"Желанная" - читать интересную книгу автора (Дивайн Тия)

Глава 2

– Бонтеру грозит разорение, – спокойно сообщила Оливия. – Мы живем в кредит от сезона к сезону, надеясь на то, что следующий урожай позволит рассчитаться с долгами предыдущих лет. Наличных денег мало, да и те, что есть, Клей постепенно растрачивает на оплату пресловутых долгов чести. В этом году или в следующем Гарри Темплтон все равно добьется своего: я приму его предложение продать Бонтер, если не найду иного выхода.

Но выход, конечно же, она найдет. Она как раз готовила почву для решения проблемы. Ей хотелось лишь, чтобы ее непоколебимый старший сын понял, к чему привели семью сначала его отъезд, а потом смерть Вернье. Ей очень хотелось, чтобы Флинт остался, но просить она ни за что не стала бы.

– Понимаю, – сказал он, сохраняя то же бесстрастное выражение лица. Он был настоящим сыном своей матери, только он знал, что она может достучаться до него, и видел замешательство в ее глазах в течение тех нескольких секунд, когда, как ей показалось, он не наблюдал за ней.

– Клей сейчас в Новом Орлеане, – продолжала Оливия, – искупает вину перед Ориндой, которую использовал в качестве дополнительного обеспечения во время последнего посещения игорного дома.

«Ах вот оно что!» Наконец в глазах Флинта вспыхнул гневный огонь – все же в нем не исчезло чувство собственности.

– Мне остается лишь надеяться, что он не проиграет ее в следующий раз, – тихо продолжила Оливия, – но ведь тебе все равно, не так ли, Флинт, мой мальчик?

– Абсолютно все равно, – равнодушно сказал он. – Еще что-нибудь хочешь мне сообщить, мама?

– Давай помолимся о том, чтобы Оринда была последней из того, что он проиграет, – спокойно сказала женщина. – Вероятно, это могло бы решить проблему проще, чем если бы я переписала Бонтер на Гарри Темплтона. Вероятно, мне не стоило так яростно бороться за то, что у нас есть. Зачем все это, если мне совершенно ясно – Клею ни до чего нет дела, а ты собрался вновь повернуться к нам спиной.

– Возможно, и так, – не стал спорить Флинт.

Она страшно злилась на него, на его упорное нежелание что-либо предпринимать. Он приехал два дня назад и продолжал вести себя так, будто он гость, впервые попавший в этот дом. Оливия не могла понять, что он при этом думает и что испытывает. Он так изменился, в то время как все остальное осталось практически таким же. Что же он видит во всем этом? Что же он чувствует?

– Флинт, – сказала она. В голосе ее не было ни командных ноток, ни оттенка мольбы. Нет, все же мольба была, потому что она произнесла одно лишь его имя.

Все верно, имя делает человеку судьбу. Он был назван в честь ее отца и походил на него во всем. Он был ее сыном, она чувствовала это, хотела этого и одновременно это отрицала. Флинт никогда не был ласковым, не был ласков он и сейчас. Но он был силен, и она нуждалась в его силе.

Оливия не хотела никаких объяснений. Все, что ей было от него нужно, – это сила, на которую она могла положиться. Но просить его об этом она не могла.

Она шмыгнула носом. «Интересно, о чем он сейчас думает?»

Нет, ей все равно. Это все равно что плести семейный круг. Он стоял особняком, и теперь Оливия перестала из-за этого переживать, перестала раздумывать над тем, как могла бы измениться жизнь, если бы не было этого двадцатилетнего отсутствия.

Она знала – Флинт должен продолжать жить своей жизнью. Его присутствие ничего не меняло, словно он вообще не приезжал.

Все! Наступил предел всякому терпению. Как только Дейн захлопнула дверь и Найрин исхитрилась извернуться так, чтобы помешать Гарри разглядеть искаженное ужасом лицо дочери, в тот долгожданный миг экстаза Темплтон понял, что ему надо делать.

