"Вереск и бархат" - читать интересную книгу автора (Медейрос Тереза)

ГЛАВА 25

Себастьян вышел из сияющего позолотой в лучах восходящего солнца соснового лесочка и поднялся вверх по склону, на ходу стягивая маску. Его лодыжка ныла от долгой ходьбы в рассветном холоде.

Тайни прикорнул у пещеры, положив мушкет на колени. Себастьян легонько толкнул его в плечо. Тайни, словно подброшенный пружиной, вскочил, виновато моргая сонными глазами.

— Приготовь их карету для возвращения в Эдинбург, — мягко сказал Себастьян.

Тайни коротко сжал его плечо и зашагал вниз по склону.

Себастьян прислонился к скале, в которой была вырублена пещера, и глубоко вдохнул бодрящий горный воздух. Он помнил душные ночи в Париже и Лондоне, когда готов был отдать все, что имел, за один глоток этой хрустальной чистоты и свежести, очищающей его душу от копоти городов.

Разговор с Девони укрепил его решимость, но не прояснил мыслей. Себастьян уставился на свои грубые руки не в силах забыть тот ужасный миг, когда он хотел ударить Пруденс. Поднять кулак и стереть то самодовольное выражение с ее красивого лица. Жестокое напоминание о том, что он был сыном Брендана Керра, пробудило в нем желание отвечать так, как это сделал бы отец. Кулаками.

Себастьян со вздохом опустил руки. Возможно, его деспотичный родитель во многом был прав по отношению к собственному сыну. Он был неуклюжим и недостаточно умным для того, чтобы отличить любовь от притворства.

Пруденс выдала его Тагберту и Мак-Кею. Ей показалось недостаточным выдворить его из Англии связанным, словно дикое животное. Она готовила ему более изощренную месть. Эта женщина захотела навсегда изгнать его в горы, заставить издалека наблюдать, как она — любящая и преданная жена Мак-Кея — войдет в его дом и заявит права на Данкерк — единственное наследство, которое оставил Себастьяну отец, за исключением сломанного носа.

Глубокая морщинка пересекла его лоб. Себастьян внутренне напрягся, как перед прыжком в ледяную воду, и вошел в пещеру.

Пруденс сидела на табурете, чопорно сложив на коленях руки в перчатках. Она была свежей и порозовевшей после умывания водой из горного источника. Волосы, стянутые на затылке его потертой атласной лентой, шелковистой пелериной укрывали спину и плечи. Себастьян не увидел и следа присутствия той пленительной женщины, которая отвечала на его неистовые ласки с пылкой страстностью, в этой недоступной ему незнакомке.

Его сердце сжалось от дурного предчувствия. Холодное самообладание Пруденс никогда не предвещало ему ничего хорошего.

Себастьян медленно приблизился к девушке и почувствовал, как она тревожно застыла.

— Если ты пришел изнасиловать меня, то просто сбрось платье через голову, и побыстрей покончим с этим.

Он оглядел соблазнительную выпуклость груди под рединготом и зло ухмыльнулся.

— Заманчивое предложение, но мне ужасно не хотелось бы испортить твою новую одежду. Это подарок от твоего жениха?

Себастьян оценивающим жестом вора ощупал роскошный лисий мех ее накидки. Пальцы мимоходом коснулись шеи девушки, и она виновато отвела взгляд от его губ. Их глаза встретились, и Пруденс вспыхнула, явно смущенная тем, что его простое прикосновение могло пробудить в ней такой пылкий отклик.

Когда потертое сукно бриджей натянулось в паху от прилива желания, охватившего все тело, Себастьян осознал, что он в опасности и рискует пойматься в свою собственную ловушку. Он внял предостережению внутреннего голоса и, подойдя к тазику, поплескал холодной водой в лицо, все время весело насвистывая.

Пруденс надела очки, намеренно воздвигая еще один барьер между ними. Она поглядывала поверх них на растрепанные волосы Себастьяна; капли воды, поблескивающие на его груди; бриджи, съехавшие низко на бедра. Его мужественная красота была чем-то первобытным, одновременно угрожающей и соблазнительной.

