"Медведь и Дракон" - читать интересную книгу автора (Клэнси Том)Глава 3 Проблемы богатстваОбсуждалась проблема торговли, не являющаяся любимой темой президента, но ведь на этом уровне любая проблема обрастала столькими осложнениями, так что даже те, о которых, вам казалось, вы знаете все, становились в лучшем случае непонятными, а в худшем — неизвестными и чуждыми. — Джордж? — обратился Райан к своему министру финансов Джорджу Уинстону. — Господин през… — Черт побери, Джордж! — Президент едва не опрокинул чашку с кофе. — О'кей. — Министр финансов кивнул в знак повиновения. — Очень трудно привыкнуть… Джек. — Райану начинали надоедать ритуальные вежливости, и он установил правило, что здесь, в Овальном кабинете, его зовут Джек, по крайней мере, для близкого круга друзей, в число которых входил Уинстон. В конце концов он несколько раз шутил: после того как покинет эту мраморную тюрьму, может работать для «Торговца», как называли министра финансов агенты Секретной службы, в Нью-Йорке на Уолл-стрит, а не наоборот. После того как он покинет Белый дом — об этом Джек каждый вечер молил бога, по крайней мере, ходили такие слухи, — он собирался заняться каким-нибудь выгодным бизнесом, и трейдинг манил его. Уинстон напомнил себе, что Райан проявил редкие способности в этой области. Его последняя деловая операция такого рода была связана с калифорнийской компанией «Силикон Алкеми», которая была всего лишь одной из многих компьютерных фирм, но Райан проявил интерес именно к ней. Он так искусно привёл эту фирму к первичной эмиссии ценных бумаг, что пакет его собственных акций в SALC — символ этой фирмы на огромном демонстрационном табло в Нью-йоркской бирже — оценивался теперь больше чем в восемьдесят миллионов долларов. Это делало его самым богатым президентом Соединённых Штатов в истории страны, причём он намного превосходил по размерам своего состояния всех остальных президентов. Политически проницательный глава его администрации Арнольд ван Дамм старался не афишировать это обстоятельство в средствах массовой информации, которые без разбора считали каждого богатого человека грабителем, нажившим свои деньги нечестным путём. Исключение составляли, разумеется, сами владельцы газет и телевизионных станций, представляющие собой честных граждан, движимых заботой об интересах общества. Поразительным было то, что об этом мало кто знал, даже среди узкого круга богачей Уолл-стрит. Если он когда-нибудь вернётся на биржу, престиж Райана будет достаточно высоким, чтобы он мог зарабатывать деньги, не выходя из дома. А это, признавался Уинстон, Райан заслужил честно и справедливо, что бы ни думали о нем борзописцы в средствах массовой информации. — Это Китай? — спросил Джек. — Совершенно верно, босс, — кивнул Уинстон. «Босс» было словом, которое Райан ещё мог выдержать. К тому же этим словом его обозначали агенты Секретной службы, которая входила в состав Министерства финансов Уинстона. — У них возникла маленькая проблема с дефицитом наличности, и они рассчитывают на нашу поддержку. — Насколько маленькая? — спросил президент. — Похоже, что она составит, ну, скажем, примерно семьдесят миллиардов в год. — Это, как мы говорим, серьёзные деньги. Джордж Уинстон кивнул. — Все, что кончается буквой «д», как в слове «миллиард», представляет собой серьёзные деньги, а их дефицит даже больше чем шесть «д» в месяц. — На что они тратят такие деньги? — Я не совсем уверен, но большая часть идёт, должно быть, на военные нужды. Французская оборонная промышленность поддерживает с ними тесные отношения, в отличие от англичан, заблокировавших сделку, касающуюся поставок реактивных двигателей с заводов «Роллс-Ройса». Президент кивнул, глядя на лежащие перед ним документы. — Да, Безил убедил премьер-министра отказать им в поставках. — Речь шла о сэре Безиле Чарльстоне, стоящем во главе британской Секретной службы, которую часто называли (ошибочно) MI-6. Безил был старым другом Райана ещё с того времени, когда сам он был директором ЦРУ. — Это было поразительно смелое и правильное решение. — Зато наши друзья в Париже придерживаются, похоже, другого мнения. — Обычно их мнение не совпадает с британским, — согласился Райан. В отношениях с французами у Соединённых Штатов существовала странная двойственность. В некоторых вопросах они были даже не союзниками, а кровными братьями, а вот в других оказывались меньше чем простыми партнёрами, и Райану не всегда удавалось понять логику, в соответствии с которой французы определяют свою позицию. «Ну что ж, — подумал президент, — для этого у нас существует Государственный департамент…» — Значит, ты считаешь, что КНР снова укрепляет свои Вооружённые силы? — Они резко повышают мощь своей армии, но это не относится к флоту, благодаря чему наши друзья на Тайване чувствуют себя немного лучше. Это была одна из инициатив Райана в области внешней политики после