"Агония" - читать интересную книгу автора (Маркьянов Александр В.)Далекое прошлое Январь 1971 года МоскваА началась эта длинная история в прошлом веке, в далеком 1971 году в Москве. Тогда меня еще звали настоящим именем — Соболев Сергей Владимирович и было мне всего-то двадцать пять лет от роду. Но сначала, расскажу немного расскажу про своего отца, ибо с него все и началось. Соболев Владимир Михайлович, 1915 года рождения, родился в городе-герое Москве. Войну он прошел с 1941 по 1945 год в составе знаменитого СМЕРШа — начинал простым оперуполномоченным СМЕРШ 233 стрелкового полка, закончил в Берлине начальником отдела СМЕРШ 42 гвардейской стрелковой дивизии. Однако после войны он ушел из системы органов госбезопасности и перешел работать в милицию. Сейчас он возглавляет какой-то отдел в министерстве внутренних дел СССР, что-то типа хозяйственного. В общем, с оперативной работы он ушел, и говорить об этом не любит. Вообще у нас в семье есть железное правило — работа дома не обсуждается, дом он и есть дом. Когда я закончил школу и вставал вопрос: куда мне поступать, я, конечно, хотел пойти по стопам отца — поступить в Московскую высшую школу милиции МВД СССР. Но отец, почему-то резко воспротивился этому — и в результате я оказался студентом юридического факультета МГУ. Грызть гранит науки я мог упрямо — настойчивость и упрямство я перенял от отца и, наверное, даже упрямства во мне больше — в конечном итоге при распределении мест производственной практики на пятом курсе досталось мне место стажера аж в самой Генеральной прокуратуре союза ССР. Звучит, а! Да еще не у кого-нибудь, а у самого Александра Владимировича Калинина старшего следователя по особо важным делам. Когда стало известно о распределении мест производственной практики, некоторые одногруппники ехидно усмехнулись — ну как же, папочка устроил теплое место. Было это не так, отец никогда не пользовался своим влиянием для помощи мне, считал, что всего в жизни я должен добиться сам, но не объяснять же это всем. В итоге я скроил на своем лице максимально наглую мину и с гордым видом зашел в деканат за направлением на практику. Пусть завидуют. Впрочем, завидовали однокашники мне напрасно. Я бы даже сказал опрометчиво. Не прошло еще и месяца практики, а я устал настолько, что все мои мечты были не о девушках, и тем более не о самолетах, а о том как элементарно выспаться. Просто проспать пару деньков и чтобы никто не беспокоил. Впрочем, на Александра Владимировича я не в обиде. Он сам работает точно в таком же режиме и даже более жестком. Сам слышал, как Ирочка из отдела кадров ругалась с Александром Владимировичем по поводу того, что он категорически не желал брать отпуск вот уже третий год подряд и тем самым нарушал родной КЗоТ. Ругались они долго и мрачно, и закончилось это практически ничем, правда из отдела кадров на имя заместителя генерального прокурора была написана жалоба. Калинин отписал объяснительную записку и на этом все заглохло. Пока. А сегодня у нас дежурство по городу-герою Москве. Еще то мероприятие, доложу я вам. В течение дня все происшествия, носящие криминальный оттенок и с которыми доблестная советская милиция не может разобраться сама — наши. И это в течение целых двадцати четырех часов! Из них на данный момент прошло уже девятнадцать, шеф (для краткости Александра Владимировича так звали все подчиненные, он на это не обижался) вместе с дежурным от МУРа майором милиции Глазко пил кофе в дежурке, а я клевал носом в одной из свободных комнат дежурной части, и как собака мечтает о мясной кости, мечтал о передаче дежурства следующим бедолагам. — Дежурный следователь, на выезд! Твою мать! Убийство c огнестрелом сегодня уже было (в одном из новых спальных районов Москвы хозяин квартиры застал "на горячем" квартирных воров), разбой был, неопознанный труп был, суицидник подозрительный был — что еще?! Неужели нельзя было подождать товарищи преступники — пять часов до смены с дежурства… С трудом поднявшись с неудобного стула, привел в относительно нормальный вид свой изрядно помятый костюм. Костюм на работу научил меня носить отец — сам он принципиально не терпел небрежности ни в чем даже в одежде (я, конечно, не такой, да и формы у меня пока нет, но с отцом не поспоришь). Глянул в зеркало — из него на меня вытаращился вполне даже высокий и симпатичный брюнет двадцати