"Вереск и бархат" - читать интересную книгу автора (Медейрос Тереза)

ГЛАВА 9

Раздался тихий стук в окно. Пруденс замерла в кровати, затаив дыхание. Тук. Тук. Девушка сжала край одеяла пальцами, раздумывая над мудростью решения натянуть его на голову. «Пожалуйста, только не Джейми! — молча молила она. — Два визита за одну неделю — это много». Стук прекратился. Девушка повернулась на бок, надеясь, что это ей приснилось.

Град камешков ударил в окно, отчего стекла зазвенели. Затем последовало приглушенное ругательство. Пруденс соскочила с кровати, на цыпочках подошла к окну и выглянула в парк, осторожно раздвинув портьеры.

Темная фигура стояла на лужайке под окном в потоке лунного света.

«Но тише! Что за свет блеснул в окне? О, там восток! А Пруденс — это солнце!»

Девушка нырнула за портьеры. Ей, должно быть, это снится, думала она. Как иначе могло случиться, что разбойник с гор стоял под ее окном и, нещадно перевирая, декламировал Шекспира?

«Встань, солнце ясное! Убей луну-завистницу!»…

Пруденс снова выглянула в окно. Театральный шепот Себастьяна был достаточно громким, чтобы разбудить покойных мужей Триции, спящих в фамильных склепах.

— Шшш! Ты сошел с ума, Себастьян! Еще одно слово, и я разбужу тетю.

Укоризненный взгляд, который он бросил на нее, устыдил бы даже отпетого головореза. У Пруденс перехватило дыхание. Она забыла, как ослепительно он выглядел во всем своем шотландском одеянии. Юбка с поясом гармонировала с черно-зеленым пледом, сколотым на плече серебряной брошью.

Пруденс нахмурилась, когда первое впечатление от его внешнего вида померкло.

— Что ты здесь делаешь? Ты ведь должен быть в Эдинбурге.

Себастьян насмешливо поклонился и едва не упал в траву.

— Я остановился в Лондоне, чтобы засвидетельствовать свое почтение королю Георгу.

Пруденс распахнула окно и высунулась наружу.

— Сейчас не время для шуток. Как поступит Триция, если обнаружит тебя на лужайке одетого подобным образом? Что сделает сэр Арло?

— Возможно, подстрелит меня еще раз.

Руки Пруденс, готовые, не медля, захлопнуть обе створки окна, застыли. Во рту у нее пересохло. Это могла быть ловушка. Она единственная в «Липовой аллее», кто знает его истинное лицо. Предостережение Джейми не выходило у нее из головы. Она будет дурой, если выйдет к нему в темноту ночи.

Девушка высунулась из окна, намереваясь прогнать его. Словно понимая ее опасения и тревоги, Себастьян вымученно улыбнулся и произнес:

— Ты нужна мне, Пруденс.

Не раздумывая больше ни секунды, она набросила халат и побежала к двери.

Пруденс неслась по росистой лужайке, не замечая, что полы промокшего халата облепили ее ноги. Она налетела на низкую живую изгородь и молча отругала себя за то, что забыла очки. Чепец съезжал на глаза. Завернув за угол дома, она в нерешительности остановилась. Лужайка под ее окном была пуста. В лунном свете она увидела лишь примятую ногами Себастьяна траву.

«Должно быть, это сон, — подумала Пруденс, — и если я гляну на себя, то, возможно, обнаружу, что обнажена».

Пруденс осмелилась бросить взгляд вниз. Но, нет. Складки халата по-прежнему уютно окутывали ее. Девушка чувствовала, как от холодной росы застыли ноги.

Приглушенное ворчание подтолкнуло ее вперед. Себастьян прислонился к железной решетке. Его руки были скрещены на груди, поза небрежна. Распущенные волосы лениво перебирал ночной ветерок. Мягкий свет новой луны серебрил рыжевато-каштановые пряди.

Мужчина шагнул от решетки, но его ноги подкосились, и он снова рухнул в зеленые заросли жимолости. Длинные ресницы прикрыли глаза. В лунном свете его бледность была пугающей. Плед сбился, и Пруденс увидела темное пятно, залившее его белую рубашку.

