"Зубы тигра" - читать интересную книгу автора (Клэнси Том)

Глава 10 Место назначения

Для Мустафы и его друзей поездка в Лас-Крусес оказалась долгожданным переломным пунктом. Они испытывали сильнейшее волнение, хотя и старались его не показывать. Они находились в Америке. Здесь обитали люди, которых им надлежало убить. Они приблизились к цели своей миссии, преодолев уже не десятки, сотни или тысячи километров, а магическую невидимую черту. Они попали в дом Великого сатаны. Тут находились те люди, которые насылали смерть на их дома и на правоверных во всём мусульманском мире, люди, которые угодливо поддерживали Израиль.

В Деминге они свернули на восток, в Лас-Крусес. Шестьдесят две мили — сотня километров — до следующей промежуточной остановки они проехали по автостраде № 10. Вдоль дороги торчали щиты с рекламами мотелей и всяких ресторанчиков, различных туристских достопримечательностей, а дальше тянулись холмистые просторы, ограниченные горизонтом, который не становился ближе от того, что автомобили пожирали пространство со скоростью семьдесят миль в час.

Их водитель, как и все прежние, был, судя по внешности, мексиканцем, и также молчал всю дорогу. Вероятно, тоже простой наёмник. Все в машине молчали — водитель потому, что ему не было дела до тех, кого он вёз, а пассажиры — потому, что говорили по-английски с заметным акцентом и водитель мог обратить на это внимание. А так он мог запомнить лишь то, что посадил несколько человек на грунтовой дороге в южной части Нью-Мексико и отвёз их в другое место.

А ведь его спутникам, пожалуй, ещё труднее, чем ему, думал Мустафа. Они верят, что он знает, что нужно делать. Он руководитель всей миссии, командир отряда воинов, который должен разделиться на четыре группы, чтобы никогда больше не встретиться. Миссия очень тщательно подготовлена. В будущем они станут связываться друг с другом крайне редко и только при помощи компьютеров. Им предстояло действовать независимо, руководствуясь несложным расписанием, но у них была одна стратегическая цель. «Их подвиг встряхнёт Америку, как никто и никогда не делал», — сказал себе Мустафа, рассматривая обгонявший их автомобиль-универсал. Двое родителей и их щенки — мальчик лет четырех и ещё один ребёнок, совсем маленький, лет полутора. Все они — неверные. Мишени.

План операции был, естественно, записан. Четырнадцать пунктов. На простой белой бумаге. Четыре копии. По одной для руководителя каждой группы. Прочие данные сохранялись в файлах персональных компьютеров, которые имелись у каждого и лежали в небольших дорожных сумках вместе с чистыми рубашками, нижним бельём и ещё кое-какими дорожными мелочами. Им требовалось очень немного, да и план предусматривал, чтобы они не оставили почти ничего и тем самым ещё больше заморочили головы американцам.

От этой мысли его глаза, безучастно смотревшие на тянувшиеся за окнами пейзажи, насмешливо прищурились. Мустафа закурил — у него осталось только три сигареты, — и поток холодного воздуха, лившийся из кондиционера, сразу же усилился. Позади солнце спускалось к горизонту. Следующая и последняя их остановка должна произойти уже в темноте; он считал это отличным тактическим ходом. Естественно, он понимал, что это всего лишь совпадение, но если и так, было ясно, что сам Аллах с одобрительной улыбкой взирает на их план. А ничего другого и нельзя ожидать. Ведь все они занимались Его делом.

«Ну вот, закончился ещё один тоскливый день», — сказал себе Джек, направляясь к автомобилю. Едва ли не самым серьёзным недостатком Кампуса было то, что он не мог обсуждать все, что в нём происходило, и даже само его существование ни с кем. К этим сведениям никто не имел допуска, и Джек до сих пор не мог понять причину подобного. Он мог, конечно, поговорить с папой — президент, по определению, имел доступ ко всем секретам своей страны, и бывшие президенты сохраняли за собой ту же привилегию — если не по закону, то по самой обыденной практичности. Но, увы, этого он сделать не мог. Папа не порадовался бы его выбору работы. Больше того, папа даже мог бы снять трубку телефона, набрать номер, и все прекратилось бы в ту же минуту, а Джек был настолько сыт родительской заботой, что охотно обошёлся бы без неё хотя бы несколько месяцев. Но даже в таком положении возможность переброситься несколькими словами с кем-то, знающим положение дел, стала бы настоящим божьим благословением. Было бы достаточно, если бы кто-нибудь сказал: да, это по-настоящему важно, да, ты действительно вносишь свой вклад в дело борьбы за Правду, Правосудие и движение по Американскому пути.

