"Девушка с амбициями" - читать интересную книгу автора (Веденская Татьяна)

Глава 6 Последний бой – он трудный самый

– Неужели все так и было? – в ужасе переспросила меня Дашка, когда я заливала себя водкой с валерианой и делилась с ней наболевшим.

– И даже хуже, – кивала я. – Просто кошмар. Самый прекрасный мужчина моей жизни исчезает из нее матерясь, а я только и делаю, что вбиваю гвозди в гроб наших возможных отношений.

– Если ты все равно проигрываешь это дело, то какой смысл лишаться еще и мужчины? – резонно спросила Марго. Она как всегда умеет найти самую изюминку. Мне казалось, что моя жизнь – сплошной сюрреализм. Почему же я должна только и делать, что терять, терять, терять…

– А ты точно его проиграешь? – озабоченно спросила Алина. Мы сидели в кафе неподалеку от посольства и зализывали мои раны.

– Скорее всего, – выдавила я из себя и заревела. Нет моих сил больше.

– А нельзя как-то договориться? Хватит сопли распускать, делай что-то! – призвала меня к бою Зайницкая.

– А что тут поделаешь? – подлила масла в огонь Марго. – Мужика не вернешь, потому что раз он уже от нашей мисс Стервы уже по мордам получил, то вряд ли захочет продолжения. А дело – есть дело. Даже если Ларке и удастся что-то там изменить, судья уже теперь просто обязательно оставит детей в покое и отца тоже.

– Почему? – всхлипнула я.

– Потому что от греха подальше. Если у вас такая война, то от вас аппеляций не оберешься.

– Типун тебе на язык. Что ты вечно всех пугаешь. Прямо конец света. Все еще будет хорошо!

– Ага, – издевательски подхватила Марго. – Он еще проиграет суд, а потом еще вернется и предложит ей быть его женой. Они будут жить счастливо и умрут в один день.

– Марго права! – рыдала я. – Все кончено. Хорошо не будет ничего! И все меня бросают. Даже эта скотина Пашка Мелков ни разу не поинтересовался, родила ли я его сына или нет.

– Прекрати, – гаркнула Дашка. – Ты ни в чем не виновата.

– Но от этого мне точно не легче, – добавила я и стала налегать на водку.

Через три дня суд возобновился, поскольку Машу в больнице держать не стали. Поставили диагноз «Невралгия на почве сильного стресса» и выбросили в кипящие волны реального мира. Мы снова начали с того, на чем остановились. Хотя в такой ситуации и три дня – хлеб. Я настолько дико злилась на Дементьева за его нечестную игру, что силы мои удесятерились. Сволочь – рассказывал мне о том, как я прекрасна и умна, а сам готовился размазать меня по стене.

– Истец, как вы себя чувствуете, – иронично поинтересовалась судья.

– Очень плохо, – прошептала Маша. Мы с ней вместе за час до суда изобразили на ее лице мертвенную бледность.

– Что так? Что говорят врачи? Вы поправитесь?

– Конечно! – вмешалась я, опасаясь, что Дементьев сейчас встанет и закричит, что истица не в состоянии воспитывать детей по здоровью.

– Что у вас есть по делу? – устало поинтересовалась судья.

– Встречная экспертиза, – внесла заявление я. Максим довольно зло проследил за моей рукой, но в его глазах, как и ожидалось, не было изумления. Конечно же, он этого ожидал, хотя и не был рад.

– Понятно, – оживилась судья. – У вас выходит, что письмо – его.

– Точно, – кивнула я.

– Тогда я, пожалуй, исключу это письмо из доказательной базы, – легко и без напряга закончила мысль судья. Максим не без удовлетворения кивнул мне. Я дернулась всем телом. Тоже мне адвокат дьявола.

– Продолжим. Что есть заявить у истца. Мадам Оливейра?

– Я могу только сказать, что не неся родительских обязанностей, не проявляя интереса к судьбе детей, ответчик имеет все права и пытается ими манипулировать, – продолжила читать заученную речевку Маша.

– Детьми? – не поняла судья.

– Правами. Определять место и условия проживания детей, условия их лечения, отдыха, а также иные обстоятельства их жизни. В интересах детей следует оградить их от возможных последствий обладания родительскими правами совершенно чужого им человека, которого они даже не узнали.

– Ответчик? – подняла бровь судья. Встал Дементьев.