окончания военных действий против исчезнувшей Объединённой Исламской Республики, которая теперь снова разделилась на существовавшие раньше страны — Иран и Ирак. По крайней мере, между ними установились мирные отношения. Подлинная причина признания Тайваня так и не стала известна широкой общественности. Для Райана и его Государственного секретаря Скотта Адлера было совершенно ясно, что Китай играл определённую роль во второй войне в Персидском заливе и, возможно, также в прошлом конфликте с Японией. Но почему? Так вот, кое-кто в ЦРУ придерживался мнения, что Китай смотрит с вожделением на минеральные богатства Восточной Сибири — это подкреплялось радиоперехватами и другими способами доступа к электронной почте японских промышленников, которые направили путь нации в сторону почти открытого столкновения с Америкой. Они называли Сибирь «Районом северных ресурсов» подобно тому, как предыдущее поколение японских стратегов называло Юго-Восточную Азию «Районом южных ресурсов». Это было частью другого конфликта, известного миру под названием Второй мировой войны. Как бы то ни было, участие КНР в деятельности врагов Америки, по мнению Райана и Адлера, требовало ответного удара, да и к тому же Республика Китай на Тайване была демократией, в которой правительственные чиновники избирались населением этого островного государства — а это вызывало уважение Америки. — Знаешь, было бы лучше, если бы они укрепили свой флот и начали угрожать Тайваню. Мы занимаем более благоприятное положение, чтобы предупредить это, чем… — Ты действительно так считаешь? — спросил министр финансов, прерывая своего президента. — Русские придерживаются такой же точки зрения, — подтвердил Джек. — Тогда почему русские продают китайцам столько вооружения? — прозвучал вопрос Уинстона. — Это неразумно! — Джордж, не существует правила, требующего, чтобы все в мире было разумным. — Это был один из любимых афоризмов Райана. — Ты узнаешь об этом при службе в разведывательном бизнесе. Как ты думаешь, кто был самым важным торговым партнёром Германии в 1938 году? Министр финансов увидел опускающийся на него мешок с песком, прежде чем тот ударил его по голове. — Франция? — Теперь понятно? — спросил Райан и кивнул. — Затем, в сороковом и сорок первом годах, немцы усиленно торговали с русскими. Это тоже не принесло пользы торговым партнёрам Германии, верно? — А мне всегда говорили, что торговля оказывает сдерживающее влияние, — заметил министр. — Может быть, так и обстоит среди людей, но не забывай, что у государств нет принципов, есть только интересы — по крайней мере, у примитивных, которые пока ещё не успели разобраться во всем… — Вроде КНР? Райан снова кивнул. — Да, Джордж, вроде этих маленьких ублюдков в Пекине. Они правят страной с населением больше миллиарда, но поступают при этом так, словно олицетворяют собой новое пришествие Калигулы. Никто ещё не сказал им, что они обязаны заботиться об интересах народа, которым они правят. Нет, пожалуй, это не совсем так, — признал Райан, испытывая приступ великодушия. — У них есть большая идеальная модель заботы о народе, созданная Карлом Марксом, усовершенствованная Лениным и затем осуществлённая в их стране жирным сексуальным извращенцем по имени Мао. — Извращенцем? — Да. — Райан поднял голову и посмотрел на Уинстона. — В Лэнгли у нас собрана информация на него. Мао любил девственниц, и чем моложе, тем лучше. Может быть, ему нравилось видеть страх в этих милых маленьких девственных глазках — такого мнения придерживался один из наших специалистов по Китаю, — что-то вроде изнасилования, но его привлекал не столько секс, сколько власть над несчастными девочками. Впрочем, думаю, что все могло быть ещё хуже — по крайней мере, он ограничивался девочками, — сухо заметил Джек. — К тому же исторически их страна отличается более свободными нравами в этой области, чем наша. — Он покачал головой. — Ты бы почитал отчёты, которые я получаю всякий раз, когда приезжает высокопоставленный иностранный сановник, сведения, собранные нами об их личных привычках. — Мне это будет действительно интересно? — улыбнулся министр. — Нет, пожалуй. — На лице Райана появилась гримаса отвращения. — Иногда я думаю, что было бы лучше, если бы мне не присылали эти отчёты. Вот сидишь с ними в этом кабинете, они обаятельны и ведут деловые разговоры, а ты пытаешься в течение всей гребаной встречи разглядеть, где у них рога и копыта. Это, конечно, отвлекает твоё внимание, но важнее думать о том, что, подобно игре в покер на высокие ставки, чем больше ты знаешь о парне, сидящем напротив тебя, тем лучше, даже если тебя тошнит во время церемонии торжественной встречи на южной лужайке Белого дома. — Но таковы обязанности президента, напомнил себе Райан. — Итак, что мы знаем о наших китайских язычниках? — спросил Уинстон. — Не так много. Мы занимаемся этим. Агентству предстоит пройти долгий