"Утро после «Happy End»" - читать интересную книгу автора (Веденская Татьяна)

Часть вторая Согласно закону кармы

Глава 1 О том, как хорошо иметь своих людей на местах

Если бы я могла выбирать, я добавила бы в свою жизнь немного Тарантино. Все то же самое, но только поэтично, круто, в рифму. В его мире люди даже морды друг другу бьют в рифму, не говоря уж о простых естественных вещах. Таких, как секс, любовь к детям, и черничные пироги. Один сплошной праздник, даже когда кругом горы трупов. Потому что несравненная Ума Турман делает это так, словно песню поет. Нет ей соперников, нет ей преград. Монолитная армия перед ней словно спелая пшеница под косой. Дружно ложится под ноги и сама увязывается в снопы. Вот бы мне так! Вообще, если я на кого бы и хотела быть похожей, так это на Уму. А что, у меня тоже светлые волосы. Мне саблю какого-нибудь правильного японца, уж я бы оторвалась.

– За убийство у нас дают… – остерегла меня Дудикова, – много-много и без свиданий.

– С саблей это было бы не убийство!

– А что? – засмеялась она.

– Ритуал! Обряд! Жертвоприношение!

Мы с ней сидели у меня на работе, отмечая прошедшие новогодние праздники. НН отсутствовал, но любезно позволил нам не скучать в трясине домашней лени и объявил третье число датой ИКС для выхода на работу. Хотя все нормальные турагентства честно залегли на дно до десятого, чтобы пропить и прогулять все те невероятные доходы, которые нарисовались у них в кармане в результате праздничной миграции человечества в хаотических направлениях.

– За жертвоприношения положены те же статьи, что и за убийство, – лениво разглагольствовала полусонная Динка, вольготно развалившаяся на нашем офисном диване.

– Хорошо, что ты приехала, – порадовалась я.

Потому что перспектива трудиться вдвоем с Аллочкой третьего января меня оставила бы глубоко подавленной. А так расчет оказался верным. Наш совместный офисный сейшн ничему не противоречил. Мы втроем накрыли поляну, разлили по бокалам красное вино, разлеглись по кожаным креслам и принялись отмечать Новый год по-нашему, по-девичьи. Сначала мы обсосали все кости своим мужикам. То есть сначала мы еще раз подробно обсудили всю глубину глубин Дениса, который как ни в чем не бывало расхаживал по Динкиной баснословно дорогой поликлинике, улыбался, зыркал синими глазами на медсестер и уходил в себя, когда моя подруга передавала ему от меня привет. А делала она это регулярно. Исключительно для собственного удовольствия, потому что я ее, естественно, об этом не просила.

– Я ему сказала, чтобы он на новогодний алко-сейшн обязательно привел жену.

– Да ты что?! – охнула я. – И что, привел?

– Я ему прямо при директоре сказала. Мол, дорогой коллега, что же вы отлыниваете от коллективного праздника? Приходите-ка на пьянку всей семьей, по-свойски. Не лишайте супругу халявы, – дурачилась пьяная уже третьи сутки Динка.

– И что? Как она?

– Не привел. Да я и не надеялась. Наверняка какая-нибудь забитая мышка. Слушай, а может, написать ей письмо? – оживилась Дудикова.

Все-таки заняться нам было нечем, телефоны, по которым (по версии НН) должны были звонить запоздалые отдыхающие, логично молчали.

– Какое письмо? – кивнула Аллочка. – Я могу любой документ составить. У меня определенный литературный талант.

– У тебя есть определенный талант сороки. Все на хвосте разносить, – отмахнулась я. – На хрена ей наше письмо?

– Ра-зо-бла-чи-тель-но-е, – с трудом выговорила Дудикова.

– И что написать? Подскажите, бьет ли вас супруг? Мы думаем, что да, но нам любопытно узнать правильный ответ? – ерничала я.