Но мог ли он внести сюда сколько-нибудь весомый вклад? Мир жил по своим законам, и он не мог сколько-нибудь заметно изменить такое положение. Даже его отец, обладавший всем могуществом, доставшимся ему вместе с должностью, оказался не в состоянии это сделать. Насколько же меньше мог сделать он, являвший собой всего лишь нечто вроде принца? Но если имелся хоть мельчайший шанс на то, чтобы собрать воедино рассыпавшиеся части мира, все же возможно, этой работой должен был заняться человек, мало тревожившийся по поводу того, реально это или нет. Может быть, даже кто-то слишком молодой и глупый для того, чтобы отдавать себе отчёт в невозможности невозможного. Но ни его мать, ни его отец не признавали этого слова и так же воспитали и его. Салли должна была вскоре закончить медицинский факультет, она собиралась заниматься онкологией — их мать всю жизнь сожалела, что сама не выбрала эту специальность, — и говорила всем и каждому, кто спрашивал её, что намерена быть среди тех, кто раз и навсегда прикончит этого дракона, эту ужасную болезнь. Так что смирение перед невозможностью не являлось частью кредо Райанов. Джек был уверен, что мир состоит из множества вещей, которые необходимо узнать. Что, разве не так? А он умён, хорошо образован и к тому же имеет в своём распоряжении солидный доверительный фонд; это означало, что, если он в своей работе наступит на ногу кому-нибудь влиятельному, голод ему все равно не грозит. Эта свобода была самой важной, учил отец, ну, а Джон Патрик Райан-младший был достаточно умён для того, чтобы не только понимать её важность, но и ту ответственность, которую такая свобода несёт с собой.

Этим вечером Доминик и Брайан решили не готовить обед, а пойти в местный стейк-хаус. Там оказалось полно молодёжи из колледжей Университета Виргинии. Можно было сказать: блестящие ребята, но они вели себя излишне шумно и производили впечатление чересчур самоуверенных. Это одно из преимуществ детства, хотя все эти парни смертельно оскорбились бы, если бы их назвали детьми. Но они действительно были детьми, о которых все ещё заботились любящие родители, находившиеся при этом на расстоянии, вполне удовлетворявшем чад. Для двух мальчиков по фамилии Карузо это было чем-то наподобие юмористической иллюстрации того, что они сами представляли собой всего лишь несколько коротких лет тому назад, перед тем как суровые тренировки и опыт жизни в реальном мире превратили их в нечто другое.

Точно: что виделось со школьной скамьи очень простым, оказалось, когда они покинули уютную университетскую утробу, бесконечно сложным. Как-никак мир был не цифровым — действительность являла собой аналоговую картинку, всегда неаккуратную, всегда с болтающимися лохмотьями, которые невозможно завязать красивыми бантиками, как шнурки на ботинках, и поэтому каждый неосторожный шаг грозил падением. А осторожность появлялась только с опытом — после того, как несколько раз споткнёшься и упадёшь, набьёшь много синяков и шишек, лишь самые болезненные из которых запомнятся, как урок. Братья усвоили свои уроки достаточно рано. Не настолько рано, насколько это приходилось делать предыдущим поколениям, но всё же достаточно, чтобы понять, каковы последствия ошибок в этом мире, который совершенно не умел их прощать.

— Неплохая забегаловка, — заметил Брайан, наполовину расправившись со своим бифштексом из вырезки.

— Хорошую говядину трудно испортить даже самому плохому повару. — «В ресторанчике, — подумал Доминик, — очевидно, имелся как раз повар, а не шеф-повар: жаркое было прожарено как раз в меру, брокколи свежеразмороженная, но гарнир оказался полусырым».

— Вообще-то, мне хотелось бы поесть получше, — отозвался майор морской пехоты.

— Радуйся этому, пока можно. Нам ведь ещё не тридцать, верно?

Эта фраза ужасно рассмешила их обоих.

— Послушай, ведь это чертовски много!

— Интересно, с какого возраста начинается старость? О, да! Ведь ты же очень молод для майора, точно?

Альдо пожал плечами:

— Пожалуй, что так. Мой босс хорошо ко мне относился, и у меня в подчинении были отличные люди. И всё-таки я никогда не любил сухой паёк. Он позволяет сохранить силы, но больше ничего хорошего о нём сказать нельзя. А моему ганни СП очень даже нравился; по его словам, сейчас паек гораздо вкуснее, чем в то время, когда он пришёл в Корпус.

— Зато в Бюро приходится привыкать питаться в «Данкин доунатс», ну и... хотя это, наверно, самая лучшая сеть забегаловок во всей Америке. Как на такой диете не растолстеть?

