"Повести" - читать интересную книгу автора (Тендряков Владимир Федорович)6Юлечка Студёнцева выпила за Наткино счастье, и Натка не возразила, не фыркнула в ответ – приняла. А раз так, то стоит ли расстраиваться, что она, Натка, не поддержала его, Генки, тост. Просто, как всегда, показывает норов, дурит. Пусть себе… И Генка освобожденно оглянулся. Перед ним стояли товарищи. Все они родились в одни год, в один день пришли в школу, из семнадцати прожитых лет десять знают друг друга – вечность! И Генка вспомнил щуплого мальчишку – большая ученическая фуражка, налезающая на острый нос, короткие штанишки, тонкие ноги с исцарапанными коленями. Это Игорь Проухов, начавший теперь уже обрастать бородой. Помнит, и хорошо, Сократа Онучина: мелкий вьюн, пискляв, шумел, совался постоянно под руку, а в драках кусался. И Юлечку помнит, она, кажется, и не изменилась, даже подросла не очень – была серьезная, такой и осталась. А вот Натку, как ни странно, в те давние времена, в первый год учебы, Генка совсем не помнит. Веру Жерих тоже… Трудно поверить, что Натка долгое время могла не замечаться. Перед Генкой стояли его товарищи, и только теперь он остро почувствовал, что скоро придется расставаться, иные люди войдут в его жизнь, иной станет сама жизнь. Какой?… Кто знает эту тайну тайн? Сжимается сердце, но нет, не от страха. Генка привык, что все кругом его самого побаивались и уважали. Тайна тайн – в неизвестном-то и прячутся неведомые удачи. Странно, что Юлька Студёнцева – тоже ведь удачлива! – сегодня какая-то перекручен-ная. В попутчики вдруг навязывалась… Генка был благодарен Юлечке и жалел ее. – Это хорошо же, хорошо! – заговорил он с силой. – Тысячи дорог! На какую-то все равно попадешь, промашки быть не может. Ни у тебя, Юлька, ни у меня, ни у Натки… Вот Игорю труднее – одну дорогу выбрал. Тут и промахнуться можно. – Старичок! Без риска нет успеха! – отбил Игорь. Юлечка с горячностью возразила: – Даже если Игорь и промахнется… Тогда у него будет, как у нас, те же тысячи без одной дороги. Счастливый, как все. Он что-то не хочет такого счастья, и я не хочу! Хочу тоже рисковать! – Человек – забыли, фратеры, – создан для счастья, как птица для полета! – провозгласил важно Сократ. – Лети себе куда несет. – Он забренчал: – Эх, по морям, морям, морям! Нынче здесь, а завтра – там… Вот так-то! – Птица-то и против ветра летает, – напомнил Игорь. – А ты не птица, ты пушинка от одуванчика. – Пушинки-то с семечком. Куда ни упадем – корни пустим…– Генка с хрустом потянулся. – И вы-рас-тем! – На камни может семечко упасть, – напомнила Юлечка. Натка молчала, как обычно, с невозмутимостью, застыв в отдыхающей позе – вся тяжесть литого тела покоится на одной ноге, рука брошена на бедро. Она лениво пошевелилась, лениво произнесла: – Летать. Мыкаться. Лучше ждать. Вера вздохнула: – Тебе, Наточка, долго ждать не придется. Ты, как светлый фонарь, издалека видна, к тебе счастье само прилетит. – Какие мы все разные! – удивилась Юлечка. Сократ неожиданно с силой ударил по струнам, заголосил: – За что вы Ваньку-то Морозова? Ведь он ни в чем не виноват!… Праздник у нас или панихида, фратеры? – И то и другое, – ответил Игорь. – Погребаем прошлое. Вера Жерих снова шумно вздохнула: – Скоро разлетимся. Знали друг друга до донышка, сроднились – и вдруг… – А до донышка ли мы знали друг друга? – усомнился Игорь. – Ты что? – удивилась Вера. – Десять лет вместе – и не до донышка. – Ты все знаешь, что я о тебе думаю? – Неужели плохое? Обо мне? Ты что? – А тебе не случалось обо мне плохо подумать?… Десять же лет вместе. – Не случалось. Я ни о ком плохо… – Завидую твоей святости, мадонна. Генка, ты мне друг, – я всегда был хорош для тебя? Генка на секунду задумался: – Не всегда. – То-то и оно. В минуты жизни трудные чего не случается. – В минуты трудные… А они были у нас? – Верно! Даже трудных минут не было, а мысли бывали всякие. Юлечка встрепетнулась: – Ребята! Девочки!… Я очень, очень хочу знать… Я чувствовала, что вы все меня… Да, не любили в классе… Говорите прямо, прошу. И не надо жалеть и не стесняйтесь. Глаза просящие, руки нервно мнут подол платья. Генка сказал: – А что, друзья мы или нет? Давайте расстанемся, чтоб ничего не было скрытого. – Не выйдет, – заявил Игорь. – Не выйдет, не додружили до откровенности? – А если откровенность не понравится?… – Ну, тогда грош цена нашей дружбе. – Я, может, не захочу говорить, что думаю. Например, о тебе, – бросила Генке Натка. – Что же, неволить нельзя. – Кто не захочет говорить, тот должен встать и уйти! – объявила Юлечка. – Об ушедших говорить не станем. Только в лицо! – предупредил Генка. – А мне лично до лампочки, капайте на меня, умывайте, только на зуб не пробуйте. – Сократ Онучин провел пятерней по струнам. – Пи-ре-жи-ву! – Мне не до лампочки! – резко бросила Юлечка. – Мне, пожалуй, тоже, – признался Игорь. – И мне…– произнесла тихо Вера. – А я переживу и прощу, если скажете обо мне плохое, – сообщил Генка. – Прощать придется всем. – Я остаюсь, – решила Натка. – Будешь говорить все до донышка и открытым текстом. – Не учи меня, Геночка, как жить. – С кого начнем? Кого первого на суд? – С меня! – с вызовом предложила Юлечка. – Давайте с Веры. Ты, Верка, паинька, с тебя легче взять разгон, – посоветовал Игорь. – Ой, я боюсь первой! – Можно с меня, – вызвался Генка. – Фратеры! – завопил плачуще Сократ. – Мы же собрание открываем. Надоели и в школе собрания! Эх, дайте собакам мяса, Авось они подерутся! Дайте похмельным кваса, Авось они перебьются! – Заткнись!… Ничего не таить, ребята! Всем нараспашку! – Собрание же, фратеры, с персональными делами! Это надолго! Вся ночь без веселья! Генка встал перед скамьей: – Господа присяжные заседатели, прошу занять свои места! Генка нисколько не сомневался в себе – в школе его все любили, перед друзьями он свят и чист, пусть Натка услышит, что о нем думают. |
||
|