Страх подстегнул ее к действию. Пруденс сорвала свой чепец и прижала его под пледом к ране.

— Глупец! Ты что, собирался стоять здесь всю ночь, истекая кровью до смерти? — резко спросила она.

— Эта мысль приходила мне в голову. Ты бы почувствовала раскаяние, когда Борис утром притащил бы мой хладный труп на переднее крыльцо?

— Нисколько! Хотя это могло бы испортить мне завтрак.

Девушка промокала рану, моля, чтобы он не чувствовал дрожи ее рук. Чепец, казалось, пропитывался кровью с ужасающей быстротой.

Себастьян пьяно икнул.

— Печальный конец прекрасного чепца. Он очаровательно смотрелся на тебе.

Себастьян вздрагивал от ее прикосновения, и девушка понимала, что отнюдь не спиртное делало его слова невнятными и ухмылку — глупой, а боль, которую он пытался скрыть за внешней бравадой.

Слезы подступили к глазам. Девушка опустила голову, не позволяя Себастьяну заметить их.

Он поднес кончик ее тяжелой косы к губам.

— Боль не так уж нестерпима. Пуля лишь поцарапала меня. Пороховой ожог болит сильнее, чем рана.

Пруденс не решалась встретиться с его глазами.

— Еще несколько дюймов, и это могло бы быть твое сердце.

— Такой опасности нет. Я оставил свое сердце здесь.

Его голос затих, и он спрятал лицо на изгибе ее шеи, тяжело навалившись на девушку.

— Мы должны найти для тебя безопасное укрытие.

Пруденс положила руку Себастьяна себе на плечо, поддерживая, чтобы он не упал. Вместе они забрались через высокое створчатое окно в гостиную.

Себастьян покачал головой, но едва не упал от сильного головокружения.

— Только не моя спальня. Там небезопасно. Триция имеет обыкновение наносить ночные визиты. — Он помахал руками, словно крыльями. — Как летучая мышь.

Пруденс сдерживала клокочущий в груди смех из страха уронить Себастьяна, иначе грохот его падения перебудит полдома. Девушка знала лишь одну комнату, посещением которой никто не утруждал себя. Ее спальня была всегда такой неизменно аккуратной, что даже горничные не заходили в нее без вызова.

Пруденс открыла дверь в комнату и почувствовала, как мокрый кошачий нос ткнулся ей в ногу. Она осторожно отодвинула котенка в сторону и помогла Себастьяну опуститься на свою смятую, еще не остывшую после сна, постель. Он зарылся лицом в одеяло, удовлетворенно вздохнув. Девушка мягко перевернула его на спину и отошла, чтобы зажечь свечу.

За своей спиной она услышала натужное сопение. Себастьян пытался расстегнуть застежку туфли. Пруденс быстро вернулась к кровати. Она поймала его, поддержав плечом, когда он начал съезжать на пол.

— Что ты делаешь?

— Мои туфли. Я не хочу вымазать твои чистые простыни.

Пруденс уложила его.

— Не будь глупым. Мне наплевать на простыни. Себастьян с упреком погрозил ей пальцем.

— Ты бы так не говорила, если бы их у тебя никогда не было.

Девушка опустилась на колени, чтобы снять с него туфли.

— Когда ты станешь хозяином «Липовой аллеи», — сказала она, стараясь придать своему голосу непринужденность, — то сможешь купить мне столько простыней, сколько мне будет нужно.

— С огромным удовольствием. Атласные простыни. Шелковые простыни. Ты когда-нибудь спала на китайском шелке? Спать на нем — это словно нежиться на облаке.

Жар залил щеки Пруденс. Она стеснялась поднять глаза на Себастьяна, опасаясь, что он сможет обнаружить в их глубинах греховные видения, вызванные его словами: переплетенные в жарком любовном объятии на воздушно-голубом шелке тела. Но ледяной поток смыл ее лихорадочное видение, когда она вспомнила, как Триция восторженно описывала свое новое приобретение в городской дом в Лондоне: восточная кровать, задрапированная китайским шелком.