Она спрятала свое замешательство за дерзким вопросом.

— Как Триция выносила тебя по утрам? Бодрый и прекрасный. Это, должно быть, устрашающее сочетание?

— Все очень просто. Триция никогда не вставала раньше полудня. К тому времени я становился туповатым и медлительным.

— Как прошлой ночью?

— Именно.

Их глаза встретились, и они оба вспомнили, каким еще он был прошлой ночью: нежным и грубым; упрямым и чувственным; терпеливым и дерзким.

Себастьян отвернулся от девушки и натянул на плечи рубашку, одним чисто мужским движением заправив ее в бриджи. По ее потрепанному состоянию и заплатам на локтях Пруденс сделала вывод, что его выбор был ограничен. Девушка слегка отпрянула, когда он резко развернулся, сжимая в руке пистолет.

— Что ты собираешься делать? Застрелить меня?

Себастьян засунул оружие за пояс бриджей, улыбка заиграла на его лице.

— Слишком быстро.

Он перебросил моток веревки через плечо.

— Повесишь меня?

— Слишком мягко.

Он, тяжело ступая, подошел к ней. Пруденс судорожно сглотнула.

— Изобьешь меня?

Себастьян присел перед ней на корточки.

— Есть только один способ сделать тебя действительно несчастной. Я собираюсь жениться на тебе, герцогиня.

Его слова ликующей трелью отозвались в душе, но ее радость споткнулась об одну нестройную ноту. «Герцогиня».

Себастьян лучезарно улыбался ей, словно ожидал, что она бросится ему на шею и покроет лицо поцелуями, осчастливленная таким щедрым предложением.

Удар кулака, сокрушающая сила которого усмирила бы даже Тайни, пришелся ему в подбородок. Себастьян упал на спину, предоставив ей возможность полюбоваться на стертые подошвы своих прохудившихся сапог.

Мужчина сел, угрюмо потирая подбородок.

— Ты уверена, что твой отец не был боксером?

Пруденс встала: прищуренные глаза горят презрением, кулаки по-прежнему сжаты.

— Ты ведь женишься на мне не по любви, а из-за титула, не так ли? Ты злой, отвратительный, подлый, жадный… — Девушка замолчала, подбирая подходящие слова, и только губы беззвучно шевелились.

— Негодяй? — предложил он, поднимаясь. — Мошенник? Неотесанный болван? Ты оскорбляешь меня, милая. После нежных мгновений, которые мы делили с тобой прошедшей ночью, я не надеялся, что ты захочешь оказать мне такую честь.

— Нежные моменты, черт бы тебя побрал! Да ты бы трахнул и козу, если бы она повернулась к тебе задом.

— Ай-ай-ай! Какие непристойные выражения срываются с вашего язычка, герцогиня. Не думаю, что ты почерпнула такие определения из анатомических книг твоего отца.

— Ночью у тебя не было на уме женитьбы, ведь так?

Его подбородок напрягся.

— Если не ошибаюсь, у тебя тоже не твое предстоящее замужество было на уме. Определенно, ты думала не о своей свадьбе с Киллианом Мак-Кеем.

Ее ноздри раздувались от бессильной ярости. Она порывисто отвернулась от Себастьяна.

— Чего ты думаешь добиться, женившись на мне? В вашей семье страдали безумием?

— Не безумием. Прагматизмом. — Он легко положил руки ей на плечи. — Когда ты станешь моей женой, Мак-Кей не осмелится натравить на нас красномундирников. Ты, моя милая герцогиня, поможешь мне выиграть время, необходимое мне для того, чтобы получить то, чего я хочу как от Мак-Кея, так и от моего деда.

Пруденс нервно засмеялась и опустила голову.

— Какое нежное объяснение в любви, милорд, я тронута.

Себастьян невольно залюбовался нежной точеной шеей девушки. Он спрятал укол сожаления и вины за резкой деловитостью.

