"Убийство в четыре хода" - читать интересную книгу автора (Тотис Андраш)

Глава шестая

Что же он пил вчера вечером? Пиво – наверняка, так как мясо получилось слишком жирное. Вино тоже: как было не выпить, если раз в кои-то веки он купил такое дорогое вино. Пил и виски – под разговоры до ужина. И коньяк – он так приятно ложится на сытый желудок.

Альбер не привык пить, во всяком случае, не в таких количествах. По мнению Марты, он просто-напросто перепил лишнего, вот его и выворачивало всю ночь. По мнению Альбера, виною всему было чересчур жирное мясо. Марта не стала с ним спорить, а дала ему рвотное, после чего от ужина в желудке следов не осталось, и положила на голову компресс, что несколько облегчило страдания.

Всю ночь он не сомкнул глаз. Гости разошлись в два часа ночи, в три часа накатил первый приступ дурноты, а затем он с компрессом на лбу до рассвета просидел в постели, так как стоило ему опустить голову на подушку, и стены комнаты начинали свое бешеное вращение. Утром Марта позвонила шефу и сказала, что муж заболел, даже по телефону говорить не в состоянии, на работу не придет, так что пусть уж они сегодня справляются с преступниками сами, без его помощи.

Через двадцать минут после телефонного разговора, заявились Шарль и Буасси. Их долгий звонок у двери отозвался в голове Альбера ударами пневматического молота. Они ввалились в комнату шумные, веселые, раскрасневшиеся от ветра.

– Что, старина, вчера хватил лишнего?

Марта бросила на них неодобрительный взгляд. Когда человеку неможется, тут уж не до шуток. Коллеги водрузили на стол бутылку из-под рома с какой-то подозрительно черной жижей.

– Кофе из итальянского эспрессо «Пицца Мама».

– Нет.

Не вступая с Альбером в пререкания, коллеги влили в него крепчайший кофе без сахара. Горячий напиток обжигал язык и небо, и несчастный мученик предпочел поскорее проглотить его.

– Знаешь, какие любопытные подробности всплыли относительно Корню? Оказывается, этот молчальник, из которого клещами слова не вытянешь, купил дом. Половину суммы выплатил на прошлой неделе, а остальная часть будет вноситься в рассрочку, в течение десяти лет.

– Ну и что?

– Твоего жалованья хватит, чтобы купить дом?

Альбер не ответил. Иной раз он удивлялся, как хватает денег, чтобы расплатиться за квартиру.

– Может, он получил наследство, – предположила Марта.

– Нет, никакого наследства он не получал, – сказал Шарль. – Зато я сегодня с утра прогулялся в банк, где Ростан хранил свои капиталы.

– Откуда ты узнал про банк?

– В финансовом отделе фирмы «Компьютой». Словом, я зашел в банк и поинтересовался, не брал ли Ростан недавно крупную сумму со своего счета.

– И оказалось, что брал.

– Очевидно, так оно и было, если Шарль сияет торжеством.

– Сколько?

Улыбка на лице Шарля погасла.

– Точную сумму мне не назвали. Но наверняка расходы Корню хотя бы частично оплачены из этих денег.

– Думаете, Корню его шантажировал?

Альбера безумно раздражало, когда жена начинала строить из себя детектива. По мнению коллег – оттого, что Марта лучше, чем он, делала логические выводы. По мнению Альбера – оттого, что, стоило мыслям жены заработать в одном направлении, и самому господу богу не под силу было свернуть ее с этого пути. Для профессионального сыщика качество совершенно недопустимое.

– Вполне вероятно, – похоже, Шарль всерьез отнесся к ее вопросу.

– Но так же вероятно, что в благодарность за сей денежный дар наш красавец не ревновал свою жену к Ростану.

– С чего вы взяли, будто эта женщина вообще была близка с Ростаном? – Марта задала вопрос из чувства необъяснимой женской солидарности, мгновенно проникшись жалостью к незнакомой особе, которую эти мужчины с извращенным воображением пытаются облить грязью.

– Если она и не была с ним близка, то не по вине Ростана. Бабенка умопомрачительная!

– Но это еще не значит, что она должна лезть в постель к своему работодателю.

Бришо с явным удовольствием втягивался в спор. Он неизменно чувствовал себя в своей стихии, если имел возможность потолковать с женщинами о сексе, и его ничуть не смущало, что в данном случае этой женщиной была жена его друга.

– Согласен. Но если работодателю подкладывают бомбу, а муж этой женщины несет службу в казарме и разбирается во взрывчатке, тут есть над чем призадуматься. Кстати, эта особа отнюдь не производит впечатления недотроги и скромницы. Глаза у нее блудливые, уж можете мне поверить.

– Супруги Корню могли одолжить эти деньги, – заметил Альбер.

– Конечно. Наверняка они так и скажут, – сразу помрачнел Шарль. – Но все равно повисает вопрос, с какой стати Ростан одолжил им целое состояние безо всякой расписки и из каких средств они собирались погасить долг.

– Не факт, что без расписки, – устало возразил Альбер. Он сделал Марте знак сварить еще кофе, а сам выбрался из постели и осторожно повертел головой из стороны в сторону, чтобы проверить, не прошло ли головокружение. Головокружение не прошло, но и не настолько мучило, чтобы снова ложиться в постель. – Если долговая расписка хранилась в кабинете Ростана, то от нее и пепла не осталось.

– Тоже неплохой мотив для убийства, – заметил Шарль, с интересом наблюдая за Альбером, который присел на корточки, взялся руками за лодыжки и, не отнимая рук, выгнул корпус дугой. – Допустим, они просят взаймы крупную сумму для покупки дома, ссылаясь на то, что в течение месяца получат страховку и расплатятся с долгом. Ростан человек не жадный, да и женщина ему нравится, а может, он просто хочет подладиться к своей услужливой экономке – короче, деньги он им дает. Корню, разумеется, подписывает долговое обязательство, и Ростан прячет документ у себя в кабинете. Ключей от письменного стола у прислуги не было, да расписка могла храниться и в сейфе, куда Ростан прятал свои математические расчеты. Тогда Корню приносит домой пластик, жена во время уборки прилепляет его к тыльной стороне шахматного столика, а взрывной механизм злоумышленники устанавливают на половину четвертого. Ведь известно, что в это время Ростан сидит за шахматным столиком, шлифуя свой интеллект.

– Логично звучит, – недовольно признал Альбер. Он по-прежнему был убежден, что убийцу следует искать среди шахматистов. – Ну а как в эту схему вписывается Марсо? Его-то они почему убили?

– А с чего им было убивать Марсо? – удивился Шарль. – Оба эти дела никак между собой не связаны. Послушай, как я это себе представляю. Ростана убивает чета Корню. Убивает эффектно, от взрыва едва не взлетает на воздух весь дом. И словно бы детонация взрыва потрясает весь шахматный мир. Повсюду только и разговоров, что об этом убийстве. Тебе не бросилось в глаза, до какой степени это замкнутый, изолированный мир? Шахматисты женятся на шахматистках, заводят любовные интрижки, дружеские привязанности здесь так же тесно переплелись, как неприязнь и ненависть, здесь каждый знает о каждом всю подноготную. Разносится весть о гибели Ростана, и это наводит кого-то на мысль: до чего же легко избавиться от своего недруга!

