"Закон подлости" - читать интересную книгу автора (Таманцев Андрей)

Глава первая. Багдадский вор

1

Над Багдадом стремительно сгущались сумерки. По мере того как угасал шафрановый, в полнеба, закат, в темных водах древнего Тигра начинали плясать отражения огней набережной и ярких факелов нефтеперерабатывающего комбината, по какому-то странному недоразумению оказавшегося посреди громадного города.

Впрочем, с каждым годом факелов пылало над рекой все меньше. Экономические санкции, наложенные на Ирак Советом Безопасности ООН еще после оккупации Кувейта, оказывали свое действие. Уже сегодня в Багдаде бензин стоил не намного дороже стакана чистой питьевой воды в ресторанчике на набережной. Да и сама набережная не производила былого впечатления. Все меньше находилось желающих купить этот самый стакан воды. А как бывало замечательно в самый жгучий полуденный зной, когда казалось, что еще немного — и весь асфальтово-бетонный город начнет плавиться и стекать в реку, сделать глоток ледяной воды, утолив жажду сиюминутную. А потом смотреть, как веселый продавец ловкими движениями крошит в ваш стакан лед и выжимает в него свежий лимон, присыпав его сверху сахарной пудрой. В жару нет ничего лучше этого импровизированного мороженого.

Восемь лет блокады сделали свое дело. Уже не прогуливаются по набережной толпы туристов, захотевших поглазеть на колыбель европейской цивилизации — древнюю шумерскую Месопотамию. Давно разъехались и специалисты со всего мира, так любившие с размахом тратить деньги, которые, не скупясь, платил им Саддам Хусейн. Нефть, которая в Ираке, казалось, лежала под каждым камнем в пустыне, сегодня больше не приносила барышей. Именно поэтому гасли факелы на комбинате посреди города. «Зато легче стало дышать…» — грустно шутили некогда беззаботные багдадцы. Древний Багдад переживал явно не лучшие времена.

К тому же опять, как и в девяностом году, в залив стягивались эскадры натовских союзников, опять совсем по-хозяйски засновали в небе «фантомы» и «харриеры» — президент Хусейн отказался допустить ооновских инспекторов в свой личный Дворец. Запрет только сильнее распалил инспекторов: раз не пускают — значит, что-то прячут, скорее всего — оборудование для производства химического или бактериологического оружия. Но Саддам упорно стоял на своем, и конфликт разгорался, грозя перерасти в настоящую войну.

Потомки героев «Тысячи и одной ночи» по вечерам с опаской поглядывали на зажигающиеся звезды — не полыхнут ли там с воем внезапно подкравшиеся американские «томагавки»?.. Город жил в ожидании точечных бомбовых ударов.

— Война, опять война… — тяжко вздохнул старый Нохад, хозяин небольшого ресторанчика-чайханы на самом берегу Тигра, уныло окинув взглядом пустынную набережную. Полчаса назад муэдзины по всему Багдаду призвали к вечерней молитве, и старика, который был правоверным мусульманином, терзали укоры совести оттого, что он никак не мог заставить себя отправиться в подсобное помещение за молитвенным ковриком. На вечернем солнышке было так приятно, что переставали напоминать о себе стариковские болячки. А тут еще пришел сосед Закил, и коврик остался на своем месте, Аллах на своем, а старик на своем.

Итак, после обычных в таком случае приветствий и пожеланий здоровья, достатка и долгих лет старик Нохад повторил:

— Война, опять война… Я потерял сына на войне с Ираном. Разорился на войне с Кувейтом. Только Аллах знает, что со мной произойдет после этой войны.

— Нет, уважаемый Нохад, — возразил Закил, беря предложенный ему пузатый стаканчик с чаем. — Всевышний за что-то прогневался на нас, если допустил, чтобы эти кувейтские псы жирели, пока мы ждем бомбежек.

— Зачем нам Кувейт? — пожал плечами Нохад. — Аллах не обделил Ирак этой проклятой нефтью, из-за которой и происходят все беды. Пока ее не было — мы были великой страной… — Саддам знает, что делать, — уверенно ответил Закил. — Аллах не допустит нашего поражения, да и русские помогут нам.

