"Операция Людоед" - читать интересную книгу автора (Троицкий Андрей)

Глава первая

Пригород Махачкалы. 22 июля.

Далекая окраина тонула во мраке южной ночи. В этом трущобном районе, бессистемно застроенном хижинами из саманного кирпича, селились люди, потерявшие надежду на лучшее будущее. Здесь традиционно не любили всех без исключения представителей власти, не доверяли милиции и не питали уважения к людям в погонах. И наоборот, преступники, люди сомнительные, с темным прошлым, могли смело рассчитывать на покровительство и помощь местных жителей. Поэтому операцию по задержанию убийцы и террориста Темира Хапалаева по кличке Хапка и его подручных руководители городского ФСБ решили провести скрытно, ночью, когда народ спит. Тихо, без пальбы взять Хапку и его дружков тепленькими, в кроватях. Двенадцать лучших оперативников из управления ФСБ, принимавших участие в деле, выдвинулись на место в полночь. Два «жигуля» и микроавтобус оставили в низине, в укромном месте за стеной старого полуразрушенного склада. Разбились на две группы по шесть человек. Тропинками, петлявшими между домами, сараями и огородами, поднялись вверх, на пологий склон холма. Подлезли под забор, представлявший собой продольные не струганные жерди, укрепленные на столбах. Проползли под кустами с какими-то узкими покрытыми восковым налетом листьями. Посередине двора стоял саманный одноэтажный дом, покрашенный известью, крытый кусками ржавой жести и рубероидом. Справа темнели постройки сараев с плоскими крышами и пустого от скотины телятника. Собак здесь не держали. Залегли кругом, отрезав Хапалаеву пути к отступлению, стали ждать свистка, заместителя начальника городского управления ФСБ майора Булача Миратова, лично придумавшего остроумный фокус с ночным задержанием. Два окна, выходящие на огород, казались почти темными. В этот район свет не давали уже третьи сутки. Жильцы дома пользовались керосиновой лампой, на ночь занавешивали окна цветной плотной тканью, едва пропускавшей тусклый свет. Со стороны моря, доносились далекие голоса и музыка. Если встать в полный рост и посмотреть в ту сторону, можно увидеть, как вдоль берега, скользит по черной водяной глади пассажирский теплоход, расцвеченный голубыми и красными лампочками. Теплоход напоминал плавучую рождественскую елку. На палубе танцевали люди. Колчин, выбравший позицию метрах в тридцати от крыльца, лежал брюхом на земле, жестоко страдая от жары и жажды. Он думал, что хорошо бы снайперу забраться на крышу одного из сенных сараев, оттуда, сверху, можно контролировать все пространство перед домом, даже не пользуясь оптикой винтовки. Но сараи выглядели слишком ветхими, трухлявым. Мужчина в полной экипировке с винтовкой Драгунова в руках, своей тяжестью запросто проломит кровлю, и тогда поднимется шум. Эффект неожиданности пропадет. И преступников, пожалуй, живыми уже не взять. Еще Колчин думал, что в группе захвата слишком мало людей: двенадцать бойцов, включая его самого, против четверых вооруженных бандитов и террористов, имеющих опыт боевых действий и готовых на все… Да, расклад так себе, не блестящий. Еще днем родилась мысль подключить к делу оперативников ФСБ из области или сотрудников городской милиции. Но этот вариант не выдержал критики. Здесь, вдалеке от Москвы, на Кавказе, порядки особые, специфические. То, что знает милиция, почему-то часто узнают и бандиты. Поэтому и решили взять на задание самых надежных проверенных бойцов. Как говориться, не числом, а умением…

Сегодня Колчин попал прямо с корабля на бал. Утренним рейсом «Аэрофлота» прибыл из Москвы в Махачкалу, принял участие в совещании сотрудников местного ФСБ, которое провел заместитель начальника городского управления Булач Миратов, ознакомился с планом операции. В случае успешного задержания террориста Хапалаева, Колчину предстояло здесь же, на месте, провести его допрос. А затем в сопровождении дагестанских оперативников спецрейсом доставить Хапалаева в Москву, в Лефортовский следственный изолятор. И уж затем во время московских допросов… Впрочем, зачем далеко загадывать? Темира Хапалаева еще нужно взять.