– Да ну тебя. Все опошлишь! Тогда рассказывай о Косте, – велела мне Динка тоном барыни. Алла одобрительно кивнула.

– О Косте? – задумалась я.

Про мужа я ничего интригующе-негативного рассказать не могла. Кроме того, что Новый год, принеся вместе с собой новые надежды, многое изменил в моем отношении к нему. Когда я на последнем издыхании порвала с Денисом, персона «законного мужа» вдруг заиграла в моих глазах в совершенно ином свете. Возможно, в этом была виновата моя нечистая совесть, а возможно, Костик действительно стал немного другим.

– Он разговаривает. Он говорит со мной по вечерам. Мы с ним ходили и выбирали банк, чтобы к лету взять ипотеку. Он держит меня за руку, говорит, что счастлив, когда я рядом. Что это значит? – растерянно спросила я.

Динка состроила гримасу всезнайки:

– Измены оздоровляют брак! Я даже об этом читала. Он понял, что может тебя потерять, и теперь стремится удержать рядом.

– Может, и так, – задумчиво кивнула я и допила вино. – Только меня все это так радует!

– Наслаждайся, – милостиво разрешила мне Динка.

– Знаешь, я вчера готовила для него курицу по-царски, – открыла я все карты.

– Да что ты! – присвистнула подруга. – Ну, тогда дело плохо. Что, снова любовь?

– Похоже, – улыбнулась я.

Все праздники мы с Костей валялись в кровати и целовались. Он, конечно, умничал и рассказывал мне о своих клиентах, о бесконечных таможенных загадках, которые приходится разгадывать таможенным брокерам.

Обычно таможенники за небольшое вознаграждение продают им правильные ответы на вопросы: «А вы уверены, что эти прекрасные новенькие коробки с надписью Intel Inside действительно доверху набиты б/у запчастями, предназначенными на лом?»

Но я так любила смотреть, как Костя говорит, следить, как он шевелит губами, а его ладони рефлекторно сжимают мои плечи, что он мог бы мне даже просто читать вслух таможенную декларацию. Я бы слушала с удовольствием. После Денисовых синих глаз мне нравилось, что Костя нудный. Мне нравилось, что он аккуратно ест приготовленную мной курицу по-царски – ножичком и вилочкой. А ведь курица по-царски, это вам не хухры-мухры. Это блюдо требует четырех часов готовки и двадцати ингредиентов, включая тимьян, мед, королевские креветки и средиземноморский орех.

– Значит, все-таки Костя – ПП, – уточнила Аллочка.

– Ну, не ПП, – покачала я головой. – Но очень близко.

– Может, погадаем? – предложила любезная Аллочка.

– Конечно! – одобрительно закивали мы.

Гадание – самый действенный способ отвлечься от насущных проблем. Мы переключились на будущее, пытаясь разобраться в предстоящем сразу на год вперед. Аллочка разбросала карты Таро на полу, и мы ползали между рядами, разгадывая кроссворд нашего бытия. Что ни говори, а это бесконечно увлекательный процесс.

Сначала гадали Динке. Динку, как всегда, интересовало ее материальное благополучие. Главным вопросом было – сможет ли она в наступившем году заделаться олигархом.

– Над твоей дамой выпал лис на цепи. Остерегайся дурных советов.

– Дурных советов? – удивлялась Динка. – Да я вообще не слушаю советов!

– Ничего не знаю. Видишь, крысы?

– Ну, – морщила лоб подружка.

– Это к потере денег или к непредвиденным расходам.

– Нормально. Не хочу, – широким жестом Динка оттолкнула столь нелицеприятную карту с крысами. – А что там еще? Или ты мне одних гадостей нагадаешь?

– Еще? – Аллочка снова на коленках поползла над карточным узором. – Вот неожиданная встреча. Поездка. А вот поддержка Вселенной. Тебе надо больше внимания уделять своей душе. И тогда ты найдешь новый ресурс. Откроешь новый источник жизненной силы.