— Аллах милостив, — не стал возражать старый Нохад. — Но у русских свои проблемы. Им не до нас. Прошли те времена, когда каждый третий иностранец тут был русским… — Да, уважаемый Нохад, сейчас и иностранцев совсем мало осталось, — вздохнул Закил.

И тут, словно для того, чтобы опровергнуть его слова, в ресторанчик вошел посетитель. Нохад, прервав степенную беседу, поклонился гостю и жестом пригласил его присесть на мягкие подушки, разбросанные поверх ковра. Гость был крепкого телосложения; бросались в глаза его небольшая бородка клинышком, словно выгоревшая на солнце, и гладко выбритый череп, изуродованный свежим шрамом.

Второй шрам украшал правую скулу под солнцезащитными очками, которые гость не снял даже в сумраке зальчика. В довершение всего на левой руке этого человека не хватало мизинца. Одет он был в рубашку и брюки цвета хаки, ставшего столь обычным в последние годы на Востоке, когда одни войны стихали лишь для того, чтобы дать возможность разгореться другим.

Разместившись на подушках, посетитель провел рукой по бородке и принял предложенный Нохадом зеленый чай.

— Пусть Аллах продлит твои дни, хозяин, — поблагодарил гость по-арабски с еле уловимым акцентом, выдававшим в нем выходца из Афганистана или Пакистана.

— Аллах милостив, раз послал мне гостя, — с достоинством ответил Нохад. — Если уважаемый желает, то не успеет он допить чай, как его будет ждать свежая тигрская рыба.

— Что ж, на то Всевышний и создал рыбу… Нохад сделал знак своему помощнику, молодому парню, и тот тут же, прямо с набережной, забросил удочку. Сам же хозяин, не желая нарушать покой гостя, неслышно удалился, словно не замечая призывных знаков старого приятеля Закила, желающего продолжить беседу.

Спустя минут пять в ресторанчик заглянул еще один посетитель. Этот, одетый в белую рубашку и голубые джинсы, был явно европеец.

«Что-то у меня по нынешним временам становится людно», — подумал про себя старый Нохад и все так же радушно предложил новому гостю присесть на свободном конце ковра. Но тот плюхнулся на подушки прямо рядом с посетителем в хаки.

Светлые, выгоревшие на солнце волосы, серые глаза и тонкие черты лица указывали на немецкое или скандинавское происхождение гостя. Но, приняв от старого Нохада традиционный стаканчик чая и отказавшись от всего остального, иностранец обратился к соседу на чистом русском языке:

— Как ваше здоровье, мистер Гхош?

— Вашими молитвами, Леонид Викторович, — ответил тот также по-русски.

Только говорил он медленно, как будто тщательно подбирая слова.

— Головные боли не прекратились?

— Еще бывают… Перед рассветом.

— Но вы принимаете лекарства, Аджамал? — упорно продолжал расспрашивать тот, кого назвали Леонидом Викторовичем.

— Принимаю, — пожал тот плечами, как бы имея в виду: а что толку?..

Названный Леонидом Викторовичем неодобрительно покачал головой, отхлебнул чаю и отставил стаканчик.

— Никак не могу привыкнуть пить кипяток в такую жару, — пробормотал он. — А «коку» здесь только в отеле достанешь. Проклятые санкции.

— Давайте перейдем к делу, господин Захаров, — предложил Гхош. — Я уже две недели торчу в этом городе.

— Я вас понимаю, Аджамал. Но ваше время еще не пришло. Присматривайтесь, изучайте карту. Наша работа не терпит суеты… — Я знаю свою работу, — буркнул Гхош.

— Не сомневаюсь. Иначе я не стал бы вытаскивать вас из Пянджа.

— Спасибо, что напомнили.

— Да перестаньте вы, Аджамал! — воскликнул Леонид Викторович. — Работа идет. Но не все так просто, как хотелось бы. Именно потому я вас и пригласил сегодня на встречу — у меня появились данные о том, что здесь, в Ираке, кое-кто вознамерился нам помешать. Так что необходимо удвоить осторожность. Никуда не отлучайтесь. Вы можете понадобиться в любой момент.

— Да я и так из отеля не вылезаю.

— Значит, запритесь в ванной! — отрезал Захаров.

— Это я. А за себя вы не волнуетесь?