— Ты находишься в очень даже приличной форме для кабинетного воина, Энцо, — великодушно заметил Брайан. Под конец утренней пробежки у его брата каждый раз был такой вид, будто он вот-вот грохнется от изнеможения. Зато для морского пехотинца трехмильная пробежка была чем-то вроде утренней чашки кофе: как раз достаточно для того, чтобы наконец-то раскрылись глаза. — И всё-таки мне очень хотелось бы точно узнать, для чего нас готовят, — сказал он, прожевав очередной кусочек мяса.

— Братишка, нас готовят убивать людей. Вот и все, что мы должны знать. Подкрадываться незамеченными, а потом сматываться незамеченными.

— Это с пистолетами-то? — усомнился Брайан. — Они, по правде говоря, очень уж шумные, да и по точности боя не сравнятся с винтовкой. В Афганистане у меня в команде был снайпер. Уложил нескольких плохих парней чуть ли не с мили. Пользовался винтовкой «барретт» калибра 0.50 дюйма — этакая большая мама, вроде старой «БАР», напичканной стероидами. Стреляет патронами от пулемёта «мадеус», кладёт их точнёхонько в яблочко и, знаешь, убивает наверняка. Когда в тебе полудюймовое отверстие, довольно трудно уползти. Тем более что его снайпер, капрал Алан Робертс, чёрный парень из Детройта, предпочитал стрелять в голову. После попадания полудюймовой пули от головы мало что оставалось.

— Ну, вероятнее всего, что нам предложат пользоваться глушителями. С такой штукой пистолетный выстрел становится совсем беззвучным.

— Эту винтовку я знаю. Мы учились стрелять из них в разведшколе, но слишком уж эта штука велика для того, чтобы прятать её под пиджаком. А ведь её ещё нужно вынуть, остановиться и прицелиться в голову объекту. Энцо, если нас не пошлют в школу Джеймса Бонда, чтобы немного подучиться волшебству, мы не сможем уложить много народу из пистолетиков.

— Откуда ты знаешь, может быть, мы будем пользоваться чем-то другим?

— Но ведь ты тоже не знаешь, да?

— Послушай, дружище, мои чеки на зарплату все ещё приходят из Бюро. Я знаю только, что сюда меня прислал Гас Вернер, и значит, нас будут кормить только кошерной пищей. Я так думаю, — добавил Доминик, немного помолчав.

— Ты уже называл это имя. Кто он такой?

— Помощник директора, начальник нового контртеррористического отдела. С Гасом не забалуешь. Он командовал группой по спасению заложников и имеет кучу всяких нашивок. Толковый парень и жёсткий как черт. Думаю, что он не падает в обморок при виде крови. Но у него неплохая голова на плечах. Терроризм — это новая вещь для Бюро, и Дэн Мюррей поставил Гаса на это место не только потому, что тот знает, с какого конца стреляет ружьё. Они с Мюрреем корешатся уже двадцать с лишним лет. Ну, и Мюррей тоже не кукла. Так что, если он послал меня сюда, значит, с кем надо это согласовано. Поэтому я намерен играть в эту игру, пока меня не попытаются заставить нарушить закон.

— Я тоже, только я всё ещё слегка волнуюсь.

В Лас-Крусесе был небольшой аэропорт, принимавший местные рейсы. Здесь также содержалось немало частных самолётов. И ещё в аэропорте имелся прокат автомобилей. Туда-то они и направлялись. Мустафа впервые по-настоящему заволновался. Ему и одному из его спутников предстояло нанять автомобили здесь. Ещё двое должны сделать то же самое в городе.

— Для вас все подготовлено, — сказал ему водитель, протягивая два листка бумаги. — Вот номера зарезервированных для вас машин. Это четырехдверные седаны «Форд Кроун Виктория». Вы заказывали универсалы, но мы не смогли их обеспечить: пришлось бы ехать в Эль-Пасо, а это нежелательно. Для расчёта пользуйтесь вашей кредитной картой. Ваше имя — Томас Саласар. Вашего друга — Эктор Сантос. Покажите в офисе листки с зарезервированными номерами, а потом делайте то, что вам скажут. Все очень просто. — Никто из прибывшей группы, по мнению водителя, не походил на латиноамериканца, но в бюро проката работали никчёмные пэдди, для которых за испанца мог сойти любой, кто знал хотя бы пару слов помимо «taco» и «cerveza»[42].

Мустафа вышел из автомобиля и направился к офису, взмахом руки пригласив напарника за собой.

Войдя в офис, он сразу понял, что всё будет очень просто. Хозяин этого бизнеса, кем бы он ни был, не желал утруждаться подбором для фирмы людей с мозгами. Дежурный клерк — совсем ещё мальчишка, — согнулся над столом, полностью поглощённый книжкой комиксов.

— Привет, — с фальшивой бодростью произнёс Мустафа. — Для меня забронировано... — Он записал номер на листке из блокнота и протянул любителю комиксов.