— У тебя есть бумага?

Пруденс без слов подошла к своему сундучку. С ничего не выражающим лицом она протянула ему листок из лондонской «Таймc». Объявление о ее помолвке было напечатано крупным шрифтом в верхней части страницы. Она вновь склонилась к сундучку, чтобы отыскать перо и чернильницу.

— Это не та бумага, которую я имел в виду, — сердито сказал Себастьян.

Пруденс простодушно пожала плечами. Его раздражение и почти осязаемое напряжение заставили ее задуматься: мудро ли она поступает, бросая ему вызов?

Девушка извлекла лист кремовой почтовой бумаги и подала Себастьяну. Он наклонился, протянул руку за ее спину и, прежде чем она успела возразить, схватил листок со своим портретом и разорвал его на две части. Крик отчаяния вырвался у нее, но Пруденс поспешно замаскировала его под кашель.

Используя выступ скалы в качестве стола, Себастьян начал торопливо писать. Она привстала на цыпочки и заглянула ему через плечо.

— Что ты делаешь? Спрашиваешь разрешения у д'Артана вырвать мои ногти, чтобы я выдала формулу взрывчатого соединения?

Себастьян выпятил губы.

— Прекрасная идея.

Он нацарапал еще одну строку, затем сложил бумагу вчетверо.

На вторую записку ему потребовалось намного больше времени. Себастьян помедлил, прежде чем подписать ее, понимая, что собирается окончательно решить не только ее судьбу, но и свою. Пруденс стояла позади него так близко, что он чувствовал шепот ее дыхания на своем затылке. Он крепче сжал перо, заставляя себя поставить на бумаге неаккуратный росчерк.

Себастьян повернулся так быстро, что Пруденс была вынуждена отскочить, чтобы он не сбил ее.

— Теперь мне нужно какое-нибудь доказательство того, что ты у меня.

Он погладил подбородок, ощупывая взглядом застывшую перед ним тонкую фигурку.

Глаза Пруденс расширились от ужаса, когда Себастьян наклонился, чтобы вытащить из сапога свой грозный кинжал. Пальцы ног непроизвольно скрутились в ботинках. Она попятилась.

— Э-э… насчет моих пальцев. Я просто пошутила. Сомневаюсь, что лаэрд Мак-Кей узнает их. Он никогда их не видел.

Себастьян надвигался на нее с кинжалом в руке и с решимостью на лице.

— Или мои уши… Он тоже никогда их не видел. Триция заставляла меня носить те ужасные подвески. Бог мой, да я могу даже поспорить, что он не отличит моих ушей от ушей Бориса.

Пруденс обреченно затихла, почувствовав спиной каменную стену пещеры. Колени подкосились от головокружительной, устрашающей близости Себастьяна. Она вздрогнула, когда он поднял руку и развязал атласную ленту. Волосу упали на плечи шелковистой сетью.

Судорожный всхлип вырвался у нее из груди.

— О, мои волосы. Конечно. Бери сколько хочешь. Они совершенно невозможны. Мне не удается сделать из них ничего стоящего.

Себастьян глубоко погрузил пальцы в волосы, отделяя прядь от мягкой массы. Он вытащил ее, очарованный шелковистостью этого пушистого чуда и почувствовала искушение зарыться в эти волосы, душистым облаком окутавшие лицо девушки.

Себастьян подался вперед и наклонил голову к ее лицу. Он поднял руку, чтобы погладить ее нежную щечку, и только тогда вспомнил о кинжале и своем мрачном намерении.

— О-у! — взвыла Пруденс, когда его пальцы грубо дернули ее за волосы.

— Извини, — буркнул Себастьян.

Он дотронулся острым лезвием до мягкой пряди и со страданием на лице наблюдал, как первые волоски безвольно выпадают из общей массы. Его суставы побелели от напряжения.

— Бога ради! — не выдержал Себастьян. — Отрежь сама. Я ничего не смыслю в стрижке женских волос.