– О, это я люблю! – радостно захлопала в ладоши Дудикова. – Источник силы – это хорошо. Слушай, а у тебя в роду цыган не было?

– А что? – зарделась от удовольствия Алла.

Я подползла к колоде.

– Я бы попросила пока не переходить к комплиментам и лобзаниям. Будьте так любезны, обслужите всю очередь!

– И тебе бесплатного пропуска в будущее? – поддела меня Динуля.

Ей-то что, она уже поняла, что надо держать душу открытой, а кошелек закрытым. Теперь можно и постебаться.

– Мне на любовь, – попросила я. – На любовь погадай.

– Не проблема. – Аллочка с готовностью принялась тасовать колоду. Нетвердыми руками она освободила место на столе, потому что ползать на карачках ей надоело. Потом дала мне снять колоду.

– Ну, и кто здесь нецелованный? – хохотнула Дудикова, глядя, как моя судьба летит на стол.

Одна за одной карты ложились в неведомое кружево намеков, которые интересно читать, но по которым невозможно ничего понять с исчерпывающей ясностью. Как избежать того, отчего так хочется уйти? И как приманить то, что нам не суждено получить?

– Ну? – нетерпеливо спросила я, потому что Алла задумчиво терла лоб и молчала дольше, чем я была готова сдерживать свое нетерпение. Я, конечно, хотела услышать, что у меня с Костей будет не просто все хорошо, а ослепительно хорошо. Что мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день, как я и планировала, выходя за него замуж.

– Ну, в принципе все неплохо, – успокоила меня Алла.

– Да? – не поверила я. – А чего ты тогда молчала.

– Думала. Вот, смотри. Это ты. – Она ткнула в универсальную на все случаи жизни пиковую даму.

– Она же блондинка? – удивилась Динка.

– В нашем гадании это неважно. Здесь женщина – пиковая дама. А остальные три дамы ложатся в зависимости от расклада. Важно, где легла пиковая.

– И где Полька у нас легла? – заинтересовалась моя дружественная кобра.

– Вот, видишь гроб? – спросила Алла.

– Гроб? Я что, умру? – испугалась я. Ничего себе «все неплохо».

– Такого ни одно гадание не предскажет, – замахала Аллочка. – В контексте гадания гроб рядом с тобой означает, что скоро что-то закончится, а начнется что-то абсолютно, совершенно новое.

– И что? Что закончится? – задрожала я. Мне вдруг пришла в голову ужасная мысль. Такая плохая, что на глаза навернулись слезы.

– Ты что?

– Вдруг это про Костика? – выдала я сомнения. – Вдруг мы с ним разведемся?

– Да с чего? – удивилась Дина. – У вас такой ажур.

– Вдруг он узнает про Дениса? – сопротивлялась я.

– И что? Ты с ним уже давно рассталась, – упиралась Динка. Она была неисправимой любительницей хороших финалов. За это она мне и нравилась. За то, что даже если бы вокруг нас начали падать бомбы, рушиться дома и умирать люди, Динка бы нашла тысячи причин, почему именно с нами ничего плохого не случится.

– Мало ли кто скажет… – уперлась я. – Например, ты.

– Я-то не скажу. Но если тебя это так волнует, можешь дать мне взятку, – великодушно предложила подруга.

– Я тебе тумаков дам, – обиделась я. – Ну а что тогда?

– Не знаю, – вклинилась Алла. – Но перемены будут глобальными.

– Ладно. Хрен с ним. А что еще? – заглянула я через ее плечо на карточный расклад.

– Еще? Ну, тебя ждет какая-то радостная весть. Ее принесет женщина.

– Какая? – перегнулась через спинку дивана Динка. – Где?

