"Сильмариллион" - читать интересную книгу автора (Толкин Джон Роналд Руэл, Толкин Кристофер)

Глава 16 МАЭГЛИН

Дочь Финголфина, Аредель Ар-Фейниэль, Светлая Владычица Нолдоров, жила в Неврасте вместе с братом Тургоном и вместе с ним ушла в Сокрытое Королевство. Но, живя в Гондолине, она часто вспоминала Валинор и просторы Среднеземья, тенистые леса и бескрайние равнины, по которым можно скакать от восхода до заката, и чем дальше, тем сильнее тяготила ее жизнь в кольце гор. Уже около двухсот лет безбедно жили эльфы в Гондолине, и вот однажды Аредель попросила у Тургона позволения уйти. И раз, и другой отказал ей Тургон, но в конце концов уступил со словами:

– Делать нечего – иди. Мудрость советует мне другое, предчувствие предсказывает недоброе, и я отпускаю тебя только затем, чтобы передать привет нашему брату Фингону. Я дам тебе провожатых, но пусть они как можно скорей возвращаются назад.

На это ответила Аредель:

– Я сестра тебе, а не слуга. За пределами Гондолина никто не может приказывать, куда и как мне идти. А если тебе жалко для меня свиты, то лучше я пойду одна.

– Я не пожалею для тебя и большего, но забочусь о том, чтобы не проведал кто-нибудь дорогу сюда, – твердо ответил Тургон. – Тебе я доверяю, а вот в способности других держать язык за зубами – сомневаюсь.

Выбрал Тургон троих родичей и просил их сопровождать сестру и проводить прямо к Фингону, в Хитлум.

– Хоть Моргот и осажден в своих владениях, – напутствовал их Тургон перед выездом, – но в Среднеземье немало других опасностей, о которых наша Владычица даже не подозревает.

Аредель покинула Гондолин, а Тургон остался, томимый дурными предчувствиями и с камнем на сердце.

Путники уже достигли Бретильских Бродов на Сирионе, когда Аредель неожиданно заявила:

– Давайте-ка повернем на юг, а не на север. Меня совершенно не тянет в Хитлум, а вот навестить старых друзей, сыновей Феанора, хотелось бы.

Как ни старались переубедить ее, ничего не вышло. Пришлось повернуть на юг и разыскивать пути через Дориат. Но стражи на границе преградили им дорогу, объявив, что никому из Нолдоров не позволено пересекать Пояс Мелиан, кроме родичей Владыки Тингола из Дома Финарфина, а уж друзьям Феанора и подавно.

– Чтобы попасть в земли Келегорма, госпожа, – говорили стражи, – вам вовсе не обязательно пересекать королевство Тингола. Лучше обогнуть Пояс Мелиан с севера или с юга. Как минуете Эсгалдуинский Мост и броды Ароса, держите на гору Химринг, тут вам и будут владения Келегорма и Карафина. Но знайте: дорога небезопасна.

Аредель не обратила внимания на предупреждение, и скоро они уже скакали между проклятыми ущельями Эред Горгората и северной границей Дориата. Но вступив в зловещие пределы Нан-Дунгорфеба. всадники заплутали в обманчивых тенях и потеряли Аредель из виду. Долго искали они Владычицу, то обмирая при мысли, что она попала в какую-нибудь жуткую ловушку, то представляя, как она пьет из отравленного ручья, но тут их самих учуяли порядком оголодавшие отродья Унголианты, и эльфы едва унесли ноги. Ничего не оставалось, как возвращаться в Гондолин.

Их рассказ поверг Тургона в великую скорбь. Долго сидел он в дальних покоях, то гневаясь на своевольную сестру, то горюя об ее исчезновении.

Тем временем Аредель, поискав немного своих незадачливых спутников, продолжала путь. Как и все потомки Финвэ, была она бесстрашна и тверда сердцем; это помогло ей благополучно переправиться через Эсгалдуин и Арос и достичь владений Келегорма и Карафина. Однако как раз в это время братья уехали вместе с Карантиром на восток, в Таргелион. Местный народ хорошо принял Аредель и почтительно просил погостить у них в ожидании возвращения правителей. Аредель охотно согласилась и сначала с удовольствием бродила в лесистом краю, но время шло, а Келегорм все не возвращался, и Аредель снова забеспокоилась. Теперь она все чаще уезжала одна, отыскивая нехоженые лесные тропы и лужайки, где, похоже, никто никогда не бывал. Так на исходе года оказалась она однажды на юге Химлада, пересекла Келон и не успела оглянуться, как попала в чародейские дебри Нан Эльмута.

