"Цена предательства" - читать интересную книгу автора (Тамоников Александр)Глава 9Потом был отпуск, во время которого Володя не поехал, как обычно, домой. А остался при училище, постоянно пытаясь встретить Веру. Но та закрылась от него в своей квартире. Только отец ее как-то вышел с ним на улицу. — Не надо тебе, Володя, больше приходить сюда, не надо. Плохо ей, болеет она. И сам должен понять, то, что сделал ты, не прощается! Что же ты наделал, парень? — Да не виноват я был, клянусь! Чем угодно и кем угодно, и ничего, ни с кем у меня не было и не могло быть. Потому что водка вырубила меня до появления этих проституток, черт бы их всех побрал! Ну сами посудите, если я не заметил, как приходила Вера, то в каком состоянии я мог быть? — Эх, Вова, Вова! Мне-то чего объяснять? Я бы, может, и понял. Но Вера? Она — это совсем другое. Она подлости не прощает! Не быть вам вместе. А жаль! Честное слово, жаль. Что вот так все обернулось. Ты уж оставь ее, пожалуйста, Володь. — Хорошо! Бережной резко развернулся и ушел. А через некоторое время его вместе со взводом отправили на ремонтную практику и войсковую стажировку, которые длились более двух месяцев. Крамаренко же остался стажироваться в училище. Володя за время отсутствия все же лелеял надежду по возвращении как-то сгладить конфликт. Что он вернется к другой Вере, которая сможет его понять и простить. Его надежды сбылись в одном. Он действительно, вернулся к другой Вере. Каково же было его удивление и возмущение, когда, прибыв в училище, он узнал, что Вера, его Вера, вот уже месяц как является женой Крамаренко! Удивление и возмущение сменилось в нем на ярость! Он тут же отправился в двенадцатую роту, где старшинствовал Крамаренко. Тот оказался в своей каптерке. Молча, только переступив порог, Владимир врезал старшине в челюсть, отбросив его в угол помещения. Затем он рывком поднял Крамаренко, дважды ударил в печень и солнечное сплетение. Старшина переломился от боли пополам. Володя нагнулся к нему: — Что, чмо? Моментом, сука, воспользовался? Веру отнял у меня? Удавлю, гада, если не разведешься в неделю, понял? Я ее никому не отдам! — Она моя жена, и останется таковой, ты сам проорал все, герой! — Что ты сказал, сучара? Володя подтянул к себе разбитую физиономию Крамаренко: — Повтори, что ты сказал? — Вера моя жена, а тебе за меня мандец! Узнаешь прелести дисбата! Владимир нанес удар головой в голову старшине, лишая его сознания. Тут его и скрутили подоспевшие на шум курсанты его роты. А через три часа Бережной уже сидел в одиночной камере гарнизонной гауптвахты, в отсеке для лиц, подлежащих после следствия осуждению. Володя ждал трибунала. Но то ли вступилась Вера, то ли коллектив батальона, дружно вставший на его защиту, повально ненавидя уставника-старшину, то ли сам Крамаренко взял первоначальную вину, приведшую к драке, на себя. То ли командование училища не пожелало раздувать дело, когда до выпуска оставалось менее двух месяцев, но уголовное дело в отношении Бережного прекратили, хотя до государственных экзаменов оставили Володю на гауптвахте, все в той же одиночке. Так и сидел он, готовясь параллельно к госам, пока однажды, когда в караул заступили курсанты училища, к нему вечером не зашел старший лейтенант. Командир взвода со второго курса и начальник караула в настоящее время. Он принес с собой табурет, сел напротив Бережного, предложил сигареты. Закурили, что было категорично запрещено. Старший лейтенант спросил: — Сидим, ковбой? — Так точно, товарищ старший лейтенант. — Что же ты так, по-глупому попал? — А разве можно попасть по-умному? — Тоже правильно! Я тебя понимаю. У меня был подобный случай. Жена изменила, а я любил ее. Клянусь, пристрелил бы! Я тогда в наряде стоял и домой слинял по-тихому, а там моя благоверная с майором, начальником клуба, в постели забавляется… — Так почему не пристрелили? — Осечка вышла, патрон в патроннике наперекос встал, пока выбросил его, любовники в чем были в окно на улицу ломанулись. Даже окно не открыли. Хорошо, что в бараке жили, с первого этажа ушли. Вот так! Но тогда баба виновата была, а у тебя? Порядочная