путь, хотя мы уже движемся вперёд. Мы по-прежнему получаем радиоперехваты. Их телефонная система полна дыр, и они слишком часто пользуются своими сотовыми, не думая об их кодировании. Некоторые из них являются людьми с похвальной энергией, Джордж, но до нас не дошло ничего особенно скандального. У очень многих есть секретарши, поддерживающие тесные отношения со своими боссами. Министр финансов заставил себя улыбнуться. — Действительно, это происходит повсюду, не только в Пекине. — Даже на Уолл-стрит? — поинтересовался Джек с театрально поднятой бровью. — Я не могу поручиться, сэр, но до меня время от времени доходят слухи, — усмехнулся Уинстон, чувствуя, что разговор пошёл в другом направлении. И даже прямо в этом кабинете, напомнил себе Райан. Они уже давно заменили ковёр, разумеется, и всю мебель, за исключением президентского стола. Одна из проблем, связанных с этой должностью, заключается в багаже, наваленном на твою спину предыдущими хозяевами этого кабинета. Говорят, что у общества короткая память, но это неправда. Только не в тех случаях, когда ты слышишь шёпот, за которым следуют смешки, сопровождаемые многозначительными взглядами и даже время от времени определёнными движениями, которые заставляют чувствовать себя грязным, словно ты и есть предмет этих смешков. И всё, что ты можешь сделать, это жить как ни в чём не бывало, но даже в этом случае ты можешь надеяться лишь на то, что люди будут думать, ты достаточно умён для того, чтобы тебя не поймали, потому что они все занимаются этим. Одна из проблем, связанных с жизнью в свободной стране, заключается в том, что каждый, кто живёт за пределами этого дворца/тюрьмы, может думать и говорить всё, что ему хочется. А вот он, Райан, даже не имеет права, которое есть у каждого гражданина, пойти и врезать недоноску, говорящему о нем пакости. Такое может показаться несправедливым, но если рассматривать это с практической точки зрения, то тогда Райану придётся побывать во множестве угловых баров и разбить все костяшки своих кулаков о скулы мерзавцев, ничего этим не добившись. Посылать же полицейских или морских пехотинцев, чтобы они разобрались с клеветниками, нельзя, поскольку это будет нарушением президентской власти. Райан знал, что у него слишком тонкая кожа для такой работы. Профессиональные политики имеют, как правило, такую кожу, что шкура носорога по сравнению с ней выглядит лепестками роз, поскольку они готовы к тому, что в них будут бросать тухлые яйца иногда за дело, иногда — нет. Привыкнув к такой толстой коже, они до некоторой степени переставали чувствовать боль, и это продолжалось до тех пор, пока не наступало время, когда людям надоедало оскорблять их, — по крайней мере, так гласила теория. Может быть, со временем и с ним случится то же самое. Или, возможно, у этих ублюдков просто нет совести. Короче говоря, плати деньги и делай выбор. А вот у Райана совесть была. Он сделал выбор много лет назад. Ты ведь всё-таки смотришься в зеркало хотя бы раз в день, когда бреешься, и тебе будет погано на душе, если лицо в зеркале перестанет нравиться. — О'кей, Джордж, вернёмся к китайским проблемам, — предложил президент. — Китайцы собираются увеличить объём торговли с нами — в одну сторону, так сказать. Они отбивают охоту у своих граждан покупать американские товары, зато всё, что могут продать, продают. Включая, пожалуй, некоторых девственниц Мао. — А мы можем доказать это? — Джек, я внимательно слежу за результатами, и у меня есть друзья в различных компаниях, которые трясут кусты и говорят с людьми во время обедов. То, что становится им известно, часто попадает ко мне. Понимаешь, у многих этнических китайцев организм устроен поразительно странно — с медицинской точки зрения. Один стаканчик виски — это всё равно, что четыре или пять для нас, а после второго они чувствует себя, словно выпили целую бутылку «Джека Дэниэлса». И всё-таки некоторые глупцы продолжают пить, несмотря на это, возможно, опасаясь нарушить законы гостеприимства. Короче говоря, когда это происходит, разговор становится более свободным, понимаешь? Это продолжается уже в течение некоторого времени, но недавно Марк Гант создал небольшую программу. Видные промышленники, которые посещают определённые места, так сказать, а ведь Секретная служба сейчас подчиняется мне, к тому же она специализируется в расследовании экономических преступлений, верно? Многие старые друзья знают, кто я и чем теперь занимаюсь, так что с готовностью сотрудничают со мной. В результате у меня накопилось немало полезной информации. Она поступает главным образом к друзьям на другой стороне улицы[7]. — Я поражён, Джордж. Ты не обмениваешься перекрёстной информацией с ЦРУ? — Полагаю, что мог бы. Однако боюсь, им не понравится, что я вторгаюсь в их дела и тому подобное. Райан наморщил лоб при этих словах министра. — Только не Эд Фоули. Он настоящий профессионал