– Ваша честь, мы полагаем, что нет необходимости лишать детей потенциального права иметь родного отца. А вопрос неузнавания я в прошлый раз комментировал. Мы готовы нести необходимые расходы, участвовать в воспитании детей, наладить с ними отношения. Ответчик сожалеет, что раньше не мог испытывать в полной мере счастья быть отцом и полностью готов восполнить все, что только будет в его силах.

– Истец? – словно мячиком на теннисном корте перебросила нам судья право говорить.

– Любовь к детям не возникает просто так и не может появиться только из-за судебного иска, – вмешалась я. – До того, как слушание началось, ответчик не проявил никаких признаков раскаяния. Он не приходил к детям, не пытался наладить с ними отношений. Не подарил ни одного подарка, ни разу не позвонил. Почему? Потому что дети сами по себе не внушают ответчику теплых чувств. Поэтому-то мы сразу были вынуждены передать дело в суд. Потому что имел место факт попытки использования родительских прав. Маша с супругом, господином Оливейра решили вывезти детей на отдых за границу. И именно в этот момент, когда впервые потребовалось согласие биологического отца, он выносит требование оставить детей в России. По-сути, препятствует реализации законных интересов детей. Так как отдых в Испании, в доме отчима, безусловно, полезен для детей и является благом.

– Вы хотите увезти детей навсегда, – встрял Максим.

– Из чего это следует? Разве мы где-то этот заявляли? Разве мы меняем детям гражданство или продаем в России недвижимость? Нет! Мы просто их растим, учим, любим, платим за них, лечим их. А вы только препятствуете их законному праву на отдых.

– Мы не препятствуем. Мы готовы дать согласие на их выезд, – возразил Максим. – Вот бумага.

– Спасибо, – вдруг с презрением прошипела Маша. – Не нужно от вас мне ничего!

– Сегодняшнее заседание как раз и призвано решить, во благо ли этим деткам то обстоятельство, что бывший МУЖ Марии Петровны имеет право решать, куда им ездить и куда не ездить. Или же человек, никак не способствующий здоровому росту и воспитанию детей, должен быть лишен права насильно вмешиваться в жизнь совершенно другой, новой семьи. Семьи, где есть любовь, деньги, желание их вкладывать в будущее и счастье этих детей.

– Вы закончили? – будничным тоном спросила судья. Ей петушиные бои адвокатов давно наскучили, ибо все мы знали, что не от них зависит исход дела.

– Да, ваша честь, – кивнула я.

– Тогда я объявляю пятиминутный перерыв, – с видимым облегчением сказала судья. Все встали и вышли из зала заседания. МУЖ с Максимом ушли вниз курить, мы сидели рядом. Ее трясло, как при ознобе.

– Ну какая сволочь. Возместит он! Скотина, – изливала она яд. Я терпела. Действительно, если судья решит, что ему можно дать шанс, мы будем иметь проигрыш там, где все сделано для выигрыша.

– Он может выиграть? – с надеждой уставилась она на меня.

– Понимаешь, Маша, – решила я ей немного рассказать о системе работы суда, чтобы занять эти пять минут, – наш суд устроен таким образом, что в целом весь этот цирк не имеет никакого значения. Не должен иметь.

– Почему? – не поняла она. – А зачем же мы там бодаемся?

– То, что сейчас происходит, называется «установленная законом процедура». Реально это все нужно только для того, чтобы сегодняшнее решение судьи не было оспорено на апелляции.

– А почему? – удивилась Маша.

– Потому что вопреки мнению обывателей на апелляции рассматривается не само дело, а только действия судьи.

– Как это?

– А так. Была ли соблюдена установленная форма ведения процесса, были ли рассмотрены в деле все предоставленные доказательства, были ли вызваны все необходимые третьи лица, типа представителей органов опеки. Само дело не пересматривается. Если судья действовал законно, его решение остается без изменения даже если оно не устраивает одну из сторон. Так что выиграть апелляцию гораздо сложнее.

– Дело будет пересмотрено, только если судья нарушил установленную процедуру? – подал вдруг голос кто-то с соседней скамейки. Я повернулась. Как я не люблю эти стихийные бесплатные консультации в проходах здания суда.

– Совершенно верно. Тогда решение будет либо частично изменено, либо дело будет пересматриваться. Но это редкость. Поэтому так и важны слушания в первой инстанции.