– Да полно тебе сочинять, – отмахнулся Альбер.

– Не понимаю, отчего ты не хочешь прислушаться к моей версии! Обыватель тысячи раз слышит и читает об убийствах, но ему и в голову не приходит применить ситуацию к своему окружению. Ведь убийства совершаются какими-то далекими от нашей цивилизованной жизни людьми. И вдруг – как обухом по голове: Ростан подорвался на бомбе! Какая жалость, что не Марсо, который гораздо противнее. Ну а затем тайный недоброжелатель сводит счеты с Марсо в надежде, что полиция и это убийство припишет тому, кто убрал Ростана… Что ты на это скажешь?

Альбер не сказал ничего. Он ушел в ванную, пустил воду и, опершись на раковину, с отвращением уставился на собственное отражение в зеркале. Неужели в действительности все обстояло так просто, как считает Шарль? Сестра Фонтэна вчера сказала, что ему, Альберу, никогда не найти убийцу, поскольку тот – шахматист. «Шахматист мыслит иначе, нежели вы». Альбер не отрывал глаз от девушки, и его огорчало, что она не верит в его силы. «Шахматист обдумывает каждое свое решение лучше, чем обычный человек. Тщательнее подготавливает акцию, тщательнее подстраховывается. Он рассчитывает на несколько ходов вперед в сравнении с вами». Альбер почувствовал раздражение. «Возможно, относительно шахматистов вы правы, – сказал он, – но здесь идет игра, правила которой я знаю лучше». Девушка молчала, а затем после долгой паузы, сообразив, что от нее ждут ответа, вскинула на Альбера свои огромные, серьезные глаза и свойственным ей задушевным тоном проговорила: «Надеюсь».

– Марианна Фонтэн, – негромко произнес Альбер и покачал головой. Он не испытывал влечения к сестре террориста и не был влюблен в нее с первого взгляда. Сейчас, пытаясь проанализировать свое чувство к ней, он понял, что это ревность. Ему лично ничего от нее не надо, однако он ревнует ее к каждому, кто может взять ее за руку, обнять, приласкать, назвать своею.

Неужели Марианна права? Вот ведь и брат ее постоянно на несколько шагов опережает полицию. Альбер встал под душ и тотчас заорал не своим голосом: вода была нестерпимо горячей – погрузившись в раздумья, он забыл отрегулировать температуру. В ванную влетела перепуганная Марта с яйцом в руке.

– Вода слишком горячая, – пожаловался Альбер.

– Поторопись. Завтрак сию минуту будет готов.

– Я это есть не в состоянии, – он укоризненно ткнул пальцем в яйцо.

– Не для тебя и готовлю. Ты обойдешься гренками. – Марта повернула кран, и на Альбера внезапно обрушилась ледяная струя.

Гренки подгорели, пока Марта готовила завтрак для гостей. Яичница с колбасой, зеленым горошком и овощной приправой, густо посыпанная тертым сыром, выглядела весьма аппетитно, и коллеги Альбера уписывали ее за обе щеки.

– Ты не допускаешь мысли, что Корню вошел в сговор с кем-то из шахматистов? Уж слишком хорошо были спланированы оба эти убийства.

– Еще чего! Я смотрю, эта фитюлька совсем задурила тебе голову. Знаешь, где силен шахматист в обдумывании ходов и составлении комбинаций? Только за шахматной доской.

– Что за фитюлька? – поинтересовалась Марта.

– Да мы тут допрашивали сестру Фонтэна, – рассеянно пояснил Шарль – По ее мнению, мы слишком примитивны, чтобы раскрыть преступление, задуманное шахматистом.

Марта сидела задумавшись, и Альбер надеялся, что размышляет она не над второй частью фразы Шарля – «совсем задурила тебе голову».

– Пожалуй, она права, – с милой улыбкой сказала вдруг Марта. – Вот уже сколько лет вам не удается поймать ее брата, разве что нападете на след случайно.

Полицейские переглянулись с понимающей сообщнической усмешкой, которую Марта терпеть не могла. «Что она в нашем деле понимает!» – яснее ясного говорил их вид.

– А кстати, не мог этот братец взорвать Ростана? – не унималась Марта.

– Нет, – решительно отрезал Шарль. Альбер с удивлением воззрился на него. До сих пор ему казалось, что комиссар изо всех подозреваемых отдает предпочтение Фонтэну. Интересно, ветер подул в другую сторону или Бришо высказывает свое особое мнение?

– Фонтэн – профи, он использует ровно столько взрывчатки, сколько необходимо, и ни граммом больше. Вчера, прежде чем уйти из отдела, я просмотрел досье на Фонтэна. Старина, этот человек обращается со взрывчаткой, как Армстронг с трубой. Если бы он подкладывал взрывчатку, чтобы убрать Ростана, там ни одна картина не упала бы со стены. Я специально звонил в лабораторию и поинтересовался…

Да, в этом весь Шарль. Позвонить в лабораторию, потребовать к телефону какого-нибудь ужасно важного и невероятно занятого эксперта по взрывчатым веществам, чтобы получить подробную консультацию… Шарлю приходится пускать в ход все свое обаяние, дабы не вызывать к себе антипатию.

– Говорят, сорока-пятидесяти граммов было бы вполне достаточно, и не исключено, что профессионал такой высокой марки, как Фонтэн, обошелся бы еще меньшим количеством. Но тут, по мнению эксперта, было взорвано добрых сто граммов.

– И что это значит? – задала вопрос Марта в надежде хоть сегодня наконец-то показать себя в кругу коллег осведомленной в делах полиции.

– Это значит, что убийца – профан, который желал действовать наверняка.

– Корню профаном не назовешь, – вмешался Альбер. – Он намеренно использовал так много пластика, чтобы в комнате камня на камне не осталось. Чтобы даже долговое обязательство в сейфе обратилось в пепел.

– Тогда как нам быть? Снова ехать к нему в казарму?

– По-моему, сперва надо бы взять в оборот бабенку. Корню, похоже, стреляный воробей.

Пора было и отправляться по делам. Марта, судя по всему, окончательно присвоила себе «рено». Машина производила впечатление побывавшей в основательных переделках; Альбер не помнил, чтобы он так уж сильно покорежил ее во время последней своей попытки научиться мастерскому вождению. Коллеги уселись в серый, без опознавательных надписей, служебный «пежо». Буасси с любопытством разглядывал вмятины на крыльях машины Альбера.

– Машину водит жена, – небрежно бросил Альбер, прежде чем приятели успели поинтересоваться, где это его так угораздило приложиться.