Он сунул кинжал ей в руку и поморщился, когда она бодро принялась пилить выбранный им локон.

— Не так много, хорошо? Я не хочу иметь лысую жену.

— Это же мои волосы, — колко напомнила ему Пруденс, отдавая локон.

Девушка заинтересованно наблюдала, как он разделил прядь надвое и сунул по половине в каждую записку.

— Кем я буду для тебя, Себастьян? — спросила она. — Твоей заложницей или твоей женой?

Он облизал губы и крепко поцеловал ее.

— И тем, и другим.

Себастьян надел маску и принялся собирать свои скудные пожитки, оставив Пруденс стоять, безвольно прислонившись к стене. Она теребила пуговицы своей накидки негнущимися пальцами, зная, что холод снаружи не может сравниться с ледяным панцирем, сковавшим ее сердце.

Пруденс вышла из пещеры и зажмурилась от ослепительного блеска солнца на покрывшей землю изморози. Редеющие клубы утреннего тумана вились между деревьями. Ниже, на прогалине, Себастьян седлал двух крепких лошадей.

Девушка направилась вниз по склону, стараясь не обращать внимания на пристальные взгляды разбойников, которые, казалось, проникали даже под одежду. Дойдя до прогалинки, Пруденс увидела, как Тайни вышел из реденькой рощицы, размахивая зажатой в кулаке растрепанной, бесформенной белесой массой. Пруденс на мгновение показалось, что он несет в руке чью-то отрубленную голову, и в ужасе отпрянула.

Тайни поднял свой трофей.

— Эта графиня, оказывается, весьма хорошенькая, если смыть с нее всю пудру и краску.

Пруденс пришла в еще больший ужас, когда узнала парик Триции. Определенно, только смерть могла разлучить тетю с ее париком.

Себастьян затянул подпругу и с явным безразличием произнес:

— Ты более подходящий для нее мужчина, чем я, Тайни. Мне никогда не удавалось отговорить ее от всей этой глупости.

— Да она чистый дьявол, ей-богу. Ей это не понравилось. Мне пришлось бросить ее в озеро.

Себастьян нахмурился.

— Я думал, что озеро замерзло.

— Ну, да. Но я прорубил дыру во льду, прежде чем окунуть ее туда.

— Какая заботливость, — пробормотала Пруденс, увертываясь от водяных брызг, когда Тайни стряхнул и любовно расправил мокрый, жалкий парик.

Его ухмылка сникла, когда Триция, потрясая руками, в бешенстве выскочила на прогалину. Она ткнула зонтиком в твердый, как скала, живот Тайни, шипя на него, словно рассерженная кошка.

— Отдай мне парик, ты, неотесанный болван! Варвар! Я упеку тебя в ньюгейтскую тюрьму, если даже это будет последним, что я сделаю в этой жизни.

Пруденс открыла рот. Она никогда не замечала, как сильно Триция была похожа на ее отца. Яркие веснушки густо усеивали бледные щеки тети. Пряди темно-рыжих мокрых волос облепляли лицо.

Тайни громко хохотал и держал парик вне досягаемости для Триции. Она подпрыгивала, словно терьер, и громко ругалась, затем принялась молотить его зонтиком по спине и бокам.

Себастьян не смог сдержаться и прыснул в ладонь. Триция круто развернулась, чтобы взглянуть на наглеца, посмевшего насмехаться над ней, и окинула свирепым взглядом разбойника в маске из мешковины.

Себастьян, не дрогнув, встретился с ее колючим взглядом, шокируя Пруденс своей наглостью. Это был момент истины. Друг на друга глядели два человека, чья любовная связь едва не закончилась свадьбой. Пруденс всегда помнила, что Триции первой сказал Себастьян нежные слова хриплым ото сна и страсти голосом. И это ей он расточал свои ласки лунными ночами. И рядом с ней засыпал, обласканный и утомленный ее любовью. И это Триция, оберегая сон своего возлюбленного, осторожно прикасалась к его лицу кончиками пальцев и губами.