– Прошу пройти в зал, – снова раздался голос секретаря суда, и мы вернулись к нашим баранам.

– Что могут добавить представители органов опеки? – устало проговорила судья. Опекунша, которая до этого тихо сидела в углу зала и не отсвечивала, вышла вперед и неубедительно что-то замямлила про права обоих родителей, объективность и права детей. Вот он, единственный подходящий момент для нанесения удара. Даже не удара, а так, маленького пинка, который я изобрела, бегая с высунутым языком по муниципалитету, пока Маша отлеживалась в больнице.

– Ваша честь, позвольте? – поднялась со скамьи я. Судья посмотрела на меня с неудовольствием, а Дементьев с опаской.

– Что у вас?

– Показания сотрудника муниципалитета. Охранника.

– О чем? При чем тут охранник? – нахмурился Максим.

– Действительно! – пожала плечами судья.

– Ваша честь, его показания имеют самое прямое отношение к делу. Пожалуйста, – я вложила в голос всю свою профессиональную убежденность, хотя и той у меня было не много. Судья задумалась, но потом кивнула. В зал вошел мужчина лет сорока, которого я чудом нашла и уговорила явиться в суд за эти три дня. По правде говоря, он был моей последней надеждой. Я вышла вперед.

– Вы действительно работали охранником в муниципалитете и в начале февраля видели господина Дементьева и господина… (МУЖА) переговаривающимися около кабинета органов опеки?

– Да, – уверенно сказал он.

– Вы помните, какое было число?

– Нет, точно не помню. Но был приемный день в опеке. Я как раз распределял очередь. Вы еще спрашивали меня, в какой кабинет пройти.

– Да, я помню, – улыбнулась я. – Продолжим.

– Когда вы ушли, этот вот (он ткнул пальцем в МУЖА) и его адвокат вернулись.

– Вы поняли, зачем они вернулись?

– Они пошли снова к специалисту по делам несовершеннолетних, к ней, – охранник улыбнулся и кивком показал на опекуншу. Та вдруг покраснела как рак и пошла пятнами.

– Зачем.

– Не знаю. Думаю, что для того, чтобы договориться.

– Как вы смеете! – вскрикнула она.

– Да ладно, – тоном своего парня махнул на нее охранник. – Тебе-то чего? Мы ж здесь не дело о взятке рассматриваем, как я понимаю.

– Что вы хотите нам сообщить? Вы были свидетелем взятки? – ласково спросила судья.

– Нет, – замахал головой тот.

– Тогда что?

– Взятки я не видел, но я о ней слышал.

– Что именно, – заинтересовалась судья. Дементьев задергался, с него слетела его уверенность, как кожа с обгоревшего носа. Я замерла.

– Они вышли и этот (МУЖ) спросил того (адвоката): «Эта… сука точно не напортачит?» А адвокат засмеялся и сказал: «За такие бабки? Да она дело на суде вообще засунет подальше. Только заключение и покажет».

– Вы так все подробно запомнили? – удивилась судья.

– Обычно я не смотрю, что происходит, но в тот день… Вся эта орда очень долго и громко препиралась. Детки у них плакали. А до этого они в коридоре где-то полчаса или даже больше торчали, я им байки рассказывал. В общем, запомнил. С ними еще другие женщины были.

– Мои подруги, Зайницкая и…

– Неважно, оставьте. Что вы еще запомнили? – переключила нас судья на охранника.

– Да и все. Просто про то, что она за такие деньги себе это дело засунет в…

– Это мы уже поняли. Что вы можете возразить? – судья повернулась к дрожащей от ужаса опекунше.

– Это… Это клевета, – выкрикнула то, но голос у нее сорвался на петушиный крик.

– Как не стыдно! Передайте мне дело, – железным тоном отрезала судья.

– Все? – запищала опекунша.

– Да, все материалы дела – отрезала та. Десять минут в полной тишине судья читала материалы дела опекунши, а я дрожала от страха. Честно говоря, чиновники всегда прикрывают друг друга, поэтому прямой наезд на опекуншу меня пугал, а не радовал. Но больше я ничего не смогла придумать. Тем более, когда я услышала от охранника, ЧТО ИМЕННО он помнит, я чуть не упала. Я увидела в этом промысел божий. И хотя это никак не могло помочь вернуть мне Максима, зато могло помочь победить Дементьева.

