"Хоббит, или Туда и обратно (пер. З. Бобырь)" - читать интересную книгу автора (Толкиен Джон Роналд Руэл)Глава 16. «ТАТЬ В НОЩИ»Потянулись медленные, скучные дни. Многие из Карликов занимались тем, что складывали и приводили в порядок сокровища; и вот Торин заговорил о Сердце-Камне, лучшем кладе Траина, и горячо просил их искать его по всем закоулкам. — Ибо Сердце-Камень, любимый камень моего отца, — сказал он, — сам по себе дороже целой реки золота, а для меня он дороже всякой цены. Этот камень из всех сокровищ я объявляю своим, и отомщу всякому, кто посмеет, найдя, утаить его. Бильбо слышал эти слова и испугался, и стал думать о том, что будет, если камень найдется — в свертке старого тряпья, служившего ему подушкой. Однако он не сказал ничего, ибо — по мере того, как дни становились всё тоскливее — в голове у него начал возникать некий план. Так прошло какое-то время, и вот вороны принесли весть, что Даин, во главе более чем полутысячи Карликов, спешит от Железных Холмов и находится уже в двух днях пути от Дола, идя с северо-востока. — Но они не могут подойти к Горе незамеченными, — сказал Роак, — и я боюсь, что в долине будет битва. Я не назову этого совета добрым. Хотя эти Карлики — грозное войско, но они едва ли смогут победить армию, осадившую вас; а если и смогут, то что вы выиграете). Следом за ними идут зима и снег. Чем вы будете кормиться, без дружбы и расположения окрестных стран? Сокровища могут стать вашей гибелью, хотя Дракона уже и нет в живых. Но Торина это не тронуло. — Зима и снег будут мучить равно и Людей, и Эльфов, — ответил он, — и шатры в пустыне могут оказаться для них плохим жилищем. Когда мороз и мои родичи начнут теснить их, то они, быть может, станут сговорчивее. В эту ночь Бильбо решился. Небо было черное, без луны. Как только совсем стемнело, он забрался в угол внутренней ниши, как раз у ворот, и вытащил из своего свертка веревку и завернутый в тряпку Сердце-Камень. Потом он поднялся на гребень стены. Там был только Бомбур, так как очередь сторожить дошла до него, а Карлики держали только по одному сторожу. — Ну, и холодно же! — сказал Бомбур. — Хотел бы я, чтобы у меня здесь был такой костер, как там, в долине! — В помещении довольно тепло, — заметил Бильбо. — Конечно; но я должен оставаться здесь до полуночи, — недовольно проворчал толстяк. — Плохо наше дело! Я, конечно, не смею спорить с Торином, — да отрастет его борода еще длиннее; но он, по-моему, всегда был чересчур жестким. — Почти таким же жестким, как эти камни, — сказал Бильбо. — Мне надоели все эти каменные туннели и лестницы. Я многое дал бы, только чтобы почувствовать траву под ногами. — А я дал бы многое, чтобы почувствовать глоток чего-нибудь крепкого у себя в горле и чтобы получить мягкую постель после доброго ужина. — Этого я вам дать не могу, пока мы в осаде. Но я давно уже не стоял на страже и могу сменить вас, если хотите. Мне нынче не спится. — Вы славный товарищ, Бильбо Баггинс, и я с радостью принимаю ваше предложение. Если увидите что-нибудь важное, прежде всего разбудите меня, пожалуйста! Я лягу во внутренней нише слева, недалеко отсюда. — Ступайте! — сказал Бильбо. — Я разбужу вас около полуночи, а вы сможете разбудить очередного стража. Как только Бомбур ушел, Бильбо надел кольцо, привязал веревку, спустился со стены и пошел. В его распоряжении было часов пять. Бомбур уснул: он мог спать во всякое время, и со дня своего приключения в Лесу всегда старался увидеть прекрасные сны, какие видел тогда. Остальные Карлики заняты с Торином. Едва ли кто-нибудь, даже Фили и Кили, выйдет на стену, пока не придет его черед сторожить. Было очень темно, и когда он покинул новую тропу и стал спускаться к нижнему течению потока, то путь оказался ему незнакомым. В конце концов он отыскал излучину, где ему нужно было перейти на другой берег, если он хотел попасть в лагерь. Поток в этом месте был неглубокий, но уже широкий, и переходить его вброд в темноте было для Хоббита нелегким делом. Он уже почти перешел, как вдруг поскользнулся и с плеском упал в холодную воду. Едва он успел выбраться на берег, дрожа и отфыркиваясь, как тут же появились Эльфы с яркими фонарями и стали искать причину шума. — Это не рыба, — сказал один. — Это бродит соглядатай. Закройте фонари! Они помогут ему больше, чем нам, если это и есть то странное существо, которое, как говорят, служит у Карликов. — Служит, как же! — фыркнул Бильбо и тут же громко чихнул, и Эльфы тотчас же кинулись на звук. — Дайте свету! — сказал он. — Вот и я, если я вам нужен. — И он снял кольцо и вышел из-за камня. Они были изумлены, но тут же схватили его. — Кто вы такой? Это вы — Хоббит? Что вы тут делаете? Как прошли мимо наших стражей? — спрашивали они наперебой. — Меня зовут Бильбо Баггинс, — ответил он, — и я спутник Торина, если вы хотите знать. Я хорошо знаю вашего короля, хотя он, возможно и не знает меня. Но Бард меня вспомнит, и именно Барда я и хочу видеть. — Вот как? — сказали они. — А какое у вас к нему дело? — Какое бы оно ни было, оно только мое, добрые мои Эльфы. Но если вы хотите вернуться из этого холодного, унылого места в свои леса, — тут он вздрогнул, — то поскорее отведете меня к костру, где бы я мог просохнуть, а