Он слишком долго откладывал этот шаг, хотя друзья говорили ему, что медлить с такими делами не стоит. С него довольно жалких попыток Дейн привлечь к себе внимание. Она уже вполне взрослая женщина, надо было давно выдать ее замуж. Надо было... Разумеется, дело осложнялось болезнью ее матери, и присутствие Дейн было в равной степени необходимым и полезным, особенно после того, как с ними стала жить Найрин.

Он не винил дочь в том, что она была так сильно предана матери, да и ему тоже. Возмущала ее дурацкая детская привычка всюду совать свой нос. И еще упрямое нежелание полюбить Найрин.

Мысль о том, что Дейн покинет Монтелет, подарила Гарри приятное возбуждение. Ему больше не придется переживать из-за того, что кто-то может подслушать или застать его в неудачный момент.

Они с Найрин будут одни – наконец одни, – и никто и никогда не станет им мешать.

Он поднял глаза на любовницу, которая, соскользнув с кровати, подошла к двери и заперла ее.

– Соплячка ушла, – прошептала она.

– Мы от нее избавимся.

Найрин села к Гарри на колени и потерлась щекой о шею.

– У меня замечательная мысль.

Он попытался поцеловать ее.

– Расскажи мне.

Она крутила головой, избегая его поцелуев.

– Замечательное решение, Гарри. Такты получишь все, что хочешь.

– Скорее говори, – пробормотал Гарри. Ее тело отвлекало его.

– Клей Ратледж.

Ему показалось, что она плеснула ему в лицо холодной воды.

– Ты с ума сошла?

Найрин встала и отошла от него.

– Подумай, Гарри. Он живет по соседству, он наследник. Ты столько лет стремился получить Бонтер. Сам мне об этом говорил не раз. К тому же он ей нравится. Да не смотри на меня так, я знаю.

Найрин видела, что он не может принять ее предложение, что оно ему противно. И все же Гарри действительно пытался оценить преимущества такого исхода. Найрин внимательно следила за выражением его лица, и от нее не ускользнул тот момент, когда он смог увидеть, что сулит подобный ход: Дейн уходит с глаз долой, никчемный Клей ничему не мешает, Оливия безумствует от отчаяния, и Бонтер, требующий к себе внимания, разумеется, получает управляющего. Естественно, за процент от прибыли. Вот так он получит все, что хочет, – Найрин дело говорит.

Она злорадно усмехнулась и принялась ходить по комнате, покачивая бедрами. Она подходила все ближе и ближе...

– Но послушай, Гарри, – прошептала Найрин, – самое главное в том, – она могла бы и не произносить этих слов, поскольку оба подумали об одном и том же, – что этот брак просто убьет Оливию Ратледж.

С абсолютно ясной головой и спокойнее, чем вода в ручье, Дейн направилась к конюшне, оседлала Боя и медленно выехала из усадьбы по дороге мимо длинного пастбища.

Она решила, что не останется в Монтелете ни дня, так что пусть Клей выполняет обещание, и жениться на ней ему придется сейчас. Выгодным в финансовом отношении был Монтелет, отнюдь не Бонтер, да и отец никогда бы не дал разрешения на этот брак. Она и представить не могла, как разгневается Темплтон, узнав о ее решении.

Но все это не имело значения. Если она и любила отца, то после того, чему она стала свидетельницей, в душе все выгорело. Ничего не осталось. И терять ей теперь было нечего.

Дейн казалось, что внутри у нее все застыло – холод и спокойствие. И это было кстати. Самое подходящее состояние, чтобы принимать решение. Клей хотел ее, а ее отец хотел Найрин. Все просто. Клей ей не откажет.

Она проехала по дорожке, ведущей к плантациям тростника, простиравшимся на сотни миль.

Урожай Монтелста – залог богатства и процветания.

На мгновение Дейн стало страшно от того, что она задумала. Оставить эти поля? Но ведь далеко она не уедет: она выйдет за Клея и будет жить неподалеку, за холмом, как она всегда мечтала, как они вместе мечтали.

Оливия уже поджидала его, когда Клей вернулся из города.

– У нас гость.

– Прекрасно, мама, – беззаботно сказал он, швырнув шляпу слуге. – Папе всегда нравилось принимать гостей.

