"Удар из прошлого" - читать интересную книгу автора (Троицкий Андрей)

Глава пятая

С вокзала машина, которую прислала Ирина Павловна за Девяткиным, доставила его не на московскую квартиру, а в загородный дом Тимонина на Рублевке. Хозяйка встретила гостя на пороге двухэтажного дома, стены которого снаружи выложили темным канадским кирпичом. Тимонина, кажется, не заметила шикарный прикид Девяткина: новый костюм, туфли и модный галстук.

Вслед за хозяйкой он прошел в каминный зал, который уже отремонтировали, привели в порядок после разгрома недельной давности. Усадив Девяткина в кресло, Ирина Павловна из вежливости задала несколько дежурных необязательных опросов.

– Спасибо, я не голоден, – ответил Тимонин. – Только сразу предупреждаю. За последние годы я потерял квалификацию. У нас ведь не Москва. Нет этих ужасных преступлений. Взрывов, бандитских разборок, стрельбы, расчлененки… Там тихое болото. И мы рады этой тишине. В Степановск не привозят наркотики, потому что некому их покупать. Народ слишком бедный. Значит, нет и наркоманов.

– Ну, все-таки что-то и в глубинке происходит?

Девяткин долго разглядывал ноги Ирины Павловны, такие белые, будто она года три не вылезала из брючного костюма. Девяткин сделал вывод: жена Тимонина не слишком жалует этот шикарный дом, бывает за городом не часто.

– Ерунда всякая происходит, – сказал он. – Воюю с пьянчужками и хулиганами. Местные парни напиваются в тамошней забегаловке или на танцах по субботам. А потом выясняют отношения. Ну, иногда кого-то пырнут ножом, отделают велосипедной цепью или проломят голову обухом топора. И всех дел.

Однако Ирина Павловна все ещё пыталась сыграть заинтересованность в судьбе чужого человека.

– А чем занимаетесь в свободное время?

Женщина говорила грудным, довольно низким голосом. Этот голос помимо воли волновал. Заставлял мужчину вспомнить о том, что он действительно мужчина, а не девяносто килограмм биомассы, созданной лишь для того, чтобы таскать форму и милицейский картуз с какардой и милиновым околышком.

Девяткин непроизвольно втянул в себя живот и немного выпятил грудь. Да, что ни говори, есть в этой женщине изюминка. Тимонин прожил в браке одиннадцать лет, И вот три года назад, не долго думая, оставил первую жену ради Ирины Павловны. Значит, она стоит того…

– Последние три года достраиваю веранду на даче, – сказал Девяткин. – У меня маленький домик за городом. Вот там и колупаюсь. Чтобы не терять времени, приступим к делу?

– Я в вашем распоряжении.

– Я могу осмотреть кабинет Леонида?

Ирина Павловна провела Девяткина в просторную комнату на втором этаже. Стены отделаны дубовыми панелями, книжные шкафы, забитые справочникам и словарями, телевизор, стереосистема с колонками, расставленными по всем углам, большой письменный стол у окна. Тимонин, спросив разрешения, начал осмотр с книжных полок.

Позавчера чуть свет он созвонился с начальником Сергиево-Посадского горотдела милиции и попросил срочно выяснить, не останавливался ли в тамошних гостиницах гражданин Тимонин Леонид Степанович. Ответ пришел, когда до отправления поезда на Москву оставалось полчаса, и Девяткин уже перестал надеяться.

Действительно, Тимонин пять суток проживал в гостинице «Интурист», но вчера поздним вечером рассчитался и съехал. Из «Интуриста» он вышел в обществе неустановленной женщины среднего возраста. Девяткин решил пока не рассказывать супруге Тимонина о результатах своих самодеятельных изысканий. К чему будить преждевременные надежды? По паспорту Тимонина в гостинице мог зарегистрироваться совершенно другой человек, проходимец и вор. А, возможно, и убийца. Таких случаев – сколько хочешь, море.

…Девяткин сел за стол в кресло хозяина, выдвинул ящики.