уже с молодых лет, и бюрократы в Лэнгли ещё не успели захватить его в свои сети. Пригласи его на ланч в свой офис. Он не будет протестовать против твоих разведывательных операций. То же самое относится и к Мэри-Пэт. Она возглавляет оперативный департамент в ЦРУ, и ей тоже нужны результаты — не важно, как она их получит. — Принял во внимание. Знаешь, Джек, это просто поразительно, как много рассказывают люди и о чём они говорят при соответствующих обстоятельствах. — Как тебе удалось составить огромное состояние на Уолл-стрит, Джордж? — спросил Райан. — Главным образом потому, что я знаю несколько больше, чем парень напротив меня, — ответил Уинстон. — То же самое относится ко мне. Ну ладно, если наши маленькие друзья поступают таким образом, что делать нам? — Джек — нет, сейчас господин президент, — в течение многих лет мы финансировали развивающуюся китайскую промышленность. Они продают нам товары, мы платим за них наличными, а затем они или пускают эти деньги в ход на международных финансовых рынках, или покупают товары, в которых нуждаются, в других странах. Часто они могли бы приобрести эти же товары у нас, у американских промышленников, правда, на полпроцента дороже. Причина, по которой это называется «торговлей», состоит в том, что теоретически вы обмениваете что-то своё на что-то принадлежащее другому парню — в точности как поступают мальчишки, обмениваясь бейсбольными карточками, понимаешь? — но китайцы ведут свою игру. Они также наводняют наш рынок дешёвыми товарами только для того, чтобы получить доллары, продавая товары у нас за более низкую цену, чем своим гражданам. Строго говоря, технически это является нарушением пары федеральных статутов. О'кей, — пожал плечами Уинстон, — мы прибегаем к этому статуту, в общем-то, избирательно, но он существует и имеет силу закона. Прибавь к этому Акт по реформе торговли, принятый нами несколько лет назад из-за игр, которыми занимались японцы. — Я помню, Джордж. Из-за этого даже началась маленькая война, в ходе которой погибли люди, — сухо заметил президент Соединённых Штатов. Хуже всего, пожалуй, что это привело к процессу, закончившемуся тем, что Райан оказался в этом кабинете. Министр финансов кивнул. — Верно, но это всё-таки закон, а не постановление конгресса, осуждающее только японцев. Джек, если мы применим к Китаю те же самые законы о торговле, которые китайцы применяют к нам, это нанесёт серьёзный удар по их счетам в иностранной валюте. Разве это плохо? Нет, если мы примем во внимание торговый дисбаланс, существующий сейчас в нашей торговле с ними. Знаешь, Джек, если они начнут строить автомобили и будут продолжать ту же самую игру, которую ведут теперь со всеми остальными товарами, наш торговый дефицит быстро станет катастрофическим. Откровенно говоря, я устал от финансирования экономического развития Китая, которое они осуществляют, покупая продукцию тяжёлого машиностроения в Японии и Европе. Если они хотят торговать с Соединёнными Штатами Америки — отлично, но это должна быть именно торговля. Мы никому не уступаем в ходе действительно справедливого торгового соперничества, не уступаем ни одной стране мира, потому что американские рабочие способны производить товары ничуть не хуже других стран. Но если мы позволяем им обманывать нас, а нас действительно обманывают, Джек, мне это совсем не нравится, как если бы жульничали за карточным столом. А ведь здесь, приятель, ставки неизмеримо выше. — Я понимаю тебя, Джордж. Но ведь мы не можем приставить пистолет к их башке, правда? Так нельзя поступать с независимой страной, тем более с такой большой страной, если только у нас нет очень важной причины. Наша экономика движется вперёд совсем неплохо, не так ли? Мы можем позволить себе проявить определённое великодушие. — Может быть, Джек. Но я имел в виду не пистолет, а просто небольшой дружеский совет с нашей стороны. Пистолет всегда хранится в кобуре — самый большой пистолет — это положение страны наибольшего благоприятствования. Они знают это, и мы знаем, что они знают. Мы можем применить APT к любой стране, и я считаю, между прочим, что идея, лежащая в основе этого акта, является разумной. Акт о реформе торговли достаточно успешно применялся в качестве дубинки ко многим странам, но мы никогда не пользовались им в отношениях с КНР. Почему? Президент пожал плечами, не скрывая некоторого смущения. — Потому что до сих пор у меня не было предлога для этого, а в этом городе слишком много людей, стремящихся поцеловать их коллективный зад. — Во рту появляется противный вкус, когда делаешь это, господин президент, не правда ли? — Правда, — согласился Джек. — О'кей, это нужно обсудить со Скоттом Адлером. Все послы работают на него. — А кто у нас посол в Пекине? — Карл Хитч. Профессиональный дипломат, ему далеко за пятьдесят, но его считают отличным послом. К тому же это последнее назначение перед