— Нет. Не так, как за вас. Я работаю под журналистским прикрытием. С этим им приходится считаться, несмотря ни на что. Исчезновение русского корреспондента именно сейчас, когда российский МИД прилагает такие эффективные усилия для урегулирования конфликта, вряд ли будет правильно понято. Да и вас спецслужбы вряд ли тронут.

— Это еще почему?

— Я полагаю, вы им безразличны — подумаешь, какой-то пакистанец. Им нужен груз. И нужен здесь, в Ираке. Но, повторю, осторожность все же необходима.

Двойная, тройная осторожность.

— Но, Леонид Викторович… Кстати, как вас лучше звать? Знаете ли, трудно каждый раз перестраиваться. В прошлый раз, в Пакистане, вы были Владимиром Петровичем.

— Ну зовите меня просто — Коперник, — широко улыбнулся Захаров.

— Хорошо хоть не Джордано Бруно.

— Да, наверно, — легко согласился Леонид Викторович. — Вот, кстати, и ваша рыба, — продолжил он по-арабски, увидев хозяина с блюдом в руках. — К величайшему сожалению, уважаемый Аджамал, я не могу разделить с вами трапезу.

Дела призывают меня в отель. Всего доброго.

С этими словами Захаров-Коперник поднялся с подушек, отвесил легкий поклон и покинул ресторанчик. Гхош некоторое время смотрел ему вслед. Потом вздохнул и принялся за источающую ароматный пар рыбу.

Тот же, кого называли Леонидом Викторовичем Захаровым, Коперником, прогулочным шагом двигался по одной из многочисленных улочек, ведущих к центру Багдада. К этому времени восточная ночь окончательно сменила день. Впрочем, улицы города были залиты светом, которому могла бы позавидовать любая европейская столица. Несмотря на кризис, правительство не жалело нефти для своих электростанций. Не пить же ее, если продавать запрещено, верно?

На одной из площадей, которую украшал красочный фонтан «Али-Баба и сорок разбойников», причем разбойники были представлены соответствующим числом кувшинов, русского журналиста окликнул полный человек в белой рубашке, джинсах и с пухлой бесформенной сумкой на плече.

— Хай, Леонид! — произнес толстяк по-английски с явным американским акцентом.

Захаров остановился. Судьба послала ему встречу со своим коллегой-журналистом Стивеном Флейшером.

— Здравствуйте, Стивен. Куда вы так спешите? Похоже, за вами гонятся.

— Ох, Леонид, еще нет, но скоро, возможно, начнут, — ответил действительно запыхавшийся Стивен, вытирая пот со лба. — Это просто замечательно, что я вас встретил. С вами мне будет спокойнее.

— Почему? — удивился Леонид.

— Вы русский. С вами я чувствую себя в безопасности. Вас, «русских братьев», здесь еще уважают. Нет, кроме шуток, мне все время кажется, что эти жизнерадостные потомки Али-Бабы как-нибудь побьют меня. Из чисто патриотических соображений. Как говорится, ничего личного. Вы в отель?

— Да.

И журналисты, теперь уже неспешно, продолжили свой путь.

— Побьют? — притворно изумился Леонид. — Но разве Шестой флот вашей державы не вселяет в вас уверенность?

— С радостью променял бы весь флот на русский паспорт.

— У нас говорят, что бьют не по паспорту, а по лицу. А у вас, Стивен, лицо типичного янки.

— Неужели? — Стивен ощупал свои пухлые щеки и вздохнул. — Впрочем, вы, наверное, правы, Леонид.

— Уж чего бы я на самом деле опасался на вашем месте, так это не проявлений патриотических чувств местного населения, а перспективы погибнуть от бомбы, произведенной на ваши, налогоплательщика, денежки… — Вы говорите как настоящий коммунистический пропагандист. Но в таком случае вы сами, Леонид, не боитесь получить порцию сибирской язвы посредством биологической бомбы, созданной за счет ваших налогов? — Американец внимательно посмотрел на Захарова.

— Ну, налогов, которые я плачу, явно не хватит на производство даже обычного гриппа, — с улыбкой парировал Леонид. — И потом, Стивен, неужели вы искренне верите во все эти сказки о бактериологическом оружии?

— У меня работа такая. Да что я вам рассказываю — вы ведь и сами журналист… За разговором оба не заметили, как подошли к отелю. В эти дни очередного кризиса багдадский «Хилтон» стал центром всего иностранного корпуса в Ираке.