От этих мыслей Пруденс почувствовала резкую боль в сердце. В конце концов, напомнила она себе, именно ее, Трицию, Себастьян выбрал себе в жены. Когда-то он считал Пруденс достаточно подходящей на роль любовницы, но не невесты. Все старые мысли и подозрения о своей неполноценности, какой-то ущербности вновь нахлынули на нее. Сама того не сознавая, она подняла руку, чтобы стянуть волосы в узел.

Триция вздернула нос.

— Ты — подлый негодяй! Никому не поздоровится, если жених моей племянницы поймает вас. Он влиятельный человек, и обещаю, что его возмездие будет немедленным и ужасным.

Пруденс почувствовала, что напряжение последних часов покинуло тело Себастьяна. Он расслабился и обернулся к ней.

— Кто же твой нареченный? — прошептал он. — Бог?

— Если бы мой жених был здесь…

Триция пренебрежительно фыркнула, намеренно оставив эту угрозу незаконченной.

Себастьян повернулся к Тайни и, придав своему голосу грубые нотки, от которых девушка вздрогнула, сказал:

— Отведи графиню в карету. Остальные уже готовы и ждут.

— Идем, дорогая, — скомандовала Триция Пруденс, поигрывая своим потрепанным зонтиком. — Кажется, этот кретин внял моему предупреждению. Идем?

Пруденс сделала шаг к тете, раздумывая, есть ли у нее шанс ускользнуть незамеченной.

Теплая рука Себастьяна сомкнулась вокруг ее локтя.

— Юная леди останется со мной.

Триция и Тайни повернулись, изумленно открыв рты. Пруденс вздернула подбородок, твердо вознамерившись собрать остатки гордости.

— Вы не ослышались. Я остаюсь с ним. Я… мне все наскучило. Я решила, что небольшая прогулка и приключение улучшат мое душевное состояние. К тому же говорят, горный воздух — прекрасное средство от головной боли.

— Прогулка? — ахнула Триция. — С этим ужасным бандитом?

Пруденс сняла очки. Ее волосы темным облаком окутали лицо.

— Со мной будет все в порядке, тетя, правда. Он не сделает мне ничего дурного.

Триция уставилась на свою племянницу, словно впервые увидела ее, озадаченная решимостью, светящейся в фиалковых глазах.

— Но как же лаэрд Мак-Кей? Твоя помолвка? Документы об обручении уже подписаны. Оглашение сделано.

Пруденс улыбнулась.

— Если кто-то и поймет меня, так это Киллиан.

Рука Себастьяна предостерегающе сжалась на ее локте. Пруденс повернула голову и через плечо холодно взглянула в его серые настороженные глаза. Тайни покровительственно взял Трицию под руку.

— Идем, моя маленькая графиня. — Он бросил на Себастьяна угрюмый взгляд. — Ты же знаешь, как упрямы бывают молодые, когда что-нибудь взбредет в их глупые головы.

Триция подняла на русоголового великана полные недоумения глаза. Черты ее лица смягчились. Он повел ее прочь, и женщина доверчиво прильнула к его руке.

— Как девчонка может быть такой неблагодарной? Мне, наконец, удалось убедить какого-то старого козла жениться на ней, а она убегает поразвлечься с разбойником с большой дороги. Ты присмотри за ней, хорошо? Она всю свою жизнь просидела, уткнувшись носом в книгу. У бедняжки нет ни капли здравого смысла.

— Ага, миледи, — успокоил ее Тайни. — Клянусь могилой моей матушки. Буду присматривать за девчонкой, как за родной дочкой.

— Перестань брыкаться, детка, не то мне придется тебя пристрелить.

Тайни охнул, когда Пруденс локтем ударила его в живот. Пруденс стиснула зубы и процедила:

— Подожди до произнесения клятв, хорошо? Чтобы мой муж мог получить наследство.

И в отместку за все издевательства над ней в течение последних суток, девушка лягнула Тайни по ноге.