девочка, ты — нормальный пацан, а что допустил? Слышал, как все у вас с невестой вышло. Ну а «хомута» зачем бил? Он-то тут при чем был? Ведь без согласия женщины никакой свадьбы не было бы. Значит, она добровольно за него пошла? За что же старшину бить? — За все его паскудство! — Если бы это что-то изменило, то я, может, и понял бы, а так ты камеры этой добился. Хорошо, хоть дело прекратили. Да! Кстати, ты с невестой своей бывшей увидеться не хочешь? — Что? — Пришла она. Просит встречи с тобой. Хоть и запрещено это Уставом гарнизонной службы, но ладно. Решение за тобой! Хочешь, пропущу сюда, нет, откажу. Но я бы на твоем месте поговорил с ней. Может, ничего и не изменится, но тебе легче станет, по себе знаю. Ну что? — Пропустите! — Только постарайтесь недолго, а то принесет нелегкая какого проверяющего, ее и спрятать здесь негде будет. Ну а коли разговор серьезный пойдет, не торопись, как-нибудь, если что, отмажемся. — Спасибо вам, товарищ старший лейтенант. — Удачи тебе, курсант! Он ушел, и минут через пять в камеру вошла Вера. Во всем черном, словно траурном одеянии. — Здравствуй, Володя. — Здравствуй. Вера присела на кончик принесенного старлеем табурета. — Как неуютно тут и темно, страшно. — Да. Это не твоя спальня. — Сам же виноват! — А разве я на что-то жалуюсь? — Нет, ты не из таких. — Зачем пришла? — Не знаю. Внезапно почувствовала непреодолимое желание увидеть тебя и пошла. Думала, пропустят, хорошо. А нет, так, может, и лучше будет? Успокоюсь! — А что тебя волнует? Вера не ответила на вопрос Володи, задав свой: — Скажи мне, Володь, в ту проклятую ночь у тебя действительно ни с кем ничего не было? — Какая тебе теперь разница? — Большая! — Не было. Ни с кем и ничего! Только водка свалила меня! И ничего я не понимал. Ты же знаешь, я не пил, а тут… Да что об этом теперь? — Мне сказали, что тебя не будут судить и дадут закончить училище. — Мне без разницы, что мне дадут, а что нет. — Понимаю. — Сейчас что-либо понимать поздно. Дело, как говорится, сделано! И страшное не в том, что стали бы меня судить и на сколько приговорили бы. Страшное в другом. В том, что ты не поверила мне. Даже не захотела выслушать объяснений! Все решила сама. Раз и навсегда! Вот что для меня страшнее и обиднее всего. И еще то, что в мое отсутствие вышла замуж за Крамаренко. Хотя до сих пор любишь меня! Ведь любишь? — Речь не обо мне! — А обо мне ее вообще никакого смысла нет вести. Да, я виноват! Виноват во всем! Но и наказание несу такое, что не дай бог другому! За все я заплатил сполна, даже за то, чего не делал. Так что обо мне говорить? Иди, Вера, будь счастлива, если сможешь, со своим мужем. Обо мне забудь. Так будет лучше для нас обоих! Иди, прошу тебя, мне плохо! Смахнув набежавшую слезу, Вера встала и направилась к выходу. Неожиданно остановилась. — Володь, поверь… — Вот только. Вера, жалеть меня не надо, хорошо? Очень тебя прошу об этом! — Не буду. А насчет того, люблю ли я тебя? Да, люблю! Прощай, любимый! Она подошла к двери, тут ее остановил уже Володя: — Вера! Прости меня! Она кивнула головой. — И еще, запомни, ты навсегда останешься для меня единственной по-настоящему любимой женщиной. Прощай! Дверь захлопнулась, оставив Бережного в одиночной камере. Он подошел к стене и начал бить в нее кулаками, разбивая в кровь кисти рук и не замечая этого. Только стон срывался с его губ. Выйдя с гауптвахты, сдав экзамены и получив до выпуска свободный выход в город, как-то вечером Володя прошел парк Дома офицеров. Нашел скамейку, на которой когда-то сидел в обиде на то, что Вера танцует с Крамаренко. Присел, закурил. И надо же было такому случиться: рядом вновь появилась знакомая размалеванная девица! — О! Кого я вижу? Эдик? Или как тебя там? Что смурной такой? — Тебя, по-моему, Аллой зовут? — Смотри, не забыл! А что? — Замуж хочешь, Алла? — Чего? — Замуж, спрашиваю, хочешь? — Уж не за тебя ли, Эдик? — Меня зовут Володей. А замуж действительно за меня. Пойдешь? — Шутишь? — Серьезно. — А если пойду, то что? — Иди за паспортом! — Он у меня всегда с собой! Владимир решительно встал. — Поехали! — Куда? — В ЗАГС, конечно! Ну? Пока