отставкой. — Плата за многие годы, когда он подавал пальто видным сановникам? Райан кивнул. — Что-то вроде этого. Впрочем, я не совсем уверен. Государственный департамент не входил в мою сферу. — ЦРУ было достаточно тяжёлым назначением, подумал он, но промолчал. Этот кабинет гораздо комфортабельнее, решил Барт Манкузо. Да и погоны на его повседневной форме теперь немного тяжелее, с четырьмя звёздами вместо двух, которые он носил, когда командовал подводным флотом в Тихом океане. Но это осталось в прошлом. Его бывший босс, адмирал Дейв Ситон, поднялся до начальника военно-морских операций, и тогда президент (или кто-то близкий к нему) решил, что Манкузо заслуживает должность главнокомандующего Тихоокеанским театром. И вот он занял кабинет, в котором раньше работал Честер Нимитц и другие отличные — некоторые блестящие — адмиралы ВМС. Поразительное продвижение, начавшееся с плебейского лета в Аннаполисе. С тех пор прошло столько времени, особенно если принять во внимание, что он командовал лишь одним кораблём в море, подводной лодкой «Даллас». Правда, в период его командования «Далласом» произошло несколько примечательных событий, включая две миссии, о которых ему все ещё запрещено говорить. Да и то, что его спутником в этом плавании — правда, только один раз, к тому же в течение короткого времени — был нынешний президент, тоже не причинило особого вреда его карьере. Новая должность сопровождалась роскошным служебным домом, немалым числом матросов и старшин, в чью обязанность входило присматривать за ним и его женой — все мальчики учились в колледже, — обычные шофёры, служебные автомобили, а теперь ещё и телохранители, потому что, как это ни странно, все ещё были люди, не испытывавшие расположения к адмиралам. Будучи командующим Тихоокеанским театром, он подчинялся непосредственно министру обороны Энтони Бретано, который, в свою очередь, подчинялся президенту Райану. Кроме того, Манкузо получил массу новых привилегий. Теперь он обладал правом прямого доступа ко всем видам разведывательной информации, включая святую святых, источники и методы — откуда поступила информация и как мы сумели переправить её. Отныне он, неся ответственность перед Америкой за четверть поверхности земного шара, должен быть в курсе всего, чтобы знать, какие советы давать министру обороны, который, в свою очередь, будет информировать президента о точке зрения, намерениях и желаниях главнокомандующего Тихоокеанским театром. «Тихий океан, — подумал Манкузо, только что закончив своё первое совещание с руководителями разведывательных органов флота, — находится в хорошем состоянии». Разумеется, он не всегда был таким, включая недавние события, когда США пришлось принять участие в достаточно крупном конфликте — слово «война» было теперь не в фаворе в определённых цивилизованных кругах — с Японией, при этом адмирал потерял две атомные подводные лодки, погибшие из-за предательства и обмана, как думал об этом Манкузо, хотя более объективный наблюдатель мог назвать тактику, к которой прибегнул противник, расчётливой и эффективной. Раньше его информировали о местоположении и деятельности различных подводных лодок, а теперь ему также сообщали об авианосцах, эсминцах, крейсерах и кораблях снабжения, о различных подразделениях корпуса морской пехоты и даже о группировках ВВС и армейских частях, поскольку он являлся главнокомандующим театра потенциальных военных действий. Все это привело к тому, что утренний брифинг растянулся на три чашки кофе и в конце он уже смотрел с вожделением на дверь своего гальюна, находившуюся всего в нескольких футах от его стола. Черт побери, руководитель его разведывательной службы, который носил название J-2, был, по сути дела, армейским бригадным генералом с одной звездой на погонах, выполняющим свои «объединённые» обязанности и, по справедливости, делал это очень хорошо. Его звали Майк Лар, и он преподавал государственное право в армейском училище Уэст Пойнт, помимо других обязанностей. Необходимость рассматривать политические факторы возникла в карьере Манкузо впервые, но это было связано с увеличенной территорией, находившейся теперь под его командованием. Разумеется, главнокомандующий Тихоокеанским театром был теоретически знаком с возможностями и направлением деятельности других родов войск. Но теперь та уверенность, которой он обладал в ходе своих предыдущих командных назначений, заметно уменьшилась перед лицом его ответственности как командующего, обязанного профессионально использовать такие силы и рода войск при непредвиденных обстоятельствах. Разумеется, в его подчинении находились командующие этими родами войск, которые могли давать ему советы, но его обязанность заключалась в более глубоком знании их проблем, а не просто в способности задавать вопросы. Для Манкузо это означало, что ему придётся выйти из кабинета и заняться практической стороной