"Подставные люди" - читать интересную книгу автора (Томас Росс)Глава 9Звонок раздался в три часа ночи. Обычно в такое время мне звонят люди, которых я не видел пятнадцать лет и не вспоминал не меньше десяти. Им хочется поговорить со мной, потому что бутылка бурбона на три четверти опустела, жена ушла спать и не находится лучшего занятия, чем позвонить старине Маккорклу и справиться, как он там поживает. Но иногда они попадают в передрягу, и им позарез нужны пятьдесят долларов, чтобы избежать тюрьмы, или ста, чтобы попасть в другой город, где их ждет новая работа, и во всем мире нет другого человека, кто бы мог выслать им эти деньги. Деньги я посылаю, так как это верная гарантия того, что более они не позвонят. А потом, бывало, лежу и думаю, а кому бы я мог позвонить в три часа ночи и попросить выслать мне пятьдесят или сто долларов. Список набирается не такой уж и длинный. На этот раз звонил Падильо. Из Нью-Йорка. — Сколько тебе выслать? — сразу спросил я. — Возникли непредвиденные осложнения. — Естественно. Иначе ты не звонил бы в три часа ночи. — Два часа тому назад они попытались прикончить его. — Где? — В Делавере. Я сидел за рулем. — Вывозил их из Балтимора? — Совершенно верно. — Крагштейн и Гитнер? — Думаю, что да, но в темноте я их не разглядел. — Что произошло? — Они попытались нагнать нас и расстрелять в упор. — И что? — Так уж получилось, что их машина слетела в кювет. — Жертвы есть? — У нас или у них? — У нас. Они меня не интересуют. — Нет. Кассим, правда, немного поворчал. — А другой парень, советник? — Скейлз? Тот хладнокровен, как огурец. — Зачем звонишь? — Мне нужен помощник. — Кто? — Ты помнишь Уильяма Пломондона? Он один из наших клиентов. — Я вижу на улицах его грузовики. "Пломондон. Монтаж сантехнического оборудования". У него большая фирма. — Утром первым делом позвони ему. — И что я ему скажу? У меня засорилась раковина? — Пригласи его на ленч. По телефону он говорить о делах не станет. Скажи ему, что он мне нужен в Нью-Йорке на три дня. Вознаграждение гарантируется. — Он поймет, о чем речь? Падильо вздохнул. — Поймет. — Где ты будешь его ждать? Он назвал номер дома на Эй-авеню на Манхэттене. — В котором часу? — В семь вечера. — Он действительно тебе нужен? — Да. — А что случилось с Вандой? — Потому-то он мне и понадобился. Она уезжает на три дня, а потом мне придется перевозить Кассима и Скейлза в другое место. — Куда на этот раз? — Скорее всего, на запад, но куда именно, не знаю. — Ванда была с тобой при нападении Гитнера и Крагштейна? — Нет. Она уехала, как только получила новости. — Какие новости? — О брате Кассима. — А что с ним? — Он умер шесть часов тому назад. Этот парень теперь король. — Поздравь его от меня. — Обязательно, — в трубке раздались гудки отбоя. Позвонил Падильо в ночь с четверга на пятницу, а последний раз я видел его двумя днями раньше, когда оставил в номере Ванды Готар. Указанный промежуток времени я посвятил текущим делам, с которыми повседневно сталкивается владелец салуна. Будь это тяжелая работа, я обязательно нашел бы себе что-нибудь полегче. Но едва ли можно перетрудиться, подписывая заказы на покупку тех или иных продуктов или напитков, нанимая на работу нового повара, отказываясь от заманчивых предложений коммивояжеров, представляющих фирмы, о которых я никогда не слышал. Кроме того, я одобрил предложения герра Хорста о покупке новой униформы для официантов да дружески побеседовал с представителем окружной организации профсоюза работников ресторанов и отелей, полагавшим, что мне следует увеличить жалованье наемному персоналу. Я расценил его мысль как дельную, но со своей стороны отметил, что работают они не так усердно, как хотелось бы. На том обсуждение взаимоотношений труда и капитала закончилось, мы пропустили по стопочке и поговорили о ресторане, который он собирался открыть, выйдя, по его словам, «из профсоюзной игры». После звонка Падильо я договорился о ленче с Уильямом Пломондоном и, поджидая его, коротал время за стойкой бара. Подошел Карл и начал перетирать идеально чистые бокалы. — Что новенького? — поинтересовался