пяти лет от роду. Накинув на плечи куртку, я вывалился в коридор и быстрым шагом прошел в дежурку. Шеф как раз вставал из-за стола, увидев меня, он кивнул в сторону стоявшей нас столе кружки с кофе и бросил: "Только быстро!". В другом углу одевался Константин Иванович Глазко. Остальные видимо уже были в машине. Я схватил кружку обеими руками и сделал большой глоток. Хорошо-то как! Только горячо. Шеф и Глазко уже выходили из дежурки, я быстро отхлебнул из кружки еще пару раз, поставил ее на стол и бросился догонять… У ворот дежурной части стоял под парами наш раздолбанный РАФик. Интересно, почему государство столько теряет на преступлениях, но не может обеспечить милицию и прокуратуру современной техникой? Только КГБшники раскатывают на новых Волгах. Вопросы, вопросы… Пока наш РАФ с трудом пробивался по заснеженной Москве (а снега ночью выпало очень изрядно, снегоуборочная техника не справлялась), Константин Иванович глухим голосом неторопливо и обстоятельно вводил нас в курс дела. Известно было пока немного. В одной из квартир на Старом Арбате проживал сотрудник милиции. Жил он жил, не тужил, но сегодня соседка с нижнего этажа пожаловалась в местный ДЭЗ, что ее снова затапливает сверху. ДЭЗ выслал группу быстрого реагирования в лице двух слесарей, они быстро проверили все квартиры и выяснили, что протекать может только из квартиры на третьем. Выяснили они это дедуктивным методом, поскольку это была единственная квартира, где им никто не открыл. Звонили-звонили, стучали-стучали, наконец, на исходе часа бесплодных попыток выйти на связь хоть с какими-либо формами жизни в квартире решили выломать дверь. Дверь ломали всем миром, притом очень долго, так как дверь оказалась дополнительно укреплена. Когда же дверь выломали и прошли в квартиру — увидели в одной из комнат лежащий на полу труп мужчины, в котором соседка сразу опознала хозяина квартиры. Местные пинкертоны сразу вызвали дежурного следователя прокуратуры. А потом они открыли дверь платяного шкафа и увидели парадный мундир сотрудника МВД. Тут им стало совсем не по себе, и они заодно позвонили в свое министерство. Так что столпотворение там будет… Оказалось, я не ошибся. К дому подъехать не удалось, мы встали в переулке примерно в трехстах метрах от нужного нам дома. Пока шли до дома, я насчитал, по меньшей мере, пять машин с милицейской раскраской и три черные Волги без мигалок, но со спецномерами. Видимо министерство внутренних дел оказалось расторопнее нас. У самого подъезда четверо милиционеров бдительно следили за тем, чтобы никто посторонний в подъезд не входил. Остановили они и нас. Александр Владимирович полез в карман дубленки за удостоверением, но милиционер видимо узнал Константина Ивановича и отступил в сторону. У самого подъезда снег был уже изрядно вытоптан (шеф поморщился — судя по всему не меньше людей прошлось и по квартире, а это значит, что улики могут быть элементарно затоптаны, а для того чтобы установить кому принадлежат те или иные отпечатки пальцев в квартире придется дактилоскопировать все министерство) мы прошли в старый, пахнущий цветами подъезд и поднялись на третий этаж. На третьем этаже лестничная площадка не вмещала всех желающих. Явно чувствовался сильный запах табачного дыма. Никого из стоящих на лестничной площадке я не знал, но шеф поздоровался с кем-то за руку и прошел в квартиру. Квартира оказалась старой, еще дореволюционной постройки с высокими потолками и довольно хорошо обставленной. Уже в прихожей я увидел импортный ГДР-овский гарнитур с большим зеркалом в красивой оправе. Вешалки в прихожей были сделаны в виде планки с торчащими из нее бычьими рогами из какого-то материала, похожего на медь. Дверь в большую комнату была приоткрыта. Александр Владимирович разделся, повесил на вешалку свою дубленку, я сбросил свою куртку туда же. Константин Иванович же бросил верхнюю одежду комом на гарнитур, что выдавало в нем большого неряху (надо сказать к работе это не относилось, что есть то есть). После чего все мы вошли в большую комнату — место преступления. В комнате никого кроме нас не было — милиция видимо догадалась не ходить табуном до приезда следователя. Горела пятирожковая хрустальная люстра, и все было ярко освещено. Недалеко от стола с батареей телефонов на нем, головой к столу на животе лежал труп — крупный, дородный мужчина с седыми