"Убийца во мне" - читать интересную книгу автора (Томпсон Джим)

2

Сентрал-сити был основан в 1870 году, но настоящим городом стал всего десять – двенадцать лет назад. До этого он был перевалочной станцией для транспортировки скота и хлопка. Родившийся здесь Честер Конвей превратил его в штаб-квартиру своей компании «Конвей констракшенз». Однако город все равно больше напоминал придорожный поселок. А потом случился нефтяной бум, и буквально за одну ночь население увеличилось до сорока восьми тысяч.

Город лежал в маленькой долине среди холмов. Приезжим места не хватало, поэтому они расползлись во все стороны, понастроили дома и открыли офисы. В конечном итоге они рассеялись чуть ли не по трети округа. Это вполне обычная ситуация для стран, где процветает нефтедобывающая промышленность, – в любой глуши можно увидеть множество таких городков. У них нет четко очерченной границы, полиция – так, парочка констеблей. Охраной порядка в городе и округе занимается шериф.

Наш департамент прекрасно выполняет свою работу, во всяком случае, на наш взгляд. Но изредка ситуация вырывается из-под контроля, и нам приходится устраивать облаву. Именно во время такой облавы три месяца назад я и встретил ее.

– Зовут Джонс Лейкленд, – сказал мне старина Боб Мейплз, шериф. – Живет в четырех-пяти милях отсюда на Деррик-Род, недалеко от старой фермы Бранча. В миленьком домике за дубовой рощей.

– Кажется, я знаю, где это, – проговорил я. – Шлюха, да, Боб?

– Ну-ну, у меня возникло такое впечатление, только выглядит она слишком скромной для этого. Работой она себя не изнуряет, всяких разнорабочих и гуртовщиков к себе не водит. Если бы все эти святоши не подняли шум, я бы и не тронул ее.

Интересно, спросил я себя, а вдруг он с этого что-то имеет. И тут же решил: не имеет. Возможно, Боб Мейплз не гений и умственными способностями не блещет, но он честный.

– Так что мне делать с этой Джойс Лейкленд? – спросил я. – Велеть затаиться на время или уехать?

– Гм... – Боб поскреб затылок и нахмурился. – Не знаю, Лу. Сделаем так: ты сходишь туда, оценишь ее и сам примешь решение. Уверен, ты будешь добрым и любезным – ты умеешь быть таким. И еще я уверен, что ты, когда понадобится, можешь быть твердым. Поэтому иди, а потом расскажешь, какой она тебе показалась. Я поддержу тебя во всем, что бы ты ни решил.

Было примерно десять утра, когда я добрался до ее дома. Я заехал во двор и поставил машину так, чтобы потом развернуться без проблем. И чтобы номерные знаки в глаза не бросались – я сделал это не из каких-то особых соображений, а просто потому, что так полагалось.

Я поднялся на террасу, постучал в дверь и, отступив на шаг, снял шляпу.

Я чувствовал себя немного неловко. Я плохо представлял, что скажу ей. Возможно, мы и старомодны, но наше представление, о нормах поведения другое, скажем, не такое, как на Востоке или Среднем Западе. Здесь ты должен отвечать «да, мэм» и «нет, мэм» всем, на ком есть хотя бы слабое подобие юбки. Здесь, если ты кого-то застигнешь врасплох, ты должен извиниться... даже если тебе придется потом арестовать его. Здесь ты мужчина, мужчина и джентльмен – или ничто. И да поможет тебе Господь, если ты ничто.

Дверь приоткрылась на два дюйма. Потом открылась полностью. Она стояла и смотрела на меня.

– Да? – холодно осведомилась она.

На ней были коротенькие пижамные брючки и шерстяной пуловер, каштановые волосы вились колечками, как у овцы, и были взъерошены, на ненакрашенном лице лежал отпечаток сна. Но все это не имело значения. И не имело бы значения даже в том случае, если бы она выползла из лужи и была одета в драный мешок. Потому что ничто не могло бы затмить ее достоинств.