Он выгребал на столешницу тетради с записями, визитные карточки. Листал телефонные книжки. Дневника Тимонин не вел, деловые записи из ежедневника отрывочны, чужому человеку эту китайскую грамоту не разобрать. Ирина Павловна сидела на стуле, сложила руки на груди, краем глаза наблюдая за Девяткиным.

Да, если идти по порядку, проверять все записи, все телефоны, встречаться с персонажами из жизни Тимонина, то работы хватит года на два вперед. В углу нижнего ящика Девяткин нашел несколько полупустых упаковок и пузырьков из-под лекарств. Элениум. Успокоительное, снимает мышечное напряжение.

– В последнее время Леня нервничал? У него были неприятности?

– Пожалуй. За неделю до его исчезновения скоропостижно умер компаньон Лени, совладелец фирмы Витя Окаемов. Рак крови. Разумеется, Леня ужасно переживал.

– Другие неприятности?

– Нет, только эта. Преждевременная, нелепая смерть компаньона и доброго друга.

– В последнее время он спал беспокойно? Часто просыпался?

– Он спал спокойно, как младенец.

– Вы мне сюда кофейку не организуете? – попросил Девяткин. – Черного, с сахаром.

– Минутку. Скажу, чтобы сварили.

Когда Тимонина вышла из комнаты, он выгреб из ящика несколько пузырьков, внимательно рассмотрел этикетки на склянках, хотел присвистнуть, но решил не выражать эмоций вслух. Тизерцин, пиразидол. Транквилизаторы, снимающие возбуждение, психопатию, эмоциональные расстройства.

В том же ящике несколько рецептов, с именными печатями, адресом одной из городских психиатрических больниц. На бланке отчетливо пропечаталась имя врача: Щеголев Вадим Петрович. Девяткин списал названия лекарств в записную книжку и положил рецепты и пузырьки себе в карман.

Тимонина вернулась ровно через минуту, села на стул.

– Кофе скоро принесут.

– Скажите, у какого врача наблюдался Леня? Кажется, у него был врач… Как его имя?

– Кныш Артур Борисович. Он главный врач частной клиники «Оникс».

– Я бы хотел поговорить с этим Кнышем. Можно это дело сегодня устроить?

Тимонина взяла со стола телефонную трубку, набрала номер, перекинулась несколькими фразами с собеседником и закруглила разговор.

– Артур Борисович ждет вас. Машина внизу. Водитель знает дорогу.

– Мне не нужен водитель. Я возьму машину и доеду сам. Нет возражений?

– Нет. А как же кофе?

– Вечерком выпью, до моего возвращения как раз остынет. Скажите, Леня пользовался охраной?

Ирина Павловна покачала головой.

– Он считал, что охрана – это ниже его достоинства. Афганец, ветеран. Он сам за себя мог постоять.

– Я понимаю, что вопрос звучит двусмысленно. Но постарайтесь меня понять. Кто, кроме вас, был для Лени близким, посвященным в его дела человеком?

Тимонина поморщилась.

– Вы о любовнице? Возможно, Леня имел какие-то приключения на стороне, но я не в курсе этого. Что касается деловых отношений… Леня очень доверял своему помощнику Саше Бокову. Помощник – правая рука Лени. У них не было друг от друга секретов.

– Что собой представляет Боков? Ему действительно можно доверять?

– Двадцать семь лет. Очень хорошей семьи. Его отец – знаменитый переводчик, мать домохозяйка. Парень получил хорошее образование, знает языки. Я могу его вызвать прямо сейчас.

– Думаете, он мне пригодится?

– Непременно. Ведь и вам понадобиться помощник. Главное, он честный, очень порядочный человек. Я ручаюсь за этого парня. Мой муж Саше все равно, что второй отец.

– Боюсь, что лично я Саше вторым отцом не стану, – усмехнулся Девяткин. – Но встретиться с ним можно.

Ирина Петровна начирикала на отрывном листке адрес частной клиники «Оникс». Водитель передал Девяткину ключи от машины.

– Там автоматическая коробка. Вы когда-нибудь управляли таким «Мерседесом»?

– Частенько, – соврал Девяткин.