– Ясно, – кивнул Буасси. – Избави бог от женщины за рулем. – Его подруга действительно водила скверно.

Между тем Марта включила мотор и, сделав изящный разворот, подкатила к ним. Альбер покраснел. Если Марта сейчас выдаст истинного виновника повреждений…

– Если вы не очень торопитесь, вернись на минутку. Кое-что тебя ждет на письменном столе. – Она послала воздушный поцелуй, адресованный вроде бы всем троим сразу, и рванула на полной скорости.

На письменном столе лежала книга: толстая, со множеством рисунков, в точности такого типа, какие приносил домой Альбер – поначалу с горделивой радостью, а под конец украдкой. «Секреты шахматной игры» – гласил заголовок, а в подзаголовке стояло: «Как стать мастером». Альбер раскрыл книгу. В предисловии, разумеется, делалась попытка уйти от ответственности. Книга, мол, является всего лишь пособием, а стало быть, по ней нельзя научиться… В предисловиях всегда так пишут. Лелак больше верил аннотации на суперобложке, где утверждалось, что по этой книге вовсе даже можно научиться шахматной игpe, причем быстро и хорошо. В конце концов, ведь для этого книгу и выпускали! Иначе не имело бы смысла. Бедная Марта, с каким нетерпением она, должно быть, вчера ждала весь вечер, когда же он заметит выложенную на стол книгу! Но едва он пришел домой, как тут же явились гости. А утром… об этом лучше не вспоминать. Он почувствовал прилив благодарности к жене и угрызения совести. Перелистал книгу и, дойдя до главы «Образ мышления шахматиста», уткнулся в текст. Альбер и сам не заметил, как уселся в кресло, открыл бутылку с прохладительным напитком, сбросил ботинки и пристроил ноги на край стула, отыскал в глубине шкафа старенькую, бог весть сколько лет валявшуюся там шахматную доску и, руководствуясь пособием, углубился в изучение королевского гамбита. Но факт, что когда Шарлю надоело ждать и он, сообразив, что сигналят под окном они напрасно, поднялся в квартиру, он застал приятеля за этим занятием.

Метро в этом месте переходило в надземную линию, а дорога тянулась под эстакадой, среди полуразрушенных зданий. Дешевые лавчонки, бистро, околачивающиеся у входа мрачные типы, откуда-то доносятся звуки восточной музыки. Двое мужчин в заношенных спортивных свитерах заняты ремонтом старенького автомобиля. Со вчерашнего дня потеплело, и видно, что им жарко.

«Пежо» свернул вправо и проехал под станцией метро. На сей раз Буасси вел машину медленно, ровно. Пассажиры почти не ощущали, когда он прибавляет скорость, когда тормозит, а когда и вовсе останавливается. Альберу подумалось, что он тоже сумел бы так. Он посмотрел налево. Маленькая площадь, за нею выстроились в ряд дома типичной архитектуры шестидесятых годов – голые коробки, лишенные каких бы то ни было декоративных элементов, захламленная детская площадка. Район был явно знаком Альберу. Где-то здесь обитает чета Кузен.

– Вот что! – воскликнул Шарль. – А парень?

– Откуда мне знать? – пожал плечами Альбер. – Если еще не угодил за решетку, то, наверное, околачивается где-нибудь поблизости.

– С какой это стати упекать его за решетку? – насмешливо бросил Шарль.

Буасси понятия не имел, о ком идет речь, но на всякий случай притормозил.

Супруги Кузен были пожилые, хворые люди, и жена в один прекрасный день пришла в полицию с заявлением, что ее муж намерен убить человека. Обратилась она непосредственно в отдел по расследованию убийств – щуплая старушка с волосами, напоминающими клочки свалявшейся ваты, прилепленные к черепу. Муж, сказала она, собирается убить того типа, что рисует на стенах свастику. Полицейские едва не выставили ее за порог. Париж, вероятно, занимает первое место в мире по обилию разнообразной пачкотни на стенах. Выродившиеся потомки поколения, взращенного под лозунгом «Свобода, Равенство и Братство», спутали свободу слова со свободой марать стены. С какой-то поистине маниакальной одержимостью они торопились провозгласить свое мнение надписями на стенах жилых домов, детских садов, театров и музеев, в поездах метро, на стволах деревьев и на спинках садовых скамеек.

Словом, Париж – это город, где у каждого есть собственное мнение по любому поводу, и если его не высказать во всеуслышание, этого просто не пережить. По соседству с Кузенами кто-то специализировался на свастике. Паучий знак этот французской столице тоже не в диковинку, на нем, – намалеванном на стенах, вырезанном на скамьях – нередко спотыкается глаз. Кому такая эмблема не по душе, старается ее не замечать. Но в том районе, где обитала пожилая чета, не заметить было невозможно. Кто-то сплошь исчеркал стены краской, а когда снаружи свободного пространства не осталось, перешел на подъезды. Однажды утром, открыв дверь своей квартиры, господин Кузен увидел, что под табличкой с его именем намалевана разлапистая свастика.

Пожилому человеку сделалось дурно, двое суток он пролежал в постели, держась на уколах. Его уговаривали не принимать близко к сердцу, успокоиться, краску с двери соскоблили. «Убью подонка!» – твердил старик.

Не ясно было, чего женщина боится больше: того, что муж не вынесет волнений, что здоровенные оболтусы изобьют его, если он вздумает на них накинуться, или же что он и в самом деле порешит кого-нибудь под горячую руку.

Старушку отправили было ни с чем, но Альбер сжалился над ней. Арест пачкунов-подростков не входит в функции отдела по расследованию убийств, даже если те рисуют на стенах свастики. Иное дело, когда угрозу разгневанного человека принимают всерьез. Альбер вставил в машинку лист бумаги и быстро отстучал: господин Кузен, по словам его жены, участвовал в движении Сопротивления, сначала сражался в маки, затем прошел в Британии специальное обучение. Мастерски владеет навыками быстрого и бесшумного устранения противника. Протокол беседы с заявительницей был подколот к этой справке. Разумеется, здесь не было ни слова правды, зато вмешательство полиции получало идеальное обоснование. В тот же вечер Альбер изловил негодяя; семнадцатилетний малый отличался мускулистым сложением, и когда Альбер, надев на него наручники, заталкивал его в машину, дружки парня выкрикивали угрозы. Через час парня отпустили на все четыре стороны: он еще молод, не ведает, что творит, с годами повзрослеет и войдет в разум. На Кузена наложили штраф за высказанное намерение лишить человека жизни.

– Ну и дела! – досадливо крякнул Буасси, когда коллеги рассказали ему эту историю. – Не завернуть ли нам туда?

– Зачем? – спросил Альбер. – Что мы сможем сделать?

– Этот малый знает Шарля в лицо?

– Нет, не знает, но ведь… – Альбер осекся, понимая, что спорить бесполезно. Буасси упрям, как осел, в особенности если чувствует поддержку Шарля. А Бришо одобрительно кивнул. Альбер вздохнул и усталым жестом показал, в какую сторону ехать.