Во второй половине дня Колчин успел получить камуфляжную форму, поужинать в закрытой столовой, где питались высокие чины из городской администрации, и даже вздремнул в душном гостиничном номере, окна которого выходили на аквариум пивного павильона и узкую речушку, почти пересохшую от жары. Речная вода цветом напоминала навозную жижу. Кондиционера в номере не было. Но после муторного перелета Колчин спал, как ребенок. Проснулся свежим и бодрым. К вечеру, размеренный жарой, он вновь почувствовал себя усталым и тяжелым на подъем. Облаченный в новый серый камуфляж, семи килограммовый бронежилет, поверх которого натянул разгрузочный жилет, плотно набитый боеприпасами, Колчин чувствовал себя неповоротливым старым носорогом. Он лежал, широко расставив ноги, раздвинув локти и вжавшись в землю. Песчаная почва, разогретая южным солнцем, медленно отдавала тепло, не успевала остыть за ночь. Колчину казалось, что он лежит на разогретой сковороде и поджаривается, как котлета на медленном огне. Если так и дальше пойдет, уже к утру мясо Колчина можно будет употреблять в пищу.

Темир Хапалаев он же Хапка, скрывавшийся за границей последние четыре года, нарисовался в Махачкале пару недель назад. Прибыл на теплоходе из Баку, предъявив на контроле подложный паспорт на имя некоего Хасана Салакбекова, скончавшегося еще три года назад от инфаркта. Пограничники срисовали Хапка. С тех пор он находился на мушке у местных чекистов, не ожидавших столь щедрого подарка судьбы. Предстояло выяснить, с какой целью этот человек прибыл в Россию, куда направляется и какое задание получил от хозяев. Однако Темир ничем не выдал своих планов: снял хибару на окраине Махачкалы, целыми днями парился в доме, высовывался на двор только по нужде. За домом установили скрытое наблюдение. Но результаты оказались более чем скромными. Еду, свежую воду и молоко в хибару приносила старуха из местных. Использовать эту женщину в оперативных целях невозможно: старуха безнадежно глупа, неграмотна и, что самое главное, туга на оба уха. Свяжись с этой бабкой, только хуже сделаешь. Сам Хапка вышел в город единственный раз: дошагал до ближней почты и отбил телеграмму в Стамбул до востребования. В своем послании он просил некоего Аракана лучше заботиться о здоровье матери, потому что та совсем плоха. Ясно, телеграмма – это кодированное сообщение. Темир давал какой-то знак. Но кому отправил сообщение Темир? И какой знак он давал? В начале недели к Хапалаеву нагрянули три гостя. Один молодой кавказец, и два мужчины средних лет славянской внешности. За плечами рюкзаки в руках чемоданы. Личности гостей установить не удалось. Фотографии сделать не смогли. Гости вылезали из дома только в темное время суток. Трусцой до сортира – и обратно. Дважды в день из местного ФСБ в Москву уходили шифрованные донесения близнецы: Хапалаев и его друзья продолжают отсиживаться в хибаре на городской окраине. Видимо, ждут посылки с деньгами, оружия или нового пополнения. Вчера Москве справедливо решили, что от добра добра не ищут. Хапалаев, за которым тянется длинная череда жестоких убийств и похищений людей, сам по себе ценный трофей. Выжидать дальше рискованно, надо паковать клиента на месте. Иначе Хапка исчезнет, заляжет на дно, ищи его потом.

Значит, так тому и быть.

Рядом с Колчиным лежал майор Булач Миратов. Грузный и неповоротливый Миратов исходил потом, пыхтел, будто только что пробежал на время стометровку, и часто поглядывал на часы, стрелки которых горели в темноте зеленоватым светом. В правой ладони Миратов сжимал рукоятку «ПМ», пальцами левой руки теребил густые черные усы. Сослуживцы Миратова знали эту особенность: если начальник подкручивает усы, значит, он нервничает, сомневается в себе, в своих действиях или немного трусит. Свет в окнах погас в половине второго ночи. Но майор Миратов не выразил по этому поводу никаких чувств. – Подождем, – прошептал он. – Еще хоть четверть часа подождем.