– Вот. По линии сердца. Видишь конверт? И червонную даму? – поясняла Алла. Я внезапно почувствовала усталость. Мне вдруг перехотелось заглядывать в будущее. Мне больше хотелось уснуть. И у меня кружилась голова. Наверное, от выпитого. Я встала с кресла и, пошатываясь, побрела в туалет. Вдогонку мне неслись обрывки фраз. «Будут хлопоты…», «разрушенная башня – плохо…», «может, пронесет. Но больно близко к даме…».

– Хватит меня пугать, мне и так плохо, – крикнула я им и захлопнула дверь.

Хорошенькое дело, погадали на праздничках. А мне теперь ломай голову, что они имели в виду. Самое противное, это когда ты знаешь, что тебя ждет какая-нибудь яма, пытаешься ее предугадать, обойти, страхуешься. Даже вообще не выходишь из дома, чтобы не провалиться. А потом оказывается, что яма была вообще где-то в районе ванной комнаты. Ты в нее благополучно падаешь (уж не знаю как), а потом, немного придя в себя, говоришь, что вот, мол, это и была она, предсказанная яма. Вообще занимательно, что гадания зачастую и делаются ради того, чтобы потом сказать – а ведь все так и случилось! Ну, надо же! Потому что никому и никогда не удалось подстелить себе соломки путем гадания. Скорее наоборот.

После того, что мне поведала Аллочка, я стала ждать, что называется, плохого. Я стала хуже спать. Ворочалась, перебирая в голове варианты различных разрушенных башен, которые могут на меня грохнуться. Я мучила Динку, требуя вариантов и от нее. Мы перебрали многое, включая и потерю работы. Чем не разрушенная башня?

– Вдруг ты напьешься и пьяная набьешь морду важному клиенту?! – предположила Динка, когда я тихо трепалась с ней по телефону, приходя в себя после нашей скромной рабочей посиделки.

– Я? Морду? – ахнула я.

Потом попыталась представить себе этот нонсенс воочию. Как я, обычно такая мирная, сижу, выслушиваю бредни клиента (предположим, толстого одышливого, чем-то похожего на бигмак мужика). Он визгливо шепелявит, что в олл инклюзив обязаны включать двадцатилетний коньяк, а пиво – вовсе и не алкогольный напиток, так что его должны продавать на улицах. Я пытаюсь включить «глухаря», но он повышает тон и переходит к заключительному: «Раз вы не предусмотрели, что в Египте зимой ветра и нельзя купаться, то обязаны вернуть мне все деньги». И тут я встаю, любезно улыбаюсь, разворачиваюсь и с лету залупляю ему в глаз кулаком.

– Хотя это больше похоже на Дениса, – с сожалением согласилась Динка. – Но разве я не права, что после такого тебя бы точно уволили?

– А может, НН разорится? – с некоторой затаенной надеждой предлагает вариант Аллочка. Интересно, что хотя все мы в офисе зависим от НН (на то он и НН), все же мы были бы рады, если бы он разорился.

– Или приведет на твое место любовницу! – хлопнула себя по лбу (по крайней мере, мне так показалось) Динка.

– Может, нас выгонят из этой квартиры? – теоретизировала я.

Те, кому приходилось жить на съемных квартирах, прекрасно меня поймут. Переезд – это всегда своего рода разрушенная башня и полное разрушение старого. А для человека, которому приходится переживать этот кошмар с той или иной периодичностью, переезд напоминает маленький дефолт. Страшно подумать, надо собрать все вещи, сувениры, подарки, посуду, любимый торшер, не забыть собаку, нанять грузовик, проследить, чтобы грузчики не сперли чего-то, от потери чего уже нельзя будет прийти в себя. Потом надо некоторое время жить среди коробок, не имея ни малейшего представления, где у вас зубные щетки, дезодорант, постельное белье и красный костюм. Но самое сложное – это объяснить предыдущей хозяйке, что сталось с ее ремонтом и почему мы не должны и не будем оплачивать пеню за сгрызенные плинтусы, разодранные около туалета обои, поцарапанный пол (потому что мы переставляли шкаф). Я лично не встречала ни одной хозяйки квартиры, которая не провожала бы меня причитаниями.