– Папа любил играть на публику, – едко заметила Оливия. – Что касается меня, то я этого никогда не любила. Впрочем, это все равно не твое дело. Надеюсь, Дюпен вернул Тебе документы?

– Мама...

– Разумеется, ты мне отдашь бумаги на хранение.

– Ну, я не могу этого сделать, мама. Я оставил их у своего банкира в Новом Орлеане.

– В самом деле? Как славно. У мистера Бертрана? Да, все верно. Он оказал твоему отцу немало добрых услуг. Конечно, он станет тебя баловать и заверять, что так будет продолжаться вечно. Урожай какого года мы кладем в его карман на этот раз? Нечего сказать? Впрочем, я не ждала от тебя объяснений.

Клей отошел к окну и, резко обернувшись к матери, сказал:

– Оринда не заложена. Признайся, мама, тебя только она и волнует.

Оливия подалась вперед.

– Что, если бы мы могли рассчитывать на более богатый урожай Бонтера? Что, если бы у нас была возможность хотя бы частично рассчитаться с долгами и подняться в глазах жителей Сент-Фоя?

– Мы уже говорили об этом, мама. Это невозможно.

– Очень интересно, Клей. А я говорила кое с кем, и мне сказали, что это возможно.

– Чепуха, – резко бросил Клей. – В округе не найдется ни одного человека, у которого нашлись бы время и силы, чтобы присматривать за еще одной плантацией.

– О, но мой гость...

– Кто этот придурок? – Клей устал от дурацкой игры в кошки-мышки.

– Это я, – произнес ровный голос у Клея за спиной.

Обернувшись, Клей увидел то, что до сих пор могло ему привидеться лишь в кошмарах: его старший брат, во плоти, который удрал, бросив их, и который вдруг объявился здесь, словно библейский патриарх, лишь для того, чтобы потребовать причитающееся ему наследство.

– Или я уйду, или пусть уходит он.

Клей выдвинул свой ультиматум вполне расчетливо. Он знал, что Оливия не переживет потери младшего сына. Она всегда обожала младшего, а для старшего на протяжении тех двадцати лет, что они жили без него, у нее не находилось ни единого теплого слова, лишь уничижения и упреки.

Предательство Флинта едва не сломило ее: она рассчитывала на то, что он сможет как-то усмирить отца. Что же касается Клея, то она с самого начала знала, что тот ничем не лучше Всрнье и ничего путного из него не выйдет.

Но Клей знал и то, что обладал тем же обаянием, тем же притягательным, непринужденным шармом, что и отец. Никто не мог устоять перед его мальчишеским обаянием, и много лет этот унаследованный от отца шарм был главной опорой в его жизни. До Бонтера ему не было дела, как и папаше. Лишь бы на жизнь хватало.

И вот на склоне лет старая ведьма решила-таки внять голосу рассудка и провернуть дело в пользу старшего братца?

Никогда!

Он уедет. Он продаст Оринду и покажет старой карге, кто тут главный.

Он знал, что Оливия все читает у него на лице, и открыто и дерзко насмехался над ее тупостью. Она ни за что не позволила бы ему продать Оринду. Клей видел, как она потемнела лицом, и это убедило его в правильности сделанного выбора.

Она вдруг так постарела, так осунулась. Хотел бы он, чтобы Лидия была здесь. Вот она бы посмотрела, как он сумел одержать победу над матерью. Пусть бы посмотрела, как он зажал Оливию в угол, как пригнуло ее к земле решение, которое она вынуждена принять.

Оливия знала, что Клей не пойдет на попятную. Он сделал свой выбор. Так что она могла бы просто сказать узурпатору, что ему здесь не рады и что он, Клей, будет управлять Бонтером, как это было раньше.

– Ну что же, – с трудом выдавила из себя Оливия.

Клей готов был выдавить из нее всю жизнь до капли, и ему было плевать на то, что он делает.

Беззаботный непосредственный Клей, всегда полагавшийся на то, что считал неизменным. Никогда не задумывавшийся над последствиями. Он, что всегда смотрел на нее как на бездонный источник денег, в водах которого его корабль никогда не сядет на мель, поскольку, когда все деньги иссякнут, ни ее, ни его уже не будет в живых.