– Торопиться некуда, – прошептал в ответ Колчин. – Когда я еще так на теплом песочке полежу? Со стороны моря дул ветерок, не приносивший облегчения после жаркого, наполненного солнцем и духотой дня. Поднятый песок налипал на влажную от пота кожу. Он набивался в нос, щекотал ноздри и скрипел на зубах. Колчин тыкался носом в землю и чихал. Время от времени он доставал из кармана маленькую фляжку с теплой солоноватой водой, смачивал губы и делал мелкий расчетливый глоток. Колчину дотронулся пальцами до плеча Миратова.

– Слушай, тут змеи водятся? Булач Миратов, занятый другими мыслями, не сразу понял смысл вопроса. Сейчас Булач жалел, что согласился на уговоры московского гостя и взял его на опасное дело. Случись что с Колчиным неприятность, а пулю получить проще простого, с кого спросит начальство? Эдак можно и погоны потерять. – Змеи? – переспросил Миратов. – Конечно, водятся. Тут много змей.

– И ядовитые есть?

– Разные.

– Спасибо, обрадовал, – вздохнул Колчин. От дома, который занимал Хапалаев и его друзья, оперативников отделяли три-четыре десятка метров, песок, поросль многолетних цветов вперемежку с сорняками и рахитичные кустики молодого винограда. Последний дождь капал здесь, кажется, прошлой весной. Виноградные листья пожухли, скукожились, многолетние цветы высохли, опустили головки, и уже не источали сладкого аромата. Колчин слышал запах термоядерного одеколона «Горная резеда», которым, выезжая на задание, Миратов обильно смочил шею, волосы и затылок. Еще сюда долетало зловоние близкой выгребной ямы и ароматы сортира, будка которого, сколоченная из не струганного горбыля, стояла слева, с подветренной стороны. Сочетание запахав гниющих нечистот и одеколона «Горная резеда» рождало приступы близкой непроходящей тошноты и легкого головокружения. Миратов снова взглянул на циферблат часов, отмеренные четверть часа давно кончились. Набрав в легкие воздуха, майор сунул в рот два пальца, готовый коротко свиснуть, давая знак к началу операции. Но неожиданно замер, вытащил пальцы изо рта и прижал голову к земле. На оранжевую луну, висевшую в небе, набежала туча. Очертания окружающего мира исчезли. В двух шагах не видно ни зги. Из этой темноты до Колчина долетел скрип рассохшейся двери. Какой-то человек вышел на порог хибары, прикурил сигарету и медленно, боясь оступиться в темноте, зашагал через двор к будке сортира. Тропинка пролегала в трех метрах от того места, где залег Колчин.

Музыка, доносящаяся с круизного теплохода, неожиданно оборвалась. Цикады больше не выводили свои трели. Одышка перестала мучить Миратова, майор задержал дыхание. Человек приближался. Колчин слышал, как под подметками башмаков потрескивают мелкие камушки и песок. Левой рукой Колчин нащупал на поясном ремне ножны, вытянул за рукоятку нож с обоюдоострым клинком. Правую ладонь прижал к земле. Если человек заметит Колчина… Что ж, тогда нужно, оттолкнувшись от земли, прыгнуть вперед, ударить незнакомца грудью в бедро, сбить ног. Полоснуть по шее ножом.

Но все обошлось. Человек прошагал мимо распластавшегося на земле Колчина, хлопнул дверью сортира, повернул завертку. Пару минут Колчин слышал физиологические звуки, доносившиеся из кабины. Видимо, мужик не прокипятил сомнительное козье молоко, что утром принесла глухая старуха, и теперь жестоко мучился расстройством желудка. Колчин, работая локтями, подполз к Миратову, приложил палец к губам и провел указательным пальцем по горлу. На секунду Миратов задумался над предложением Колчина, но не дольше чем на секунду. Миратов отрицательно покачал головой. Один шанс к трем, что человек, сидевший в будке, и есть Хапалаев. А Хапка нужен следствию живым, с мертвого показаний не снимешь.