я. — Герцогиня опять набралась. — Не в первый раз. — Вы же должны знать об этом. Мы прозвали ее герцогиней, хотя она была лишь женой одного из министров нынешней администрации, с которым мне пришлось-таки переговорить лично. Миссис дважды в неделю приходила на ленч в наш салун и напивалась так, что без посторонней помощи не могла добраться до двери. Мы без труда пришли к соглашению. Если миссис появляется в салуне, герр Хорст звонит по определенному номеру в канцелярию министра, и за ней присылают министерский лимузин, который отвозит ее домой или куда-либо еще. Пила она только водку, двойными порциями, и Падильо предрек, что через три месяца ее отправят лечиться от алкоголизма в закрытую клинику. Я дал ей шесть, а Карл, отличающийся более реалистическим подходом, заявил, что нам осталось мучиться с ней лишь несколько недель. — Что у нее за компания? — спросил я. — Еще пять женщин. Шишек среди них нет. Вечером герцогиню ждут на приеме в испанском посольстве, но едва ли она сумеет туда добраться. А если ей это удастся, она, наверное, опять полезет купаться в аквариум с золотыми рыбками. Карл работал у нас еще в боннском салуне и уже тогда был в курсе всех событий светской жизни. Перебравшись в Вашингтон, он не изменил своим привычкам, причем конгресс просто завораживал его. Он был на «ты» с пятью десятками конгрессменов и дюжиной сенаторов, знал, кто и как проголосует по любому вопросу повестки дня, половина репортеров светской хроники приходила к нему за различного рода информацией, а иной раз с ним консультировались и ведущие ежедневных колонок солидных газет. А кроме того, он был лучшим в городе барменом. Падильо об этом позаботился. — Когда вернется Майк? — спросил он. — Через пару дней. — Где он? — Уехал по делам. — А мне как раз хотелось кое-что обсудить с вами. Я вздохнул и с надеждой повернулся к двери. Пломондон, войдя, сразу увидел бы меня. Но он опаздывал, а потому мне предстояло найти решение более важной проблемы. Мой бармен хотел занять у меня денег. — Какую колымагу нашел ты на этот раз? — Вы не поверите. — Что ж, будет легче отказать тебе. — Послушайте, — Карл поправил длинную прядь волос, упавшую на лоб. — Это «дюз». — Ты не можешь позволить себе «дюзенберг». Никто не может. — Модель 1934 года, с кузовом «роллстон». — И в каком он состоянии? — поневоле заинтересовался я. — Даже на ходу. Помимо светских сплетен, Карл обожал старинные автомобили. Его коллекция началась с «линколь-континенталя» выпуска 1939 года, который он отыскал в Копенгагене. Я не одобрял его хобби, но, в конце концов, у каждого свои причуды. — Сколько? — спросил я. Карл вновь занялся бокалами. — Двадцать пять, — едва слышно выдохнул он. — О Господи, — вырвалось у меня. — Послушайте, я знаю место, где мне хоть завтра выложат пятнадцать тысяч за «испано-суизу», — ситуация начала проясняться. — Пять тысяч я сниму со счета, так что недостает только пяти. — Не понимаю я этого, — я покачал головой. — Выкладывать двадцать пять тысяч долларов за машину, которой чуть ли не полвека. — Еще через пять лет она будет стоить на десять тысяч больше. — Так она в хорошем состоянии? — я начал сдавать позиции. — В превосходном. — Я поговорю с Падильо, как только он вернется. — Этот парень не может ждать долго. — Пока Майка нет, говорить не о чем. — Я позвоню этому парню и скажу, что беру машину. — Послушай, мы еще ни о чем... — А вот и ваш гость, — оборвал меня Карл. Я обернулся. Пломондон прямиком шел к бару. Невысокого роста, плотный, лет сорока, с пружинистой походкой. Подойдя вплотную, он кивнул мне и протянул руку. — Я — Билл Пломондон. Мы обменялись крепким рукопожатием и я сказал, что рад его видеть, и поинтересовался, не желает ли он откушать в отдельном кабинете? — Я предпочитаю общий зал, — последовал ответ. Я кивнул и оглядел салун. К счастью, Пломондон пришел, как мы и договаривались, в третьем часу, когда волна желающих перекусить спала и появились свободные столики. Я поймал взгляд герра Хорста и тот поспешил к нам. — Думаю, номер восемнадцать, герр Хорст. — Разумеется, герр Маккоркл, — несмотря на то, что он работал