— Хорошо. — Дежурный, стараясь не выказывать раздражения тем, что его отвлекли от новейших приключений Бэтмена, умело пробежал пальцами по клавиатуре компьютера, и из принтера выполз частично заполненный бланк.

Мустафа вручил служащему международные водительские права, тот сделал ксерокопию и подколол её к своему экземпляру бланка. А вот готовность мистера Саласара оплатить все страховые взносы привела его в восторг — за каждого такого клиента он получал премию.

— Так, сэр, ваш автомобиль — белый «Форд» в четвёртом отсеке. Выйдете отсюда и сразу направо. Ключи в зажигании.

— Спасибо, — сказал Мустафа на английском языке с заметным акцентом. Неужели все настолько просто?

Похоже, что да. Он только-только успел устроиться на сиденье своего «Форда», когда появился Саид, направившийся к точно такой же, только светло-зелёной машине, стоявшей в пятом отсеке. У обоих арабов были карты штата Нью-Мексико, но пока что можно было обойтись без них. Они завели автомобили и выехали из гаража на улицу, где ждали внедорожники. Ехать следом за ними оказалось очень просто. В Лас-Крусесе, конечно, имелся автотранспорт, но в этот вечерний час движение почти замерло.

Второе агентство проката автомобилей располагалось севернее, нужно было проехать всего восемь кварталов по, вероятно, главной улице Лас-Крусеса. Его название — «Герц» показалось Мустафе как-то связанным с евреями. Двое его товарищей вошли в помещение, через десять минут вышли и сели в автомобили. Это были «Форды» точно такой же модели, как у него с Саидом. Теперь едва ли не самую опасную часть миссии можно было считать законченной. Оставалось ехать следом за джипом и через небольшое расстояние — километров двадцать — свернуть с автострады на грунтовую дорогу. Похоже, что таких дорог здесь много... почти как дома. Потом ещё километр с небольшим по просёлку, и они оказались перед обособленно стоявшим домом; лишь припаркованный рядом грузовик свидетельствовал о том, что дом обитаем. Все автомобили остановились перед домом, пассажиры вышли. Мустафа понял, что это последняя из их запланированных встреч с организаторами поездки.

— Здесь ваше оружие, — сказал им Хуан и кивнул Мустафе: — Пойдёмте со мной, пожалуйста.

Снаружи это был самый обыкновенный, ничем не примечательный каркасный дом, внутри же оказался самый настоящий арсенал. На полу стояли шестнадцать картонных коробок, в которых находились шестнадцать автоматов «М-10» — далёких от элегантности штампованных изделий из не слишком хорошо отшлифованного и покрытого неровным воронением металла. Рядом с каждым автоматом лежало по двенадцать магазинов, соединённых попарно чёрной изоляционной лентой. Похоже, что все были заряжены.

— Оружие абсолютно девственное. Из него ещё не стреляли, — сообщил Хуан. — У нас есть также полный комплект глушителей. Звук они подавляют не идеально, зато улучшают баланс и точность. Это оружие так же хорошо, как «узи», но те слишком уж трудно раздобыть в наших местах. Эффективный диапазон стрельбы порядка десяти метров. Легко заряжается и разряжается. Стреляет, естественно, при открытом затворе. Скорострельность достаточно высока. — Вообще-то, тридцатизарядный магазин «М-10» опустошался менее чем за три секунды, что было чересчур быстро для толковой работы, но эти люди не казались Хуану слишком уж дотошными.

Они и не оказались слишком дотошными. Каждый из шестнадцати арабов взял оружие и поднял перед собой, как будто здоровался с новым другом. Затем каждый поднял по паре магазинов...

— Стоп! Halto! — рявкнул Хуан. — Нельзя заряжать оружие в доме. Если вы хотите испытать его, то для этого у нас есть мишени снаружи.

— А это не будет слишком шумно? — спросил Мустафа.

— До ближайшего дома отсюда четыре километра, — беззаботно ответил Хуан. Пули на такое расстояние не улетят, да и звук — он был уверен, — тоже. В последнем он ошибался.

Но его гости не сомневались, что хозяину известно все об этой местности, и им не терпелось опробовать своё оружие. В двадцати метрах от дома тянулся песчаный уступ, под которым валялось несколько корзин и картонных коробок. Один за другим арабы вставили магазины и оттянули затворы оружия. Никто не подавал формальной команды стрелять. Все просто последовали примеру своего лидера, Мустафы, который подхватил конец ремня, приделанный к дулу, прижал его ладонью к рукояти и нажал на спуск.