– Как же вы могли по таким бумагам дать такое заключение? Здесь и документы из садов, школ, показания соседей, врача, даже друзей МУЖА. Все ведь подтверждают, что он никогда не стремился и на миллиметр быть отцом.

– Я, ваша честь, полагала, что нельзя лишать детей родного отца, – вяло и деморализовано отбивалась опекунша.

– В самом деле? – пристально смотрела на нее судья. Я боялась дышать. – Я исключаю из дела заключение опеки, а остальные заявления и показания как раз оставлю. И кстати, что по существу дела может добавить приемный отец?

Пристав вызвал Родриго. Тот вошел, опасливо огляделся вокруг, пытаясь определить вектор происходящего. Затем подтвердил свою любовь к Маше, Даше, Саше и ко всем им вместе, а также свою готовность тратить на них свои иностранные деньги. Я смотрела на него в умилении и думала, что если Богу будет угодно оставить этих детей их родному отцу, то это не иначе как карма и наказание за предыдущие грехи всех их предков.

– Все ясно. Суд выслушал все заявленное по делу и удаляется для вынесения решения. – Судья встала и легко пошла в дальний кабинет. Я так и видела, как она там посидела минут десять, читая какой-нибудь любовный роман Джудит Макнот, потом встала, посмотрела на себя в зеркальце, пошевелила губами, размяла ротовую полость, состроила строгость на своем веселом деревенском лице хохотушки и вышла к нам.

– Встать, суд идет, – грозно начала она зачитывать длинный монолог пояснительной части решения суда. – Слушалось дело такое-то, были приведены следующие доказательства. Были заслушаны такие-то свидетельства. Выяснилось следующее: на основании статьи номер такой-то нарушены права детей. Родительские права используются без фактических обстоятельств, указывающих на правомерность их использования. Родительские обязательства не выполняются. Отцом фактически является другой человек. В интересах детей суд постановляет лишить… Обязать… Иск удовлетворить…

– Спасибо, – бурно закивала головой Маша. В ее глазах стояли слезы. Слезы радости. В моих тоже было мокро, но я дергалась не поэтому. Я смотрела на Максима и пыталась понять, как он себя чувствует. Не слишком ли все прошло унизительно для его профессионального самоуважения.

– Как же можно лишить детей отца?! – возмущенно завопил МУЖ. Он попытался подойти к судье, но она так на него посмотрела, что он тут же замер, словно бы уперся в невидимую стену.

– Дело закрыто. Вы можете его оспорить в течение семи дней. Затем решение вступит в свою законную силу, – сказала как отрезала она и вышла из зала заседания.

– Вы же мне обещали, – решил наехать на Максима МУЖ. – И что теперь? Плакали мои денежки?

– Я этого так не оставлю, – бурно отреагировал Максим. Я видела, что его пальцы нервно щелкают замком портфеля. Он в бешенстве оглядывался на меня. Я заставила себя отвернуться и встать. Мы с Машей вышли из здания и пошли к машинам. Родриго уже ждал ее около красивого дорогущего джипа и улыбался. Его женщина досталась ему одному, а в качестве бонуса к ней приложили еще и двух чудных здоровых ребятишек, которые будут выбегать ему навстречу с криками «Папа, что ты нам купил», как в свое время он выбегал на встречу своему отцу. Красивая Маша родит ему еще детей. Нет, он определенно не зря терпел все эти ужасы. Теперь в его руках главный приз.

– Что теперь? – оторвала меня от моих мыслей Маша.

– Подождем семь дней. Потом я попробую заплатить секретарю, чтобы она побыстрее выдала решение суда на руки. И все!

– Нам его показать на границе?

– Да. А можно еще немного задержаться и в ЗАГСЕ поменять детям свидетельства о рождении. Пусть они там будут Оливейра, как и ты. И там уже не будет значиться отца.

– Правда? – захлопала в ладоши она и от избытка чувств расцеловала меня в обе щеки. – Что бы я без тебя делала?

– Нашла бы другого адвоката, – отмахнулась я и посмотрела, как она целует своего Родриго и садится в джип. Вот, наконец, я осталась одна около здания суда. Все уехали. Мне стало грустно, потому что было непонятно, что же мне лично делать дальше. Снова возвращаться к своей безрадостной жизни в посольстве. Снова бояться увольнения и обходить Шарова десятой дорогой?