Пруденс перебросила его ноги с пола на кровать, не обращая внимания на то, как он поморщился от боли.

— Никуда не ходи. Я сейчас вернусь.

Девушка прокралась по спящему дому на кухню. Найдя все, что ей было нужно, она поспешила в столовую. Пруденс порылась в буфете красного дерева и обнаружила стопку полотняных салфеток. Триция не обнаружит их пропажи. Имя человека, чей герб был вышит на этих салфетках, уже давно было предано забвению.

Девушка хотела было уйти, но помедлила. Триция держала опий у себя в спальне и не раз предлагала его Пруденс от головной боли. Но сегодня Пруденс боялась потревожить свою тетку. Она довольствовалась тем, что прихватила с собой графин со скотчем с буфета.

Девушка вернулась наверх и закрыла за собой дверь спальни, осторожно повернув ключ в замке.

Мужчина, раскинувшись, лежал поверх одеяла, и под его телом ее узкая кровать казалась еще меньше. Глаза Себастьяна были настороженными, подернутыми пеленой боли. Он рассеянно гладил котенка, свернувшегося у него на коленях.

Пруденс отставила в сторону свою ношу и опустилась рядом с ним, застенчиво улыбнувшись.

— Давай взглянем на твое плечо, хорошо?

Не успела она и глазом моргнуть, как маленький кинжал перекочевал из чулка Себастьяна к нему в руку.

— Можешь разрезать рубашку, но только не плед, пожалуйста. Это плед Керров. Единственное, что у меня осталось. Себастьян подбросил кинжал на своей ладони, перевернув к ней рукояткой. .

Пруденс судорожно сглотнула и взяла его. Резная рукоятка была теплой от соприкосновения с обнаженной икрой Себастьяна. Сколько же невольных жертв горца были убиты этим кинжалом?

Она осторожно расстегнула брошь на плече, чтобы не порвать клетчатую ткань тяжелой застежкой. Аккуратно разворачивая плед, девушка все время ощущала на себе пристальный взгляд Себастьяна. При более близком осмотре она обнаружила, какой поношенной и истертой была вся его одежда. Лишь плотность ткани и бережное отношение Себастьяна не позволяли ей рассыпаться. Хотя, как она полагала, теперь это не имело значения. Триция купит ему любую одежду, какую он только пожелает, как только они поженятся.

Пруденс разорвала ткань рубашки и почувствовала, как дрожит Себастьян. Девушка подхватила графин с виски.

— Вот, выпей это, прежде чем я продолжу. — Она поднесла графин к его губам.

Себастьян отпил. Янтарная жидкость заструилась по его подбородку, и Пруденс вытерла ее салфеткой, задержавшись пальцами на его губах.

— Тебе тоже следует немного выпить, — сказал он. — Это помогло бы унять дрожь в руках.

Пруденс увидела насмешливый блеск его глаз. Он отлично понял, что не его рана заставляла ее дрожать.

Девушка стащила пропитанную кровью рубашку с его плеча. Сама рана была больше похожа на глубокую царапину с рваными краями и не представляла опасности. Тихий возглас сочувствия вырвался у нее при виде сильного порохового ожога, окружавшего рану и покрывавшего его грудь и плечо. На багровой, вздувшейся пузырями коже торчали редкие клочки обгоревших волос.

Пруденс подняла глиняную миску.

— Масло и яичные желтки. Папа считал это прекрасным средством от пороховых ожогов.

— Твой папа был мудрым человеком.

Девушка приложила к ране влажную салфетку.

— Мудрее, чем многие думали.

Кожа Себастьяна покрылась пупырышками, когда Пруденс слегка смазала ожог прохладной смесью.

— Наклонись вперед, — приказала она. Мужчина подчинился. Пруденс обхватила его руками, закрепляя повязку из сшитых салфеток вокруг него. Ее коса упала ему на бедро, а грудь прижалась к его груди, прежде чем девушка снова опустилась на колени, потупив глаза.

