Элизабет ТОРНТОН РОКОВОЙ МУЖЧИНА

Пролог

Ричард Мэйтленд решил, что еще не готов умереть. Впрочем, от его решения мало что зависело. Тьма смыкалась над ним. «Так вот что такое смерть!» — мелькнула в голове беспомощная мысль. Разум твердил ему: сдайся, усни, умри. Отчего же он борется с голосом разума?

Оттого, что такая смерть была бы бессмысленна, а убийца или убийцы остались бы безнаказанными. Они действовали умно, и Мэйтленд помимо воли сыграл им на руку. Он всегда предпочитал работать в одиночку — опасная черта, по мнению Харпера. И на сей раз Харпер оказался прав. Никто не знает, где сейчас Мэйтленд. Ему и в голову не пришло извещать кого-то о своих намерениях, потому что дело, которое привело его сюда, никак не связано с его работой в Тайной службе. Хотя друзья Мэйтленда ни за что не смирятся с его гибелью, они никогда не смогут выяснить, кто и почему погубил его.

Впрочем, он и сам этого не знает.

Кто мог бы желать его смерти?

Горький смешок сорвался с губ Ричарда Мэйтленда и тут же превратился в сухой удушливый кашель. Ричард из последних сил прижал руку к груди, чтобы унять нестерпимую острую боль. Да, за всю свою жизнь он нажил немало врагов. Солдат, секретный агент, шеф Особого отдела Тайной службы — такой человек притягивает врагов, словно падаль мух.

Вслед за этой мыслью неизбежно пришла другая: Люси.

Предсмертная тьма рассеялась, отступая перед растущим страхом. Люси! Где она? Что с ней сделали? Этот мальчишка…

Кровь. Густой, тяжелый, липкий запах крови. Это кровь Люси. Его кровь. Во что бы то ни стало он должен открыть глаза, оглядеться, понять, что к чему.

Целая вечность ушла на то, чтобы разлепить неимоверно тяжелые веки. Смутно забрезжил свет. Заплясали, отступая, тени. Ричард сморщился от усилия, пытаясь вернуть зрению всегдашнюю остроту. И увидел постель, на которой лежала полуодетая мертвая девушка. Люси.

Грудь Ричарда разорвал короткий хриплый крик. Это несправедливо, несправедливо! Люси ни в чем не виновата! Вся ее вина была в том, что она знала его, Ричарда Мэйтленда! Люси — всего лишь пешка в этой кровавой игре. Ее убили, чтобы придать достоверность его собственной смерти.

Теперь Ричард вспомнил все: мальчишку, который поджидал его наверху лестницы, мерзавца, который ударил его ножом; вспомнил, как эти двое затолкали его в кресло в углу комнаты и оставили истекать кровью. Рука его была все так же крепко прижата к груди, и по пальцам текло нечто теплое и пугающе липкое. Ричард опустил глаза: на рубашке расплывалось кровавое пятно. Мешкать было нельзя. Еще немного — и ему уже ничто не поможет.

Подняться на ноги он не мог, а потому сполз на пол, зажимая рукой рану на груди, чтобы уменьшить кровотечение. Боль, которой Ричард почти не чувствовал в полузабытьи, теперь нахлынула на него с прежней силой — казалось, что в грудь воткнули раскаленную кочергу. Превозмогая боль и зловещий звон в ушах — признак большой потери крови, — Ричард на четвереньках пополз вперед и кое-как, дюйм за дюймом, добрался до кровати.

Свободной рукой он нашарил пистолет, который упал между матрасом и изножьем кровати. Силы его быстро иссякали, и, хотя Ричард понимал, что рискует ускорить свою кончину, он все же отнял вторую руку от груди и неимоверным усилием обеими руками взвел курок. Привалившись спиной к кровати, он нацелил пистолет на окно и спустил курок.

Грохот выстрела заметался меж стен оглушительным эхом. Снизу послышались крики, затем по лестнице затопотали торопливые шаги. Ричард даже не знал, чье он привлек внимание — спасителей или убийц. Теперь это, в общем, не имело значения.

Тьма опять сгустилась, и у Ричарда больше не было сил с ней бороться. Черная волна забытья накрыла его с головой.