– Это не он, – прошептал Колчин в ухо майора, словно прочитал его мысли. – У этого светлые волосы. А Хапка брюнет, с усами. И ростом выше.

– Может, ты ошибся, – снова покачал головой Миратов. – Слишком темно.

Полная луна начала выползать из-за тучи, мир снова наполнился светом и звуками южной ночи. Колчин, не выпуская ножа их руки, отполз за виноградный куст, в густую тень. Через пару минут мужчина вышел из будки, застегивая на ходу пуговицы штанов, побрел обратно к дому. Колчин проводил человека взглядом: среднего роста и сложения, блондин. Из одежды на незнакомце шорты и майка защитного цвета без рукавов. На правом плече и внешней стороне ладони заметные даже в темноте татуировки. Ходит осторожно, тихо, будто ступает по минному полю. Заскрипели дощатые ступеньки крыльца, человек скрылся за дверью. Колчин вздохнул и сделал из фляжки еще один глоток. Воды оставалось только на донышке.

Миратов коротко свистнул.

«Началось», – подумал Колчин. Он поднял голову и стал наблюдать, как шесть бесплотных силуэтов, похожих на загробные тени, выросли из земли. Пригнувшись, побежали от забора к дому, чтобы занять позиции под окнами и на крыльце. По плану четыре бойца должны ворваться в дом через дверь, двое других попадают в хижину через окна, высадив прикладами автоматов стекла и трухлявые рамы. Бойцы, сидящие в засаде с противоположной стороны дома, участвуют в активных действиях том случае, если Хапка с дружками попытается вырваться из кольца с их стороны. Задача Миратова и Колчина прикрывать бойцов группы захвата.

Колчин сунул нож в ножны, достал пистолет и опустил предохранитель. Боец, бежавший первым, замешкался возле дома, на секунду остановился перед последним броском. Готовясь, взлететь на крыльцо, с разбегу долбануть подметкой армейского башмака в дверь. В эту короткую секунду произошло нечто, недоступное пониманию Колчина. Он услышал странный звук, будто железякой ударили по стеклу. Кто-то высадил окно с внутренней стороны. И сразу же затрещала пулеметная очередь. Два бойца, оказавшиеся к дому ближе остальных, упали, как подкошенные. Пули калибра семь шестьдесят два разорвали бронежилеты легко, как мокрый картон. Кто-то громко вскрикнул и замолчал. Длинная пулеметная очередь прижала Колчина к земле. Пули срубили несколько виноградных веток. Стреляли из дома через ближнее к двери окно. В ночной тишине пулеметная пальба звучала громко, будто артиллеристская канонада. Пулеметчик выдержал короткую паузу, чтобы вытащить расстреляний магазин и поставить на его место снаряженный. Воспользовавшись мгновением, Колчин выставил вперед руку с пистолетом и несколько раз выстрелил в темноту, на звук. Вскочил на ноги, перебежал на новое место, ближе к сараю. Упал с тем расчетом, чтобы защититься от пуль небольшим валуном, глубоко вросшим в почву. Выходит, человек, выходивший по нужде, заметил оперативников. Заметил, но виду не подал. Справил нужду и, как ни в чем ни бывало, вернулся в хибару. В эту секунду утихшая было стрельба грянула с новой силой. По двору стреляли уже из двух окон. Колчин слышал короткие автоматные очереди и пистолетные выстрелы с противоположной стороны дома. Сотрудники ФСБ рассчитывали на легкую добычу. Они не ждали сопротивления, не говоря уж о кинжальном пулеметном огне. Уцелевшие оперативники рассеялись по двору, отвечая короткими не прицельными очередями. Расползлись кто куда, ища укрытия за сараями, грядками, навозной кучей. Это отступление больше напоминало паническое необдуманное бегство. Перед домом остались лежать три оперативника, срезанные первой же очередью. – Сдавайтесь. Бросайте оружие. Выходите с поднятыми руками. По одному. В противном случае…