Клей никогда ничего не понимал. Она это видела с беспощадной ясностью и при этом испытывала непростительное желание оставить все как есть.

– Ну что же, – повторила Оливия, слишком хорошо зная, что за этим последует, – сердцем и душой ты всегда стремился в Новый Орлеан, Клей. Думаю, тебе понравится жить там постоянно.

– Думаю, понравится, – холодно ответил сын, встречаясь с матерью взглядом, – как только я обустроюсь там как полагается. Думаю, ты поняла, что я имею в виду, мама.

– Я в самом деле понимаю, – сказала она. Она и представить не могла, как это будет больно. – Я понимаю и то, что у меня хватило глупости передать тебе документ на право собственности. Теперь ты поступишь с ним по своему усмотрению.

– Мама, – начал было Клей, но вовремя остановился. Он не станет ее ни о чем умолять. Он не станет... Но в какой-то миг, словно озаренный молнией, он увидел все, что теряет, заняв столь упрямую позицию: власть, ошеломляющую власть, что он имел здесь. Власть над жизнями многих, позволяющая ему поступать как заблагорассудится. В Новом Орлеане такого не будет. Если только он не согласится платить за удовольствие.

Но почему бы нет?

Клей гордо поднял голову. Пусть этот ублюдок, его братец, поставит имение на ноги, заставит его давать доход, вытянет из него все, что можно, а там... Всякое случается в жизни. А тем временем можно продать Оринду, и, быть может, настроение у него изменится к лучшему.

А если нет?

Так всегда под рукой есть эта вечно скулящая Дейн Темплтон: там денег немерено, и он готов жениться, чтобы присвоить их. Надо лишь, чтобы Гарри согласился их ему дать.

А если и тут ничего не выйдет... Ладно, об этом можно подумать позже. Не думает же Дейн, что отец ее будет жить вечно...

В конечном итоге так оно и вышло: мать смогла договориться с изменщиком, предателем семьи. По правде говоря, он вполне был в силах поставить Бонтер на ноги, сделать предприятие рентабельным. А когда деньги потекут рекой, а Оливия дойдет до отчаяния, тоскуя по младшему сыну, он объявится с полными карманами золота, полученными в результате настоящей мужской работы – за игорным столом.

Надо лишь проявить терпение, тогда Бонтер со всеми его богатствами окажется снова в его распоряжении. Все остальное может подождать.

– Я уезжаю, – сказал Клей решительно.

– Ничего другого я не ждала, – ответила Оливия.

Он направился было к двери, но обернулся и сказал:

– Это так глупо, мама, позволить Флинту вернуться и отдать ему плантацию. Ведь ты даже не знаешь, что он может сделать.

– Зато я знаю, что не можешь сделать ты. Хотя ты мог бы сделать для нас что-то большее...

– Лидия будет в бешенстве.

– Я была бы весьма тебе обязана, если бы ты пригласил ее пожить с тобой в Новом Орлеане.

– Мама...

– Не надо больше угроз, Клей. Я поговорю с Лидией, когда она вернется из Сент-Франсисвилла. Будь любезен, сообщи мне свой адрес, когда устроишься. Больше мне нечего тебе сказать.

– И мне тоже, мама, – обиженно бросил с лестницы сын. – Помни, это был твой выбор, а не мой.

– О нет, – пробормотала Оливия, глядя ему вслед, покуда он не скрылся из вида. – О нет, это был твой выбор, мой мальчик. И ты сделал его очень и очень давно...

Она никогда так близко не подъезжала к Бонтеру. Они всегда встречались в полях Монтелета или внизу, в Оринде, куда никто никогда не приходил. К белому усадебному дому она никогда не приближалась на расстояние мушкетного выстрела. Она почувствовала, как ноги ее обмякли от страха, когда Бой свернул в аллею, ведущую к дому с величавыми колоннами.

Перспектива и в самом деле была пугающей. Дейн до сих пор не приходило в голову, что она скажет, как устроит свидание с Клеем. Единственное, что ей оставалось, это подойти к двери и постучать, вызвав прислугу.