волосами. Одна рука находилась под телом, другая была вытянута по направлению к столу. Из одежды на нем были темного цвета утепленные брюки, дубленка, на ногах зимние утепленные ботинки. Несмотря на то, что дубленка была темной, присмотревшись я увидел небольшую дырочку на левой стороне спины. Район сердца. — Огнестрел… Только этого нам и не хватало под конец дежурства — пробурчал шеф и тяжело вздохнул. Да уж… Второй огнестрел на моей практике, причем с первым то все было понятно — муж выстрелил жене в живот из двустволки 12 калибра из за того, что она не давала ему денег на опохмелку. После этого чудного зрелища, случившегося на третий день практики, я два дня не мог ничего есть. Да и сейчас, когда вижу сырое мясо — начинает подташнивать. А тут мало того что огнестрел, мало того что преступника явно придется устанавливать — так еще и убитый судя по всему высокопоставленный сотрудник МВД. Константин Иванович вышел из-за спины шефа, сделал пару осторожных шагов по комнате, достал из кармана длинный чешский карандаш и что-то осторожно поднял с пола. Затем повернувшись, показал находку нам. Находкой оказалась блестящая, медного цвета новенькая гильза. Положи в пакет — буркнул шеф. А ты, Сережа, чем изображать памятник Ленину займись чем-нибудь полезным — например, пока мы с Иванычем и экспертом осматриваем труп, пройдись по соседним комнатам, на кухню загляни. Авось чего и найдешь полезного. Увидишь что-то странное, подозрительное — руками не трогай и сразу зови меня. Понял? — Так точно — по уставному отчеканил я, зная что шеф терпеть не может муштры и чинопочитания. И пусть — я ведь не маленький, не первый день в следственной группе, мог бы и не напоминать, что руками возможные доказательства хватать нельзя. Через прихожую я прошел в другую комнату, чуть поменьше первой, но все равно большую. Остановился на пороге и, как нас учили на криминалистке, начал слева направо внимательно осматривать комнату. Комната как комната. Левая стена полностью закрыта большим платяным шкафом и стенкой, через стеклянные двери которой виднеется хрусталь. Сама стенка чешская, выглядит как новая. На полу ковер, покрывающий весь пол от входа и до противоположенной стены. На окне большой красный цветок. У противоположной стены в углу стоит старое черное обитое кожей кресло, рядом с ним разложенный диван, накрытый ярким пледом. В кресле лежит, что-то вроде толстой черной книги большого формата в кожаном переплете. И тут я сделал, возможно, самую большую ошибку в своей жизни. Их было много, этих ошибок, но эта затянула меня в водоворот. Я не позвал ни Константина Ивановича, ни шефа — я просто взял эту книгу в руки и открыл ее. Книга оказалась фотоальбомом. Перелистнув первые три листа ничего интересно я не обнаружил. Потертые, выцветшие фотографии с загнутыми уголками, сделанные еще до войны. Поэтому я перевернул большую часть страниц и то, что я увидел, повергло меня в шок. На последней странице в целлулоидном кармашке была вложена фотография. Три человека средних лет в милицейской форме стояли на фоне какого то забора. Один из них был, судя по всему, убитый хозяин квартиры. Второго я не знал. Третьим был мой отец. Я внимательно всмотрелся в фотографию. Да, мой отец, сомнений быть не может. Вытащил фотографию, перевернул ее — на обратной стороне твердым отцовским почерком было написано "Мушкетеры". Не знаю, сколько я так простоял, но шум у входной двери встряхнул меня. Запихав фотографию обратно в кармашек, я вышел в прихожую. Александр Владимирович уже был там. У входа в квартиру происходило какое-то столпотворение — двое мужчин пытались протиснуться в квартиру, а стоявшие до этого на лестничной площадке сотрудники милиции столпились около двери и не пускали их. — Что здесь происходит — повысил голос шеф. — Да ничего особенного — с кривой усмешкой ответил один из стоящих у двери. Место происшествия охраняем. — Достаточно — сказал шеф. Значит так. Место происшествия и труп мы уже осмотрели, протокол написали. Поднимайте сюда медиков, пусть забирают труп и везут на Пироговку на вскрытие. Дверь опечатать никого не пускать. А ты, Саша спускайся и подожди меня и Константина Ивановича в машине. Я сейчас переговорю с товарищами и тоже спущусь. Честно говоря, не помню, как надел куртку, спустился по переполненной лестнице, вышел за оцепление и нашел наш РАФ. В голове была