Главный врач клиники Артур Борисович Кныш встретил Девяткина на пороге своего просторного кабинета на втором этаже, усадил в мягкое кресло и напоил холодной минералкой. Приятная обстановка. Стены кабинета увешаны какими-то грамотами и дипломами в рамочках, по углам расставлены кадки с пласмассовыми фикусами, очень похожими на настоящие, навевает прохладу кондиционер. На окне в золоченой клетке прыгает с пола на жердочку веселая канарейка.

А вот сам врач ни того… Кныш, высокий и худой, с маленьким острым личиком, походил на огромного червяка, влезшего в белый халат и нацепившего очки. Врач выгибал спину, тряс головой и без видимой причины экспрессивно взмахивал руками, будто участвовал в любительской театральной постановке.

– Тимонин – чудесный человек, – говорил Кныш, и руки взлетали к потолку. – Леня мой давний пациент. Но скажу честно, с таким, так сказать, больным работы немного. Здоровьем Бог не обидел. Тимонин легко бы прожил без врачей. Радикулит в легкой форме. Начальная стадия простатита. Все, пожалуй.

– На психические нарушения он не жаловался?

– Никогда, – Кныш выгнул в дугу гуттаперчевую спину и позволил себе улыбку. – С головой он дружит. А что, у вас другие сведения?

– Просто так спросил. Для галочки. Когда Тимонин обращался к вам в последний раз?

Кныш полез в стол, послюнявив палец, полистал журнал.

– Два месяца назад. В нашей клинике он лечил зубы.

Кныш в ожидании следующего вопроса завертелся на стуле, будто под его задом было не мягкое сидение, а раскаленная сковорода. Девяткин решил, что человек с внешностью и ужимками вертлявого червяка по определению не может говорить правды. Соврет, даже если в этом нет никакой необходимости. Из любви к искусству соврет. Не стоило и приезжать в этот поганый «Оникс». Девяткин задал ещё несколько общих вопросов. Он сухо попрощался с главным врачом и спустился к машине, сознавая, что зря потерял время.

Теперь нужно встретиться со Щеголевым, врачом из психушки, который выписывал рецепты на транквилизаторы. Девяткин сел на водительское место, взял трубку мобильного телефона, набрал номер платной справочной службы. Через пару минут он уже знал рабочий телефон Щеголева, ещё через пять минут условился с врачом о срочной встрече.

После исчезновения Тимонина вставший у руля фирмы Казакевич не мог найти себе места. Беспокойство томило его и днем и ночью. Безответные вопросы «почему» и «зачем» бередили душу. Он не мог ни понять, ни объяснить причины, побудившие Тимонина уйти в бега, исчезнуть неизвестно где и прятался неизвестно от кого. Сколько бы версий Казакевич не строил, разумного ответа не находилось.

В конце концов, на исходе второго дня полной неизвестности Сергей Яковлевич решил, что в его положении нужно допускать и просчитывать самые плохие варианты. Нужно исходить их того, что Тимонин каким-то образом узнал о покушении, которое на него готовится. Принял меры: решил лечь на дно, понаблюдать со стороны, что там без него происходит. Да, это не самый удачный, не самый умный ход Тимонина. Но этот ход позволил ему спастись.

И теперь он выжидает, чтобы ужалить исподтишка, нанести удар в спину. Окажись в такой ситуации сам Казакевич, он поступил бы иначе. Ждать не в его правилах, он отстрелял бы своих врагов по одному и закатал трупы в асфальт. Или залил бетоном.

На исходе третьего дня Казакевич решил действовать решительно и твердо. Расписание последних дней Тимонина он просчитал чуть ли не поминутно. Были установлены все лица, с которыми Тимонин встречался или разговаривал по телефону. После смерти своего компаньона Окаемова Тимонин пребывал в угнетенном настроении, не хотел никого видеть. Потому список оказался совсем коротким. Жена Ирина Павловна, секретарша Фомина, водитель, помощник Боков, несколько деловых партнеров, звонивших Тимонину по пустяковым делам, остальные вообще не в счет.

Тем не менее, за два три дня до своего исчезновения Тимонин дважды вызывал в свой кабинет Аревшата Арутюняна, охранника офиса, который нес вахту на седьмом этаже возле лифтов, и о чем-то с ним беседовал. Оба разговора оказались короткими, всего пара-тройка минут. И тем не менее… За три минуты можно сказать многое, можно сказать главное.