Журналисты, члены миссии ООН, дипломаты — все разместились в его стенах. С одной стороны, это было удобно — любую информацию можно раздобыть, не покидая стен местного бара. С другой — такое компактное размещение диктовалось соображениями безопасности. Еще со времени «Бури в пустыне» в девяностом году этот отель был внесен в компьютеры систем наведения бомб и ракет союзников как запретная зона.

— Жду вас через час в баре, — произнес Стивен, расставаясь с Леонидом в холле отеля. — Будете делиться информацией. Мое агентство требует, чтобы я сполна оправдывал свои командировочные. Вы же все равно работаете бесплатно, как и все русские. Одна из загадок вашей души.

— Ну что вы, Стивен, — отмахнулся Захаров. — Все новости я узнаю по Си-Эн-Эн. За мои командировочные, мое агентство большего от меня и не ждет.

— Один — один! — радостно рассмеялся на весь холл американец. — Ну все равно приходите. Пропустим по стаканчику.

— Не откажусь.

На том они и расстались.

На следующее утро Захаров встал с тяжелой головой. Накануне он, как и договаривались, встретился со Стивеном в баре отеля. Пропустили по стаканчику.

Потом еще по стаканчику. Стивен пил виски и, похоже, пока даже не помышлял об Ассоциации анонимных алкоголиков. Леонид, поддерживая честь русского человека, залихватски тяпал водку. Бармен вначале попытался оформить «смирновку» на западный манер — в широком стакане со льдом. Но пить из этого стакана залпом, как положено пить родную водку, мешали кубики льда. А цедить водку, да еще разбавленную, маленькими глотками Леонид вполне справедливо посчитал извращением.

Потом, для укрепления дружбы народов, коллеги-журналисты поменялись напитками. Потом к ним подсел француз из «Фигаро», и все трое по-братски выпили вина. Сквозь туман Леонид с опасением поглядывал на немца с кружкой пива на другом конце стойки. Дружбы с немецким народом его организм уже не перенес бы… Окончание вечера он помнил смутно. Какие-то арабские рожи, перекошенные от борьбы двух противоборствующих желаний — желания как следует вмазать пьяному американцу и страха потерять выгодное место. Француз, нудно бормочущий что-то про экспансию заокеанских империалистов и будущее свободной Европы… А потом «Хилтон» закачало. Стены ходили ходуном. Пол норовил выскользнуть из-под ног.

Мальчишка-лифтер упорно отказывался понимать номер нужного Леониду этажа. А тот тыкал в цифры на кнопках и твердил по-русски:

— Что ж ты, сукин сын, своих арабских цифр не понимаешь?..

Весь этот пьяный вечерок поутру сказался головной болью. Его рука автоматически потянулась к недопитой банке пива, но так и замерла на полпути: нельзя. Впереди у него визит в посольство: предстоял сеанс связи.

Захаров, поморщившись, бросил две таблетки «алко-зельцера» в стакан с водой и выпил залпом.

— Ну проклятая работенка… Видно было, что этому человеку не впервой мучиться похмельем, что этот досадный недуг он, похоже, относит к профессиональным заболеваниям.

Спустя сорок минут Захаров, приобретя свежий, как после сауны, вид, уже подходил к воротам Российского посольства. Это было одно из немногих переживших строительный бум зданий еще британской колониальной архитектуры. На лужайке перед посольством росли экзотические для знойного Багдада, но столь родные голубые ели.

Внешне посольство не изменилось за последние годы. Разве что вместо красного флага под ленивым ветерком колыхался российский триколор. Зато внутри произошли значительные перемены. Куда только подевались былая великодержавная чопорность и снобизм?! Старожилы дипломатического фронта еще пытались поддерживать традиции, хотя бы приходя на службу в строгих темных костюмах. Но большинство сотрудников уже давно плюнули на подобные условности, и в коридорах старого здания теперь мелькали фривольные пиджаки всевозможных оттенков. В курилках открыто обсуждались темы, о которых раньше дипломаты побоялись бы подумать даже у себя в сортире. Все откровенно решали свои насущные проблемы, и создавалось впечатление, что делами государственной внешней политики здесь занимаются только на досуге.