Непосредственный результат оказался более чем приемлемым. «М-10» издал подобающий грохот, его ствол пополз вверх и вправо, как это всегда бывает при стрельбе длинными очередями, но, поскольку из оружия стреляли впервые, да и расстояние было очень незначительным, пули угодили в картонную коробку, лежавшую метрах в шести. В мгновение ока магазин, в котором только что находилось тридцать 9-миллиметровых пистолетных патронов «ремингтон», опустел, и затвор со смачным звуком прикрыл опустевший патронник. Мустафа подумал, как хорошо было бы вставить второй магазин, чтобы подарить себе ещё две-три секунды ослепительного счастья, но сумел совладать с собой. Для этого ещё будет время — в не слишком отдалённом будущем.

— Глушители? — обратился он к Хуану.

— Лежат внутри. Они навинчиваются на ствол. Лучше прикручивать их без большого усилия, чтобы можно было контролировать рассеивание пуль. Вы же меня понимаете? — Хуан говорил достаточно уверенно. Ему не раз приходилось пользоваться «М-10» для устранения деловых конкурентов и других неприятных людей в Далласе и Санта-Фе. И всё же он смотрел на своих гостей не без тревоги. Слишком уж часто они ухмылялись. «Они вовсе не те, кем хотели бы казаться, — сказал себе Хуан Сандоваль, — и чем скорее они уедут отсюда, тем лучше». Тех, кто жил в месте назначения этих путешественников, ничего хорошего не ожидало, но это уже не его проблема. Полученный им приказ пришёл сверху. С самого верха, подчеркнул его командир в разговоре, состоявшемся неделю назад. И деньги были соответствующими. Хуан не имел никаких конкретных оснований жаловаться, но у него, отличного знатока людей, в мозгу вспыхнул яркий красный сигнал.

Мустафа последовал за ним и взял из коробки глушитель. Он имел сантиметров десять в диаметре и длину около полуметра. Как и сказал Хуан, цилиндр легко навинтился на ствол и действительно ощутимо улучшил баланс. Мустафа вскинул автомат и решил, что будет использовать его именно так. Глушитель уменьшит отбрасывание дула и тем самым повысит меткость. Громкость стрельбы не имела ровно никакого значения для его миссии, зато меткость имела, и очень большое. Правда, с глушителем небольшой автомат сразу резко увеличивался в размерах. Поэтому он отвинтил глушитель и убрал его в сумку. После этого предводитель отряда вышел из дома и подозвал своих людей. Хуан последовал за ним.

— Вам следует помнить о некоторых вещах, — сказал Хуан руководителям групп. Он немного помолчал и продолжил медленно и веско: — Американские полицейские знают своё дело, но они не всемогущи. Если во время поездки вас остановит кто-то из них, вам нужно всего лишь разговаривать с ним вежливо. Если он попросит, чтобы вы вышли из автомобиля, делайте, что он говорит. Американские законы разрешают ему обыскать вас на предмет оружия — обыскать вас своими руками, — но если он потребует разрешения обыскать ваш автомобиль, просто скажите: нет, я не желаю, чтобы вы это делали. Согласно их законам, он не имеет права обыскивать ваш автомобиль. Повторяю: если американский полицейский попросит разрешения обыскать ваш автомобиль, вам достаточно просто сказать «нет», и он не сможет сделать это. Потом уезжайте. Во время езды не превышайте ту скорость, какую разрешают дорожные знаки. Если вы будете соблюдать скоростной режим, вас, скорее всего, никто не потревожит. Если вы поедете быстрее разрешённой скорости, это будет самым верным способом привлечь к себе внимание полиции. Поэтому не делайте этого. Терпение, терпение и ещё раз терпение. Может быть, у вас есть какие-нибудь вопросы?

— Если полицейский будет вести себя слишком агрессивно, можем ли мы...

Хуан знал, какой последует вопрос.

— Убить его? Да, это вполне возможно, но сразу после этого за вами погонится множество полицейских. Если полицейский остановит вас, то первое, что он сделает, это сообщит в штаб по радио своё местоположение, номерной знак вашего автомобиля и его описание. Так что, даже если вы убьёте его, уже через несколько минут его товарищи кинутся вас искать, причём огромной толпой. Удовлетворение от убийства полицейского не стоит того, что за ним последует. Вы только наживёте несравненно большие неприятности. У американской полиции много автомобилей и даже самолётов. Стоит им начать искать, и они вас найдут. Поэтому единственная ваша защита от них состоит в том, чтобы не привлекать их внимания. Не превышайте скорость. Не нарушайте правила движения. Ведите себя как положено, и вы будете в безопасности. Если будете нарушать правила, вас поймают, несмотря на все ваше вооружение. Вы меня понимаете?

— Мы вас понимаем, — заверил его Мустафа. — Спасибо за помощь.

— Мы приготовили карты для всех вас. Хорошие карты, выпущенные Американской автомобильной ассоциацией. У вас имеются легенды, да? — спросил Хуан, рассчитывая поскорее расстаться с этими людьми.