Пруденс казалось, что они едут уже целую вечность. Каждый ее мускул ныл от неудобства езды вдвоем на одной лошади. Она спиной опиралась на широченную мускулистую грудь разбойника. В конце концов, она задремала в седле, но ее сон был прерван самым бессовестным образом — Тайни грубо сдернул ее с лошади.

Грязная дорога, рассекающая надвое маленькую деревушку, была пустынной. В каком-то перекосившемся домике хлопнула дверь.

Тайни подхватил ее под локти и поднял над порогом низкого строения. Пруденс свисала с его рук, словно большая тряпичная кукла. Веснушчатый юркий мужичонка, похожий на ласку, с любопытством разглядывал ее круглыми глазками с редкими белесыми ресничками на покрасневших веках. Девушка сердито зыркнула на него, и он бочком попятился в темный угол. Это мог быть только отец Джейми, решила Пруденс, и с содроганием вспомнила о тех ужасных проделках, которые вытворял Джейми над своим робким родителем.

В полумраке низкой комнаты все поплыло перед затуманенным взором Пруденс. Она была загнана в угол и трепетала от страха перед хищниками, как пугливая лань. Из боковой комнатушки появился Джейми, похожий своим маленьким личиком на хитрую, осмотрительную лисицу, готовую удрать при малейшей опасности.

Отец Джейми пригнулся, предлагая свою костлявую спину в качестве стола, чтобы Себастьян мог подписать документ, связывающий их навеки узами брака. Огонь очага озарял резкие линии его лица. Он казался ей в этот момент пантерой, грациозной и опасной одновременно.

Пруденс мучительно старалась понять, кем же является она в этой непонятной, расчетливой игре. Когда же Себастьян подал ей регистрационную книгу и сунул в руку перо, ответ сам пришел к ней. Дичь. Она — дичь к обеду.

Холодная змея разочарования свернулась у нее в груди. Едва ли это был волнующий и торжественный момент, о котором застенчивая девчонка когда-то осмеливалась мечтать. Этой ночью она распрощалась с последней надеждой на любовь. Она, наверное, могла бы быть намного счастливее в «Липовой аллее» в качестве нежно любимой любовницы мужа своей тети. По крайней мере, тогда Себастьян прикасался бы к ней в лучшем случае с любовью, в худшем — с нежным вожделением. Но в их отношения никогда бы не примешалась алчность. Оставалось только надеяться на то, что этот фарс когда-то закончится, Себастьян отошлет ее обратно в Англию и избавит от дальнейшего унижения. Она закусила нижнюю губу, не позволяя себе расплакаться.

Отец Джейми попросил их встать на колени. Молитвенник зашуршал в дрожащих руках священника.

Пока преподобный Грэхем бормотал молитву, Себастьян украдкой бросил взгляд на свою невесту, ощущая легкое прикосновение ее бедра к своей ноге. Грудь девушки неровно вздымалась. Глаза были опущены, веки припухли от слез. Вместо того, чтобы умалить ее красоту, жемчужные капельки придавали ее лицу страстную завершенность, трепеща на бархатистой коже щеки.

Себастьян избегал ее весь день, намеренно ехал позади, но не мог удержаться и возвращался к ней взглядом всякий раз. Почему она выглядела сейчас такой угрюмой? Неужели перспектива выйти за него замуж была для нее отталкивающей? Когда-то Пруденс хотелось этого. Но это было до того, как она вошла в блестящее, изысканное общество, напомнил он себе. Возможно, пребывание в Эдинбурге открыло ей глаза на более богатый и пышный мир. Возможно, она действительно хотела выйти замуж за Мак-Кея или мужчину, подобного ему. Мужчину, который осыплет его драгоценностями и сложит к ее ногам все свое богатство.

Но пробиваясь сквозь сомнения, поселившиеся в его сердце, Себастьян вспоминал ласки, которые она дарила ему; тепло ее совершенного тела и нежность голоса, умоляющего любить ее.