у нас почти пятнадцать лет, отношения наши оставались подчеркнуто формальными, как на людях, так и без оных. Мы могли бы поставить в зале еще с десяток столов, и никто не пожаловался бы на тесноту, но многие клиенты предпочитали наш салун именно потому, что им не приходилось, описывая свои последние триумфы и поражения, понижать голос до шепота из боязни, что их услышит не только собеседник. Меня Пломондон раскрывать не стал. — Мне бифштекс и салат. И «мартини». Я поддержал компанию, остановившись на том же. Когда принесли запотевшие бокалы, он отпил из своего, поставил его на стол, наклонился вперед и взгляд его карих глаз уперся в мою физиономию. — Как Майк? — Нормально. Пломондон покачал головой. — Если в все было нормально, он бы не попросил вас пригласить меня на ленч. — Он сказал, что вы нужны ему на три дня в Нью-Йорке. Вознаграждение гарантируется. Пломондон ни кивнул, ни нахмурился. Лицо его осталось бесстрастным. — Нет. Так ему и скажите. Нет. — Он ждет вас сегодня. К семи вечера. — Все равно нет. — Хорошо. Пломондон посмотрел налево, направо, за спину. Убедившись, что никто нас не подслушивает, вновь наклонился ко мне. — Вы об этом не распространяетесь, не так ли? — О чем? — О Падильо и его делах. — Он — владелец салуна. — А у меня сантехническая компания. И довольно-таки крупная. — Я видел на улицах ваши грузовики. — Я также подрабатываю на стороне. Не часто. То одно, то другое. Не высовываюсь. С тем он и замолчал. И пока нам не принесли бифштексы, не произнес ни слова, отдавая должное «мартини». Свой бифштекс Пломондон сразу же разрезал на кусочки размером с квадратный дюйм. Ел он не спеша, тщательно пережевывая мясо. Покончив с бифштексом, принялся за салат. Герр Хорст приглядывал за нами, и, как только наши тарелки опустели, на столе появились чашечки с дымящимся кофе. «У Мака» — единственный ресторан в городе, где меня обслуживают так, как мне этого хочется. В остальных я словно становлюсь невидимым для официантов. Но Пломондон, похоже, не придавал ни малейшего значения ни уровню обслуживания, ни качеству блюд. Я чувствовал, что он с тем же аппетитом слупил бы и жареную кошатину, при условии, что ее подадут кусочками в квадратный дюйм. Допив кофе, он наклонился ко мне, показывая тем самым, что желает продолжить разговор. Для начала он дважды кивнул. — Хороший ленч. — Благодарю. — Я ем тут довольно часто. — Я знаю. — Чтобы приходить сюда регулярно, надо иметь или много денег, или неограниченный расходный счет. — Именно по таким критериям мы подбираем клиентуру. — Понятно. Когда я начинал заниматься сантехникой, как раз после войны в Корее, я не мог позволить себе такой ленч. Иногда я не мог зайти на ленч даже в «Белый замок»[5]. — В начале пути многим приходится довольствоваться малым. — А вот вам не пришлось, — заметил он и, прежде чем я успел спросить, откуда ему это известно, продолжил: — Мне достаточно одного взгляда, чтобы понять, приходилось ли человеку сталкиваться с трудностями. Думаете, шучу? По вас сразу видно, что вы сразу бросили бы то дело, которым занимались, если в вырученной прибыли хватало только на ленчи в «Белых замках», и переключились бы на что-то еще. Наверное, потому вы и остановили свой выбор на ресторанном бизнесе, что не хотели питаться в «Белом замке»? — Возможно, но есть в этих закусочных мне приходилось. — Но не из нужды? — Нет, по собственному выбору. — Так я и думал. Начав собственное дело, я не хотел работать по мелочам. Мечтал о крупных заказах. Но для этого требовался начальный капитал. Потому пришлось поработать в другой области. Делал я примерно то же, что и Падильо, но выполнял поручения не столько государства, как частных лиц и компаний. Вы меня понимаете? Я заверил его, что вопросов у меня нет. Пломондон кивнул и продолжил: — Поручения эти обеспечили меня необходимым капиталом, моя компания крепко стоит на ногах, так что теперь я могу без них обойтись. Но Падильо я отказываю по другой причине. — Какой же? — Мы с ним ничего не должны друг другу. Никогда не работали вместе. Но я знаю о нем, а он — обо мне, и я всегда предполагал