Зачем она вообще явилась в этот дом? Иначе, как безумным, ее поступок назвать нельзя. Что, если Оливия Ратледж сейчас где-нибудь на веранде и видит ее? Что, если отец выследил ее? Что, если Клея здесь не было и нет?

Дейн спокойно рассчитывала шансы, а Бой пританцовывал на месте, ожидая, пока хозяйка примет решение. Нет, к дому она не пойдет. По крайней мере сейчас. Девушке смертельно не хотелось встречаться с Оливией.

Она прикусила губу. С чего бы ей так нервничать? В конце концов, этот дом с колоннами мало чем отличался от того, где жила она. И тот мужчина, что жил там, злейший враг ее отца, уже умер. Что такого страшного может сделать с ней Оливия, обнаружив, что она, Дейн, посмела проникнуть на территорию, принадлежавшую ей?

Девушка полагала, что женщина может ее прогнать. Забавное будет зрелище: Оливия, грозящая метлой. Нет, Оливия никогда до такого не опустится.

«Скорее всего она пригласит меня на чашку чаю. Для этих людей самое главное – соблюдать приличия. Делать хорошую мину при плохой игре – вот их лозунг», – подумала Дейн.

Она впитала эту истину с молоком матери. Наверное, только поэтому не могла закатить настоящий скандал по поводу того, что происходило между ее отцом и Найрин.

И уж конечно, девушке, знающей, что прилично, а что нет, не пристало пускаться в погоню за Клеем. Не пристало самой являться в его дом до тех пор, пока он не сделает предложение.

Но теперь поздно о чем-либо сожалеть. Раз она здесь, Клея надо найти.

Ей не хватало храбрости, чтобы войти в дом. Вполне вероятно, что его там просто нет: он мог быть в конюшне, например. Проще всего попросить кого-нибудь позвать Клея.

А уж если так не получится, придется прибегнуть к последнему средству и подняться по парадным ступеням к двери.

Дейн отпустила Боя попастись, а сама направилась к дому с тыльной стороны, туда, где располагались помещения для слуг. Пробраться незамеченной, в обход дома надсмотрщика и сыроварни, огородами к конюшне, находящейся в дальнем углу усадьбы, оказалось нетрудно.

Впрочем, нельзя сказать, что ее вообще никто не заметил. Другое дело, что ее никто не остановил. Слуги посматривали на девушку искоса, гадая, стоит ли сообщать надсмотрщику о том, что в дом явилась незнакомка. Дейн решительно вошла в конюшню и окликнула Клея по имени.

И тут же перед ней вырос громадный негр. Такого крупного мужчину она в жизни не видела.

– Чего вы хотите, мисс?

Голос у него был подобен громовому раскату.

– Я ищу мистера Клея, – дерзко бросила Дейн.

– Он в каретной, мэм. Грузит багаж.

Грузит багаж? Что бы это значило?

Дейн проскользнула мимо гиганта и помчалась к каретной, притормозив лишь для того, чтобы привязать Боя.

– Клей! – громко крикнула она, настежь распахнув двери конюшни.

Клей вздрогнул, услышав ее голос, и выронил сундук, который, впрочем, ловко подхватил слуга.

– Господи, – пробормотал он испуганно. Впрочем, Дейн его не слышала. Она бежала к нему со всех ног. Она обняла его. Ей стало так спокойно, так хорошо.

– Дейн... – Клей высвободился из ее объятий как можно тактичнее. Заметив слезы в глазах девушки, он приподнял ее подбородок, чтобы лучше видеть лицо. – Что случилось? Ты бы никогда не приехала сюда просто так. Это связано с твоим отцом?

Может, он выдал себя? Может, она уловила нотки надежды в его голосе? Но если что-то случилось с Гарри, Клей мог считать себя спасенным. Все его проблемы решались одним махом.

– О да, – шмыгая носом, подтвердила его догадку Дейн. – Это из-за отца. Из-за моего глупого, распутного отца, которому дела нет до родной дочери... – Она была не в силах сдержать слезы, и они полились рекой. – Они... Они... Он и Найрин... – Дейн судорожно втянула воздух. Она чувствовала, что Клей теряет терпение. – Я их застукала. Они были вдвоем, одни, похотливые животные... А ведь еще и года не прошло, как умерла мама. Он собирается жениться на ней, Клей. Я знаю это, и я не могу ни минуты больше там оставаться. Быть там с ней... Я не могу.