Прокуренный баритон майора Миратова, кажется, доносился прямо с темного звездного неба. На самом деле майор, схоронился за стволом поваленного ветром старого тополя, лежащего вдоль забора. Тополь еще не успели пустить на дрова, и дерево сослужило майору добрую службу. Спасаясь от пуль, падая на землю, Миратов ушиб височную часть головы о камень. Получив легкое сотрясение мозга, он больше не контролировал ситуацию и четко не осознавал, что же происходит на дворе и в доме, каков реальный расклад сил. – Повторяю. Выходите с поднятыми руками…

Предложение о сдаче оружия показалось настолько диким, несуразным, что Колчин услышал лошадиное ржание сидевших в доме людей. И сам едва сдержал улыбку. – Это ты выходи с поднятыми руками, гнида, – рявкнул через окно Хапка. – Ну, жду три секунды… Парашник… Дубина…

Дальше отборная матерщина. И длинные пулеметные очереди из двух окон, прошившие все пространство двора. Затем громкий щелчок, похожий на пистолетный выстрел. И разрыв гранаты, выпущенной из подствольника. Граната разорвалась недалеко от того места, где прятался Миратов. Вторая граната легла слева от Колчина ближе к сараю.

Оперативники, что залегли с противоположной стороны дома, выпустили из ракетницы по дому несколько зажигательных патронов. Одна из ракет, влетевшая о разбитое окно, попала точно в разобранную постель. Две другие легли на крышу, между листами ржавой жести. Куски рубероида и сухое дерево принялись ленивым оранжевым огнем. На двор снова вылетела граната и легла метрах в пяти от Колчина. Во все стороны брызнули осколки и каменная крошка. Колчин не успел опустить голову. На несколько секунд он ослеп от яркого взрыва. Острый каменный осколок полоснул по лбу, точно над правой бровью, распорол кожу. Колчин застонал, перевалился с живота на спину, звездное небо закружилось перед глазами, сделалось багровым. Падучая звезда прорезала небосклон, но Колчин не увидел звезды. Показалось, он ослеп. Голова загудела, как пожарный колокол во время тревоги. Колчин снова перевалился на живот, он моргал глазами, но ничего не видел. Наконец, догадался стереть кровь рукавом куртки. Из крыши дома уже вырывались высокие оранжевые языки пламени. Серый дым не поднимался к небу, а стелился по земле. Два мужчины один за другим выбрались из разбитого окна. Пригибаясь и петляя, побежали через двор к сенному сараю. Их фигуры отбрасывали длинные ломкие тени. Колчин поднял руку с пистолетом, целя в человека, бегущего первым. Но тут новая пулеметная очередь прошла низко над землей. Колчин, так и не сделав выстрела, успел уткнуться лицом в песок. Услышал свист пуль над головой, чьи-то неразборчивые крики. Кровь снова залила глаза. Теперь Колчин слышал быстрые удаляющиеся шаги, несколько раз пальнул на звук. Затем выщелкнул расстрелянную обойму. Покопался в кармане разгрузочного жилета. За домом слышались одиночные выстрелы, по нападавшим кто-то бил картечью из ружья. Оперативники отвечали короткими автоматными очередями. Наконец, Колчин нашел в кармашке снаряженную обойму, вставил ее в пистолетную рукоятку и передернул затвор.

– Задавайтесь…

На этот раз голос Миратова, прятавшегося за стволом тополя, звучал вяло, без железной нотки. Даже не поймешь, к кому он обращался. Да и сам майор не был уверен, что бандиты примут на столь заманчивое предложение. – Выходите с поднятыми… Сукины дети…

Колчин услышал, как в сарае заработал на высоких оборотах автомобильный двигатель. В следующую секунду торцевая стена, сколоченная из почерневших от времени досок, пошатнулась и рухнула на землю, подняв над двором столб мелкой коричневой пыли. Несколько деревяшек и листовое железо, приколоченные к стене для прочности, разлетелись по двору. Сарай, готовый завалиться на сторону, зашатался, но каким-то чудом устоял. Кусок железного листа, описав в воздухе дугу, врезался в левую руку Колчина, выше локтя. Застонав от боли, Колчин едва не выронил пистолет.