Она широко зевнула и снова повторила свое «Да?», но я все никак не мог заговорить. Думаю, я пялился на нее, раззявив рот, как деревенский мальчишка. Не забывайте, это было три месяца назад, а за последние пятнадцать лет у меня не было ни одного приступа. С тех пор как мне исполнилось четырнадцать.

Она была чуть выше пяти футов и весила около сотни фунтов[1], у нее немного выпирали ключицы и икры выглядели слишком тощими. Но это было нормально. Абсолютно нормально. Добрый Господь знал, где нужно прибавить мясца и где оно действительнопойдет на пользу.

– О, боже мой! – вдруг рассмеялась она. – Входите. Я не привыкла к таким ранним визитам, но... – Она открыла сетчатую дверь и сделала приглашающий жест. Я переступил через порог, и она закрыла обе двери, причем основную заперла.

– Простите, мэм, – сказал я, – но...

– Все в порядке. Только я сначала должна выпить кофе. Проходите туда.

Я прошел через крохотный холл в спальню, тревожно прислушиваясь к шуму воды на кухне. Я вел себя как последний болван. И после такого начала я решил быть с ней жестким и твердым – что-то мне подсказывало, что именно таким и надо быть. Не знаю почему, до сих пор не знаю. Но я чувствовал это с самого начала. Перед вами дамочка, получившая все, что желает, и к черту ярлыки.

Хотя нет, черт побери, все это эмоции. Ведет она себя правильно, у нее здесь довольно мило. Я решил предоставить инициативу ей, во всяком случае, на первых порах. А почему бы нет? Я случайно посмотрел в зеркало на туалетном столике и понял, почему нет. Я понял, что не имею на это права. Верхний ящик туалетного столика был приоткрыт, а зеркало было немного наклонено. Шлюхи – это одно, а шлюхи с оружием – совершенно другое.

Я достал из ящика автоматический пистолет тридцать второго калибра как раз в тот момент, когда она вошла в комнату с подносом в руках. Ее глаза недобро блеснули, и она с шумом поставила поднос на стол.

– Что вы тут делаете? – возмутилась она.

Я отогнул полу пиджака и показал бляху.

– Департамент шерифа, мэм. А вот что выделаете с этим?

Она ничего не ответила. Она взяла с туалетного столика свою сумочку, открыла ее и вынула разрешение. Хотя и выданное в Форт-Уорте, оно было вполне законным. Обычно разрешения, выписанные в одном городе, правомочны в других.

– Ну что, доволен, ищейка? – хмыкнула она.

– Полагаю, все в порядке, мисс, – ответил я. – И меня зовут Форд, а не ищейка. – Я одарил ее широченной улыбкой, однако ответной улыбки не получил.

Мои подозрения насчет нее были чертовски верными. Всего секунду назад она готова была опрокинуться на спину, и вряд ли для нее имело бы значение, есть у меня деньги или нет. А теперь она нацелилась на что-то другое, и будь я полицейским или самим Господом Богом, это тоже не имело бы значения.

Интересно, как она ухитрилась прожить так долго?

– Боже! – с издевкой воскликнула она. – Стоило мне впервые в жизни встретить такого красивого парня – и тот оказался отвратительной полицейской ищейкой! Сколько можно? Я не ублажаю копов.

Я почувствовал, что краснею.

– Сударыня, – покачал я головой, – это невежливо. Я пришел, чтобы поговорить.

– Ах ты, мерзкий ублюдок! – закричала она. – Я спросила, что тебе надо!

– Раз вы ставите вопрос именно так, я скажу вам, – ответил я. – Мне надо, чтобы вы убрались из Сентрал-сити до заката. Если я увижу вас здесь после этого часа, вы будете привлечены к ответственности за проституцию.

Я нахлобучил шляпу на голову и решительно направился к двери. Она преградила мне дорогу.

– Вшивый сукин сын. Мерзкий...

– Не надо обзываться, – предупредил я. – Не надо называть меня такими словами, мэм.