Задуманная акция взбудоражила Буасси. Он заложил вираж круче, чем мог бы вынести измученный желудок Альбера. Лелак опустил боковое стекло, подставил лицо ветру и попытался делать глубокие, равномерные вдохи. Однако Шарля ничуть не тронули его страдания. Он резко встряхнул Альбера за плечо, требуя, чтобы тот показывал дорогу. Тоже друг называется!

Февра они обнаружили в группе парней, обступивших два мотоцикла, на которых гордо восседали девицы, явно упиваясь своим успехом. Буасси втиснул машину в немыслимо узкий промежуток между фонарным столбом и припаркованным фургоном, и Шарль вылез наружу. С удовольствием потянулся, так, что захрустели суставы, нагнулся, бросив на заднее сиденье машины пистолет, и потянулся еще раз. Затем неторопливой походкой направился к кучке парней.

Альбер и Буасси не слышали его слов, но легко могли себе представить, с каким приветствием он обратился к юному наглецу. Февр тотчас подступил к чужаку, уставив руки в бока и набычив шею. «Чего лезешь, какого черта тебе надо!» – в переводе с языка пантомимы означала его поза. Дружки Февра зашли со спины, беря Шарля в кольцо, по канонам многовековой тактики запугивания: молодчики полагали, будто развили ее до совершенства. Шарль для начала врезал Февру по челюсти и, мгновенно повернувшись, ударил в поддых стоящего за спиной парня. Кольцо расступилось вширь, Февр заслонил голову руками и, сделав корпусом обманное движение, попытался правой ногой пнуть Шарля в живот. Левой рукой Шарль сбоку отбил удар, схватил парня за ногу и шагнул вперед, чтобы подбить другую ногу противника. Маневр не удался: Февр выдернул ногу, оставив в руках Бришо ботинок. Шарль на мгновение замер, изумленно воззрился на заношенную кроссовку, потом в сердцах запустил ею в противника. В следующий же миг рванувшись всем корпусом вперед, он ударил Февра в ухо, тотчас коленом заехал ему в живот и, когда малый сложился пополам, снова смазал его по уху. Парень распластался на земле. Бришо дважды ударил его ногой – лишь для того, чтобы показать: дело принимает серьезный оборот. Шарль знал, что его забили бы до полусмерти, очутись он на земле. Пока Февр пытался встать на ноги, Шарль оценивающим взглядом окинул его дружков. Те, видно, до сих пор не решили, какую позицию им занять – выжидательную или активного вмешательства. Шарль внезапно и с силой нанес одному из парней удар ногой в пах и, не давая тому опомниться, врезал кулаком прямо в лицо. Он обошелся с противником жестоко, гораздо безжалостнее, чем с Февром. Альбер и Буасси ухватились за ручки дверец, каждую секунду готовые выскочить. Если Шарль рассчитал верно и расправился с наиболее дерзким парнем, ждущим лишь удобного момента ввязаться в драку, то остальная компания на какое-то время затаится. Если же Шарль ошибся, тогда вся банда набросится на него.

– Предпочитаю, чтобы вы не вмешивались, – небрежно обронил Шарль и шагнул к одному из парней.

– Мы и не вмешиваемся! – поспешно воскликнул тот.

Бришо занес было руку для удара, и малый испуганно повторил:

– Даю слово, мы не вмешаемся!

Шарль обвел взглядом обступивших его парней, и каждый, на ком задерживался его взгляд, послушно кивал.

Когда он вновь повернулся к Февру, тот уже натягивал кроссовку. Увидев, что Шарль приближается к нему, он отступил на два шага, затем остановился и приподнял руки. Втянул голову в плечи и наклонился вперед. На ногах он держался неуверенно, однако уклонился от удара Шарля, который, судя по всему, недооценил противника, за что и получил в ответ целую серию ударов. Один из них задел Шарля в лицо, другой прошел по касательной, а остальные молотили воздух. Шарль выждал, когда Февр после очередного удара подставился, и коротким, резким взмахом угодил ему по почкам. Левой рукой он двинул Февра в подбородок, затем еще раз ударил по почкам. Теперь парень неделями будет мочиться кровью. Шарль на какое-то время оставил его в покое, давая собраться с силами. Не станет же он калечить лежачего, можно молотить этого подонка лишь до тех пор, пока он в состоянии драться. Ну, в таком случае пусть дерется.

Февр по крайней мере пытался драться. Сказывались то ли большая практика, то ли упрямство, но он вновь и вновь собирался с силами и, шатаясь, пряча голову за двойную защиту, ждал очередной атаки. Однако Альбера больше удивлял Бришо. Профессиональное самообладание, с каким он держал в страхе всю банду, уверенность, с какою он наносил удар с неизменно точным расчетом, чтобы Февр всякий раз смог подняться, были поистине поразительны.

– Послушай, где это Бришо научился так здорово драться? Я никогда не встречал его в спортивном зале.

– А чему здесь учиться? – изумился Буасси. – Ты либо умеешь драться, либо – нет. Но если прослужил десяток лет сыщиком в нашем отделе, то наверняка умеешь.

Альбер промолчал. Он бы дорого дал за щепотку двууглекислой соды. Или хотя бы за стакан кока-колы. Надо надеяться, что теперь уже Шарль быстро управится. И вот этот момент наступил. Февр попятился, все ускоряя шаги, словно готов был припуститься бегом, но боялся повернуться к противнику спиной, а затем, когда Шарль снова двинулся к нему, побежал во всю прыть. Шарль рассчитывал на это. В несколько скачков он догнал парня и ударом по ногам сбил его. Февр, скорчившись на земле, заскулил как побитый пес.

– Да помогите же! Этот псих забьет меня насмерть… помогите!

Никто не шевельнулся, за исключением Шарля.

– Не бросайте меня! Вызовите полицию!

Бришо достал носовой платок и вытер вспотевший лоб. Буасси включил мотор и рванул с места; Альбер судорожно сглотнул, чтобы протолкнуть обратно в желудок подкатывавший к горлу комок, и не разжимая губ, промычал:

– Потише, ты, ненормальный! Не видишь, что мне плохо?

Машина подрулила к мотоциклам, и Буасси выскочил наружу.

– В чем дело, что здесь происходит?

Напуганные молодчики вновь обрели голос.

– Этот тип набросился на нашего приятеля.

– Мне тоже от него досталось.

– Вовремя вы подоспели, иначе он бы его прикончил…

Альбер тоже выбрался из машины и, делая глубокие вдохи, пытался подавить приступ тошноты. Буасси заломил Шарлю руки за спину и повел его к машине. Парни уважительно взирали на бесстрашного блюстителя порядка. Несколько человек бросились к Февру, помогая ему подняться. Малый был изукрашен как следует, Бришо поработал со знанием дела. Он крепко избил парня, не причинив, однако, серьезных повреждений. Высший класс мастерства, если при этом даже не остается следов, но в данном случае такой необходимости не было. Бришо выбил парню несколько зубов, обеспечил трещину на одном-двух ребрах, болезненные ушибы с синяками и легкое сотрясение мозга, но все это не смертельно.