Мустафа посмотрел на своих друзей — не будет ли у них каких-то вопросов, — но они слишком стремились взяться за дело и не желали отвлекаться на всякие мелочи. Удовлетворённый, предводитель повернулся к Хуану:

— Спасибо вам за помощь, мой друг.

«Черт тебе друг», — подумал Хуан, но пожал протянутую руку и направился перед группой приезжих в обход здания. Сумки быстро перегрузили из джипов в седаны, внедорожники сразу тронулись и выехали на местное шоссе № 185. По нему оставалось проехать несколько миль до Радиум-Спрингс, а там свернуть на идущую к северу федеральную автостраду № 25. Иностранцы собрались в кучку и пожали друг другу руки; некоторые, к удивлению Хуана, даже поцеловались. Затем они разделились на группы по четыре человека и расселись по арендованным автомобилям.

Мустафа сел на водительское место. Первым делом он положил рядом несколько сигаретных пачек, проверил, по глазам ли установлено зеркало, и пристегнулся ремнём — его предупреждали о том, что ездить без этого ремня не менее опасно, чем превышать скорость. А он меньше всего на свете хотел бы привлечь к себе внимание полицейских. Несмотря на инструкции, полученные от Хуана, он вовсе не желал идти на этот риск. Стоящий на обочине или проезжающий мимо коп не мог бы распознать, кем они на самом деле являлись, а вот при разговоре лицом к лицу... Мустафа не питал ни малейших иллюзий по поводу отношения американцев к арабам. По той же причине все книги Святого Корана были убраны в багажник.

Дорога предстояла долгая. Позднее Абдулла подменит его за рулём, но первая смена — его. На север по 25-й автостраде до Альбукерке, затем на восток по 40-й, которая доведёт их почти до цели. Более трех тысяч километров. Пора переключаться на мили, напомнил себе Мустафа. Один и шесть десятых километра — это миля. Ему теперь предстояло каждый раз умножать числа на дорожных знаках на этот множитель или же вообще постараться забыть о метрической шкале, которой, кстати, в его автомобиле не имелось. Так или иначе, он ехал на север по 185-му шоссе, пока не увидел светло-зелёный указатель со стрелкой и надписью: «I-25. Север». Он поудобнее устроился на сиденье, подождал просвета в потоке автомобилей, выехал на шоссе и прибавил скорость до шестидесяти пяти миль в час, установив систему автоматического регулирования скорости «Форда» точно на эту величину. Теперь оставалось только крутить баранку и следить за огнями машин всех этих анонимных автомобилистов, которые, как он сам и его друзья, двигались на север, в направлении Альбукерке...

Джек не знал, почему ему так трудно заснуть. Уже шёл двенадцатый час ночи, он просмотрел изрядную часть вечерней программы телевидения и выпил свои две-три — сегодня оказалось три! — порции спиртного. Его должно было клонить ко сну. И его действительно клонило ко сну, но сон так и не приходил.

Он не мог понять причину бессонницы. «Просто закрой глаза и думай о чем-нибудь очень хорошем», — говорила ему мама, когда он был маленьким мальчиком. Но теперь, когда он стал взрослым, думать о хорошем стало не так просто, как в детстве. Он вступил в новый мир, где оснований для хороших мыслей, увы, очень немного. Его работа состояла в изучении известных и предполагаемых фактов, связанных с людьми — которых он, по всей вероятности, никогда в жизни не увидит, — чтобы понять, затевают ли они убийство других людей, с которыми он тоже никогда не встретится, а затем передать информацию ещё одним людям, которые могут попытаться или не попытаться что-нибудь предпринять. Что именно они могут попытаться сделать, он не знал, хотя имел определённые соображения, и эти соображения были весьма неприятными. Перевернись на другой бок, взбей подушку, постарайся отыскать на ней прохладное место, опусти на него голову, усни...

...Сон все равно не приходил. Рано или поздно он, конечно, придёт. Джеку всегда удавалось заснуть — как казалось, за полсекунды до того, как таймер включал радиоприёмник.

«Будь оно все проклято!» — выругался он, глядя в потолок.