Под светлыми завитками волос на его груди Пруденс увидела другие порезы и шрамы, некоторые из них очень давние, уже побледневшие от времени. Быть может, эти шрамы остались от побоев отца, как и шрам под подбородком?

Девушка принялась складывать оставшиеся салфетки.

— Как ты скроешь это от тети?

— Это будет нетрудно. Триция уже довольно давно не видела меня без рубашки.

Пруденс бросила на него скептический взгляд.

— Будет видеть после того, как вы поженитесь.

Себастьян беспокойно поерзал и поспешил прервать разговор на неприятную для него тему.

— Эта комната именно такая, какой я ее себе и представлял. Чистая и аккуратная. Все на своем месте, элегантное и в то же время простое.

— Как я?

Мужчина улыбнулся уголками рта.

— Никто не посмел бы назвать тебя простой.

Котенок потянулся и потерся о бедро Себастьяна. Пруденс погладила его.

— Кот Себастьян любит тебя. Пожалуй, мне следовало бы поменять ему имя, чтобы избежать путаницы.

— Пожалуй, да, — согласился он. — В любом случае, Себастьян — глупое имя.

Пруденс подняла голову, чтобы возразить, но его глаза были закрыты. Девушка знала, что он не спал, но не решилась беспокоить. Морщинки вокруг его рта прорезались глубже от усталости и боли. Себастьян скрестил на груди руки в старом, как мир, жесте самозащиты.

Пруденс укрыла его одеялом. Не будет вреда в том, чтобы дать ему поспать час или два. Еще глубокая ночь. У нее еще будет достаточно времени, чтобы увести его, прежде чем Триция сможет его обнаружить. Девушка тихо сидела до тех пор, пока дыхание Себастьяна не стало глубже и ровнее. Он погрузился в блаженную бездну сна.

Пройдя на цыпочках через комнату, чтобы не потревожить спящего, Пруденс погасила свечку и приоткрыла портьеры, впуская в комнату лунный свет. Вернувшись, она села на кровать, наслаждаясь возможностью открыто, не таясь, смотреть на Себастьяна. Его угольно-черные ресницы отбрасывали густую тень на щеки. Настороженность, присущая ему во время бодрствования, отступила под влиянием сна, и сейчас спящий мужчина казался ей таким уязвимым и беззащитным.

Себастьян слабо застонал, и девушка положила ладонь ему на лоб, проверяя, нет ли лихорадки, затем нежно отвела с его лица пряди спутанных волос.

Пруденс торопливо убрала руку. У нее не было права прикасаться к этому мужчине. Он принадлежал тете Триции. Те мгновения, когда Себастьян полностью принадлежал только ей, были крадеными.

Вскоре усталость охватила и ее. После недолгих колебаний Пруденс легла поверх одеяла рядом с Себастьяном, ощущая тепло его тела.

Рука отца нежно гладила ее волосы. Должно быть, она снова уснула на каминном коврике, ожидая, когда он закончит свои эксперименты. Пруденс зарылась глубже в мягкий, теплый кокон, наслаждаясь плавными, убаюкивающими движениями его пальцев.

Девушка открыла глаза, отчетливо осознав, что это не отец, а Себастьян поглаживает ее волосы своей ладонью. Во сне она соскользнула так низко, что ее голова легла ему на колени. Мягкие складки пледа укутывали ее своим теплом.

Пруденс старалась сохранить дыхание ровным и глубоким, не желая выдавать, что уже проснулась. Она не могла вспомнить, когда в последний раз к ней прикасались с любовью и нежностью. Триция могла ущипнуть ее за щеки, чтобы вызвать на них румянец, или послать воздушный поцелуй, опасаясь растрепать парик или размазать краску на губах. В отношении Триции к своей племяннице было больше привязанности, чем любви. Пруденс никогда бы не осмелилась радостно броситься на шею тете Триции из страха, что она может нечаянно испариться, оставив после себя лишь горку пудры, разлетающуюся по ветру.