– А я буду! Опять и опять! Вшивый сукин сын, ублюдок, подлец...

Я пытался обойти ее. Мне нужно было срочно выбраться отсюда. Я знал, что случится, если я не выберусь, и еще я знал, что не должен допустить этого. Я мог убить ее. И это вернуло бы болезнь. А если бы я не убил ее и болезнь не вернулась бы, со мной все равно было бы покончено. Она бы заговорила. Она орала бы на каждом углу И люди задумались бы, а потом стали бы интересоваться тем, что было пятнадцать лет назад.

Она дала мне пощечину с такой силой, что у меня зазвенело в ушах, сначала в одном, потом в другом. Удары сыпались на меня как из рога изобилия. Даже шляпа слетела. Я наклонился, чтобы поднять ее, и она врезала мне коленом в челюсть. Я качнулся назад и сел на пол. Я услышал смешок, потом еще один, только на этот раз он прозвучал примирительно.

Она сказала:

– Черт возьми, шериф, я не хотела... я... вы просто взбесили меня...

– Конечно, – усмехнулся я. Круги перед глазами исчезли, и я снова обрел дар речи. – Конечно, мэм, я знаю, как это бывает. Со мной нередко случается такое же. Пожалуйста, дайте мне руку.

– А вы... вы ничего мне не сделаете?

– Я? Послушайте, мэм!

– Нет, – решительно заявила она, и мне показалось, что она даже немного разочарована, – я знаю, что не сделаете. С первого взгляда видно, что вы добродушный человек. – Она подошла ко мне и подала руку.

Я встал. Одной рукой я держал ее за запястье, а другой нанес удар. Я оглушил ее, но не полностью – я не хотел, чтобы она вырубалась. Я хотел, чтобы она понимала, что с ней происходит.

– Послушай, малышка, – оскалившись, проговорил я, – я ничего тебе не сделаю. Мне это даже в голову не приходило. Просто я отлуплю тебя.

Я произнес это вслух, я действительно собирался и готов был это сделать.

Я задрал ей пуловер и завязал его узлом у нее над головой. Я бросил ее на кровать, содрал с нее брючки и связал ими ее ноги.

Я снял с себя ремень и занес руку...

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я остановился, прежде чем ко мне вернулась способность мыслить. Знаю только одно: у меня чертовски болела рука, а ее попка превратилась в один большой синяк. И я страшно испугался, просто до смерти.

Я развязал ей ноги и одернул пуловер. Я намочил полотенце в холодной воде и обтер ее. Я влил ей в рот кофе. И все это время я говорил, умоляя ее простить меня и рассказывая, как я сожалею.

Встав на колени рядом с кроватью, я продолжал умолять и просить прощения. Наконец ее веки дрогнули, и она открыла глаза.

– Не надо, – прошептала она.

– Клянусь, – сказал я, – я больше никогда...

– Молчи. – Она легко прикоснулась губами к моим губам. – Не извиняйся.

Она еще раз поцеловала меня. А потом начала неуклюже развязывать галстук, расстегивать рубашку Она раздевала меня после того, как я едва не содрал с нее кожу.

Я приехал на следующий день, и через день. Я стал приезжать постоянно. Создавалось впечатление, будто ветер раздул умирающий огонь. Я начал намеренно злить людей – они заменяли мне того, кого я уже не мог позлить. Я начал подумывать о том, чтобы свести счеты с Честером Конвеем из компании «Конвей констракшенз».

Я бы не сказал, что никогда не думал об этом. Возможно, я все эти годы не уезжал из Сентрал-сити, потому что меня удерживала надежда отомстить. Если бы не Джойс, вряд ли я пошел бы на что-то. Но она заставила огонь вспыхнуть с новой силой. Она даже подсказала мне, как разделаться с Конвеем.

Она дала мне ответ, сама не зная об этом. И произошло это однажды днем, вернее, ночью, через шесть недель после нашего знакомства.