Черт! Он не стал произносить бранного слова вслух. Он сумел сдержаться, преодолев жуткое ощущение, будто весь мир разваливается у него на глазах. Ничего рационального не приходило в голову.

– Это какая-то бессмыслица, Дейн. Твой отец... и?.. – Он действительно был потрясен. Найрин так молода. Так сочна и доступна. Совсем одна с Гарри во всем доме...

И вот тогда он почувствовал укол ревности. Снова Гарри обставил его, а он, Клей, остался с носом. Дейн отлично поняла, на что он намекает. Вот и Клей думает, что она сочиняет небылицы. Надо было догадаться, что слезы и истерика – эти женские штучки на него не действуют. Слезы мгновенно высохли. Она сжала кулаки. Дейн просто обязана была убедить его в том, что говорит правду.

– Они были вместе – в его офисе. Я их видела. Мне не стереть этого зрелища из памяти. Всякий раз, когда он или она попадутся мне на глаза, я буду вспоминать.

Она могла бы не продолжать. Он весьма отчетливо представил себе эту картину: Гарри и Найрин, слившиеся в одно целое. Гарри с этой черноглазой нимфой-искусительницей. И эта картина возбуждала – он не нуждался в словесных подробностях.

Черт...

Он не хотел этого говорить, но Клею совсем не улыбалась перспектива оказаться припертым к стенке, особенно Дейн. Она не входила в его планы. Пока. А может, и вообще. Но он все же сказал это, так как хотел, чтобы она высказалась определенно.

– Чего ты хочешь от меня, Дейн?

Она его не разочаровала. Она была так красива. Эти мерцающие голубые глаза и чувственный рот. Он наблюдал за тем, как ее губы, так красиво очерченные, движутся, скорее угадывая, чем воспринимая на слух слова, которые ни одна леди не решится произнести вслух.

– Я хочу, чтобы ты на мне женился.

Он все же услышал ее слова. И он понимал, что джентльмен должен был сделать предложение, как только услышал ее горькую повесть. И все же сердце ударило раз, другой, третий, а Клей продолжал молчать. Дейн боялась, что не выдержит и умрет прямо сейчас.

Впрочем, от Клея именно этого следовало ожидать.

– Я уезжаю в Новый Орлеан, – сказал он лишь для того, чтобы что-то сказать. – Послушай меня, Дейн. Я вынужден уехать из Бонтера. Это вопрос чести...

– Да, уж эти вопросы чести, – с горечью констатировала девушка.

– Я бы взял тебя в жены хоть сегодня, – заговорил он, пытаясь подсластить пилюлю, – но случилось то, чего никто из нас не мог предвидеть, – мой брат вернулся домой, и мать сделала выбор в его пользу. Теперь у меня нет иного выхода, кроме как уехать. Ты должна понять, Дейн. Она передает ему все, через мою голову, и я не могу, я не позволю этому ублюдку лишить меня наследства. Мне нужно время. Ты должна дать мне время. Поэтому я должен уехать...

– Не вижу причин для отъезда, – язвительно ответила она.

– Я должен уехать, – повторил Клей, – но я... Я пошлю за тобой, как только устроюсь, Дейн. Клянусь! Между нами все будет по-прежнему. Мы будем жить в Новом Орлеане, и жить по-королевски. Все будет так, как я планирую, Дейн. Я обещаю...

Дейн собралась с духом. Едва ли что-либо в жизни ей давалось с таким же трудом, как эти слова. Но он заслужил их. Он собирался сбежать от нее, сбежать из поместья, требующего приложения сил, и давно пора было сказать ему, что он собой представляет.

– Ну что же, раз так, мне придется вернуться домой и жить с тем, что я видела. Жить там, зная, как на самом деле относится ко мне отец. Но ты не оставляешь мне выбора. Пока ты устроишься в Новом Орлеане, могут пройти месяцы, а так долго я ждать не могу.