Он участвовал в охоте на террористов. Большинство из них шло на преступления, считая себя хорошими... нет, считая себя героями. С их точки зрения, эти действия вовсе не были преступлениями. Мусульманские террористы питали иллюзию, что их поступки угодны богу. Хотя в Святом Коране ни о чём подобном не говорилось. Больше того, там высказывалось явное неодобрение убийств невинных, невооружённых людей. Ну, и как же на самом деле? Действительно ли Аллах приветствовал террористов-смертников приветливой улыбкой, или же встречал совсем по-другому? В католицизме все определяла индивидуальная совесть каждого. Если ты на самом деле верил, что поступаешь правильно, то бог не мог покарать за твои деяния. Мог ли ислам руководствоваться теми же самыми правилами? Ведь и там, и здесь существовал только один бог, и, возможно, правила тоже были одинаковыми. Проблема состояла в том, какой набор религиозных правил подходил ближе всего к истинным божьим установлениям. И как, чёрт возьми, определить, что есть что? Крестоносцы творили множество, давайте говорить прямо, страшных мерзостей. Но крестовые походы были классическим примером того, как кто-то сообразил придать религиозную окраску войне, служившей чисто экономическим целям и даже, что ещё хуже, удовлетворению личных амбиций. Просто дворянам не хотелось, чтобы другие считали, будто они сражаются ради денег — а когда на твоей стороне бог, можно творить что угодно. Знай себе, размахивай мечом; руби всех, кто попадётся, — господь отделит правых от виноватых. Так напутствовал воинов какой-то древний епископ.

Верно. На самом деле суть вопроса заключалась в том, что религия и политические структуры образовали один очень дерьмовый сплав, который, однако, с невероятной силой притягивал молодых энтузиастов, испытывавших прирождённую страсть к приключениям. Его отец не раз говорил об этом за обедом на жилом этаже Белого дома, когда объяснял: одна из важнейших вещей, которые должны усвоить молодые солдаты любого рода войск, — что даже война имеет правила, нарушение которых должно влечь за собой суровое наказание. Американские солдаты усваивают это без особого труда, сказал Джек-старший своему сыну, поскольку они воспитываются в обществе, в котором несанкционированное насилие строго наказывается, что гораздо лучше, чем попытки усвоения абстрактных принципов, что хорошо, а что плохо. Получив одну-две оплеухи, ты вроде как должен сообразить, что к чему.

Он вздохнул и в очередной раз перевернулся с боку на бок. Он был, наверно, ещё слишком молод, чтобы думать о Великих Жизненных Проблемах, несмотря даже на то, что диплом, полученный в Джорджтауне, утверждал иное. В колледжах старались не говорить, что девяносто процентов знаний человек получает уже после того, как повесит на стенку красивую грамоту. А как же — ведь студенты могли потребовать скидку.

Официальный рабочий день в Кампусе уже закончился. Джерри Хенли находился в своём кабинете на верхнем этаже и изучал всякую всячину, на которую не хватило времени ранее. Том Дэвис, принявший очередной доклад от Пита Александера, явился к боссу сообщить о разговоре.

— Неприятности? — спросил Хенли.

— Близнецы все ещё продолжают ворочать мозгами. Может показаться, что это слишком долго. Но, Джерри, мы должны были этого ожидать. Они оба — очень головастые парни и привыкли играть по правилам, так что, когда они видят, что их готовят к нарушению правил, это их тревожит. Кстати, забавно: Пит говорит, что морской пехотинец волнуется гораздо сильнее. Агент ФБР воспринимает эту перспективу намного легче.

— Я предполагал совсем обратное.

— Я тоже. И Пит. — Дэвис потянулся за стаканом воды со льдом. В такой поздний час он никогда не позволял себе пить кофе.

— Как бы там ни было, Пит говорит, что не уверен в конечном исходе, но ему не остаётся ничего, кроме как продолжать их обучение. Джерри, я должен был предупредить вас посерьёзнее. Я предвидел, что мы столкнёмся с этой проблемой. Чёрт возьми, ведь это же наш первый опыт. Те люди, которых мы... которые нам подходят — они ведь ни в коем случае не психопаты. Они должны задавать вопросы. Они обязательно захотят знать: почему? Они обязательно будут долго размышлять. Но ведь мы не можем набирать на работу роботов, не так ли?

— Как в тот раз, когда они попытались замочить Кастро, — заметил Хенли. Ему довелось внимательно ознакомиться с глубоко засекреченной документацией о той безумной, с треском провалившейся авантюре. Операцию «Мангуст» зафигачил Бобби Кеннеди. Братцы, вероятно, решили провернуть её, то ли сидя за выпивкой, то ли после особенно азартного футбольного матча. В конце концов, ведь Эйзенхауэр использовал ЦРУ для подобных целей, когда был президентом, так почему же им нельзя было этого сделать? Беда была только в том, что бывший лейтенант ВМФ, загубивший во время одной из немногочисленных операций почти всех своих подчинённых, и адвокат, ни разу в жизни не выступавший в суде, просто по определению не могли знать очень много важных вещей, которые вошли в плоть и кровь кадрового офицера, дослужившегося до пятизвездного генерала. Зато у них имелась почти неограниченная власть. Согласно Конституции, Джон Кеннеди сделался главнокомандующим. Когда получаешь в руки такую силу, обязательно появляется сильнейшее искушение воспользоваться ею и с её помощью изменить мир, подогнав его облик под ту картинку, которая складывается в твоей голове. В результате ЦРУ получило приказ устранить Кастро. Но, увы, в ЦРУ никогда не существовало отдела, занимающегося убийствами, и даже не было людей, подготовленных для выполнения подобных миссий. Поэтому Управление обратилось к мафии, главари которой не имели ровно никаких причин восхищаться Фиделем Кастро — ведь он уничтожил самое выгодное из их предприятий, не выплатив ни цента возмещения. Вероятно, всему миру было известно, что немало самых крупных шишек организованной преступности вкладывали свои собственные, личные деньги в бесчисленные казино Гаваны, закрытые коммунистическим диктатором.