Арутюнян был в курсе того, что Тимонин утром в понедельник загремит в шахту лифта. Мало того, Арутюнян в числе других людей должен был помочь Тимонину провалиться в шахту. Так о чем же разговаривали охранник и босс? Казакевич приказал прояснить вопрос.

Ночью в квартиру, которую снимал Арутюнян, пришли его же земляки. Армянин оказался в постели не один, привел женщину. С ней церемониться не стали. Кто хотел, тот позабавился, получил удовольствие. Затем бабенку задушили подушкой.

В багажнике «Жигулей» связанного Арутюняна вывезли на берег Москва реки в район Крылатского. Там находится юношеское водноспортивное общество «Патриот», директор которого свой человек. Разговор вели в трюме буксира, валандались с Арутюняном до самого утра. Начали с малого. Окурками прижгли ему мочки ушей. «Дайте же мне слово сказать, – орал Арутюнян. – Выслушайте меня». Сделали передышку и выслушали. Ответ армянина разочаровал всех. Пришлось продолжить.

Горящие сигареты заталкивали в ушные каналы. Ну, и далее по программе. До корочки поджарили пятки паяльной лампой, проткнули корку острием арматурного прута. Вопреки ожиданиям охранник оказался крепким парнем. Несколько раз он терял сознание, но его отливали холодной водой. Арутюнян клялся жизнью оставленных в Армении детей, клялся могилой матерью, что ни знаком, ни словом не предупреждал Тимонина об опасности.

По его словам, первый раз босс вызвал Арутюняна во вторник и спросил, почему в коридоре, где он нес вахту охранник, такая нестерпимая жара и духота. Охранник объяснил, что завхоз в отпуске, а кондиционер сломался. Мастера вызвали с опозданием, поломка серьезная, кондиционер починят через пару дней. Тимонин не забыл об этом разговоре, спросил Арутюняна через два дня, в четверг, что с кондиционером. Арутюнян ответил, что аппарат уже починили и сегодня же установят. Вот и все беседы.

Казакевич приехал на баржу, когда армянина измолотили почти до неузнаваемости. Мучимый тошнотой Казакевич, не мог спокойно наблюдать за расправой, он часто выходил курить на палубу. Наконец, решил, что охранник сказал правду, сказал все, что знал. Арутюнян не предатель, он чист. Ничего он не сообщал Тимонину, не предупреждал его о покушении.

Тем не мене, после всего того, что сделали с Арутюняном, оставить его в живых просто глупо.

Когда начало светать, охранника вывезли на лодке на середину реки, правую руку капроновой веревкой привязали к чугунному радиатору отопления. Затем сбросили армянина и радиатор в воду. По задумке утопленник должен был пролежать на дне хотя бы до начала осени, пока тело не обглодают рыбы. Но труп всплыл уже на третий день. Прибившегося к берегу утопленника нашли спасатели лодочной станции. Оказалось, что, уже находясь на дне, Арутюнян отчаянно боролся за жизнь, пытался зубами перегрызть веревку.

Затея почти удалась, не хватило буквально нескольких секунд, чтобы спастись. Если бы у Арутюняна после жестоких избиений и пыток остались на месте все зубы, что ж, возможно, ему удалось перекусить эту клятую веревку и выплыть. Но зубы во рту торчали через один, как штакетник худого забора.

Тут нечего беспокоиться, – утешил себя Казакевич. Менты все равно бессильны. Труп Арутюняна со следами пыток им ничего, кроме головной боли, не даст. По картотеке армянин не проходят, в Москве не прописан, родственников здесь не имеет. Его личность не установят и, когда истечет срок хранения тела, его сожгут, и захоронят прах в братской могиле.

На четвертый день Казакевич переговорил с руководителем армянской бригады, выписанной из Еревана для разового задания. Армяне должны были устранить Тимонина и тут же отбыть сначала на поезде в Питер, оттуда на родину самолетом. В том, что ничего не получилось, что Тимонин жив, вины армян нет. Они всего лишь исполнители, съемные, заменяемые детали. Казакевич отменил задание, выплатил бригадиру отступного и велел убираться из Москвы.