потом позволите мне поговорить с вашими вождями. И поторопитесь. У меня есть только час или два в запасе. Вот так и случилось, что часа через два после своего бегства с Ворот Бильбо сидел у жаркого костра перед большим шатром, и здесь же сидели, глядя на него с любопытством, Лесной король и Бард. Хоббит в Эльфовой кольчуге, в накинутом на плечи старом одеяле, был для них невиданным еще зрелищем. — Вы знаете, конечно, — говорил Бильбо в своем лучшем деловом стиле, — что дела складываются — хуже некуда. Лично мне все это уже надоело. Мне хочется вернуться к себе домой, на запад, где люди более рассудительны. Но здесь я заинтересован, — четырнадцатая доля, если говорить точно; так стоит в письме, которое я, кажется, к счастью не потерял. — Он вытащил из кармана своей старой куртки (которую все же накинул поверх кольчуги) измятое, во много раз сложенное письмо Торина, засунутое когда-то под часы у него в камине; — Доля в — Пусть сидит! — ответил Бард. — Такой глупец заслуживает такой смерти. — Совершенно верно, — подтвердил Бильбо. — Я понимаю вашу точку зрения. Но зима все таки уже близка! Вскоре начнется снег и всякое такое, и с припасами будет трудно, — даже Эльфам, я думаю. Будут я другие осложнения. Слыхали ли вы о Даине и о Карликах в Железных Холмах? — Слыхали, но давно, и какое ему дело до нас? — спросил король. — Я так и думал. Я вижу, у меня есть некоторые сведения, каких у вас нет. Могу сказать вам вот что Даин находится меньше, чем в двух днях пути отсюда, и с ним идет не менее пятисот свирепых Карликов, — и многие из них имеют опыт в страшных войнах с Орками, о которых вы, несомненно слыхали. Когда они придут сюда, могут получиться большие неприятности. — Почему вы рассказываете нам все это? Предаете ли вы своих друзей или угрожаете нам? — спросил угрюмо Бард. — Дорогой мой Бард! — вскричал тонким голосом Бильбо. — Не торопитесь так! Я никогда еще не встречал никого подозрительнее! Я хочу только предотвратить всякие неприятности. А теперь у меня есть одно предложение для вас. — Послушаем! — сказали они. — Вы можете посмотреть, — возразил он. — Вот оно! — И показал им, достав из кармана, Сердце-Камень. Ослепленный, встал даже король Эльфов, чьи взгляды привыкли ко всему прекрасному и чудесному. Что до Барда, та он мог только смотреть, оцепенев. Камень был, как шар, наполненный лунным светом и окутанный сеткой из холодного звездного мерцания. — Это Сердце-Камень, сокровище Траина, — пояснил Бильбо. — Он называется также Сердцем Горы; но это же — и сердце Торина, для которого он дороже целой реки золота. Я отдаю его вам. Он поможет вам в переговорах. — И, не без вздоха, не без сожалеющего взгляда, он подал дивный самоцвет Барду, и тот ошеломленно взял его. — Но каким образом он попал к вам? — с трудом мог спросить, наконец, лучник. — Ах, это? — смущенно ответил Хоббит. — Собственно говоря, он не совсем мой, но я… э… согласен считать его равным всей моей доле. Может быть, я и вор, — или так они говорят: сам я никогда не считал себя вором, — но надеюсь, что я вор более или менее честный. Так или иначе, сейчас я возвращаюсь, и пусть Карлики делают со мною, что захотят. Надеюсь, вы найдете этот камешек полезным. — Лесной король взглянул на Бильбо с новым изумлением. — Бильбо Баггинс! — произнес он. — Вы достойны носить доспехи королевичей-Эльфов гораздо более многих, которым они были бы больше к лицу. Но я не знаю, согласится ли с этим Торин Дубовый Щит. Я знаю Карликов вообще лучше, чем вы. И я советую вам остаться с нами, где вы будете почетным и трижды желанным гостем. — Я вам очень благодарен, поверьте, — ответил Бильбо с поклоном. — Но я думаю, что не годится мне покидать своих друзей, когда мы столько пережили вместе. Да и к тому же я обещал разбудить старика Бомбура в полночь. Право же, мне нужно идти, и поскорей! Никакие их уговоры не могли остановить его; поэтому ему дали свиту, и Король и Бард отпустили его с почетом. Когда они шли через лагерь, с порога одного из шатров встал какой-то человек в темном плаще и подошел к ним. — Хорошо сделано, Баггинс! — сказал он и хлопнул Бильбо по плечу. — В вас всегда найдется больше, чем можно ожидать. — Это был Гандальф. Впервые за много дней Бильбо обрадовался по-настоящему. Но задавать все вопросы, какие ему хотелось бы задать, было некогда. — Всему свое время! — сказал Гандальф. — Дело идет уже к концу, если я не ошибаюсь. Сейчас вам предстоит много неприятного, но не падайте духом! Вы еще можете пережить это как должно. Есть такие новости, о которых не слыхали даже вороны. Доброй ночи! Бильбо заспешил вперед, озадаченный, но и ободрившийся. Его привели к безопасному броду и переправили через реку сухим, и тут он попрощался с Эльфами и осторожно взобрался наверх по своей веревке, — она еще висела там, где он оставил ее, — то до полуночи было еще далеко. Он отвязал и спрятал веревку, а потом сел у стены и тревожно задумался о том, что будет дальше. В полночь он разбудил Бомбура, а сам свернулся в своем углу, не слушая благодарностей старого Карлика (ибо чувствовал, что вряд ли заслужил их). Он уснул быстро и крепко, забывая до утра обо всех своих тревогах; и если ему и снилось что-нибудь, то только яичница с ветчиной. |
|
|