"Программируемый мальчик (педагогическая фантастика)" - читать интересную книгу автора

Эпилог КОНЕЦ ДЕКАБРЯ

Готово, отец,— говорю я.— Принимай работу.

Да ну, Санька, неужто починил? — радостно изумляется папа и бежит к видеомагнитофону. Я щелкаю пальцем по панели.

Все, как обещал. Папа вытаскивает из портфеля свеженькую кассету и вручает ее мне.

— Заводи, Санька. Ты у нас тут начальник.

Кассета мягко ложится на место. На экране появляется китаец, который медленно водит руками и ногами в разных направлениях. Папа сразу зовет маму из кухни. С посветлевшими лицами они начинают сосредоточенно повторять движения. Из динамика льется голос диктора: “Представьте себя на вершине горы… Встает солнце… Его лучи окрашивают снег в нежно-розовый цвет… Ваша грудь раскрыта настежь, вы с благодарностью принимаете поток энергии, вы берете энергию руками, сжимаете ее в огненный шар…” Я регулирую четкость изображения и присоединяюсь к родителям.

Здорово, что мы решили заняться китайской гимнастикой. А то сидели бы сейчас и лаяли друг на друга, если бы не моя новая, как всегда, поразительная способность. Я научился вытеснять из людей глубоко внедрившиеся в них вещи. Тонкая технология, ничего не скажешь. На Хлумове я ее первый раз опробовал, не слишком удачно, вот он и загремел в больницу. Потом на Жарове дорабатывал — такой с ума не сойдет, давно уже в придурках числится. Жаров полностью вылечился, разбил копилку и накупил пепси-колы. Мы от радости налили ее в ванну и все там купались: я, Петя, Алекс. Кстати, Алекс был следующим. Он даже не почувствовал… Особенно повезло Печкиной. Она ведь заболела хронической компьютерной наркоманией, а я ее вылечил. Маму и папу я особенно аккуратно прооперировал, вытеснил из них вражеские студни так быстро, что те и уцепиться не успели. Потом засунул существа обратно в клетки: пусть мирно трудятся. Видеомагнитофон, конечно, сразу заработал, но я для приличия пару дней ковырялся в нем, якобы чинил. Как хорошо теперь стало…

…“Хорошо-то хорошо,— подумал мальчик.— Да только ничего этого нет”. Иначе не торчал бы он здесь, в Завеличье, и не глазел в окно на Троицкий собор. Красивый вид издалека, еще бы — Псков! Вполне можно размечтаться, когда обстановка способствует… Сесть за стол, что ли, и записать то, что намечтал? Так прямо и начать: “Готово, отец, принимай работу…”

Мальчик дорисовал центральный купол, затем отступил на пару шагов, озабоченно грызя карандаш. Да, собор как-то кривовато получился. Он открепил эскиз и скомкал его, улыбаясь. “Плохо еще рисую”,— подумал он. Может, действительно бросить живопись и попробовать написать жуткий фантастический рассказик со счастливым концом? Потом в какой-нибудь журнал вроде “Костра” послать… Или изобрести что-нибудь безвредное для людей? Ему ли не знать гадскую природу вещей!

Мальчик с гордостью посмотрел на часы с кукушкой. Правду говорят: талантливый человек талантлив во всем. Час назад он их починил. Хоть и пустяковая поломка — жестяная птичка соскочила с пружины,— но он впервые в жизни отремонтировал что-то своими руками. Пустяк, а вдохновляет.

Он прикрепил к доске новый лист бумаги.

Тридцатое декабря. Завтра — Новый год. Вроде недавно переехал в Псков, а уже целая четверть прошла. Тихо здесь, спокойно. В нынешнем классе никто из ребят японских компьютеров в глаза не видывал — смотрят в рот, когда рассказываешь про столичные диковины. Из Ленинграда никаких вестей — вернулся ли Хлумов из больницы, что стало со Всевключем и так далее. Друзья не пишут. Да и какие это друзья? Он, правда, тоже ни разу не написал. А мама сообщила в письме, что с хлумовским отцом улажено полюбовно. Сошлись на том, что семьи квиты: один ребенок сломал чужой компьютер, другой нанес ему в ответ челюстно-лицевую травму. Хлумов хоть и сшибся с мозгов после вытеснения из него вещи, а все же свалил вину за аварию на другого, как встарь. Отрадный признак. Выздоровеет рыжий, точно, и еще краше будет.

Остальные-то из подключенцев ничего, поправились. Правда, на следующий день после драчки с хлумовским компьютером полкласса в школу не явилось. Учителя сначала решили, что это забастовка,— забегали, Лялька рыдала под лестницей. Оказалось, все просто заболели. У кого живот, у кого голова. Класс даже на карантин посадили, думали — неизвестная науке болезнь. А через три-четыре дня Всевключ поголовно со справками от разнообразных врачей вернулся за парты. Двоек сразу нахватали… Какая уж там учеба с оборванными информационными каналами! Особенно Печкина пострадала: в тот вечер, когда компьютер накрылся, ей так поплохело, что она опоздала к назначенному Хлумовым сроку. Села перед опечатанной дверью ждать хозяина и через несколько часов случайно заснула. А с утра единственная из Всевключа пришла в школу. Потом приставала к каждому встречному с одним и тем же вопросом: “Нет ли у вас хоть какого-нибудь компьютера?” Бледная, нечесаная — совсем сдвинулась. Как такую не пожалеть? Пришлось сказать, что скоро батяня достанет вполне подходящую машину и можно будет гонять на ней человечков до рвоты…

Мальчик невесело хмыкнул. Печкина до самой отправки в Псков ходила за ним по пятам. Вещи помогала собирать, на вокзал провожала, даже всплакнула чуток. Он ей соврал, что едет сюда за запчастями.. А компьютера, конечно, отцу не видать, как своих ушей. После инцидента состоялось вежливое объяснение: Хлумов-старший извинился — ситуация, мол, резко ухудшилась, народный контроль и все такое. Отец тогда не сдержался, выдрал любимого сыночка на полгода вперед, невзирая на повреждение щеки. И как только начались каникулы, отправил его с глаз долой к бабушке. Кстати, на Новый год родители приедут. У приличных людей принято навещать по праздникам наиболее родных и близких — никуда не денешься. Их приезд ожидается сегодня или завтра.

Ожили настенные часы, те самые, отремонтированные. Было ровно два — пора куковать. Механические шторки распахнулись. Птичка с энтузиазмом скакнула вперед, неся в дом хорошее настроение, но вдруг выдавила короткое, противное: “йе-е..”, мелко задрожала и упала на пол, слабенько звякнув. Мальчик вздрогнул, рывком обернулся. Вот тебе и починка!.. Вот тебе и мечта!.. Он подошел и, наклонившись, взял жестяную детальку. Та, которой полагалось вылетать и петь, жалко лежала на ладони. Он швырнул кукушку в угол.

Затем вернулся к окну. За рекой, окутанный седой дымкой, высился Троицкий собор. Тот, что был призван вечно стоять на земле, летел над городом… В руке мальчика снова появился карандаш.