«Ай, люди добрые, что ж это делается! У меня ж тут был евроремонт! Гобелены! Рубенс в оригинале! Все же пропало! Все, что нажито непосильным трудом», – стонут эти ушлые дамы. В первые разы, учитывая мой тогдашний возраст и неопытность, им действительно удавалось вытрясти из меня на прощанье энную сумму «за ущерб». Но потом Костя мне объяснил, что евроремонт – это нечто иное. А оплачивать обои, которые рвали еще задолго до нас, просто глупо и незаконно.

– Ты только не лезь, и все будет нормально, – с некоторых пор стал говорить он. Уж не знаю, что он делал с хозяйками, но все они стали вежливо прощаться со мной, сетуя, что волею судеб нам надо расстаться.

– И что? – оборвала меня Дудикова. – Если гроб и башня – это про переезд, я настоятельно рекомендую тебе смириться и собирать манатки.

– Почему? – опешила я.

– Потому что это наименьшее из зол. И тогда нечего гневить бога. Переедешь, и все успокоится.

– В принципе да, – согласилась я.

На этом мы и порешили. Что скоро переезд. Я даже сообщила об этом Косте, после чего он нахмурился, потер лоб и спросил.

– Еще раз объясни, почему мы должны переехать?

– Потому что мы гадали, и там вышла разрушенная башня и гроб, – настороженно поясняла я.

Костя с жалостью оглядел меня с ног до головы:

– Малыш, а может, еще поживем? Мне что-то не очень хочется менять адрес. Давай, вы с Диной теперь погадаете на кофейной гуще. И все исправите, – противным гнусавым тоном закончил он. И расхохотался.

– Смеешься? – обиделась я. – Вот так всегда! Ты не уважаешь мои знания. Не веришь в интуицию. А вот когда гром грянет, я буду смеяться последней.

– Твоей Аллочке надо на вокзалах работать! – продолжил веселиться супруг. – Не понимаю, что она делает в вашей скучной организации. Она бы стала миллионершей, предсказывая переезды!

– Это не она! – пыталась отбиться я. Впрочем, за четыре года я успела убедиться, что с Костей спорить бессмысленно.

– Нет?! А кто? Динка твоя? Ну, ей-то уж точно пойдет цветастый платок. И куча детей за спиной.

– Отстань! – не выдержала я и расплакалась.

Мне вдруг стало так обидно и грустно, что слезы полились просто рекой. Я плакала-плакала, потом даже местами выла, а Костик сначала попытался призвать меня к совести и гражданскому самосознанию (разве так может себя вести взрослая женщина), а потом испугался и принялся отпаивать меня водой из-под крана.

– Ну, что ты. Ну, успокойся. Я же пошутил! Все будет хорошо, – качал он меня в своих объятиях. А я теребила себя, думая, что вот я тут пытаюсь избежать какой-то страшной катастрофы, а никому нет до этого дела, никто меня не лю-у-у-у-бит.

– Да что с тобой такое? – разозлился Костя, когда я пошла на второй круг рева. – Может, тебя облить ледяной водой?

– Обидеть художника может каждый! – насупилась я. Но на всякий случай поутихла. Зачем завинчивать гайки? С Кости станется. Обольет, а потом еще скажет, что это было для моего блага.

– Ну, вот и славно. Пойдем-ка, я положу тебя спать, – деловито отряхнул руки мой благоверный и оттащил меня с кухни на кровать, где, немного постояв в нерешительности, надумал ко мне присоединиться.