В понедельник Казакевич связался с Германом Маковецким, посредником, приемщиком заказов на мокрые дела. Сказал, что нужно встретиться и выпить на старом месте по кружечке пивка часиков в двенадцать. В переводе на человеческий язык это иносказание имело иной перевод: есть срочный разговор, к двенадцати приезжай туда, где встречались в прошлый раз. Точку облюбовали давно. Безлюдное, чистое от прослушки поле. Пустырь в районе городской свалки в пригороде Люберец. Но, как выяснилось, даже это идеальное не без изъянов.

Поднявшееся в зенит солнце нещадно палило, ветер приносил со свалки нестерпимую смрадную вонь. В небе кружили стаи ворон и чаек. Но ни Казакевич, ни Маковецкий, наученные опытом, не перенесли разговор в салоны своих автомобилей, оснащенных кондиционерами. Остались стоять посередине пустыря, на солнцепеке. Маковецкий внимательно слушал собеседника, обливался потом и прикладывал к носу смоченный одеколоном носовой платок.

Казакевич обрисовал ситуацию. Армяне пошли в задницу, нужны новые люди, другая бригада. Более опытная, квалифицированная. Предстоит не просто замочить человека в парадном, в тачке или на даче. Мишень подалась в бега, её нужно выследить, найти. Естественно, «подрядчики» не должны быть москвичами. Нужно найти людей на стороне, в Прибалтике, на Украине. Впрочем, такие подробности Маковецкому объяснять необязательно. Он имеет добрый процент с заказа, сам заинтересован в успехе.

«У меня есть азербайджанцы, их бригадир Валиев живиет в Москве, остальных я поселил их на даче в Ивантеевке, – сказал Маковецкий. – Уже три недели ждут дела. Хорошие ребята, проверенные. Правда, в Москве они все, кроме Валиева, ещё не работали». «Тем лучше, что не работали, – ответил Казакевич. – Значит, не засветилась. Когда они будут готовы и смогут приступить?» «Завтра я познакомлю тебя с Валиевым, договаривайтеся напрямую», – ответил Маковецкий и уткнулся носом в надушенный платок.

Казакевич в подробностях раскрыл детали предстоящей операции. Наконец, ударили по рукам и разъехались в разные стороны.

За час с небольшим, что Казакевич торчал возле свалки, он насквозь пропитался помоечными ароматами. В офисе он помылся под душем, но вонь совсем не исчезла, казалось, она проникла глубоко, под самую кожу. Преследуемый дурными запахами, в этот день Казакевич даже не смог пообедать со вкусом.

Во вторник с утра Казакевич вызвал в свой кабинет помощника Тимонина Сашу Бокова, показал пальцем на кресло и начал с бытового вопроса. На самом деле вопрос имел некий угрожающий подтекст. И Боков понял скрытые намеки с полуслова.

– Вроде у тебя жена должна родить со дня на день? – спросил Казакевич.

– Должна, – подтвердил Боков.

– Как она себя чувствует?

– Так себе, – вздохнул Боков. – Тошнота и все такое. Плохо спит.

Лицо помощника оставалось бледным, глаза мутными, сонными.

– Дай ей Бог здоровья. А вообще, это хорошо, что вы решили потомство завести. Дети и все такое… Это ведь наше будущее. Правильно?

– Правильно, – механически подтвердил Боков.

– Кстати, тебе уже известно, кто отец ребенка?

– В каком смысле? – Боков округлил глаза.

– Я шучу. Ты совсем отупел, юмора не понимаешь. Теперь слушай сюда.

Казакевич сильно шлепнул ладонью по крышке стола, чтобы вывести собеседника из сонной задумчивости, и обрисовал картину. Только что ему звонила безутешная жена Тимонина. Хныкали и ждала, нет, просто выпрашивала слова утешения. И услышала их. Казакевич сказал ей все, что нужно говорить в таких случаях, что хотела услашать женщина. Мол, человек не иголка, найдется. Тимонин не пропадет, в обиду себя не даст, он не из слабаков и так далее.