дела, не боясь испачкать мундир, потому что именно там юноши, приписанные к его Тихоокеанскому театру, будут проливать кровь, если он не сумеет правильно исполнять свои обязанности. Эта группа была объединённой экспедицией «Атлантик Ричфилд Компани», «Бритиш Петролеум» и самой крупной геологической компании России, занимающейся поисками нефти. Последний участник этого предприятия обладал самым большим опытом в этой области, но наименьшей эрудицией и пользовался весьма примитивными методами разведки. Это совсем не означало, что русские поисковики были глупыми. Совсем нет. Двое из них были талантливыми геологами, их теоретическая интуиция поразила американских и британских коллег. Больше того, они схватывали преимущества нового поискового оборудования с такой же быстротой, как и спроектировавшие его инженеры. В течение многих лет эта часть Восточной Сибири считалась геологическим близнецом «Северного склона» региона Аляски и Северной Канады, где разрабатывались огромные нефтяные месторождения, приносящие колоссальную выгоду этим двум странам. Трудность заключалась в необходимости доставки сюда тяжёлого оборудования, чтобы убедиться, что сходство является реальным, а не просто внешним. Процесс доставки оборудования в соответствующие места превратился в настоящий кошмар. Огромные грузовики, привезённые по железной дороге из Владивостока в Юго-Восточную Сибирь — они были слишком тяжёлыми для доставки по воздуху, — потом в течение месяца пробирались по практически непроходимой местности на север от Магдагачи, через Аим и Усть-Май, и наконец прибыли на место работы к востоку от Казачьего. Но то, что они там нашли, потрясло всех. От Казачьего на реке Яне по всему пространству до Колымского на Колыме находилось месторождение нефти, ничем не уступающее запасам Персидского залива. Грузовики с портативным компьютерным оборудованием для сейсмического исследования недр обнаружили потрясающее количество куполообразных выступов идеальной формы, причём некоторые находились на глубине всего в две тысячи футов. Бурить нефтяные скважины на такую незначительную глубину будет так же просто, как резать свадебный пирог кавалерийской саблей. Размеры месторождения можно будет определить только после того, как пробурят пробные скважины. «Придётся бурить больше сотни таких скважин, — подумал старший американский инженер, — судя по огромному размеру нефтяных полей». Но он ещё никогда не видел такого многообещающего и колоссального по размерам нефтяного месторождения за всю свою профессиональную жизнь. Разумеется, трудности разработки этого месторождения будут немалыми. Если не считать саму Арктику, на земле больше нет места с менее привлекательным климатом. Доставка сюда бурового и сопутствующего оборудования потребует нескольких лет многоэтапных инвестиций, строительства аэродромов, возможно, строительства гаваней для грузовых кораблей, потому что только они смогут доставить сюда тяжёлое оборудование — причём лишь в течение коротких летних месяцев. А ещё придётся строить магистральный нефтепровод для перекачки нефти на рынок. По-видимому, через Владивосток, думал американец. Русские смогут продавать её там, и супертанкеры, более точно именуемые очень большими или ультрабольшими перевозчиками сырой нефти, будут перевозить её через Тихий океан, может быть, в Японию, или в Америку, или куда-нибудь ещё, где существует потребность в нефти, то есть повсюду. От покупателей сюда хлынет поток твёрдой валюты. Потребуется ещё очень много лет, прежде чем Россия сможет накопить средства, необходимые для потребления нефти её собственной промышленностью и частными лицами. Но, как нередко происходит с такими вещами, поток валюты, который появится в результате продажи сырой сибирской нефти, повернётся в обратную сторону и будет использован для покупки нефти из других источников, которая поступит в русские порты и станет перекачиваться по существующим русским трубопроводам для собственных нужд. Разница в стоимости продажи и покупки по сравнению со строительством гигантского и исключительно дорогого магистрального нефтепровода в любом случае окажется незначительной, и такие решения обычно принимаются не по экономическим, а по политическим причинам. В то же самое время и на расстоянии всего в шестьсот миль — девятьсот шестьдесят километров — другая геологическая партия работала на восточном краю Саянского горного хребта. Туземцы из местных кочующих племён, живущих в этом регионе, занимающиеся на протяжении веков разведением оленей, принесли в государственное учреждение несколько сверкающих жёлтых камней. Мало кто в мире не знает, что это за сверкающие жёлтые камни, по крайней мере, на протяжении предыдущих тридцати столетий, и геологическая поисковая партия была послана сюда из Московского государственного университета, который по-прежнему является самым престижным учебным заведением страны. Они