не передумал! — Я готова! — Ну и вперед! Через три дня Володя расписался с проституткой, а по выпуске, так больше и не встретив Веру — на вручение погон и дипломов она не пришла или в общей толчее он ее не заметил, — увез Аллу в отдаленный гарнизон. Алевтина сумела сыграть роль верной супруги недели две, потом загуляла. Видимо, блядство было у нее в крови. Через месяц они развелись, и Владимир подал рапорт о переводе его в 201-ю дивизию, дислоцирующуюся в Таджикистане. Там принял первое боевое крещение, водя колонны к заставам погранвойск, там же получил и первую свою награду — медаль «За боевые заслуги» — одновременно с двумя ранениями. Потом конфликт с замполитом и перевод сюда. В этот отдельный автомобильный батальон, обслуживающий боевые части войсковой группировки в Чечне. Так через семь лет службы судьба вновь свела его с Верой. И с ее законным мужем! За эти годы Владимир имел немало женщин, но никогда и ни с кем не испытал того, что подарила ему Вера. И она все время жила в его памяти, как первая непроходящая любовь. А вот теперь они, Володя и Вера, встретились здесь, в штабе, когда Бережной прибыл представиться командиру по поводу своего нового назначения. Вера была потрясена, увидев из окна идущего в штаб некогда полюбившегося ей курсанта, теперь капитана. И вышла из комнаты секретариата. Теперь наступила очередь опешить и крайне удивиться Володе. Увидев женщину, которая так и осталась навсегда в его памяти, он только и смог проговорить: — Вера?! Ты? — Володя! Не узнаешь? Я сильно изменилась? — Нет! Но все так неожиданно, я просто в шоке. Ты? И здесь? Так, значит, майор… — Да, Володя, мой муж майор Крамаренко, начальник штаба батальона, ну а я при нем. И дома и на службе. Но ты-то как к нам, в эту глушь? Командировка? — Нет, Вера. Назначен командиром первой роты. — Господи! Что же будет? — Подожди, Вера. — Не говори ничего, Володя! Я очень рада тебя видеть, если не сказать большего, но обо всем потом, хорошо? Не надо, чтобы посторонние узнали о том, что мы знакомы. — Хорошо! Как скажешь. Но знай, что и я счастлив тебя видеть. Счастлив, Вера. Не знаю, как и объяснить. — Ничего не объясняй, занимайся службой. Я сама найду и время, и место, где сможем обо всем поговорить. Иди! Да, медаль поправь, «За боевые заслуги»? Воевал уже, значит. — Воевал! — На войну и вернулся. Ну иди, иди, прошу тебя. Владимир зашел в приемную, откуда к командиру части, который принял доклад офицера. Началась обычная в таких случаях ознакомительная беседа. Командир пригласил на нее начальника штаба. Заместитель по воспитательной работе находился в командировке, и познакомиться с ним Бережному предстояло позже. Замы по снабжению и вооружению были заняты на данный момент. Крамаренко же вошел сразу после вызова: — Разрешите, товарищ подполковник! Он был подтянут, нарочито строг, немного высокомерен, серьезен. Точно такой, каким Владимир запомнил его по училищу. Он, увидев Владимира и узнав его, виду, однако, никакого не подал, а действовал строго по Уставу: — Товарищ подполковник, майор Крамаренко по вашему приказанию прибыл! — Позволь, Геннадий Семенович, представить тебе нового командира первой роты, капитана Бережного. — Мы знакомы, Дмитрий Михайлович! — Вот как? — удивился командир. — И давно? — Учились вместе. В одном училище. В одном батальоне. — Значит, однокурсники бывшие, однополчане, так сказать? Замечательно. Смотри, капитан, сокурсник твой уже в майорах ходит! Так что равняйся на него. Он у нас в части пример исполнения служебного долга. Строг в меру, но справедлив, за дисциплиной следит, всем бы так! О том, что у тебя вышло с замполитом в части, откуда тебя перевели, забудем. Начнем все с нуля, и в этом, я уверен, тебе поможет майор Крамаренко. Затем разговор перешел в стандартное русло, когда и за что награжден, женат или холост, ну и так далее. Закончилась беседа тем, что командир вызвал освободившегося к тому времени заместителя по материально-техническому обеспечению, приказав устроить вновь прибывшего офицера в общежитие. На пару с командиром второй роты, капитаном Сергеем Антоновым, который слыл в