По мере того как Февр приходил в себя, к нему возвращалась и его задиристость.

– Ну, погоди ублюдок! – завопил он. – Мы еще с тобой поквитаемся.

– Предъявите документы! – вмешался Альбер. Он взял удостоверение личности Шарля и с любопытством стал его разглядывать. На фотографии Бришо был запечатлен с усиками и аккуратно ухоженной бородой. – Удостоверение ваше не действительно, – заявил он. – На фотографии вас нельзя узнать. Придется с вами специально разбираться.

– Да плюньте вы на его удостоверение! Взгляните, что он со мной натворил! – Февр сунул Альберу под нос свой выбитый зуб.

– Вас также прошу предъявить документы, – невозмутимо парировал Альбер.

Вокруг собралась немалая толпа зевак. Все, кто до сих пор наблюдал за дракой с безопасного расстояния, теперь расхрабрились и подошли к машине: пенсионеры, домашние, хозяйки, несколько крепких мужчин в рабочих комбинезонах, ребятишки, которым сейчас положено находиться в школе, – словом, обычная в таких случаях публика.

«Несчастный парнишка» – разжалобилась какая-то женщина при виде разбитой физиономии Февра и его окровавленной рубахи.

– Вздернуть бы для примера за такие дела – возмущенно заметила другая, у которой, очевидно, свой сын в том же возрасте. – Повесить, чтобы другим неповадно было.

– Хорошо хоть нашлось, кому приструнить этого хулигана!

Лелак вернул обоим удостоверения. Ему наскучила эта комедия, и он решил поскорее с ней покончить.

– Вы поедете с нами, – холодно бросил он Шарлю. – Буасси, сажай его в машину!

– Слушаюсь! – Буасси распахнул правую дверцу, и Шарль уселся на свое место.

– Считайте, вам повезло, что я случайно оказался здесь, – повернулся Альбер к Февру. – Если бы знал, кого бьют, я бы за километр объехал это место.

Малый слушал с угрюмым видом. Судя по всему, урок не пошел ему на пользу.

– Не рекомендую вам впредь ввязываться в драки. В следующий раз я не стану вступаться за вашу компанию.

Стечение зрителей было слишком велико, чтобы молодчики без звука проглотили такую обиду.

– И не надо за нас вступаться.

– Пусть только этот тип еще разок сюда сунется.

– Как вам будет угодно. Считайте, что меня здесь нет. Мосье, разрешаю вам выйти из машины.

Парни оторопело воззрились на него.

– Но вы не имеете права так поступать!

– Отчего же? Думаете, у меня есть время разнимать мелкие потасовки? Я расследую двойное убийство, и мне на ваши выбитые зубы наплевать!

Шарль с недоброй ухмылкой вылез из машины и снова направился к шайке.

Представление длилось еще минут пять. Альбер оттеснил парней позадиристее к машине, надел Февру наручники, когда тот попытался ударить Бришо, отбиваясь от полицейских, и с размаху влепил Февру затрещину, обнаружив у него в кармане куртки баллончик с краской. Наконец стражи порядка отбыли с чувством удовлетворения, надеясь, что им все же удалось внушить юнцам уважение к закону. Молодчики же смотрели им вслед также с удовлетворением: что ни говорите, а справедливость существует, если полицейские замели этого громилу. Шарль спрятал пистолет в карман, удобно откинулся на сиденье и лизнул руку.

– Черт бы побрал этого стервеца! Укусил до крови.

Женщина оказалась крепко сбитой, хорошо сложенной, от всего ее облика исходила какая-то животная чувственность. Здоровая самка – под пару своему мужу, здоровому самцу, – она одновременно влекла к себе и действовала отталкивающе.

Альбер не рассчитывал на это, полагая увидеть более дешевую разновидность мисс Нест из Нью-Орлеана. Та была во вкусе Бришо, эта женщина понравилась и Альберу. Даже сама мысль, что такая «аппетитная бабенка» каждый день приходит делать уборку у тебя в квартире, вызывала эротические фантазии. Делать уборку?…

Дом был просторный, обставленный в едином стиле, отвечающем запросам обитателей столичных окраин. Супруги Корню, по примеру опытных меблировщиков, приобретали обстановку явно по частям, подбирая одну вещь к другой. С креслом удачно сочетался столик, к столику подходил шкаф, удачно были подобраны ковры и обои, и в этот интерьер отлично вписывалась чета Корню. На женщине был просторный мужской махровый халат. Приятели на миг задумались, есть ли на ней что-нибудь еще, кроме халата, затем решили, что наверняка есть. Женщина не из ванны выскочила, это сразу видно. Ну что ж, значит, их встречают при полном параде.

– Проходите, – сказала мадам Корню. – Я вас ждала.

– Вот как? А почему?

– Муж предупредил, что вы придете. Желаете выпить? – Она открыла полированный шкафчик, где выстроились ряды бутылок. Задняя стенка бара была зеркальной, поверху шла световая трубка, вспыхивающая, как только открывалась дверца бара. Большинство бутылок стояли неоткупоренные. От одного вида спиртного Альберу снова сделалось муторно.

– Увы – нельзя! – с сожалением ответил Буасси.

– Красивый шкафчик, – похвалил Лелак.

– Красивый дом, – подхватил Шарль.

– Правда ведь? Это я сама выбирала.

Что она имела в виду: дом или шкафчик с баром – так и осталось не ясно.

– Но уж от кофе-то, надеюсь, не откажетесь?

– Выпьем с удовольствием, – поспешно отозвался Альбер, прежде чем этим ненормальным вздумалось бы отказаться. – Очень вам признательны.

– Скажите… – начал было Шарль и внезапно умолк. Мадам Корню нагнулась, чтобы достать чашечки с нижней полки бара, и Бришо, как и его коллеги, оцепенело уставились на обтянутый махровым халатом зад.

– Скажите, – начал он снова, – дорого вам обошелся этот дом?

– Минуту, – учтиво отозвалась женщина. – Сейчас позвоню мужу, только сначала поставлю кофе.

– Зачем вам звонить мужу?

– Чтобы он ответил на ваш вопрос. Он в таких делах лучше разбирается.

– В каких делах?

– Что сколько стоит и так далее.

– Но вы-то сами кое в чем тоже, наверное, разбираетесь?

– Ну, не очень…

– Брали вы взаймы у Ростана?

Женщина стала набирать номер. Шарль нажал на рычаг…

– Если нам захочется поговорить с вашим мужем, мы его посетим. Итак: просили вы денег взаймы у Ростана?

– Спросите у мужа.

– Спросим и у него. Так брали?

– Спросите у мужа!