– Даже меня? – спросил он чуть обиженно. Впрочем, Клей действительно не хотел упускать ее. Не исключено, что она ему еще пригодится. А может, ее приданое.

– Тебя в особенности, – веско заявила Дейн и зашагала прочь. Дольше оставаться она не могла – не могла допустить, чтобы он увидел ее слезы еще раз. Унижаться ни перед кем она не хотела, особенно перед Клеем. Тем самым она дала бы ему в руки оружие против себя.

О, с ним покончено навсегда! Теперь он был для нее так же далек и чужд, как снег для этих южных краев.

– Дейн, подожди! Что ты собираешься делать?

– Найду кого-нибудь, кто на мне женится, – бросила она через плечо уже на пороге каретной. – И как можно скорее!

Господи, как он их всех ненавидел: глупую мать, ублюдка братца, эту пресную Дейн, которая не может подождать какой-то месяц, пока планы его начнут приносить плоды.

Какой-то месяц! Да он знал многих женщин, которые согласны были ждать годы! А как мастерски он ее в себя влюблял! То приближал, то отстранял, пробуждая интерес. Он так преуспел в этой игре, а теперь оказалось, что трудился зря.

Клей привязал последний сундук к багажнику кареты и отпустил слугу. Он готов был убить ее. Она разозлила его тем, что внесла дополнительные затруднения в и без того запутанные дела. Если бы только она могла месяц переждать спокойно, не поднимая шума. За месяц Гарри все равно ничего относительно Найрин не решит. А за это время они бы с Дейн что-то между собой смогли решить. Он стал бы приезжать в Оринду по выходным, и там бы они что-нибудь придумали.

Черт, она захватила его врасплох! Нельзя ждать от мужчины, что он ответит «да» на предложение, когда на него столько всего сразу свалилось. Черт, он, кажется, сглупил! Монтелет решил бы все его проблемы, а Дейн Темплтон – она как тесто в его руках. Надо было просто сказать ей «да»...

Он сказал бы «да»...

– Мистер Клей...

Он вскинул голову и не сразу узнал этот певучий голос.

– Мистер Клей...

– Кто это?

– Это я, мистер Клей, – жарко зашептала женщина, выступив из глубины каретной.

– Мелайн?

– Это я, мистер Клей, кто же еще, – заворковала рабыня.

– Тебе здесь не место.

Мелайн похлопала себя по животу.

– Мне надо поговорить с вами, мистер Клей.

– Мы уже говорили по этому поводу.

– Тут вы ничего поделать не можете, я знаю. Но пришла не об этом поговорить. Может, мистер Клей, вы согласитесь поговорить со мной до того, как убежать отсюда, оставить дом, что принадлежит вам по праву?

Ему хотелось как следует ее тряхнуть. Сейчас его меньше всего прельщала перспектива общаться с жалкой служанкой. Отец умер из-за нее, и мать уже заподозрила, что обстоятельства гибели мужа говорят отнюдь не в пользу обоих: ее супруга и ее сына. Но Клей ни за что не сознался бы в этом.

Господи, что за жизнь. Постоянно под прицелом чужих глаз. Вот и сейчас...

– Вам надо остаться, мистер Клей, у меня и у ребенка – у нас есть тайна...

– Это все глупые бредни, достойные ваших колдунов, – коротко бросил Клей, накидывая куртку. – О чем это ты говоришь?

Мелайн ощущала почти физическую боль. Отец ее ребенка не хотел иметь с ней ничего общего. Но чего еще она ждала? Хозяин и рабыня: между ними всегда так. Он может быть ласков с ней, только если чего-то хочет. Но только сейчас он ничего не хотел, потому что взял все, что мог взять.

Но у нее всегда была надежда. Мама научила ее не терять надежду. А не терять означало найти способ влияния на господ. Власть над ними. Кое-какая власть у нее была, и этот мужчина ей был нужен, поэтому надо было заставить его сменить гнев на нечто более похожее на милость.

– Приходите навестить Мелайн, мистер Клей, как раньше, и сделайте так, чтобы все между нами было хорошо, и тогда, возможно, я вам что-то расскажу.