Тело напряглось от непрошенного желания. Яростная волна собственничества захватила его. Маленькая ручка Пруденс пряталась в складках юбки. Он потянулся, взял ее в свою загрубевшую руку и легонько сжал.

Пруденс замерла, покоренная нежностью этого жеста. Длинные пальцы Себастьяна сплелись с ее пальцами. Девушка успела заметить, что его ногти были чистыми и аккуратно подстриженными. При всей их силе и обманчивой неуклюжести эти руки могли быть руками художника. Большой палец гладил нежную кожу ее ладони в ритме, так хорошо ей знакомом.

— Ну, девушка, ты клянешься или нет?

Пруденс вскинула голову. Преподобный Грэхем смотрел на нее с явным раздражением. Холодное дуло пистолета Тайни подтолкнуло ее в плечо.

— Клянусь, — бросила она, не представляя, клянется ли она в том, что позволит себя застрелить, или в том, что согласна выйти замуж. Судя по насмешливому блеску в глазах Себастьяна, едва ли была разница между этими двумя перспективами. Выбирать ей было не из чего.

Себастьян ровным, низким голосом повторил за священником клятву без запинки.

Наконец, отец Джейми позволил им встать.

— Кольца есть?

Джейми услужливо открыл мешок, позванивая украденными драгоценностями. Пруденс свирепо взглянула на рыжего хитреца, и он поспешил захлопнуть его, застенчиво пожав плечами.

Священник вертел в руках молитвенник.

— Теперь можешь поцеловать свою невесту, если хочешь.

Пруденс подставила Себастьяну холодную щеку. Он взял свою жену пальцами за подбородок и повернул к себе лицом. Его язык, раздвигая судорожно сжатые губы проник в ее рот, нежно лаская его глубины. Пруденс задрожала. Себастьян отстранился от нее и пристально взглянул из-под угольно-черных ресниц в ее широко распахнутые, испуганные глаза. И этот взгляд не оставил ей сомнений в том, что она будет дурой, если поверит в то, что он позволит их браку остаться чисто протокольным.

Пруденс сунула в рот пресную лепешку и вонзила в нее зубы, как маленький затравленный зверек, каким чувствовала себя сегодня.

Она съежилась у стены, кутаясь в свой помятый редингот, и наблюдала за окружающими ее людьми сквозь сетку спутанных волос. Происходящее вокруг нее казалось нереальным.

Треснувший циферблат часов на каминной полке сообщил ей, что было уже далеко за полночь. Но жители деревни продолжали веселиться, вваливаясь в тесный домишко с бочонками эля на плечах и сонными детьми, цепляющимися за руки. Они все пришли поздравить жениха, знаменитого Керкпатрика, который похитил свою невесту и заставил выйти замуж за него под дулом пистолета. Кажется, это не было необычным явлением в этих краях, и жители деревушки прославляли хитрость и дерзость жениха.

Тайни произнес тост и поднял кружку, плеснув элем на волосы Себастьяна. Жених шутливо заворчал, стряхивая янтарные капли. Старый седой горец, растянувшийся на выгоревшей кушетке, усмехнулся и подмигнул Себастьяну. Его ответная улыбка напомнила Пруденс о том, каким поразительно красивым мужчиной был ее муж.

Она поджала ноги, отпрянув от овцы, которая, стуча копытцами по полу, вбежала в комнату. Животное прилегло перед камином. Колечки пара поднимались от влажной шерсти.

Мать Джейми сновала из комнаты на кухню и обратно, внося дымящиеся миски с телячьими потрохами и приправой. Она ловко увертывалась от тяжелых кружек, которые швырял шумный, пьяный Тайни. Пруденс заметила, что женщина болезненно морщилась всякий раз, когда Джейми называл ее «Ма».

Пруденс наблюдала, как она украдкой убирала от жадных глаз воров свои маленькие сокровища.

Оловянный наперсток нырнул в булькающее содержимое одной из мисок. Фарфоровая корова исчезла под диваном. Серебряная вилка скрылась под потертым креслом. Джейми дождался, когда мать выйдет в кухню, извлек ее оттуда, попробовал на зуб и сунул к себе в рукав. Поймав неодобрительный взгляд Пруденс, он лукаво подмигнул ей.