какая то пустота. Несмотря на то что фотография сама по себе ничего не значила — ну фотография и фотография, что с того что на ней изображен мой отец — в конце концов совместное фотографирование не повод для убийства — каким то шестым чувством я отчетливо понимал, что мой отец имеет к этой истории какое то отношение. Было дурно. Александра Владимировича мы прождали еще полчаса, не меньше. Глазко уже пришел, а шефа все не было. Когда он наконец-то подошел к машине, на его лице было какое-то раздраженное выражение, как будто он вынужден был доказывать что-то кому-то очень бестолковому. Забравшись на переднее сидение РАФика он коротко бросил водителю: — Давай в дежурную часть. Досыпать будем. — Что-то случилось, Александр Владимирович? — подал голос я с заднего сидения — Не бери в голову — буркнул шеф. Рафик ехал по ночной Москве. До сдачи дежурства оставалось еще полтора часа. Как мы сдавали дежурство, вспомнить я не могу, стерлось из памяти начисто. Помню только, что шеф был крайне угрюмым, после приезда в дежурку схватил под мышку "дневник дежурного следователя" и удалился в пустой кабинет его заполнять. Константин Иванович и я остались в дежурке, судмедэксперт ушел куда-то вглубь здания. Глазко ничего не говоря вытащил откуда-то из загашника банку растворимого кофе и с головой погрузился в процесс приготовления животворящей жидкости, призванной помочь нам протянуть последний, самый мерзкий час суточного дежурства. О том, что сменщики могут опоздать, не хотелось даже и думать. — Константин Иванович! — А? — поднял глаза от плитки с булькающей водой Глазко — Что думаете по последнему убою? — решил прояснить ситуацию я — Ничего я не думаю Сережа. Я вот думаю, как нам влетит от начальства, если они увидят, как мы готовим кофе прямо в дежурке. Кстати, слышал, что три дня назад Татаринцев так же вот приготовил кофе, налил его в кружку, поставил кружку на пульт, а она возьми да перевернись! Мало того, что пульт замкнуло, так еще и журналы залил! Да… Если Глазко так уходит от темы разговора значит и впрямь что то мерзкое начинается. До дома меня подбросили на дежурной машине МУРа (что было весьма необычно, свободных машин практически никогда не было, но видимо Александр Владимирович пробил). На заплетающихся ногах я поднялся на пятый этаж, не отвечая на вопросы матери, сбросил в прихожей верхнюю одежду и прошел к себе в комнату. Хотелось есть, но больше всего на свете — спать. Тем более, впереди два дня отгулов, а затем еще два выходных. Последняя моя внятная мысль была об отце… Совершенно секретно Генеральному прокурору Союза ССР Тов. Руденко Роману Андреевичу Как вам известно, вчера 28 января 1971 г. в своей квартире был обнаружен труп ответственного работника МВД СССР полковника милиции Комарова Романа Станиславовича с признаками насильственной смерти. Учитывая, что смерть полковника Комарова может быть связана с его служебной деятельностью, и для обеспечения максимально быстрого раскрытия данного дела убедительно прошу включить в состав следственной группы по данному делу ответственного работника МВД СССР подполковника милиции тов. Ивашко К.А. Министр внутренних дел Н.А. Щелоков Совершенно секретно Особой важности Генеральному прокурору Союза ССР Тов. Руденко Роману Андреевичу В соответствии с личным указанием председателя комитета государственной безопасности СССР тов. Андропова Ю.В. вторым главным управлением КГБ СССР проводится специальная операция "Осиновая роща" с целью выявления возможных связей ответственных работников МВД СССР со спецслужбами капиталистических стран. Вчера 28 января 1971 г. в своей квартире был обнаружен труп сотрудника МВД СССР полковника милиции Комарова Романа Станиславовича с явными признаками насильственной смерти. Полковник Комаров Р.С. по оперативной информации имел неоднократные контакты с иностранными гражданами, некоторые из которых установлены как сотрудники Центрального Разведывательного Управления США. Учитывая вышеизложенное, и для предотвращения разглашения совершенно секретной информации просим передать следствие по факту смерти полковника Комарова Р.С. в следственный отдел второго главного управления КГБ СССР. Заместитель председателя КГБ при СМ СССР С.