В ту же секунду свет автомобильных фар ударил в лицо. Темно-синяя пяти-дверная «Нива» с усиленным бампером выехала из сарая. Оказавшийся на ее пути Колчин, едва не попал под колеса, успев в последний момент откатиться в сторону. «Нива», не разогнавшись, проехала по телам убитых оперативников. Притормозила перед домом. Еще один человек с пулеметом Калашникова в руках, перешагнул низкий подоконник. Выбрался на двор через пустое окно. Пустил последнюю очередь куда-то в темноту. Это же Хапка, – узнал Колчин. – Уйдет ведь, сука, – прошептал Колчин, язык перестал слушаться. – Уйдет…

Он выставил вперед руку с пистолетом, но прицельно выстрелить мешала кровь, заливавшая глаза. Дважды Колчин пальнул в Хапку и дважды по колесам «Нивы». И промазал. В это мгновение Хапка, освещенный пламенем горящего дома, оказался удобной мишенью. Он бросил пулемет на землю и уже был готов юркнуть в распахнутую заднюю дверь автомобиля. Но не сумел сделать последнего шага. Даже не шага, половины шага. Колчин не услышал выстрела, не понял, кто стрелял, откуда прилетела пуля. Хапка вдруг замер. Обхватил горло двумя ладонями, медленно опустился на колени. Из-под пальцев фонтанчиком брызгала кровь. Видимо, пуля задела сонную артерию. И жить Хапке осталось минуты три-четыре.

Задняя дверца захлопнулась, машина медленно двинулась с места. Протаранила бампером забор. Продольные жерди, прибитые к врытым в землю столбам, поломалась, как спички. Колчин вскочил на ноги, побежал за машиной. На бегу он переложил пару снаряженных пистолетных обойм в брючный карман, расстегнул застежки разгрузочного жилета, бросил его на землю. Развернувшись, «Нива» вырулила на узкую грунтовую дорогу с глубокими колеями, и поехала в низину, поднимая за собой пыльный шлейф. Пуля, пущенная Миратовым вдогонку машине, выбила заднее стекло, разлетевшееся в мелкие осколки. Сунув пистолет под ремень, Колчин через проем в заборе выбежал на улицу, бросился следом за машиной, расстегнул липучки бронежилета. Миратов что-то прокричал утробным срывающимся голосом, но Колчин не разобрал слов. В кустах на другой стороне улицы прятались какие-то люди, в основном мужчины и дети, сбежавшиеся с окрестных дворов поглазеть на стрельбу и пожар. Колчин сбросил с плеч бронежилет, оставшись в светлой рубашке с коротким рукавом. Он видел задние фонари «Нивы», которые медленно удалялись, и, кажется, уже готовы были скрыться из вида. Рука, поврежденная упавшим на нее куском листового железа, болела какой-то странной пульсирующей болью. Пальцы и предплечье, наливались тяжестью и начинали неметь. Колчин наддал. Без бронежилета под горку бежалось легко. Кажется, подметки кроссовок не касаются земли. Но едкая пыль забивалась в бронхи и легкие. Пересохшие губы, потрескались и сочились кровью, в рот набился песок. За своей спиной Колчин слышал автоматные очереди и одиночные ружейные выстрелы. В горящем доме оставался один человек, бросить пушку и поднять лапки он не хотел. Наверное, решил поджариться заживо. В темноте Колчин оступился обо что-то невидимое, о кочку или камень, кубарем полетел на уходящую вниз дорогу. Перевернувшись через голову, снова вскочил на ноги и продолжил эту, казалось бы, безнадежную погоню. Колчин добежал до развалин склада, где оперативники оставили свой транспорт, когда красные фонари «Нивы» уже потерялись в ночи. Молоденький прапорщик Саша Дроздов, оставшийся караулить машины, увидав окровавленное лицо Колчина, заляпанную грязью светлую рубашку, сделал наг назад и поднял ствол автомата. Но в следующую секунду узнал московского гостя.

– Что там? – округлил глаза прапор.

– Ключи, – в ответ пролаял Колчин сиплым и низким, голосом. – Где ключи от «жигуля»?

– В замке зажигания.

Колчин шагнул к машине. – Можно я с вами?

– Подгони микроавтобус наверх, – приказал Колчин. – Прямо к горящему дому. Там есть раненые. Хотелось выплюнуть набившийся в рот песок, но слюны не было. Полость рта пересохла, как колодец в пустыне.