Но все это эмоции, которые к делу не относятся.

Суть же в следующем. Сегодня утром приехал человек, которого они ждали, провинциальный мент Девяткин. Можно сколь угодно долго иронизировать насчет умственных способностей ментов вообще и провинциальных ментов в частности. Однако этот Девяткин старый друг Тимонина. Вместе служили в Афгане, и хотя в дальнейшей жизни их дороги разошлись. Но, как ни странно, эти два совершенно разных человека не перестали быть близкими друзьями. Оставим это без комментариев, просто примем, как данность.

Жена Тимонина рассчитывает, что Девяткин поможет ей в поисках пропавшего мужа. И хорошо бы её расчет оказался правильным. Тогда задача Казакевича упрощается. Девяткину нужен помощник. Потому что одному с этим делом трудно справиться. Впереди много мелких дел, которые надо кому-то перепоручить.

Казакевич направил указательный палец на Бокова.

– Этим помощником будешь ты. У тебя есть опыт. Жена Тимонина тебе доверяет. Значит, этот мент тоже поверит. Ирина Павловна говорит, что ты можешь приехать прямо сейчас. Подождешь Девяткина в их доме на Рублевке. В настоящее время мент сел в тачку и отбыл к лечащему врачу Тимонина. Сделай все, чтобы ему понравиться Девяткину. Усек?

– Я не баба, чтобы ему нравиться, – возразил Боков.

– Ты понимаешь, о чем я говорю. Сядешь на хвост этому Девяткину, на шаг от него не отступишь, и будешь докладывать мне обо всем, что происходит. Возьми с собой мобильный телефон. Нет, два телефона. На всякий случай. И звони мне в любое время дня и ночи.

– Что вы сделаете, когда Тимонин найдется?

– Ты сам знаешь, что мы сделаем. Поэтому не задавай идиотских вопросов. И не старайся казаться дурее, чем ты есть на самом деле. Тебе свои чистые пальчики испачкать кровью не придется. Грязную работу сделают другие люди. Все, топай. И жене от меня привет передай. Скажи, что я о ней помню и молюсь за её здоровье. И за здоровье будущего ребенка.

– Спасибо, – кажется, Боков сделался ещё бледнее.

Когда Девяткин подъехал к больнице Кащенко врач Вадим Ильич Щеголев, невысокий пожилой мужчина, уже ждал его, устроившись на скамейке и разложив на коленях свежий номер газеты. Залитый солнечным светом большой сквер перед психиатрической больницей выглядел так празднично, многолюдно, будто здесь с минуты на минуту должно начаться народное гуляние. Девяткин представился, показал Щеголеву милицейское удостоверение, коротко пересказал историю исчезновения Тимонина.

– Я нашел ваши рецепты в столе Тимонина, – сказал Девяткин. – И вот я здесь. У меня много вопросов. Но только не рассказывайте мне историй про медицинскую тайну. Сейчас мне надо знать правду.

Щеголев сложил газету трубочкой, отмахнулся от мухи и сунул трубочку во внутренний карман пиджака.

– Я объясню все по порядку, – сказал он. – Тимонина последние полгода страдал головными болями и, когда выпивал, плохо себя контролировал. Позже и в трезвом состоянии у него стали появляться провалы в памяти. Один мой бывший пациент, которого я лечил частным образом, посоветовал Тимонину обратиться ко мне. Так мы познакомились. О моем существовании не знает никто, даже жена Тимонина. Он считал, что стыдно наблюдаться у психиатра.

– И каков ваш диагноз?

– Если без сложной терминологии – психопатия.

– Куда мог исчезнуть Тимонин?

– Мое мнение таково: в данный момент он находится в психопатическом расстройстве. Переживает сумеречное состояние, другими словами, он не контролирует свои действия. При этом посторонним людям его поступки кажутся вполне логичными. Он может отвечать на вопросы, поддерживать жизнедеятельность. Есть, пить, справлять нужду и так далее. Словом, его трудно отличить от здорового человека. Но, повторяю: свои действия он не контролирует. Представьте, вы идете по тоннелю, вокруг темнота, что творится справа и слева, вы не знаете. Но вы видите слабый свет в конце тоннеля, идете на этот свет.