Многие века назад, когда деревья, тесно стоявшие вокруг, были молоды, здесь гуляла Мелиан, и до сей поры ее чары ощущались в сумрачном лесном воздухе. Теперь деревья Нан Эльмута превратились в мрачных лесных великанов; они были самыми высокими в Белерианде. Густые кроны высоко вверху образовали сплошной свод, совсем не пропускавший солнечного света. Здесь в вечном сумраке жил Эол по прозвищу Темный Эльф. Был он родичем Тингола и когда-то жил в Дориате, но там ему было не по себе – слишком много света; как только Пояс Мелиан охватил лес Региона, он ушел оттуда в Нан Эльмут. Любил Эол ночь и еще звездные сумерки, а Нолдоров не любил вовсе, считая их повинными в возвращении Моргота и нарушении покоя Белерианда. Зато к гномам благоволил как никто в Среднеземье. Это от него узнавали гномы о событиях в землях Эльдаров.

Два торговых тракта синегорских гномов пересекали Восточный Белерианд. Один из них вел через броды Ароса и проходил по самой окраине Нан Эльмута. Здесь и встречался с Наугримами Эол, здесь вели они неспешные беседы. Со временем дружба их возросла и окрепла до того, что Темный Эльф стал навещать друзей и гостил то в Ногроде, то в Белегосте. Было чему поучиться у синегорских мастеров. Скоро Эол достиг редких высот в работе с железом и однажды изобрел новый металл, тверже стали, которую варили гномы, но удивительно ковкий и гибкий. Даже самые тонкие пластины из этого металла прекрасно защищали от меча, стрелы и копья. Эол назвал сплав гэлворн, ибо был он черен и обладал глубоким агатовым блеском. Теперь Эол не покидал жилища, не облачившись в доспех, сработанный им самим из гэлворна.

Работа у наковальни ссутулила плечи Эола, но все же это был высокий, стройный эльф из благородных Тэлери; только черты лица посуровели за долгие годы одинокой жизни, зато глаза легко проницали лесной сумрак и ночную мглу. Поэтому он еще издали увидел Аредель Ар-Фейниэль, блуждавшую среди лесных исполинов подобно белому блику в вечном полумраке. Прекрасной показалась Аредель Эолу, он возжелал ее и чарами закрыл дорогу назад, подводя ее все ближе и ближе к своему дому в самом сердце леса. Там, в просторной темной кузнице, бесшумно сновали скрытные, молчаливые, под стать хозяину, слуги.

Скоро, усталая от долгих блужданий в этом странном лесу, Аредель подошла к жилищу Эола. Хозяин вышел навстречу, учтиво приветствовал ее и ввел в дом. Там она и осталась, ибо стала женой Эола. Шли годы, но никто из ее народа не слышал о ней больше.

Нельзя утверждать, что Аредель вышла замуж против воли или что ей не нравилась жизнь в Нан Эльмуте. Хотя Эол не позволял ей выходить на солнце, но под звездами в ночи уходили они вдвоем далеко от дома, и одна она могла бродить где угодно. Только о сыновьях Феанора и вообще о Нолдорах запретил ей и думать Эол.

Прошло время, и Аредель родила сына, назвав его про себя Ломион, что на запретном языке Нолдоров означало Дитя Сумерек. А вот отец до двенадцати лет не называл его никак, а после дал имя Маэглин, Острый Взор, ибо понял, что сын превзойдет его и зоркостью взгляда, и умением различать скрытое в сердцах под покровом слов.

Маэглин рос. Обликом он все более походил на своих родичей Нолдоров, а вот характером и умом пошел явно в отца. Был он немногословен, говорил только о важном, и тогда в голосе его звучала сила, способная повести за собой и преодолеть немалые преграды. Высокий, черноволосый, с темными яркими глазами, отличавшими Нолдоров, был он удивительно белокож, может, оттого, что рос в постоянном сумраке... Часто он сопровождал отца в путешествиях на восток, за Эред Линдон, и там усердно учился всему, чему соглашались учить гномы, а особенно – отыскивать в горах залежи металлов.

Говорят, однако, что мать любил Маэглин больше, чем отца, и, если Эола не было дома, часами просиживал подле нее, с жадностью впитывая рассказы о своих родичах, об их деяниях в Эльдамаре, о могуществе и доблести князей Дома Финголфина. Рассказы эти глубоко западали ему в сердце, но наипаче со вниманием слушал он о Тургоне, Владыке Гондолина, не имевшем наследников. Жена Тургона Эленвэ пропала в Ледовом Походе, и кроме дочери, Идриль Келебриндель, не было у правителя никого.