Насколько Пруденс могла судить, положение жены немногим отличалось от положения бедной родственницы. Никто не подошел поздравить ее. Себастьян не обращал на нее никакого внимания. Она была так же незаметна, как и прежде. По крайней мере, в «Липовой аллее» она могла сослаться на головную боль и скрыться в своей комнате.

Пруденс скрыла зевок тыльной стороной ладони. Овца укоризненно смотрела на нее влажными глазами, словно напоминая, что в день свадьбы молодой жене следовало бы испытывать больше радости. Пруденс с любопытством рассматривала лежащее рядом с ней животное, удивляясь, каким мягким и блестящим было его густое руно.

Она нерешительно почесала ей мордочку. Овца доверчиво уткнулась носом девушке в ладонь. Ободренная этим приглашением Пруденс откинулась на спину и положила голову на ее теплый бок, глубоко вдыхая запах влажной шерсти.

Себастьян пошевелил ногой. Боль в натруженной за день лодыжке немного успокоилась. Он перекатился на спину и едва не соскользнул на пол с выцветшей парчовой кушетки.

Лениво потянувшись всем телом, Себастьян застонал и сжал руками гудящую голову. Обрывочные воспоминания о шумном гулянии на его свадьбе с трудом прорывались сквозь затуманенное алкоголем сознание. Перед его взором кружился водоворот давно знакомых лиц. Он вспомнил Джейми, сморкающегося в подол рубашки своего папани; метающего кружки, разбушевавшегося Тайни; подвыпивших горцев, горланящих шотландские песни… Все остальное скрылось в пелене глубокого сна.

«О, Боже, — подумал Себастьян, — лучше бы я обменял это предательское виски на какой-нибудь добрый, честный шотландский эль».

Он протер глаза, зевнул и застыл, когда все его мысли были разом вытеснены тревогой за Пруденс. Он вспомнил, какой надменной и безжалостной была она в день их неожиданной встречи в горах: холодный, презрительный взгляд; разметавшиеся по плечам волосы и пистолет, наведенный недрогнувшей рукой ему в грудь.

Себастьян сел, озираясь по сторонам в поисках своей жены, и волна нежности захлестнула его.

Пруденс прилегла под бочок к толстой овце и, вытянув ноги, спала сном младенца. Волосы упали ей на лицо. Под глазами залегли голубые тени. Очки наискось висели на носу. Она была похожа на растрепанную куклу, некогда любимую, а затем сломанную и брошенную каким-то беспечным ребенком. Овца с видимым удовольствием жевала мех ее накидки.

Огонь в камине догорал. Себастьян поднялся и перешагнул через храпящего Джейми. Он опустился на колени рядом с Пруденс, отодвинув осколки глиняной кружки. Свет угасающего огня ласкал тонкие линии ее лица.

— Моя жена, — пробормотал он, смакуя слово, которое он украл за такое короткое время.

Себастьян поднял ее на руки Овца с неохотой выплюнула полюбившийся ей мех. Пруденс сонно обвила руками его шею и уткнулась лицом в плечо. Тепло ее тела напомнило ему, что она была не фарфоровой куклой, которая могла рассыпаться в его неловких объятиях, а женщиной из плоти и крови, соблазнительной и желанной.

Он положил Пруденс на кушетку и склонился к ней Ее тихое дыхание шевелило волосы на его висках. Себастьян со стоном прижался ртом к ее губам.

Пруденс проснулась и зашевелилась, когда ее обдало запахом табака и виски и теплые губы прильнули к ее губам. Тяжелые веки, затрепетав, приоткрылись.

— Спокойной ночи, миссис Керр, — прошептал Себастьян.

Он снова осторожно перешагнул через Джейми и опустился на пол рядом с овцой на то место, где только что спала Пруденс, не замечая обращенного к нему изумленного взгляда своей жены.