"Повести" - читать интересную книгу автора (Тендряков Владимир Федорович)12Натка, неприступно-прямая на скамейке, глядела мимо Генки влажными глазами. – Гена-а…– с ленивенькой растяжечкой, нутряным, обволакивающим голосом. – Что тут только не наговорили про тебя, бедненький! Даже пугали – нож в спину можешь. Вот как! Не верь никому – ты очень чистый, Гена, насквозь, до стерильности. Варился в прокипяченной семейной водичке, куда боялись положить даже щепоточку соли. Нож в спину – где уж. – Нат-ка! Не издевайся, прошу. – А я серьезно, Геночка, серьезно. Никто тебя не знает, все видят тебя снаружи, а внутрь не залезают. Удивляются тебе: любого мужика через голову бросить можешь – страшен, берегись, в землю вобьешь. И не понимают, что ты паинька, сладенькое любишь, но мамы боишься, без спросу в сахарницу не залезешь. – О чем ты, Натка? – О тебе, только о тебе. Ни о чем больше. Целый год ты меня каждый вечер до дому провожал, но даже поцеловать не осмелился. И на такого паиньку наговаривают – нож в спину! Защитить хочу. – Нат-ка! Зачем так?…– Генка прятал глаза, говорил хрипло, в землю. – Не веришь мне, что защищаю? – Издеваешься… Они – пусть что хотят, а тебя прошу… – Они – пусть?! – У Натки остерегающе мерцали под ресницами влажные глаза. – Я – не смей?… А может, мне обидно за тебя, Генка, – обливают растворчиком, а ты утираешься. И потому еще обидно, что сами-то обмирают перед тобой: такой-рассякой, черствый, себялюбец негрею-щий, а шею подставить готовы – накинь веревочку, веди Москву завоевывать. – Злая ты, Натка, – без возмущения произнесла Юлечка. – А ты?…– обернулась к ней Натка. – Ты добрей меня? Ты можешь травить медвежонка, а мне нельзя? – Травить?! Нат-ка! Зачем?! Натка сидела перед Генкой прямая, под чеканными бровями темные увлажненные глаза. – Затем, что стоишь того, – жестким голосом. – И так тебя и эдак пихают, а ты песочек уминаешь перед скамеечкой. Чего тогда с тобой и церемониться. Трусоват был Ваня бедный… Зато чистенький-чистенький, без щепоточки соли. Одно остается – подержать во рту да выплюнуть. Натка отвернулась. В листве молодых лип равнодушно горели матовые фонари. На поросший неопрятной травою рваный край обрывистого берега напирала упругая ночь, кой-где проколотая шевелящимися звездами. Ночь все так же пахла влагой и травами. И лежал внизу город – россыпь огней, тающих в мутном мареве. Искрящаяся галактика, окутанная житейский шумом: кто-то смеялся среди огней, где-то надрывно кричала радиола, тарахтел мотоцикл. – Жалкий ты, Генка, – безжалостно сказала Натка в сторону. И Генка дернул головой, точно его ударили в лицо. – Н-ну, Натка!… Ну-у!…– из горла хриплое. |
||
|