бы мне хотелось узнать, чем вы, сеньор де Бержерак, занимались в номере мадам Люси Жермен, коварно воспользовавшись временным отсутствием ее, скажем так, гражданского мужа? — Телевизор смотрели, — довольно агрессивно ответил Артист. — Программу НТВ. Устраивает? — И что показывали? — спросил я. — «Куклы». — Хорошая передача, — кивнул Док. — Местами даже смешная, — подтвердил я. Ввалились Боцман и Муха. — Время, Пастух, — напомнил Боцман. Я взглянул на свою «Сейку» и кивнул: — Да, пора. Все ко мне в номер. В коридоре Артист придержал меня за рукав. — Есть разговор, — негромко сказал он. — Не здесь, — прервал его я. — Ребята не должны этого знать. Пока. — Почему? — Потому. Им работать. — Говори. Только коротко. — Этот Генрих не имеет никакого отношения ни к компании «Шеврон», ни к Каспийскому консорциуму. Его настоящее имя — Карлос Перейра Гомес. В горячей десятке Интерпола он стоит на первом месте. Международный террорист номер один. Кличка — Пилигрим. Он же — Взрывник. — Это тебе сказала Люси? — Да. — Почему тебе? Артист усмехнулся: — Потому что я обаятельный человек. И к тому же еврей. — При чем тут еврей? — При том, что она тоже еврейка. — Так кто же она такая? Артист немного помолчал и ответил: — Лейтенант армии обороны Израиля. Специальный агент Моссада. Заявка! Но у меня уже не было времени для расспросов. |
||
|