Эти рассказы побудили у самой Аредель желание повидаться с близкими; теперь она не понимала, как могла устать от светлого Гондолина, от искрящихся на солнце фонтанов, от зеленого ковра Тумладена, обласканного весенними ветрами под высоким ясным небом. Она теперь часто оставалась одна в вечном сумраке – у сына с мужем были свои дела. Но именно с ее рассказов начались у Маэглина с Эолом первые размолвки...

Мать ни за что не хотела открыть сыну заповедного пути в Гондолин, хотя он часто спрашивал ее об этом. Впрочем, Маэглин не огорчался. Он был уверен, что со временем сумеет выведать у нее и этот секрет, а нет – так прочтет в неосторожных мыслях. А пока решил он во что бы то ни стало повидаться с Нолдорами, поговорить с сыновьями Феанора, которые и жили-то по соседству. Однажды сказал он о своем желании отцу. Не сдерживая гнева, ответил Эол сыну.

– Ты из Дома Эола, Маэглин, а не из каких-нибудь Голодримов. Край этот исстари принадлежит Тэлери, и я не стану иметь дела с убийцами наших родичей, с захватчиками, пришедшими сюда незваными. Того же требую и от тебя. Будь покорен моей воле, а не то придется заковать тебя и держать взаперти.

С отчужденным видом выслушал Маэглин отца, промолчал и с тех пор не сопровождал его больше, а отец перестал доверять сыну.

Однажды в середине лета гномы по обычаю пригласили Эола в Ногрод на пир. На некоторое время Маэглин и Аредель вольны были распоряжаться собой по своему усмотрению. Все чаще направляли они коней к опушке леса, где уже пробивался меж ветвей солнечный свет. Постепенно росло и крепло в сердце Маэглина желание проститься навсегда с сумеречным Нан Эльмутом. И вот однажды обратился сын к матери с такими словами:

– Госпожа моя, матушка! Не уйти ли нам, пока еще есть время? На что надеяться и чего ждать нам здесь, в лесу? Чему еще я могу научиться от отца моего или от Наугримов? И почему бы не вернуться нам в Гондолин? Ты будешь проводником, а я буду охранять тебя в пути.

С радостью и гордостью посмотрела Аредель на сына. Сказав слугам в доме, что отправляются в гости к сыновьям Феанора, они повернули коней к северным границам Нан Эльмута. Быстро миновав неширокий Келон, они пересек ли Химлад и через броды Ароса двинулись вдоль границ Дориата.

Но случилось так, что на этот раз Эол вернулся домой раньше обыкновенного. Узнав о том, что жены с сыном уже два дня нет дома, он впал в такой гнев, что помчался за ними, невзирая на дневной свет, однако уже в Химладе поумерил свой пыл и дальше двигался осторожно. Перед ним лежали владения Келегорма и Карафина, могучих правителей, не испытывавших к Эолу никаких теплых чувств. К тому же все прекрасно знали вспыльчивый нрав Карафина.

Карафину уже успели доложить о миновавших броды Ароса Аредель и Маэглине. Правитель решил сам посмотреть, что это происходит на границах его владений, и через перевал Аглон спустился к Бродам. Вскоре дозорные доставили к нему схваченного еще в Химладе Эола.

– Что бы это делать Темному Эльфу в моих краях? – полюбопытствовал Карафин. – Видно, немалая забота погнала такого солнцененавистника в путь среди бела дня.

С трудом сдержал Эол горькие слова, рвавшиеся из сердца, и ответил осторожно:

– Ведомо мне, Правитель Карафин, что к тебе в гости отправилась моя жена, Светлая Госпожа Нолдоров, и сын мои, Маэглин. Я недавно вернулся домой и счел подобающим присоединиться к ним.

– Да уж, – расхохотался Карафин, – будь ты с ними, их бы встретили здесь куда прохладней! Да только не сюда они так спешили. Видишь ли, и двух дней не прошло, как твои домочадцы пересекли Арос и направились дальше на запад. Сдается, ты вознамерился обмануть меня, если только сам не стал жертвой обмана!

Ответил удрученный Эол:

– Раз их нет, позволь мне удалиться. Правитель, и самому разобраться в своих домашних делах.

– Изволь, – недобро ухмыльнулся Карафин. – И чем скорее ты покинешь пределы моих владений, тем больше удовольствия мне доставишь.

Не сдержался Эол, и, садясь на коня, горько произнес

– Сколь приятно, Правитель Карафин, обратиться в нужде к столь великодушному родичу. Я постараюсь не забыть о достойной встрече, оказанной мне здесь.

Мрачен был взгляд Карафина, которым смерил он Темного Эльфа.