– Лу, – сказала она, – я не хочу жить по-старому. Давай уедем из этого мерзкого города, вдвоем, ты и я.

– Да ты с ума сошла! – воскликнул я. Эти слова вырвались непроизвольно, я не успел остановиться. – Ты думаешь, я...

– Ну продолжай, Лу. Послушаем, что ты скажешь. Например, – она заговорила, растягивая слова, – что у вас, Фордов, замечательная семья с давними традициями. Что вам, Фордам, мэм, даже страшно представить, что кто-то из вас свяжет свою жизнь с жалкой проституткой, мэм. Что вы, Форды, сделаны из другого теста, мэм.

Она действительно угадала, что я хочу сказать, во всяком случае, большую часть. Но не главное. Я понимал, что с нею делаюсь хуже. Я знал: если я не остановлюсь в ближайшее время, то не остановлюсь никогда. И закончу свои дни в клетке или на электрическом стуле.

– Ну говори, Лу. Скажи мне все, а я отвечу.

– Не уфожай мне, малышка, – предупредил я. – Я не люблю угрозы.

– Я и не угрожаю. Просто разговариваю. Ты думаешь, что слишком хорош для меня. Я... я...

– Продолжай. Теперь твоя очередь.

– Мне бы очень хотелось этого, но все же я тебя, Лу, не брошу. Никогда, никогда, никогда. Если ты слишком хорош для меня, то я сделаю так, что ты будешь соответствовать мне.

Я поцеловал ее. Поцелуй был долгим и крепким. Потому что малышка уже была мертва, хотя и не догадывалась об этом, а я по-своему любил ее.

– Вот что, малышка, – сказал я, – ты подняла шум на пустом месте. Я думал о деньгах.

– У меня есть деньги. И могу достать еще. Много.

– Да?

– Могу, Лу Уверена! Он помешался на мне, а сам туп как пробка. Ты знаешь, кто это, да? Старина Честер...

– Да, – ответил я. – Да, я хорошо знаю Конвоев. И как же ты намерена поймать его на крючок?

Мы обсуждали план, лежа на ее кровати, и где-то в ночи тихий голосок нашептывал мне: «Забудь об этом, Лу, еще не поздно остановиться».И я действительно пытался – Господь свидетель. Но сразу после этого – после того как я услышал голос, – она взяла мою руку и накрыла ею свою грудь, потом застонала, выгнулась... и поэтому я не забыл.

– Гм, – сказал я через какое-то время, – думаю, у нас может получиться. Я вижу это так: если не получится с первого раза, нужно пытаться снова и снова.

– Что, дорогой?

– Другими словами, – пояснил я, – где хотение, там и умение.

Она поежилась, а потом фыркнула.

– О Лу, ты такой сентиментальный! Я просто умираю.

...На улице было темно. Я стоял недалеко от кафе, бродяга не двигался и смотрел на меня. Он был молодым парнем, примерно моего возраста. То, во что он был одет, когда-то было довольно приличным костюмом.

– Ну как насчет этого, приятель? – сказал он. – Как насчет этого? Мы вчера так крепко гульнули, что сегодня, если я в ближайшее время не уроню что-нибудь себе в желудок...

– Что-нибудь согревающее, а?

– Точно, все что угодно, лишь бы помогло, я...

Я вынул изо рта сигару и притворился, будто лезу другой рукой в карман. А потом быстро схватил бродягу за запястье и прижал кончик сигары к его ладони.

– Господи, приятель! – завопил он и попытался вырваться. – Какого черта?

Я рассмеялся и показал ему свою бляху.

– Конечно, приятель, конечно, – забормотал он и попятился.

Судя по его тону, он не испугался и не разозлился, скорее заинтересовался.

– Ты бы лучше поберег сигару, приятель. Было бы больше пользы.

Повернувшись, он пошел в сторону железнодорожных путей.

Я смотрел ему вслед, чувствуя странную слабость и дрожь внутри, потом я сел в машину и поехал к Дворцу труда.