смогли прилететь к месту проведения геологической разведки на самолёте, поскольку их снаряжение было намного легче, чем у геологической партии, ведущей поиски нефти. Последние несколько сотен километров пришлось ехать верхом, что являлось удивительным анахронизмом для докторов наук, больше привыкших ездить в отличном Московском метро. Первый человек, с которым они столкнулись, был мужчина лет восьмидесяти, живущий в одиночестве со своим стадом оленей и винтовкой, выстрелами из которой он отпугивал волков. Он жил в одиночестве после смерти жены, скончавшейся двадцать лет назад, полностью забытый часто меняющимися правительствами своей страны. О его существовании знали всего несколько продавцов в маленькой мрачной деревне в тридцати километрах к югу от него. На его умственное состояние повлияло продолжительное одиночество. Ему удавалось каждый год застрелить трех или четырех волков, и он хранил их шкуры подобно любому охотнику-оленеводу, но поступал с ними немного иначе. Сначала мужчина брал шкуры и, наполнив их камнями, относил к маленькой речке, текущей рядом с его хижиной. В западной литературе хорошо известна легенда про Язона и аргонавтов, отправившихся на поиски золотого руна. Совсем недавно стало понятно, что эта легенда имела под собой вполне реальное основание: племена Малой Азии клали шкуры своих овец в быстротекущие реки, и на шерсти оставался золотой песок, вымытый из месторождений, расположенных в верховьях рек. Золотой песок превращал бледную овечью шерсть в нечто почти волшебное, настоящее золотое руно. Мужчина, ничего не знавший про Язона и аргонавтов, поступал в точности так же, как это делали племена Малой Азии. Волчьи шкуры, которые висели на стенах, сперва показались геологам скульптурами мастеров эпохи Возрождения или даже творением ремесленников Древнего Египта — у них было такое изысканное покрытие. Но затем исследователи обнаружили, что каждая волчья шкура весила добрых шестьдесят килограммов, а в хижине их было тридцать четыре! Сев за стол с хозяином хижины с неизменной бутылкой водки, они узнали, что зовут его Пётр Петрович Гоголь, что он воевал во время Отечественной войны с фашистами. Там он был снайпером и, что было ещё более поразительным, награждён двумя Золотыми Звёздами Героя Советского Союза за своё мастерство. Благодарная, до определённой степени, нация разрешила ему вернуться на родину предков, — оказалось, что он произошёл от предприимчивых русских, которые приехали в Сибирь в начале девятнадцатого века. Там он и жил, забытый бюрократами, которые никогда не проявляли интереса к тому, откуда берётся оленье мясо, составляющее пищу местных жителей, или кто получает деньги по высылаемым пенсионным чекам. Он получал деньги и покупал боеприпасы для своей старой винтовки со скользящим затвором. Пётр Петрович знал ценность найденного им золота, но он не тратил его, потому что находил свою одинокую жизнь вполне удовлетворительной. Месторождение золота в нескольких километрах вверх по течению речки, где волки совершали своё последнее купание — как описал это Пётр Петрович с озорным огоньком в глазах и после опрокинутой стопки водки, — оказалось весьма значительным, возможно, не уступающим южноафриканскому месторождению, открытому в середине девятнадцатого века, которое превратилось затем в самую богатую золотую шахту мира. Местное золото не было открыто по нескольким причинам, главным образом относящимся к ужасному сибирскому климату, который, во-первых, не допускал тщательных геологических исследований и, во-вторых, покрывал местные речки толстым слоем льда в течение такого длительного времени, что золотой песок в их руслах никто не замечал. Обе экспедиции — по поиску нефти и та, которая искала месторождение золота, — были снабжены спутниковыми телефонами, чтобы быстрее доложить о полученных результатах. По чистой случайности экспедиции доложили о найденных месторождениях нефти и золота в один и тот же день. Система спутниковой связи «Иридиум», которой они пользовались, была колоссальным прорывом в глобальных коммуникациях. С помощью небольшого портативного аппарата можно было поддерживать связь с роем низколетящих спутников, состоящих в перекрёстном контакте и передающих полученные сигналы почти со скоростью света на обычные спутники связи, откуда они поступали на землю. Система «Иридиум» была спроектирована и построена для того, чтобы ускорить связь по всему миру. Она не являлась, однако, кодированной системой. Существовали способы достигнуть этого, но все они требовали от индивидуальных пользователей принятия своих собственных мер шифрования передач. Теперь было теоретически возможно применить коммерчески доступные 128-битовые системы шифровки, проникнуть в которые исключительно трудно даже самым развитым государствам, пользующимся изощрёнными методами дешифровки в своих «чёрных» агентствах… по крайней мере, так