– Напрасно кичишься ты передо мной происхождением своей жены. Те, кто крадут дочерей Нолдоров, а потом без даров и благословения женятся на них, не обретают родства с их Домами. Я позволил тебе уйти – вот и пользуйся моим расположением. По законам Эльдаров ты пока в безопасности. А на прощание вот тебе мой совет: возвращайся-ка ты в свой Нан Эльмут. Ни к чему гнаться за теми, кто больше не любит тебя. А будешь продолжать погоню – вряд ли вернешься домой.

Хлестнул Эол коня и умчался прочь, проклиная в душе всех Нолдоров. Только теперь понял он, что жена и сын направляются в Гондолин. В ярости от испытанного унижения пересек он броды Ароса и продолжал скакать по следам беглецов. Конь под Эолом был быстрый, но ни разу не заметил он тех, за кем гнался, пока не достиг Бретильских Бродов. Там Аредель с сыном бросили коней и вступили на тайную тропу, уволившую в сердце гор. По несчастливой случайности их кони заржали, конь Эола услышал их, повернул, и хозяин его успел заметить издали белые одежды жены и путь, которым она шла.

Аредель же с сыном добралась тем временем до внешних ворот Гондолина и с радостью была встречена Подгорным Дозором. Миновав Семь Врат, предстали они наконец перед Тургоном.

С изумлением слушал Король Гондолина рассказ сестры, с радостью обращал взор к своему неожиданно обретенному племяннику, выглядевшему вполне достойно среди князей Нолдоров.

– Я рад, Ар-Фейниэль, твоему благополучному возвращению, – сказал он. – Я уже не чаял увидеть тебя вновь. Посмотри, с твоим приходом мой город стал еще краше. И тебе, и твоему сыну будет оказан величайший почет в моих владениях.

В ответ Маэглин низко склонился перед Тургоном, отдавая дань его королевскому величию, а потом молча стоял, внимательно поглядывая по сторонам. Рассказы матери не передавали, оказывается, и десятой доли блеска и великолепия Гондолина. Маэглин был поражен мощью стен и зданий, многочисленным населением, прекрасными творениями, окружавшими его со всех сторон. Но особенно часто останавливались его глаза на подлинном чуде Гондолина, на дочери Правителя Идриль, сидевшей подле отца. От матери из рода Ваниаров унаследовала Идриль длинные золотые волосы, и казалось Маэглину, что свет, исходящий от нее, освещает королевские чертоги подобно солнцу.

Тем временем Эол, пробиравшийся вслед за Аредель, вышел к руслу исчезнувшей реки, ступил на тайную тропу и угодил прямо в объятия Подгорного Дозора. Его допросили. Услышав, что пришелец называет Светлую Госпожу Гондолина своей женой, стражи изумились и тут же отправили быстроногого гонца в город. Гонец вбежал в тронный зал и воскликнул:

– Повелитель! Стража схватила лазутчика, тайком пробиравшегося в город. Он называет себя Эолом. Это эльф, высокий и мрачный, из народа Синдаров, и он утверждает, что Владычица Аредель – его жена, и хочет предстать перед тобой. Он в гневе и буйствует, но мы не решились убить его, как требует закон, без твоего приказа. Выступила вперед Аредель и сказала горестно:

– Увы! Я опасалась, как бы Эол не выследил нас, – так и случилось. Но мы не заметили его, вступая на Тайный Путь, – и, обращаясь к гонцу, добавила: – Это и вправду мой муж и отец моего сына. Не убивайте его, а приведите сюда. Пусть Правитель решит его судьбу.

Эола привели, и он предстал перед троном Короля с видом дерзким и угрюмым одновременно. Не меньше сына поразило его увиденное, но вызвало в нем совсем другие чувства, лишь умножая ненависть к Нолдорам. Однако Король учтиво обратился к Темному Эльфу, протянул руку и приветствовал так:

– Добро пожаловать в Гондолин, родич. Да, именно родичем я считаю тебя и предлагаю свободно поселиться в моих владениях. Вот только покидать ты их не должен, ибо таков мой закон: ни один из нашедших сюда дорогу не вернется туда, откуда пришел.

Но Эол спрятал руку за спину и гневно ответил:

– Я знать не знаю твоих законов. Ни у тебя, ни у твоего рода нет права захватывать земли и устанавливать границы в исконных владениях Тэлери. С вашим приходом кончился покой в наших землях. Ничего, кроме войны, не принесли вы сюда. Мне не нужны ваши секреты, и ты знаешь, что не шпионом пришел я в твой город, а потребовать то, что принадлежит мне по праву – жену и сына. Аредель – твоя сестра и ты, наверное, можешь распоряжаться ее судьбой; если ей хочется, пусть остается в клетке, откуда в свое время не чаяла выбраться. Но уж своим-то сыном я буду распоряжаться сам.