Колчин распахнул дверцу «пятерки», рухнул на сидение, повернул ключ, включил передачу.

– У вас лицо в крови, – прапорщик наклонился к Колчину. – Вы ранены?

Оставив вопрос без ответа, Колчин выжал педали. Машина сорвалась с места, выскочила на грунтовку. Высоко подпрыгивая на кочках, понеслась по ухабистой кособокой грунтовке. «Жигуль» мчался, не разбирая дороги. Через пару минут в свете фар показалось стоявшее над дорогой облако коричневой пыли, поднятое «Нивой».

Левая рука тяжелела, не слушалась, пальцы теряли чувствительность. Боль от предплечья поднималась выше. Сломана ли левая рука или кость осталась цела, можно было только догадываться. Колчину приходилось вести машину одной рукой. Он держал руль правой пятерней, время от времени, на полторы секунды, отрывал ладонь от баранки, чтобы переключить передачи. Одной правой машину можно вести, если имеешь такой навык. Но дело осложняла ссадина на лбу. Кровь сочилась, густела, текла по векам и попадала в глаза. В эти мгновения Колчин слеп. Теряя дорогу, он поднимал вверх то правое, то левое плечо, стирал кровавые подтеки. Пару раз машина съезжала в канавы, левым крылом сбивала штакетник деревянных заборов, снова выскакивала на дорогу. Вслед «Жигулям» лаяли испуганные собаки, из домов выскакивали люди, стараясь понять, что происходит. Кто-то из домовладельцев пальнул в воздух из охотничьего ружья. Колчин не слышал ни криков, ни собачьего лая, ни выстрелов, только свист ветра. Он потерял счет времени и километрам. Машина мчалась по темной ночной дороге, где на обочинах не встретишь не единого фонаря. На крутых поворотах Колчин, стараясь не выпустить скользкий непослушный руль, изо всех сил, до острой боли, сжимал кисть руки так, что белели костяшки пальцев, а предплечье сводила судорога. Он не жалел ни себя, ни машину, подвеска которой жалобно скрипела и, кажется, готова была развалиться в любую секунду. Задние фонари «Нивы» мелькнули далеко впереди и снова исчезли. Не сбавив хода, «Жигули» Колчина выскочили с грунтовки на асфальтовую дорогу, такую же темную и ухабистую. «Жигуль» повело юзом, заскрипели покрышки. Казалось, машина перевернется, встанет на уши. Колчин сумел вывернуть руль в тот момент, когда зад машины развернулся, погасив инерцию движения вперед. Выровняв машину, утопил педаль газа, дорога снова рванулась под колеса. Через пару минут огни Махачкалы остались далеко позади. Дорога то взлетала на склоны пологих холмов, то спускалась вниз, то снова поднималась вверх. И тогда можно было увидеть черное ровное, как бильярдный стол, пространство моря, уходящее к невидимому горизонту. К морю спускался высокий песчаный откос, заросший колючкой и жухлой сгоревший под солнцем травой. С правой стороны звездное небо подпирали холмы, похожие на огромных черепах. Встречных машин не попадалось, Колчин видел впереди на трассе два красных фонаря «Нивы», расстояние между автомобилями сокращалось. – Все, ты мой, – прохрипел Колчин.

Мысленно он поправил себя: сейчас главное не слететь с трассы в обрыв. А вероятность велика. Кровь из раны никак не останавливалась, снова набегала на глаза. Колчин, не мог оторвать взгляд от дороги, чтобы стереть кровь плечом. Он часто смаргивал веками. Но это помогало. Глаза слезились, контуры темной дороги раздваивались, меняли цвет, расплывались.

– Ты мой… Сухой, облепленный песком язык едва ворочался. Он распух и вываливался изо рта. Сейчас Колчин отдал бы любые деньги за глоток паршивой соленой воды с тошнотворным травяным привкусом. Но полупустая фляжка осталась в разгрузочном жилете. Сжимая челюсти и щуря глаза, Колчин жал на газ. Слабый мотор «Нивы» захлебывался. Расстояние между машинами сокращалось.