Прикосновение Себастьяна было удивительным: добрым и заботливым. Этот жест не накладывал на нее обязательств и не требовал ответных действий. Пруденс чувствовала себя ребенком или котенком, доверчиво свернувшимся у его бедра. Его прикосновение было наполнено нежностью, хотя она знала, как мало видел он ее в своей жизни. Девушка лежала неподвижно, желая запомнить, каким бывает ощущение, когда тебя ласкают и нежут.

Когда серый рассвет заглянул в комнату, Пруденс зашевелилась у него на коленях, предупреждая о своем пробуждении.

Глаза Себастьяна были мрачны и затуманены, как рассвет за окном. Пруденс открыла было рот, чтобы заговорить, но он приложил два пальца к ее губам и нежно улыбнулся.

— Мне всегда хотелось о ком-нибудь заботиться.

Он наклонился вперед и коснулся губами ее губ. Пальцы Пруденс боязливо коснулись мягкой поросли на его груди. Поцелуй был болезненно-нежным, теплые губы Себастьяна еще хранили горьковато-сладкий привкус виски.

Пропели первые петухи.

Пруденс отстранилась, в панике бросив взгляд на посветлевшее небо.

— Тебе надо идти.

Себастьян дерзко улыбнулся, и девушка почувствовала опасность, исходившую от этого человека.

— О, я не хочу. Разве не забавно было бы посмотреть на выражение лица Триции, когда она обнаружит нас в таком положении?

Изо всех сил стараясь скрыть, как потряс ее этот недозволенный поцелуй, Пруденс быстрыми движениями свернула плед.

— Будет совсем не забавно увидеть выражение лица палача, когда он придет, чтобы отвести тебя на виселицу.

Лицо Себастьяна стало замкнутым, словно маска упала на него.

— Очень хорошо. Значит, сеновал Джейми. Именно там мы прячем свою добычу. Этот чертенок пригрозил отрубить пальцы на ногах любому конюху, который осмелится проникнуть туда.

Пруденс поплотнее закуталась в халат и прикрыла остатками рубашки плечо Себастьяна. Затем они, крадучись, пробрались к выходу. Впервые Пруденс поприветствовала привычку Триции спать до полудня. Большинство слуг, следуя примеру своей хозяйки, вставали, когда солнце уже светило вовсю. И лишь на кухне работа начиналась с рассветом.

Они проходили через двери террасы, когда рука Себастьяна сжала плечи девушки.

— В чем дело? — прошептала она.

— Ты не могла бы принести мне виски? Если придется довольствоваться только компанией Джейми, оно может мне понадобиться.

Пруденс довела его до статуи Зевса в парке и побежала за виски. Крошечный кинжал Себастьяна лежал, забытый, на ее ночном столике. Она сунула его в карман халата и сбежала вниз по лестнице, подгоняемая первыми звуками просыпающегося дома, доносящимися из кухни.

Пруденс и Себастьян нырнули в полумрак конюшни. Заржала потревоженная лошадь. Себастьян прислонился к кормушке, в то время как Пруденс стала взбираться по шаткой лестнице в логово Джейми.

Джейми проснулся, с рычанием выдернул заряженный пистолет из-под головы и нацелил его в грудь Пруденс.

Она отшатнулась, подняв руки вверх.

— Себастьяну нужна твоя помощь. Он ранен.

Джейми подскочил с ругательством, от которого у девушки покраснели уши. Слишком поздно она поняла, что он был абсолютно голый. В полумраке сеновала он показался ей одной большой раздраженной веснушкой. Девушка быстро отвернулась, в ужасе закрыв лицо руками.

— Я же предупреждал его, чтобы не ездил один, — пробурчал Джейми.

Пруденс украдкой взглянула на него между пальцев. Он натянул на себя поношенные бриджи до колен.

— Это все твоя вина, как ты знаешь, — добавил он.

— Моя вина? — вскрикнула Пруденс. — Я не стреляла в него.

— Но вполне могла бы. — Джейми схватил руку девушки в свою костлявую лапу и подтолкнул ее к лестнице. — Тайни был прав. Он совсем потерял голову с тех пор, как встретил тебя. Если бы он взял меня с собой, я бы укокошил того ублюдка, который подстрелил его.