И кому-кому, как не мафии уметь убивать людей?

Хотя, если говорить по большому счёту, мафия никогда не справлялась с этим действительно хорошо, особенно если речь шла о людях, способных оказать сопротивление и хорошенько врезать в ответ. Жизнь — это не голливудские кинофильмы. И все равно, даже зная это, правительство Соединённых Штатов Америки решилось подрядить преступников для убийства руководителя иностранного государства — потому что ЦРУ не знало, как провернуть такую вещь. При ретроспективном взгляде это кажется несколько смешным. Несколько? — переспросил себя Джерри Хенли. Информация чуть не вышла на свет, и в таком случае она произвела бы ничуть не меньший эффект, чем, скажем, известие о подготовке правительством диверсии на железной дороге против пассажирского поезда. Этого хватило для того, чтобы президент Джерри Форд издал распоряжение, в котором объявлял любые подобные акции незаконными. Это распоряжение выполнялось неукоснительно до тех пор, пока президент Райан не решил расковырять убежище религиозного диктатора Ирана при помощи парочки «умных» бомб. К счастью, время и стечение обстоятельств удержали средства массовой информации от бури возмущения по поводу убийства. В конце концов операцию осуществил самолёт ВВС Соединённых Штатов, раскрашенный всеми полагающимися по уставу опознавательными знаками (правда, «Стеллс», и, следовательно, невидимый, но это мелочи), в ходе необъявленной, но совершенно реальной войны, в которой против американских граждан использовалось оружие массового поражения. Благодаря удачному стечению всех этих обстоятельств, операция не только воспринималась как вполне законная, но и восторженно одобрялась американским народом, что подтвердили следующие выборы. За всю историю США большее число голосов избирателей получил один только Джордж Вашингтон, и от этого сопоставления Джек Райан-старший все ещё ощущал серьёзную неловкость. Но Джек прекрасно знал, к какому эффекту привело убийство Махмуда Хаджи Дарьяи, и поэтому перед тем, как покинуть Белый дом, попросил Джерри создать Кампус.

Но Джек не сказал мне, насколько это будет трудно, — напомнил себе Хенли. Именно так Джек Райан всегда и действовал. Он руководствовался правилом: подбери хороших людей, укажи им цель и дай средства для её достижения, и пусть они занимаются делом без всяких дополнительных указаний сверху. «Этот принцип и сделал его хорошим боссом и довольно хорошим президентом», — подумал Джерри. Но жизнь его подчинённых не стала от этого ни на йоту легче. Какого черта я взялся за это дело? — в который раз спросил себя Хенли. Но тут же улыбнулся. Интересно, как отреагирует Джек, когда узнает, что его родной сын сделался служащим Кампуса? Увидит ли он в этом юмор или же только рассердится?

Вероятно, первое.

— Значит, Пит предлагает продолжать игру?

— А что ещё он может предложить? — вопросом на вопрос ответил Дэвис.

— Том, тебе никогда не хочется вернуться на отцовское ранчо в Небраске?

— Это чертовски тяжёлая работа, да и жить там скучновато. — Вряд ли кому-нибудь удалось бы загнать Дэвиса, опытнейшего сотрудника ЦРУ, на ферму и надолго удержать там. Сейчас, при взгляде с «белой» стороны его нынешней жизни, он казался неплохим торговцем ценными бумагами, но в своём истинном призвании Дэвис был не белее собственной кожи. Слишком уж сильно он любил жить и работать в «чёрном» мире.

— Что ты думаешь о материалах из Форт-Мида?

— Нутром чую, что нужно настраиваться на какие-то события. Мы сильно укусили их. И они постараются укусить нас в отместку.

— Думаешь, они смогут оправиться? Ведь наши войска в Афганистане очень здорово намяли им бока, разве нет?

— Джерри, попадаются люди настолько тупые или настолько преданные своему делу, что даже не замечают боли. Религия — это мощный мотивирующий фактор. И даже если их стрелки слишком глупы для того, чтобы понимать отдалённое значение своих поступков...

— ...Для того, чтобы выполнить задание, ума у них хватит, — согласился Хенли.

— Разве не поэтому мы здесь сидим? — отозвался Дэвис.