обратиться именно к нему, если мне понадобится помощь. Наверное, и он видел во мне потенциального союзника. — По всему видно, что да. — Так вот, я по-прежнему держу нос по ветру и, кажется, знаю, чем озадачили Падильо и с кем он схлестнулся. Я не хочу в этом участвовать. Надеюсь, он на меня не обидится? — Думаю, что нет. — Амос Гитнер, — произнося эти слова, он не отрывал взгляда от моего лица. И, наверное, что-то да углядел, потому что впервые улыбнулся. — Я в этом практически не сомневался. А теперь уверен на все сто. — В том, что это Гитнер? Пломондон покачал головой. — В том, что не хочу в этом участвовать. Он поднялся, протянул мне руку. — Передайте Падильо, я сожалею, что не смогу сотрудничать с ним, — я пожал ему руку, он повернулся, чтобы уйти, но опять наклонился над столом. — Пожалуй, лучше сказать ему, в чем причина. — Хорошо. — А еще скажите ему, что я уже не так хорош, как не в столь давние времена, — он помолчал, словно раздумывая, стоит ли говорить следующую фразу, и решил, что таки стоит. — И я надеюсь, что он по-прежнему мастер своего дела. — Я ему скажу. Он дружески мне кивнул и направился к двери, за которой начинался мир, испытывавший столь насущную потребность в сантехническом оборудовании, что Пломондон без ущерба для своей компании мог оплатить ленч в более дорогом, по сравнению с «Белым замком», заведении. Я прошел в кабинет, прежде чем сесть за стол, снял с полки толстый том «Мирового альманаха» двухгодичной давности, посмотрел, что написано про Ллакуа. Протекторат Великобритании до 1959 года, потом независимое государство, владеющее едва ли не третью запасов нефти свободного мира[6], абсолютная монархия. Потенциально одна из богатейших стран мира. Имелась там и армия численностью в две тысячи человек. Я поставил альманах на полку, занял прежнее место, уставился в окно, любуясь видом на проулок. Сидел и думал о Ллакуа, о том, как ее граждане собираются потратить эти бессчетные нефтедоллары. Хотелось также знать, кто задушил Уолтера Готара и почему это произошло в моей квартире. А потом в голову полезли совсем уж странные мысли. Как случилось, что я стал ресторатором? Какой налог придется платить, если Фредль получит прибавку к жалованью, которую она намеревалась потребовать у издателя? И, наконец, так ли нуждался Падильо в услугах Пломондона Сантехника, который, по его собственным словам, уже не мог конкурировать с Амосом Гитнером. Размышлял я долго, ибо часы, когда я вновь взглянул на них, показывали четыре. Я встал, подошел к одному из трех бюро, выдвинул ящик, маркированный надписью «Разное». Его содержимое состояло из транзистора с севшими батарейками, бинокля, который забыл кто-то из посетителей салуна, да так и не затребовал назад, бутылки шотландского и револьвера «смит-вессон» 38-го калибра с укороченным, в один дюйм, стволом. Его-то я и достал, чтобы положить в «дипломат», рядом с двумя рубашками, трусами, носками, галстуком, который никогда мне не нравился, и туалетными принадлежностями. Захлопнул крышку «дипломата» и по телефону попросил передать герру Хорсту, что жду его в кабинете. Когда он вошел, я обратился к нему по-немецки: — Я уезжаю на несколько дней в Нью-Йорк, к герру Падильо. — Очень хорошо, сэр. — Салун оставляю на вас. — Разумеется, сэр. — Приглядывайте за новым поваром. — Всенепременно, сэр. — В кассе наберется пятьсот долларов наличными? — Думаю, что да. — Принесите их мне, а я напишу расписку. Герр Хррст вернулся с деньгами, и я протянул ему расписку. Он проводил меня к выходу, с поклоном открыл дверь. — Счастливого пути, герр Маккоркл. Я пристально посмотрел на него, но не заметил ничего, кроме сдержанной вежливости. Если б я сказал, что хочу сжечь ресторан, он тут же протянул бы мне спички. Я поблагодарил его и, выйдя на улицу, остановил такси. Водитель оживился, когда я спросил, не отвезет ли он меня в аэропорт: дальние поездки у таксистов в чести. Машина уже набрала скорость, когда я вспомнил, что, спеша на помощь Падильо, я упустил из виду одну мелочь: забыл взять патроны. Впрочем, в этот день все складывалось крайне неудачно. |
||
|