Он терял терпение. Он не мог допустить, чтобы их поймали на месте преступления, и сейчас ей нечего было ему предложить. Но он знал, что его категоричность ее не отпугнет. С Мелайн такие вещи не проходят. Надо было быть с ней помягче, дабы сохранить в неприкосновенности ее гордость и их секрет.

– Что ты мне расскажешь? – в итоге спросил Клей, подавив гнев.

– У меня есть секрет, и я хранила его до того момента, пока он кому-то не понадобится.

– Мы оба знаем твой секрет, Мелайн...

– Нет-нет, мистер Клей. Я не об этом, – кокетливо сообщила служанка. – Приходите к Мелайн, и тогда я вам, может быть, расскажу. Этот секрет для мужчины. Женщина ничего не может с ним сделать, особенно такая, как я. Но умный мужчина... Мужчина, который умеет держать слово...

– Я умею держать слово, – осторожно сказал Клей.

– Постольку поскольку, – возразила Мелайн. – Но в этом случае вы сдержите все обещания, мистер Клей. Вы найдете способ. Все, что от вас требуется, это прийти к Мелайн после того, как вы уютно устроитесь у себя в городе. Вы разыщете Мелайн, и мы мило поговорим, мистер Клей, об обещаниях и о том, что моя мама мне рассказала. Глаза Клея внезапно сверкнули.

– Драгоценности...

– Ну вот, мистер Клей, как же все будет, если я вам прямо сейчас все расскажу? Вы будете делать то, что вы должны, а затем придете и разыщете Мелайн, когда будете готовы.

Он рванулся к ней в тот самый миг, как она растворилась в сумраке.

Драгоценности... О Господи! Он не думал об этом вот уже много лет... Он забыл эту навязшую в зубах старую семейную притчу... Драгоценности!

Боже, вот так удача! Но как такое могло случиться? Мать Мелайн умерла, и дом их сгорел – так Оливия сказала. Какой же он дурак, если поверил отчаявшейся лживой служанке, даже если она и носит его ребенка...

Или он сам отчаялся до такой степени, что готов поверить чему угодно?

Тупая женщина!

– Джордж! – закричал Клей, прыгнув в карету. Кучер бежал со всех ног. – Черт тебя подери! Где ты шляешься? Давай, двигаем к чертям из этого места!

Знай своего врага...

На чердаке каретной притаился Флинт Ратледж. Его черные блестящие глаза провожали карету, пока та не скрылась из вида.

«Человек ничему не должен доверять, – угрюмо думал он, – ни своим родственникам, ни своим мечтам, ни даже своим инстинктам».

Он и себе доверять не может. Флинт не шевелился, пока стук колес не затих вдали, и даже тогда он не стал поднимать шум, легко и пружинисто, как кот, спрыгнув с чердака на пол.

Из открытой двери в каретную лился солнечный свет. Там, снаружи, виднелась петляющая дорога, обсаженная с двух сторон деревьями. Флинт знал здесь каждое деревце, каждый куст. Он мог бы пройти в любую точку поместья с закрытыми глазами. Он любил это место, этот дом с белыми колоннами и широкой верандой...

«Все мое...»

Флинт смял в ладони конверт из вощеной бумаги.

Как быстро он все осознал.

«Мое...»

Он потратил двадцать лет на то, чтобы отыскать то единственное, к чему его сердце прикипело с самого начала. Что принадлежало ему изначально.

«Мое...»

Все это – Бонтер, женщина, изгнание Клея, – все, чего он желал, было у него в руках.

Он медленно разгладил толстый конверт, который Тул вручил ему как раз перед тем, как Флинт последовал за братом в каретную.

«Мое...»

Письмо было адресовано Оливии и написано незнакомым почерком. Когда он перевернул его, то увидел аккуратно выписанное имя Гарри Темплтона.

«Мое...»

Флинт решительно вскрыл конверт и пробежал глазами послание.

«Моя дорогая Оливия, я беру на себя смелость попросить зайти вас завтра, чтобы обсудить вопрос, важный для нас обоих».

«Мое...»

Все. И он отнюдь не был таким легковерным, как Оливия. Флинт сделал свой выбор. Жребий брошен. Он смял письмо и направился к дому.