Впрочем, было в посольстве одно место, которое, похоже, обошли перемены.

Это было святая святых — помещение резидентуры. Здесь, как и прежде, царили прохлада и полумрак. Здесь не задавали лишних вопросов и не делились друг с другом служебными проблемами.

Именно сюда, миновав два поста охраны, и направился Захаров. По всему было видно, что он тут гость неслучайный. Уверенным шагом Леонид направился к стальной двери, за которой располагался пункт секретной связи. Назвав по интеркому введенный в этот день пароль, он вошел внутрь.

— У меня сеанс каблированной связи с Москвой, — тоном приказа сообщил он молодому сотруднику за столом. — Введите мой код. Оператор сам меня соединит.

Сотрудник молча кивнул и пододвинул к Захарову регистрационный журнал.

Леонид небрежно расписался в нужной графе и, не спрашивая разрешения, прошел в небольшую кабину, обитую звукоизоляционными панелями. В кабине стоял обыкновенный советский стул. Согласно инструкциям, все оборудование резидентуры, вплоть до скрепок и туалетной бумаги, завозилось с родины. Перед стулом на журнальном столике с биркой инвентарного номера стоял обыкновенный телефонный аппарат без наборного диска.

Убрав с лица брезгливое выражение, Захаров плюхнулся на стул. Достал из кармана рубашки пачку сигарет, оглянулся в поисках пепельницы. Не обнаружив таковой, Леонид приоткрыл дверь и громко попросил:

— Пепельницу, пожалуйста.

Минуту спустя сотрудник, все так же сохраняя молчание, принес алюминиевую пепельницу с изображением герба города Костромы. Захаров закурил, поглядывая на часы. Как только стрелки показали десять утра, он затушил сигарету и взял трубку.

— Голубков на связи, — раздался голос на том конце провода.

— Доброе утро, Константин Дмитриевич, — поприветствовал собеседника Леонид.

— Здравствуйте, Коперник. Как погода на Востоке?

— Да спасибо. Жарко, как всегда. В Москве, наверное, снежком балуетесь?

— Слякотью в основном, — хмыкнул Голубков, — перейдем к делу.

— К делу так к делу, — согласился Коперник-Захаров. — Когда ожидать гонца?

— Наш человек сейчас в Ереване вместе со всей делегацией Госдумы. По данным нашего управления, вопрос о транзитном пролете через территорию Ирана практически решен. Так что ждите их завтра.

— Отлично. С моей стороны здесь, в Багдаде, все готово. Наши друзья из правительства сообщили мне, что у них тоже все в порядке. Пока никаких изменений. Ваш человек возьмет контейнер во время готовящейся встречи делегации с премьер-министром. Кстати, Константин Дмитриевич, он достаточно хорошо подготовлен физически? Контейнер хоть и небольшой по размеру, но весит как-никак пятнадцать килограммов. Что делать — защита.

— За моего человека не волнуйтесь. Но что означает это ваше «пока никаких изменений»? Значит ли это, что они возможны?

— Ну, если не исключать возможность того, что завтра американцы нанесут удар по Багдаду, то да, — пояснил Коперник. — Но я имел в виду не только это.

Дело в том, что здесь, в Багдаде, не все однозначно восприняли нашу операцию.

Кое-кто из военных явно не хочет упускать из рук такой козырь в игре с американцами.

— Кого именно вы имеете в виду? — спросил Голубков. — Или это предварительная информация «из компетентных источников, близких к информированным»?

— Речь идет о генерале Камале Абделе аль-Вади. Он возглавляет армейскую разведку вооруженных сил Ирака. И хотя наши партнеры из иракского правительства гарантируют успешное проведение операции, я не исключаю возможность возникновения непредвиденных ситуаций.

— Мой человек готов выполнить лишь курьерские функции. Он не подготовлен для активных действий у вас в Багдаде, — предупредил Голубков.

— Не волнуйтесь, Константин Дмитриевич, все прикрытие я беру на себя, — успокоил его Коперник.

— Очень надеюсь на это, Коперник.

— Можете не сомневаться.

— Значит, если делегация завтра не прилетит, то связь в это же время, — напомнил Голубков.

— Хорошо, — согласился Коперник.

— Тогда удачи… Захаров повесил трубку и достал новую сигарету.