После чего мне временно стало все равно, какая такая катастрофа поджидает меня за углом и куда мне придется из-за этого переезжать. Потому что с тех пор, как я перестала «задерживаться» на работе, несколько раз в неделю по вечерам «ездить к Динке» и выскакивать из дому каждый раз, когда на моем мобильнике высвечивалось «Денис», наши отношения с Костей стали гораздо теплей. Уж не знаю, с чем это связано. Возможно, с тем, что момент примирения совпал с Новым годом, придав особую праздничность нашим постельно-домашним выходным. А может, и Динка права, говоря, что Костя вдруг понял, почувствовал, что я снова полностью его. И ничья больше. А может, просто миновал какой-то кризис, о которых так много пишут психологи.

– В семейной жизни кризисов – как в лесу сыроежек, – радостно заверила меня Дудикова, когда мы с ней обсуждали этот парадокс Константина. – Это – первый. Но ты не сомневайся, будет и второй.

– Утешила, – усмехнулась я.

Кризисы, конечно, неприятная штука, но надо сказать, что внимание, которое мой муж вдруг начал на меня изливать, оказалось не только приятным, но и очень неожиданным подарком. Я даже начала подумывать, что не так уж и плохо было все, что случилось. Да, с точки зрения моего грехопадения все было ужасно, но… Все же кончилось! А теперь мой Костик ведет себя как ангел, спустившийся на землю. Да и я не собиралась его больше обманывать и намерена хранить ему верность.

– Больше никогда? – хмыкала Динка, слыша от меня подобные вещи. – Знаешь, сколько раз я такое слышала?

– Сколько? – неуверенно переспросила я. Мне было как-то неуютно понимать, что таких, как я, много.

– Когда люди не могут оплатить услуг, они тоже бегают и говорят, что больше никогда не будут лечиться в кредит. И ничего – приходят и лечатся. Потому что лечиться, не заворачивая каждый раз после пилинга или эпиляции в кассу – это приятно.

– И что? – разозлилась я.

– А то! Измена – это тоже своего рода счастье в кредит, – умничала Динка. – Ты получаешь эмоции, за которые потом придется платить чувством вины. Но в самом процессе тебе так хорошо, что о последствиях просто не думаешь.

– Гадюка, – разрыдалась я. Потому что мысль, что мир устроен таким нелицеприятным образом, почему-то расстроила меня. Очень расстроила.

– Слушай, а почему ты все время ревешь? – удивилась Динка. – Стресс?

– А то! Все жду этот ваш гроб с разрушенной башней, – пояснила я ей свое поведение.

Динка задумалась.

– Нет. Я тебя разную видала. И в горе, и в радости. И в большом горе, – напряженно кусала губы она. – Да о чем мы говорим! Я тебя видала, даже когда ты пыталась сдать на права.

– Я бы попросила! – моментально ощетинилась я.

Дело в том, что это была слишком болезненная тема. Когда-то, когда мы с Динкой только начинали наше победное шествие по Москве, у нас была золотая мечта. Мы хотели заполучить под собственные попы по четыре колеса. Для чего ходили даже в автошколу, где нас пытались научить тормозить за двадцать сантиметров до бетонной стены, настраивать радиоприемник на нужную частоту и материться в открытое окно. Программу автошколы я прошла на ура. Хотя толку от этого было мало. Далее следовал собственно экзамен, где оказалось, что мое умение строить глазки не срабатывает, а грузный гибэдэдэшник с явными признаками аритмии совершенно спокоен к женским коленкам. Единственное, что его возбуждало, – триста долларов, при виде которых он давал права всем желающим.

Триста долларов мне было жалко, и я решила рискнуть. Меня посадили за руль старенькой «шестерки», Динку, которая была следующей, посадили на заднее сиденье еще с одним любителем бесплатных прав. Дальше я лихо завела двигатель, в течение минуты умудрилась набрать скорость сорок километров в час, после чего (не сбавляя скорости) попыталась развернуться. Вылетела на встречную полосу, а дальше (по рассказам очевидцев) бросила руль, закрыла глаза руками и принялась визжать. Все, как и положено блондинке. Дудикова сидела с белым, как снег в Альпах, лицом. Гибэдэдэшник орал. От столкновения с летящим по встречной полосе джипом нас спасло только чудо и изворотливость водителя упомянутого джипа. Он, кстати, потом показал, что настоящий профессионал – матерился из открытого окна так, что уши вяли даже у гибэдэдэшника. Я была практически первой и единственной, кому он отказался дать права даже за триста долларов. Хотя Динке он их прекрасным образом продал. Так что, как вы понимаете, я не очень любила об этом вспоминать.