Бархатистый голос Себастьяна раздался из темного угла.

— Тогда у Триции не было бы четного числа гостей на ее вечеринках.

Джейми сплюнул на сено.

— Мне следовало бы догадаться. Это был Тагберт, да? Проклятые шерифы. Ненавижу их всех.

Пруденс положила руку Себастьяна себе на плечи. Джейми встал с другой стороны. Вдвоем они вскоре подняли его по лестнице и уложили на примятой куче соломы, служащей постелью Джейми.

Джейми торчал рядом с ними, словно ревнивый бульдог, по-детски надув губы, когда Пруденс заботливо подоткнула плед вокруг плеч Себастьяна.

— Держи его в тепле, хорошо? — попросила она.

— Ты дала ему опия?

— Конечно, — парировала девушка. — Я держу его у себя под кроватью рядом с моим кальяном.

Джейми пробурчал что-то невразумительное. Почувствовав укол в бедро чего-то острого, Пруденс вытащила кинжал из кармана.

— Чуть не забыла отдать тебе твой кинжал.

Джейми фыркнул.

— И почему ты не вырезала ему сердце, пока он был у тебя в руках?

Ледяного взгляда Себастьяна было достаточно, чтобы девушка почувствовала облегчение от того, что в данный момент он был выведен из строя. Ей совсем не улыбалась перспектива заботиться о двух раненых мужчинах. Джейми в сердцах ринулся к лестнице. Пруденс сидела, понимая, что должна уйти, но не испытывала желания оставлять Себастьяна на этого гнома.

Сон и виски притупили боль Себастьяна и вернули блеск его глазам. Белоснежная повязка подчеркивала золотистый оттенок его кожи. Усмехнувшись, он поднял графин в шутливом тосте.

Пруденс засмеялась.

— Ты выглядишь настоящим бродягой.

— Если бы тебе удалось стащить сигару, я был бы самым счастливым человеком.

Его серые глаза подернулись дымкой. Девушка знала, что требовалось больше, чем просто сигара для того, чтобы сделать его по-настоящему счастливым.

Клочок неба в открытом окне сеновала подернулся розоватой дымкой. Легкий ветерок играл волосами Себастьяна.

— Ты даже не спросила о своем преданном поклоннике.

— Поклоннике? — непонимающе переспросила Пруденс. Ее рука взлетела ко рту. — О, Боже, ты убил сэра Арло?

Себастьян вздохнул.

— Нет. Но вполне возможно, что мне придется сильно пожалеть об этом. Я мог бы убить его.

Девушка вгляделась в его лицо, встевоженная таким безразличным тоном.

— Почему ты этого не сделал? Себастьян перебирал складки своей юбки.

— Я боялся, что ты будешь плохо думать обо мне.

— Но ведь это незначительная причина для того, чтобы пощадить кого-то, спасая свою жизнь!

Он изумленно вскинул бровь. Пруденс поспешила объяснить.

— Я не говорю, что ты должен был убить его. Тебе не следовало убивать его по более веской причине. Потому, что он хороший человек; или потому, что его мать была бы убита горем; или просто потому, что ты совсем не тот человек, который убивает людей.

— Или грабит их? Или женится на женщине ради ее богатства? Или пылает страстью к ее девственной племяннице?

Себастьян уставился на графин с виски. Граненое стекло раскалывало первые солнечные лучи на сотни алмазных брызг. Его низкий голос завораживал Пруденс.

— Такой человек, как я, сожалеет, что не овладел тобой в ту ночь в хижине арендатора. Он жалеет, что не сделал тебе ребенка, чтобы наш выбор был сделан за нас. — Он поднес графин ко рту, сделал большой глоток и вытер губы тыльной стороной ладони. — Вот какой я человек.

Пронзительный, как сквозняк, голос донесся до сеновала.

— Фиш, ты, должно быть, совсем рехнулся! Не исключено, что это ты сам напился виски.

Пруденс, скованная ужасом, взглянула на Себастьяна.

— Боже милостивый! Это тетя Триция.