Ситуация казалась тупиковой. Трое сработавшихся друг с другом полицейских способны сломить упрямство хоть какого закоренелого бандита. Поочередно, не давая одуматься, задают вопросы – в лоб, сбоку, сзади, – и можно не сомневаться, они выдержат дольше. Но этот метод бессилен против женщины, упрямой до тупости. Бандиту не безразлично, верят ему или нет. Женщине это без разницы. Вобьет себе в голову какую-нибудь чушь и цепляется за нее лишь потому, что так ей втемяшилось. «Спросите у мужа», – будет твердить свое, выспрашивай ты ее час или хоть две недели. А если проявить излишнюю настойчивость, то женщина и вовсе упрется и назло станет повторять одну только эту фразу даже в тех случаях, когда при прочих равных она бы ответила на вопросы, и не ссылаясь на мужа. Поэтому полицейские перестали допытываться, предпочитая молча наблюдать, как она хлопочет по хозяйству.

Корню производила впечатление хорошей хозяйки. Она работала проворно, все движения ее были точны и экономны. В комнате было чисто; должно быть, такая же чистота поддерживалась и у Ростана до взрыва. К кофе она выставила на стол ром, сахар, сливки, крохотное домашнее печенье, – и все это так быстро и естественно, что сыщики не успели возразить и спохватились, когда уже сидели за столом, отдавая должное угощению. Однако о цели визита они не забывали.

– Э-э… мадам… ах, как вкусно… Скажите, когда вы в последний раз были у Ростана, вы ведь вытерли пыль и с шахматного столика тоже?

– Конечно. – Мадам Корню уютно устроилась в кресле, поджав под себя ноги. Ее большие, зеленые глаза насмешливо и с вызовом смотрели на полицейских.

– Господин Ростан всегда уединялся после обеда для занятия шахматами?

– Откуда мне знать? Я уходила раньше.

– Где вы познакомились?

– Я работала в фирме «Франк-эль». Как-то раз я обмолвилась, что с удовольствием ушла бы с работы, если бы нашла место экономки. Могла бы приходить на несколько часов в день и делать все необходимое по хозяйству. Мне нет нужды надрываться по восемь часов, муж прилично зарабатывает.

– Сколько вы получали у Ростана?

– Пять тысяч франков.

Сыщики переглянулись, Шарль присвистнул.

– Неплохие денежки!

Женщина пожала плечами.

– Для него эти расходы окупались. Жена выставила его за порог, а он привык, чтобы в доме была чистота, белье выстирано, выглажено, рубашки накрахмалены, обед приготовлен, свежее домашнее печенье на столе… Мои услуги все равно обходились ему дешевле, чем жена, вздумай он снова жениться.

– У супружеской жизни есть и другие преимущества, к которым Ростан, вероятно, привык.

– Эти преимущества в оплату не входили, – жестко отрезала женщина.

– Как часто у Ростана бывали гости?

– Не знаю.

Альбер бросил на Шарля сердитый взгляд. Зачем без нужды обижать дамочку? Теперь из нее слова не вытянешь. Шарль обиженно уткнулся в тарелку с печеньем, предоставив Альберу сражаться в одиночку, коль скоро он такой умный.

– Знаете ли вы кого-нибудь, кто наведывался к нему постоянно?

– Знаю, господина Мартинэ. По утрам они всегда работали вместе. Одно время он даже обедал там каждый день и не давал себе труда поблагодарить меня.

– А этого человека вы не встречали? – Альбер сунул руку в карман и, конечно же, не нашел там нужной фотографии. Шарль, не обращая на них внимания, уминал печенье. Альбер под столом толкнул его ногой.

– Встречали вы у Ростана этого человека? – Шарль милостиво соизволил извлечь фотографию Марсо.

Женщина задумалась.

– По-моему, да. Только волосы у него тогда были длиннее…

– Чем они занимались?

– Откуда мне знать? Я находилась на кухне, они – в кабинете. Спросите Мартинэ, он тоже там был.

– А этого человека вам доводилось видеть? – Из папки вынули фотографию Фонтэна. Снимок был старый, более чем десятилетней давности; с тех пор сфотографировать террориста так и не удалось. В объектив улыбался симпатичный, белокурый молодой человек – из тех милых проказников, что обычно нравятся женщинам. Умное лицо, полные жизни глаза. Альбер не видел еще этой фотографии, и, когда мадам Корню, равнодушно покачав головой, вернула ее, он взял снимок. Господи, и он стрелял в этого человека! А тот на глазах у него убил двух полицейских! Вот этот самый человек.

Шарль тем временем достал очередную фотографию. Мадам Корню одобрительно разглядывала ее.

– На редкость красивая девушка! Такую я бы не забыла, если бы видела.

На фотографии длинные волосы Марианны были распущены по плечам, и от этого лицо ее выглядело еще более миниатюрным. Она смеялась, и Альбер подумал, как хорошо бы и в жизни увидеть ее такой вот смеющейся.

– Дело вкуса, – заметил Шарль. – Мне больше нравятся женщины другого типа.

– Сердцу не прикажешь, – сказала женщина и лениво потянулась.

Шарль смотрел, как колышутся под мягкой тканью ее упругие груди, и чувствовал себя подростком, впервые узревшим опытную кокотку. Будто и не было в его жизни великого множества интимных подруг. Наконец ему удалось взять себя в руки.

– Надо будет купить своей подруге такой халат, – сказал он.

Полицейские удалились, оставив после себя опустошенный стол.

– Ну и бабенка, скажу я вам! – Лишь на своем привычном месте за рулем Буасси вновь обрел уверенность в себе.

– Завтра я, пожалуй, еще разок к ней наведаюсь, – мечтательно произнес Шарль.

– Только не забудь прихватить с собой деньжат побольше.

– Еще чего – Шарль потянулся всем телом – вероятно, чтобы лучше воскресить в памяти соблазнительный облик свидетельницы.

Движение было на редкость небольшое, и они за несколько минут добрались до объездного кольца. Буасси свернул вправо, чтобы по кольцу доехать до Сены, а затем по набережной – к управлению полиций. Пусть и в объезд, все равно этот маршрут займет меньше времени.

– Да, кстати напомнил, – сказал Альбер. – Как прошла вчерашняя встреча, удачно?

– Вчерашняя? – Бришо гнусно прикинулся, будто не понимает, о чем речь. Подобно любому холостяку, он полагал, что все женатые люди завидуют его свободе. – Ах, ты про рыженькую? Спасибо, не без приятности.

– Я имею в виду, сообщила она что-нибудь новенькое?

– О нет, ничего особенного. Долго доказывала, что их фирма не разорится из-за «Ультимата».

– М-да… – Альбер чувствовал себя вполне сносно. Печенье мадам Корню благотворно подействовало на его бунтующий желудок. – Любопытно, что все конкуренты твердят одно и то же. Можно подумать, им абсолютно безразлично, какое положение они занимают на международном рынке. Зачем же они врут?

– По-твоему, они должны плакаться для большего правдоподобия?

Альбер не удостоил его ответом. Будущему префекту полиции не пристало задавать дурацкие вопросы. Лучше приберечь их до вступления в должность.