– А, брось! Даже тогда ты не плакала, – сказала Динка.

– Я тогда находилась в шоке. Я была счастлива, что меня выпустили из машины. И что этот добрый человек на встречной все-таки смог меня объехать, – пояснила я.

– Неважно. Но столько слез, сколько ты пролила в этом январе, я не видела у тебя никогда.

– Может, это совесть? – предположила я. – Все-таки, как ни крути, я очень виновата.

– Перед кем? – не поняла подруга. – Перед Денисом?

– При чем тут Денис? Я о Косте!

– Ну, судя по тому, как Костя скачет вокруг тебя, он более виноват, чем ты. Не знаю, правда, почему.

– Тогда что? Психология? – поникла я.

В принципе, если уж быть до конца честной, то с того самого момента, что я рассталась с Денисом, я была сама не своя. Я много плакала. Я плохо спала. Мне не хотелось работать (впрочем, это можно вычеркнуть, потому что работать я вообще не любила).

– Гормональное? – предположила Динка.

– Ты что, считаешь, что я больна? – ужаснулась я. И тут же в голове заработала неумолимая логика. – А что? Если я больна, то с гробом все понятно. Старая жизнь точно кончится. И башня разрушающаяся – это подходит. Точно! Я больна!

– Дура! Ты дура! – заорала Динка.

Но меня уже было не переубедить. Я, как и герои незабвенной книги «Трое в лодке, не считая собаки», нашла у себя симптомы всех возможный заболеваний. Я нашла уплотнение в груди. Мне определенно показалось, что мои волосы начинают выпадать. У меня болел живот. И спина. И вообще все. Все болело. Причем от мыслей болело еще сильнее, а местами начинали болеть те органы, о существовании которых я раньше даже не догадывалась.

– Я умираю, – трагичным шепотом сообщила я Динке, которая после этого примчалась в наше кафе взъерошенной и разъяренной и потребовала от меня индульгенции на проведение медицинской экспертизы.

– Поедешь со мной, – заявила она.

– У меня работа, – слабо пискнула я.

– Не е… – матерно выразилась Динка и не дала мне даже допить кофе.

В результате я безвозмездно (т. е. даром) была исколота, осмотрена со всех сторон (ухо, горло, нос, грудь и все остальное), после чего поняла, насколько круто иметь в друзьях бухгалтера медицинского центра.

– УЗИ я ей бесплатно не сделаю, – категорически упирался Петр Исмаилович. С меня все равно деньги снимут! И за реагенты заплатите!

– Я вам такой НДС организую – пальчики оближешь, – била без промаха Динка. – А что, ей надо УЗИ?

– А как вы хотели, деточка?! Без УЗИ это все – лирика!

– Хорошо, – вздохнула Динка. – Заплатит.

– Я? – начала было я, но осеклась. Уж за одно УЗИ не заплатить, когда Динуля пляшет вокруг меня такого гопака, – согласитесь, это было бы свинством.

– Завтра, в десять. Натощак, – вздохнул Петр Исмаилович. – Я распоряжусь.

– Спасибочки, – залебезила Динка.

Далее она провела краткий инструктаж, зачитала мне нотацию на тему того, что будет, если я просплю и не приеду. Поэтому в десять ноль-ноль я тряслась, как осиновый лист, около кабинета врача. А уже ровно через сутки знала все – и про гроб, и про разрушенную башню, и про причины моих слез. Про все.