части заслуженным, одним из лучших боевых офицеров и в то же время отчаянным балагуром, разгильдяем, любителем «принять на грудь» будучи вне боевой обстановки. О его «шалостях» Бережной узнал в первый же день нахождения в батальоне. А вот лично познакомился вечером. Владимир находился в номере, раскладывал вещи и думал о Вере. Встреча с ней всколыхнула душу. Осознание того, что она теперь будет постоянно рядом, заставляло сердце учащенно биться, а с другой стороны, он понял, что она подразумевала под вопросом, который невольно у нее вырвался: «Что же будет?» Действительно, что же будет в будущем? Она замужем, но любит его, он любит ее, они скоро будут вместе, в этом Владимир не сомневался. Образуется любовный треугольник, который предстоит разрубить. И разрубить ему, Владимиру! Иначе он. Бережной, жить не сможет. Черт! Ну зачем занесла его нелегкая именно в эту дивизию, в этот батальон, в подчинение того человека, чью жену он любит? Почему судьба не распорядилась по-иному? Тут-то, прерывая сумбурные размышления Бережного, и появился после командировки его сосед и коллега, знаменитый в гарнизоне капитан Антонов. И появился он весьма своеобразным образом, что, как узнал Бережной позже, было характерно для него. Сначала в коридоре послышался громкий пьяный и веселый голос. Этот голос пел на всю общагу под Высоцкого: Одновременно раздавались неуверенные, но громкие шаги мужчины. А следом звонкий голос дежурной по общежитию: — Антон! Бард хренов! Перестань орать! Люди отдыхают, а ты… — Лида?! Веди себя скромнее, — отвечал пьяный голос. — Это мне вести себя скромнее? Ну ты даешь, Антон! Слушай. А не зря от тебя жена сбежала. С таким жить — одна мука! Шаги замерли почти у самой двери в комнату, но их обладатель оставался в коридоре, продолжая перепалку с неугомонной дежурной: — А вот это ты, Лида, зря! Никому не говорил, тебе одной скажу, почему от меня ушла жена. — И почему же? — Лена ушла от меня не оттого, что я алкаш, хотя и это обстоятельство, безусловно, сыграло свою роль, но незначительную. Нет! Не выдержала бедная женщина моих сексуальных потребностей и притязаний. Измотал я ее в постели, вот и не выдержала, сбежала, поняла? Но откуда тебе понять? У тебя с этим самым, наверное, одни напряги, только обратного толка. — Да пошел ты к черту! — Вот, пожалуйста! Это единственное, что ты можешь сказать? А если не можешь большего, то вообще молчи. По крайней мере, будешь хоть выглядеть умнее. Женщина, видимо, не нашлась что ответить; поэтому продолжал офицер: — А лучше, Лида, скажу я тебе одну вещь по секрету — заведи себе любовника. Тогда в тебе шарм появится, этакая загадочность, ведь ты станешь носительницей страшной и волнующей тайны. Что сразу скроет все твои недостатки, которые ты почему-то пытаешься выставить напоказ. — А в любовники тебя, что ли, записать? — Мысль неплохая и не лишена логики. Но это твое личное дело, хотя, если ты остановишь свой выбор на мне, слово офицера, обещаю подумать! — Да пошел ты! — Ну вот, опять! Обиделась? Зря! Я же только хорошего тебе желаю, как и всем меня окружающим людям. А постоянно посылать человека непонятно куда — это плохой тон, Лида, очень плохой! Я вот у тебя, как у близкого в перспективе, можно сказать, человека, хочу совета попросить. Даже не совета, а как бы выразиться точнее, направления, что ли? — Чего? Какого направления? — Слушай внимательно. Может, поймешь! Итак: — Чего? — спросила женщина, так ничего и не понявшая. — Как чего? Вот ты, Лида, и покажи моему сердцу путь к свету этих лампад! — Да пошел ты! — после некоторого раздумья повторила дежурная. — Эх, не будет от тебя толку, Лида. И в роли любовника на меня не рассчитывай. Это какой уже раз ты послала меня? Голос за дверью громко рассмеялся: — Не обижайся, Лида, это я все шутя. Нормальная ты баба, с обычными бабьими заскоками, так что не переживай, все нормально. Ну ладно, пойдем с соседом знакомиться! Дверь отворилась, и на пороге появился поджарый высокий капитан в расстегнутом на все пуговицы кителе, с усами, которые, в отличие от русых волос на голове, были у него рыжими. Он посмотрел на