утверждали продавцы 128-битовых систем. Однако мало кто прибегал к столь совершенным системам шифровки, что само по себе являлось весьма удивительным. Такая беспечность пользователей столь совершенной системы связи делала жизнь для Агентства национальной безопасности (АНБ), расположенного в Форт Мид между Балтимором и Вашингтоном, намного легче. В АНБ существовала компьютерная программа «Эшелон», которая прослушивала все разговоры, проносящиеся в эфире. «Эшелон» был запрограммирован так, чтобы замыкаться на определённых кодовых словах, главным образом именах существительных, имеющих отношение к национальной безопасности страны. Но после окончания «холодной войны» АНБ и другие разведывательные агентства начали уделять основное внимание экономическим проблемам, и программа была изменена для того, чтобы выделять такие новые слова, как «нефть», «месторождение», «сырая», «шахта», «золото» и другие, на тридцати восьми языках. Когда одно из этих слов попадало в электронное ухо «Эшелона», продолжающийся разговор записывался, а если требовалось, то и переводился на английский язык, причём все это осуществлялось компьютером. Это не было совершенной системой, и переводить нюансы иностранной речи компьютеру не всегда удавалось — не говоря уже о привычке многих людей бормотать в телефонную трубку, — но в случае обнаруженной ошибки сделанный перевод обрабатывался лингвистом, одним из многих, работавших в АНБ. Параллельные доклады о месторождениях нефти и золота появились в эфире с разрывом всего в пять часов и быстро поступили по командной цепи наверх, закончив движение с пометкой «молния» в Специальном национальном комитете по оценке разведывательной информации (СНОРИ). Обработанный доклад должен был лечь на стол президента сразу после его завтрака, и доставит его доктор Бенджамин Гудли, советник по национальной безопасности. До этого полученные данные будут изучены специалистами из директората науки и техники Центрального разведывательного управления, с неоценимой помощью экспертов Института нефти в Вашингтоне, многие из которых в течение длительного времени поддерживали самые тесные отношения с различными правительственными агентствами. Предварительная оценка — с особой осторожностью объявленная и представленная как таковая, то есть — Черт побери, — воскликнул президент в 8.10 восточного стандартного времени. — Бен, насколько они велики? — Вы не доверяете нашим техническим мудрецам? — спросил советник по национальной безопасности. — Бен, когда я работал на другом берегу реки[8], я ни разу не сумел обнаружить ошибки в их оценке чего-то подобного, но клянусь дьяволом, что мне не раз приходилось обращать внимание экспертов на то, что они склонны недооценивать важность полученной информации. — Райан сделал паузу. — Но, боже мой, если это действительно заниженные оценки, последствия могут оказаться потрясающими. — Господин президент, — Гудли не входил в состав внутреннего круга, — речь идёт о миллиардах, сколько конкретно, пока никому не известно, но можно предподожить, что приблизительная сумма будет равняться двумстам миллиардам долларов в течение ближайших пяти-семи лет как минимум. Такие деньги могут им пригодиться. — А максимум? Гудли откинулся на спинку кресла, подумал и сделал глубокий вдох. — Мне нужно проверить. Триллион — это тысяча миллиардов. Максимальная оценка добычи нефти из этого месторождения примерно такова. Это всего лишь умозрительное заключение, но парни из Института нефти, оценками которых пользуется ЦРУ, ходят, поднимая руки к небу и восклицая: — Это невероятно! — Хорошие новости для русских, — заметил Джек, перелистывая страницы печатного доклада СНОРИ. — Совершенно верно, сэр. — Наконец-то им повезло, — произнёс президент Соединённых Штатов. — О'кей, пошли копию этого Джорджу Уинстону. Мне нужна оценка того, что это будет значить для наших друзей в Москве. — Я собирался позвонить кое-кому в Атлантик Ричфилд. Они принимали участие в разведке месторождения. Полагаю, что они разделят часть доходов. Их президента зовут Сэм Шерман. Вы знаете его? Райан покачал головой. — Я слышал это имя, но мы никогда не встречались. Думаешь, мне нужно изменить это? — Если вы хотите получить надёжную информацию, знакомство с ним не повредит. Райан кивнул. — О'кей, я поручу Эллен найти его. — Эллен Самтер, персональная секретарша президента, сидела в комнате в пятнадцати футах от резной двери Овального кабинета. — Что ещё? — Русские все ещё копаются в кустах, пытаясь разыскать людей, которые взорвали сутенёра в Москве. Мне нечего доложить по этому вопросу. — Было бы неплохо знать, что происходит в мире, правда? — Ситуация могла бы быть хуже, сэр, — сказал своему боссу доктор Гудли. — Это верно. — Райан бросил копию утреннего брифинга на стол. — Что ещё? Гудли покачал головой. — Это все на сегодняшнее утро, господин президент. Ответом была улыбка. |
||
|