– Не исключено, что Тимонин задался какой-то целью?

– Возможно. Какой именно, мы не знаем. И в этом сумеречном состоянии он идет к своей цели. Но это лишь предположение. Возможно, никакой определенной цели Тимонин не имеет. Я не могу сказать, что испытывает больной, потому что это неисследованная область медицины. Сумерки.

– А вообще что за цели могут преследовать психопаты?

– Цели могут быть самыми разными. Известен случай, когда военнослужащий сбежал из части в Перми, чтобы убивать. Блуждал в лесах и выслеживал своих жертв. Ими были женщины, вне зависимости от возраста. Он раздевал своих их догола и кончал выстрелом в затылок. Не избивал, не насиловал, а расстреливал. Мужчин не трогал. Его целью был именно отстрел женщин. В конце концов, его выследили и задержали, но военнослужащий ничего не вспомнил. Ни побега из части, ни убийств, вообще ничего.

– Тимонин тоже…

– Когда он выйдет из сумеречного состояния, тоже не вспомнит, где был и что делал. Печально, он может совершить преступление. Пережить сильный приступ агрессии. Даже не один приступ, а несколько. Он может, например, убить человека. С теми навыками, что он получил в Афганистане, это запросто. Возможно, агрессия будет направлена не только на посторонних людей, но и на самого себя.

– Почему вдруг Тимонин впал в психопатическое состояние? Раньше ведь этого не было.

– Кто сказал, что не было? Просто лично мне об этом ничего не известно. А причин может быть несколько. Например, эпилепсия, перенесенный менингит, тяжелое простудное заболевание. А также клещевой энцефалит. И, наконец, травма головы. Небывалая жара, которая продолжается в последние недели, провоцирует психопатию. Насколько мне известно, эпилепсией Тимонин не страдал, клещ его не кусал, травм головы он не получал, а автомобильные аварии не попадал.

– Но была контузия. Его тяжело контузило в Афгане.

– Ах, да, контузия… Я знаю эту историю. Очевидно – она и есть причина. По существу, контузия – это тяжелый ушиб головного мозга. Та же самая мозговая травма.

Девяткин покачал головой.

– Но ведь прошло столько лет…

– Время не имеет значение. Контузия – это мина замедленного действия. Когда рванет, никто не знает. Может, жахнуть через десять лет, а может, через двадцать. Он носил в себе эту хворь. И вот однажды болячка вылезает наружу. Вероятной причиной мог послужить нервный стресс. Неприятности по службе или в семье, плюс алкоголь. В последнее время он прикладывался к бутылке. После очередной неприятности, он напился. И все… Дальше «сумерки».

Девяткин надолго задумался.

– Скажите, доктор, а он выйдет из этого состояния?

– Непременно. Но для этого нужно, чтобы он в течении двух суток не брал в рот спиртное. Ни грамма. Эти двое суток лучше всего провести в глубоком сне. Если вы его найдете, сделате ток, чтобы он надолго заснул. Дайте ему лошадиную дозу снотворного. Он проснется здоровым человеком, выйдет из психопатического состояния. Но, боюсь, когда это произойдет, Тимонин ужаснется тем вещам, которые он успел натворить.

– Он может узнать знакомого человека, друга? Ну, меня он узнает?

– Он мать родную не узнает, если встретит на улице. Правда, если несколько раз ему повторить, что вы это вы, то есть его друг, близкий человек. То, возможно, он как-то воспримет информацию. Впрочем, не ручаюсь.

– Ваше предположение, где он может сейчас находится?

– Больные всегда ходят проторенными тропами. Посещают те места, где бывали раньше. Если у Тимонина есть любовница, он может показаться у нее. Не исключено, что он посетит старых друзей. Может вынырнуть в другом конце страны. Скажем, в городе, куда ездил в командировку или в отпуск. Вариантов без счета. А что у него на уме, какой свет и в конце какого тоннеля он видит, знает только он сам. Что, облегчил я вашу задачу?

– Отчасти, – озадаченный Девяткин почесал затылок.