Бережного, прошел в комнату, присел на свою кровать. — Разрешите представиться? — спросил офицер. — Валяйте, — разрешил Владимир. — Алик де Лонский, собственной персоной! — А я в таком случае Мигель, испанский летчик, как-то сбитый под Гвадалахарой! — Ну наконец-то, — удовлетворенно подвел итог знакомству капитан, — первый раз за все время человека нормального подселили. Он встал, выглянул в дверь, позвал дежурную: — Лида! В ответ — молчание. — Лида! — еще громче крикнул он. — Ну чего тебе опять? — От лица службы и от себя лично объявляю всему вашему общаговскому шалману особую благодарность! — За что? — За то, что соседа нормального подселили, а то все «косяков» каких-то совали. Ты передай там поощрение по команде. Он вернулся в комнату, бросил на кровать сумку, из которой донесся характерный звон полной стеклянной тары. Протянул руку: — Сергей Антонов. Лучше и проще — Антон, командир второй роты нашего автобата. — Владимир. Бережной! Капитан, командир первой роты того же самого батальона. — Отлично! Водку пьешь? — Больше на хлеб мажу. — Понял! Закуска есть с собой? У меня — шаром покати! — Найдем кое-что. — Ну а у меня выжрать найдется, так что отметим, капитан, и встречу, и возвращение из очередной командировки. Меня и моих ребят! — Далеко ходили? — спросил Владимир, доставая из чемодана палку колбасы, пару копченых окорочков, хлеб. — Далеко ли, спрашиваешь? — Антон трезво посмотрел на Володю. — Нет, тут рядом. На войну. В «чехню», будь она неладна! — Понятно! — «БЗ» — медаль «За боевые заслуги» у тебя за Кавказ? — Нет! Тадж! — Таджикистан тоже не подарок, споемся! Тебе полный? — Как и себе! После выпитого разговор возобновился. Антон спросил: — А чего тебя сюда, за какие «заслуги»? — Конфликт с замполитом. — А! Это как обычно. Как в подразделении порядок, так хвалят и командира, и замполита, как какое ЧП, на каркалык одного командира, зам по воспитательной в стороне, как бы он и ни при чем. Знакомая картина! Здесь такая же мура. Только Варфоломеев, замполит, еще ничего, а вот начальник штаба «чушок» еще тот! Весь в службе. Фанат! Но если только сам бы, то и хрен с ним, так он весь личный состав замордовал своей дисциплиной. Для него, что в Уставе записано, то и в жизни должно быть. Но не может быть такого, ведь все знают, что не может. Один он уставщик! И был бы толк! Ходит, исподлобья на всех смотрит, так и подмывает жало ему обрубить. Его и прозвали в части «Хмурым», только забыли добавить «козел»! — Мы с ним в училище вместе учились, он был старшиной соседней роты. Крамаренко и тогда таким был. Одно слово — служака. — Так ты тоже девяносто третьего года выпуска? — спросил Антон. — Да! — И я того же года! Значит, в одно и то же время кашку-парашку хлебали? — Получается, что так. — Наливай! Выпили, Антон вернул тему разговора к Крамаренко. — И чего, в натуре, он за службу так держится? По мне, шла бы она на… Но, думаю, скорее всего" из-за жены. — Жены? — напрягся Володя. — Ага! Слухи тут по гарнизону о ней ходят, что рога Вера наша своему ненаглядному наставляет. Может, от того мужик и ушел с головой в службу? Кто запивает с горя, а он в службу? — И что, слухи имеют под собой основания? — Лично я с ней не спал, а за остальных ручаться не могу. Да от такого хмыря и загулять не грех. Но, знаешь, по-моему, все это пустая брехня! Просто баба собой видная, красивая, раскованная, вот зависть и порождает слухи. У нас ведь знаешь как… А вообще, пошло все к черту! Я спать! Там на похмелку осталось? — Бутылка! — Порядок! Спокойной ночи, братан, занавески так и падают. Антон, как был в кителе и ботинках, не разбирая постели, уткнулся в простыню, бросив на голову казенную подушку. А на душе у Бережного стало муторно. Его неприятно резанули слова Антона, относящиеся к Вере. Неужели правда, и она гуляет вовсю? Но, с другой стороны, Владимир знал такие закрытые гарнизоны, которые всегда полны слухов и сплетен. Может, и сейчас то, что он услышал о любимой женщине, лишь грязная ложь, взращенная на зависти? Володя глубоко вздохнул. Что же, время покажет, где правда, а где ложь, и расставит все по своим местам. |
||
|