– Или ты считаешь, своим притворством они пытаются скрыть какие-то шаги, направленные против «Ультимата» – настаивал Шарль.

– Вот именно, – Альбер не стал с ним спорить.

– В прошлом году «Интернэшнл Чесс Компани» заработала на шахматных компьютерах сто двадцать миллионов долларов, – с гордостью объявил Шарль.

– И после этого твоя рыжая приятельница утверждает, будто для них это не бизнес…

– Я не стал ей возражать. Наверняка для фирмы это не основной бизнес, иначе коммерческим директором не назначили бы смазливую женщину.

– Поздравляю. А не говорила мадемуазель Нест, какой у них оборотный капитал?

– Нет, не говорила. Но деятели из «Компьютой» наверняка скажут. Эти ловкачи, специализирующиеся на производстве компьютеров, все друг про дружку знают. По мнению Моники Нест, если бы не этот шахматный автомат, «Компьютой» уже в этом году потерпел бы крах. Она говорит, производство обходилось фирме слишком дорого, реализация шла скверно, и «Франк-эль» еще в прошлом году собирался ликвидировать свое дочернее предприятие.

– Возможно, – согласился Альбер. – Но факт, что не они же сами намеревались похитить свою программу.

– А кто сказал, что ее намеревались похитить? – насмешливо поинтересовался Шарль. – Хотели убрать создателей программы, вероятно, чтобы не платить им с прибыли. Конкуренты скорее взорвали бы компьютер.

– Должно быть, эту чепуху дамочка намолола тебе в постели, а ты и уши развесил. Какой смысл конкурентам уничтожать компьютер, если оба конструктора смогут за несколько часов или дней восстановить программу? Машины стоит выводить из строя уже после того, как покончено с их создателями. Люди шли на убийство ради сумм куда меньших, чем сто двадцать миллионов долларов.

Бришо обиженно молчал, и Альбер продолжил:

– Черное дело должно быть сделано именно сейчас, пока идет турнир. Как только чемпионат закончится, «Компьютой» пустит производство на конвейер и каждую деталь «Ультимата» запатентует и поставит на охрану. А до тех пор фирма бессильна. Ростан и его напарник завершили работу в последний момент. Автоматов изготовлено ровно столько, сколько задействовано в турнире, и с турнира нельзя снять ни единого. Вся их реклама основана на том, что каждый «Ультимат» выиграет каждую партию. Результат должен быть абсолютным: пять – ноль.

– Да, ты прав, – Шарль мрачно уставился в окно, словно никогда не бывал в этих местах.

Они проезжали Ситэ. Набережная Орфевр отсюда в нескольких минутах хода, проще было бы дойти пешком. Альбер попытался смягчить приятеля.

– Я ведь не говорю, будто твоя приятельница способна на убийство.

– А я не говорю, будто она моя приятельница.

«Пежо» свернул под арку полицейского управления и проехал мимо дежурных машин, стоящих наготове, чтобы ринуться на место происшествия по первому вызову.

Лелак сделал еще одну попытку.

– Ерунда все это. Возможно, конкуренты здесь ни при чем.

Шарль помедлил с ответом, пока машина не остановилась.

– Возможно, – заключил он – Однако я бы на твоем месте проверил, надежно ли охраняют этого Мартинэ.

Комиссар при виде его удивился. Альбер скромно улыбнулся, словно бы принял удивление шефа за выражение радости. Корентэн шел по коридору ему навстречу с объемистой папкой под мышкой. При слабом освещении лицо его казалось помятым, расстроенным и даже постаревшим.

– Чего ты заявился? Твоя жена сказала, что ты болеешь.

– Мне полегчало.

Корентэн шагнул было дальше, но тотчас остановился.

– Теперь уже поздно, мог бы оставаться дома. Мы отметили тебя больным.

– Я же не виноват, что утром мне было плохо.

– Пить надо меньше!

Альбер промолчал. Неужели Марта проговорилась шефу, что он вчера выпил лишнего? Нет, скорее всего Корентэн, по обыкновению, нечаянно попал в десятку.

– Ладно, не беда. Коль скоро пришел, берись за работу. На улице Афин зарезали старуху.

– Ну и что?

– Как это – «ну и что»? Откуда такая бесчувственность?

– Напротив. Мне очень жаль несчастную старушку, но я занят расследованием убийства Ростана.

– Дело терпит. – По лицу Альбера было видно: он думает, будто ослышался, и Корентэн поспешно добавил: – По правде говоря, конечно же не терпит, но во всяком случае расследование предстоит долгое. История запутанная, мотивов – уйма, подозреваемых и того больше, бог знает, когда нам удастся завершить дело. А убийцу старухи ты доставишь сюда через полчаса. Наверняка какой-нибудь подросток из местных, больше некому.

– Дело Ростана не терпит. Через неделю закончится чемпионат, и все пташки разлетятся. А сейчас они все в одном месте.

– Не валяй дурака. Старуху убили еще вчера, а мне некого послать на место происшествия.

Альбер вздохнул.

– Какова там ситуация?

– Труп увезен, квартира опечатана. Видишь, еще одна зацепка: старуху убили даже не на улице, а дома. Ясно, что кто-то из знакомых. Тебе только и остается, что съездить за преступником и доставить его сюда…

– С жильцами уже беседовали?

– Да. Как обычно, никто ничего не видел.

– Отпечатки пальцев, следы обуви, обрывки одежды?

– Никаких следов. Иначе я бы не стал тебя утруждать.

– Знаю, шеф. Тогда я отправляюсь и через полчаса доставлю убийцу.

Корентэн похлопал Альбера по плечу и ушел. Чудеса да и только, но сейчас шеф вроде бы не казался таким измученным и старым, как несколько минут назад. Уж не принял ли он всерьез это дурачество насчет незамедлительной доставки убийцы? С Корентэном никогда не знаешь наверняка. Он чересчур полагался на своих людей.

На столе Альбера поджидала записка на клочке бумаги. Он понятия не имел, кто ее оставил; в их комнате ни у кого не было такого почерка – угловатого и с наклоном в левую сторону. Возможно, кто-то, проходя мимо двери в комнату инспекторов, услышал звонки и снял трубку.

Альбер достал свой блокнот с записями. Дело действительно важное. Убийца старушки за полчаса не сбежит. В этом отношении шеф прав. Убийство Ростана было обдумано заранее, а старуху пырнули ножом впопыхах. Но вот очередность по степени срочности шеф определил неправильно. Убийца-шахматист. Использует каждую минуту преимущества. Хулиган, убивший старуху, способен разве что затаиться и помалкивать или же, наоборот, вообразив себя суперменом, начнет похваляться перед приятелями или девицами…

Альбер позвонил Мартинэ домой, но к телефону никто не подошел. Куда же шахматист мог запропаститься? Турнир начнется только в три часа. Уж не нависла ли над ним смертельная угроза? Альбер набрал номер гостиничного коммутатора. Отозвался вежливый, молодой женский голос.