И, обращаясь к Маэглину, приказал:

– Идем, Маэглин, сын Эола! Я приказываю оставить дом твоих врагов и убийц твоего народа, иначе будешь ты проклят вместе с ними!

Но Маэглин молчал и не трогался с места.

Нахмурился Король. С высокого трона сурово заговорил он:

– Я не стану спорить с тобой, Темный Эльф. Однако подумай. Твои глухие леса охраняют только мечи Нолдоров. Ты бродишь, где захочешь, потому что мы на страже твоей свободы, а иначе – давно бы трудиться тебе рабом в копях Ангбанда. Здесь я – Король и, хочешь ты того или нет, слово мое – закон. Твой выбор прост: живи здесь или нигде. То же относится и к твоему сыну.

Поднял Эол глаза и без смущения встретил взгляд Короля Тургона. В зале надолго повисла тишина. Аредель встревоженно встала, ибо знала, как опасен бывает ее муж в такие минуты. И правда. Неуловимо быстрым жестом Эол выхватил спрятанный под плащом дротик и метнул в Маэглина с криком: «Вот мой выбор для меня и для сына!» Но Аредель, разгадав его мысли, бросилась вперед и закрыла собой свое чадо. Дротик вонзился ей в плечо. Эола схватили, связали и увели, а Маэглин по-прежнему не проронил ни слова.

Решено было судить Эола на следующий день. Идриль и Аредель просили Тургона проявить милосердие к пленнику, и еще неизвестно, как повернулась бы судьба Эола, если бы вечером Аредель не почувствовала слабость, хотя рана ее не казалась опасной, а ночью не скончалась. Слишком поздно догадались, что острие дротика могло быть отравлено. Поэтому, когда наутро Эол предстал перед Тургоном, то ни жалости, ни сострадания ни в ком не вызвал. Темного Эльфа привели на высокий обрыв северной стены города и собирались сбросить вниз. Маэглин стоял неподалеку и по-прежнему не произносил ни слова. За минуту до конца вскричал Эол:

– Ты предаешь своего отца и его род, обманом нажитый сын! Но здесь утратишь ты свои надежды и уделом твоим станет такой же конец!

Приговор исполнили, и весь Гондолин счел его вполне справедливым. Только Идриль сильно потрясло происшедшее, с этого дня замкнулась она и стала сторониться родных.

Шло время. Маэглин преуспевал: его влияние среди жителей Гондолина неизменно возрастало, и Тургон все больше ценил его. Маэглин быстро учился; но и сам мог научить многому. Он собрал эльфов, способных к кузнечному и рудному делу, нашел в окрестных горах богатые рудные залежи, организовал добычу железа в копях Ангабара на севере Гондолина и стал выплавлять замечательную сталь, так что скоро оружие Нолдоров Тургона стало отличаться крепостью и остротой необыкновенной. Это сильно пригодилось в грядущие дни.

Мудрость и осторожность удачно сочетал Маэглин со стойкостью и отвагой. Небесполезными оказались эти качества, когда настал ужасный год Пятой Битвы, когда отправился Тургон на север помогать Фингону. Маэглин мог бы остаться наместником в Гондолине, но предпочел уйти вместе с Королем и сражался рядом с ним неукротимо и бесстрашно.

Казалось, удачно складывается судьба Маэглина, поднявшая его до верховных князей Нолдоров. Впрочем, сам он претендовал на большее, но до поры молчал и никому не открывал своих намерений. Только Идриль могла свободно читать в его сердце, потому что с первых дней прихода в Гондолин безнадежная страсть лишила Маэглина покоя и радости. Но закон Эльдаров запрещает заключать браки при столь близком родстве, и до сих пор никому в голову не приходило нарушить его. К тому же Идриль совсем не любила Маэглина, а видя его помыслы, относилась к нему все холоднее. Казалось странным ей, чтобы эльф, наперекор закону, стремился к столь противоестественному союзу и не мог смирить своих чувств; может, сказывалась пролитая кровь братьев, погрузившая последний оплот Нолдоров в тень Проклятья Мандоса...

А пока шли годы. Неутоленная страсть Маэглина становилась все сильнее и наконец ожесточила его сердце. Он искал спасения в тяжелой работе, с удовлетворением чувствуя, что хоть металл послушен его воле. Гондолин жил во благости и славе, не ведая о семени зла, уже брошенном в борозду времени.