К. Журавлев Совершенно секретно Заместителю председателя КГБ при СМ СССР Тов. Журавлеву Семену Кузьмичу … Уголовно-процессуальным законодательство Союза ССР Прокуратуре Союза ССР предоставлены полномочия по ведению следствия по данной категории дел. Даже в случае, если в процессе расследования будет установлено что смерть полковника Комарова Р.С. прямо или косвенно связана с его контактами с иностранными гражданами, это обстоятельство также не может служить основанием для передачи следствия в КГБ СССР… Генеральный прокурор Союза ССР Р.А. Руденко Проснулся я на следующий день, все тело ломило, но голова была ясной. Посмотрев на будильник понял, что проспал я, считай до самого обеда. Набросив старый тренировочный костюм, в котором я обычно ходил по дому, я зашаркал на кухню. Мама как всегда хлопотала у плиты. Несмотря на то что отец был против, мать очень много времени проводила у плиты, покупала кулинарные книжки и выискивала рецепты. Кроме того, опять таки против воли отца мы купили садовый участок. Летом мать много времени проводила там, выхаживая картошку и помидоры. Как бы то ни было, никакие овощи в магазинах мы не покупали — питались своими. И даже коллеги отца часто приходили к нам в дом, как они признавались, ради того чтобы полакомиться соленым огурчиком. Увидев мою измученную физиономию (а попробуйте-ка целые сутки отдежурить по городу, потом посмотрим, какая физиономия будет у вас) мама кивнула в сторону стола, где меня ждал большой чайник с чаем (кофе мы дома не пили) и целая тарелка пшенной каши с мясом. Плюхнувшись на табурет я приступил к трапезе. Позавтракав я поблагодарил маму и только собирался уйти с кухни как мама остановила меня: — Да, Сережа, совсем забыла… Пока ты спал с работы звонил отец. Сказал чтобы на завтра ты ничего не планировал — он возьмет отгул на пятницу и собирается ехать на курсы «Выстрел», хочет чтобы ты тоже поехал… Надо сказать, что мой отец, несмотря на то, что работал на бюрократической должности в министерстве, СМЕРШевские корни не позабыл. Поэтому раз в месяц мы выбирались на стрельбище с коллегами отца, чтобы пострелять. Стрелял отец неплохо, даже очень, вполне мог получить даже мастера спорта, но заниматься этим ему не хотелось. В отличие от него я свои спортивные достижения «оформил» и был кандидатом в мастера спорта, выступал за МГУ. Любимым моим упражнением была скоростная стрельба из пистолета, где я достиг таких высот, которые позволяли мне если и не победить, то выступить на первенстве Москвы. Отгул отца и приглашение на курсы «Выстрел» было странным. Последний раз мы там были прошлым летом, вместе с однополчанами отца по дивизии, один из которых работал именно на курсах. Постреляли из всего, что находится на вооружении армии — понравилось, хотя я все-таки предпочитаю мелкокалиберный спортивный пистолет. Тем не менее, восемьдесят одно очко из ста возможных из автомата Калашникова я выбил. Весь день я провел в размышлениях, что же все-таки значила надпись отца на фотографии в альбоме убитого. Мысли в голову лезли разные, но ни одной дельной. Это вполне мог быть и старый друг отца, и я, значит, просто поднимаю бурю в стакане воды. Поздно вечером пришел отец, в прихожей клюнул в щеку мать, шумно разделся и ничего не говоря протопал на кухню ужинать. Отец мой вообще молчун и может молчать часами, слова из него не вытащишь. Я вышел из своей комнаты и тоже прошел на кухню. Мать и отец уже сидели за столом, моя тарелка тоже ждала меня. После обеда я улучил момент и задал отцу вопрос: — Пап, все нормально? — Нормально, нормально, а что может быть ненормального? — вопросом на вопрос ответил отец Но по его внешнему виду нельзя было сказать, что все было нормально — с раннего детства отец учил меня наблюдательности даже в мелочах и сейчас я явно видел, что отца что-то беспокоит, причем что-то серьезное. Расспрашивать было бесполезно даже пытаться — если отец не хочет что-то говорить — его не расколешь, бывший офицер СМЕРШа как никак. — Завтра когда поедем? — Да часков с восьми и махнем. Пока доедем, пока то-се. Отдохнем, постреляем… Кстати, как твое суточное дежурство прошло? — как бы невзначай поинтересовался отец. — Устал как собака, а в остальном все нормально. Моя милиция меня бережет, а уж прокуратура тем более — отшутился я. Все-таки я достойный сын своего отца — расколоть меня тоже ой как непросто… — А уж гебешники так вообще покоя не дают — засмеялся отец — пошли сын, «Время» посмотрим да спать, завтра нам еще вставать рано… |
|
|