– Мне нужен господин Мартинэ. Нет ли его где-нибудь поблизости?

– Соединяю вас с его номером.

Ну, конечно, ведь Мартинэ укладывал вещи как раз в тот момент, когда Альбер заходил к нему. Шахматист переселился в гостиницу, чтобы все время находиться рядом со своим детищем. Как же можно было об этом забыть?! Должно быть, и в самом деле лучше было бы сегодня остаться дома, подумал Альбер.

Трубку снял телохранитель, словно опасался, будто его подопечному смогут причинить вред по телефону.

– Добрый день, господин инспектор. Не сердитесь, что побеспокоил, но выяснилось одно обстоятельство…

– Рад, что вы позвонили. Я и так собирался поздравить вас с успехом.

– Благодарю. Не желаете ли сыграть партию с «Ультиматом»?

– Нет уж, спасибо… А впрочем, почему бы и нет? – Альбер вовремя вспомнил о новом пособии. – Может, найдется автомат послабее, для начинающих?

– Уж не обучаетесь ли вы игре в шахматы?

– Вот именно. Один человек сказал, что иначе мне никогда не поймать убийцу.

– Видите ли, если убийца мастер высшего класса, то вам потребуется лет десять-пятнадцать упорных занятий ежедневно по восемь часов, чтобы превзойти его.

– Но ведь это не шахматная партия, – засмеялся Альбер. – Это игра, где профессионалом выступаю я, а вашему мастеру-шахматисту потребовалось бы лет десять-пятнадцать заниматься вынашиванием преступных планов или же расследованием убийств, чтобы он смог соперничать со мной.

– Тогда за чем же дело стало?

– Я должен понять ход мысли шахматиста. Мне известна логика мысли мужчины средних лет, который на пустынной улице насилует женщину, а затем душит ее. Я знаю, что копошится в мозгу у подростка, попавшего под влияние профессионального преступника, когда мальчишка убивает банковского кассира лишь потому, что тот недостаточно быстро передает ему деньги. Я знаю даже, как мыслит заурядный добропорядочный обыватель, который после двадцати лет тихой супружеской жизни вдруг насмерть зашибает свою жену, а потом в ужасе от содеянного пытается замести следы. Но я не знаю, как работает мыслительный аппарат у шахматиста.

– Пожалуй, как у любого другого человека, – высказал предположение Мартинэ, – за исключением того, что мы лучше других умеем взвешивать шансы.

– Что ж, и это уже кое-что, – заметил Альбер. – Чем я могу быть полезен?

– Вы, вероятно, заметили, что шахматисты – народ падкий до сплетен. Кстати, можете даже обратить это в свою пользу. Словом, до меня дошли слухи, будто бы у бедняги Даниэля взорвался какой-то шахматный столик. Это правда?

Альбер на мгновение заколебался. Не принято посвящать посторонних в секреты расследования и давать информацию по телефону. И все же он решился сказать правду.

– Да, это так.

– Видите ли, я не знаю наверняка, не было ли там какого-либо другого столика, помимо обычного…

– Нет, не было.

– Тогда это был не столик, а шахматный компьютер.

– Ах вот как?! – Альбер почувствовал досаду. Ну чтоб ему поговорить с Мартинэ раньше! Уж кто другой, а Мартинэ, конечно же знал, на чем ежедневно играл его компаньон.

– «Р-43» – экстра-компьютер фирмы, их и было-то всего изготовлено дай бог несколько десятков. По внешнему виду – шахматный столик, да и по сути тоже. Кстати замечу, дивный экземпляр коллекционной мебели красного дерева. По-моему, в стиле необарокко, но если это важно, то лучше уточнить у кого-нибудь другого.

– Не думаю, чтобы это имело значение для следствия.

– У столика, разумеется, пристроены сбоку ящички для шахматных фигур, для блокнотов, бумаги и так далее, но главное, конечно, вмонтированная электроника.

– А что он умел этот столик?

– Да все, что угодно. Вот только играл слабее, чем «Ультимат». Но Даниэля побивал даже этот автомат, правда в самом сильном режиме.

– И разговаривал?

– Что? Ах да, понял, что вы имеете в виду. Обмен репликами за игрой… Но это ведь забава, дело несерьезное. «Р-43» прежде всего очень сильный шахматный компьютер, к моменту выпуска – один из сильнейших. Кроме того, в нем предусмотрены всевозможные мелочи: нажатием кнопки можно получить запись партии. Можно с его помощью анализировать партии. Можно переключить его на решение шахматных задач. В компьютер вмонтированы также кварцевые часы.

– И когда же Ростан купил этот автомат?

– Он его не покупал, а получил от меня в подарок, когда уже стало ясно, что мы доделаем «Ультимат». Не поверите, как я был счастлив и как благодарен. Мне хотелось чем-то порадовать Даниэля.

– Когда это было?

– Дай бог памяти… В прошлом году? Или года полтора назад? Обождите, сейчас попробую уточнить.

– Не так уж важно.

Альбер откинулся на стуле и, привычно зацепившись мысками за перекладину письменного стола, принялся раскачиваться взад-вперед. Судя по всему, разговор затянется надолго.

– Скажите, вы знали, что Ростан каждый день после обеда решает шахматные этюды?

– Конечно. Все это знали. Ему нельзя было мешать.

– Он всегда был в это время один? Даже вы не смели к нему входить?

– Почему же? Иногда мы на пару решали задачи. А почему вы спрашиваете?

– Лишь иногда вы бывали вдвоем или довольно часто?

– Можно сказать, довольно часто. Но… понял! Думаете, кто-то решил, что я тоже буду у столика.

Теперь в его голосе чувствовалась некоторая растерянность.

– Если бы вы не уехали, вы бы тоже там были?

– Наверняка. По утрам мы работали вместе, я и обедал у Ростана, а после не было смысла уходить, поскольку все равно предстояло еще работать. В последнее время я каждый день засиживался у него допоздна.

– А почему вы уехали?

– У меня заболела мать.

– Я думал, вы были за границей.

– Совершенно верно. Моя мать живет за границей. Она замужем за дипломатом.

– Вы говорили кому-нибудь, что уезжаете?

– Только Даниэлю.

Во время разговора Альбер извлек свои блокнотные записи.

– Могли бы вы мне продемонстрировать такой шахматный автомат, какой был у Ростана?

– Точно такой же? – В голосе Мартинэ прозвучали высокомерные нотки. – Это была экстра-модель, какие в настоящее время изготавливаются только по индивидуальным заказам. Но «Р-43» представлен на выставке в гостинице.

– Мне бы хотелось посмотреть в точности такой же.

Мартинэ вздохнул.

– Подумаю, чем тут можно помочь. Зайдите ко мне после обеда.

Пока они обменивались прощальными приветствиями, Альбер, плечом прижав трубку к уху, записал в блокнот: «Достаточно ли надежно охраняют Мартинэ? А в случае, если…»