"Удар из прошлого" - читать интересную книгу автора (Троицкий Андрей)

Глава восьмая

Следующим посетителем Девяткина оказался студент Сережа, которому удалось выставить Тимонина на дармовой ужин и выпивку. Завтра утром студент собирался в обратную дорогу, в родной Питер. Но денег в обрез, едва хватило расплатиться за номер в гостинице. А уж на поезд придется занимать у московской родни.

Но и тут фортуна оскалилась в широкой улыбке, днем Сережа остановился возле газетного стенда, прочитал объявление, помещенное в районке. Да, везет, так везет. Молодой человек открыл для себя неожиданную истину: оказывается, с одной овцы можно два раза подряд шерсти настричь. Он накрутил номер телефона, указанного в газете, и через четверть часа постучался в дверь под номером тридцать три.

– Мы с ним сидели в ресторане, – сказал Сергей. – Я приехал из Питера, вечерком зашел отдохнуть в кабак. Меня посадили за столик, где он ужинал. И мы долго разговаривали.

– Так, о чем интересно? – спросил Девяткин.

– Много о чем, – сухо ответил студент. – Я учусь в институте, мне лишняя копейка не помешает. Как насчет вознаграждения? В газете написано, о хорошем вознаграждении.

– Все там правильно написано. Ошибки нет.

Ушлый студент не отступил.

– Тогда можно сразу рассчитаться.

– Ты ещё ничего не рассказал, а уже торгуешься, – покачал головой Девяткин. – Может, ты ни черта не знаешь. За что же тогда платить?

– Вас интересует место нахождение этого человека, правильно? – прищурился Сергей.

Готовый рассердиться Девяткин повернулся к Бокову, курившему в углу перед окном:

– Выдай парню десять баксов.

Боков полез в карман, открыл бумажник, протянул деньги студенту, но тот упрямо помотал головой.

– Там написано о солидном вознаграждении. А вы суете мне какую-то жалкую десятку.

– Для студента и десятка приличные бабки, – Девяткин похлопал Сергея по плечу. – Рассказывай, получишь ещё столько же.

– Хорошо. Так вот, мы сидели в ресторане и разговаривали. Этот мужик уже был на взводе. Не знаю, сколько он выпил до моего появления, но глаза у него уже скрестились на переносице. Он болтал всякую ерунду. Ну, я задал ему несколько вопросов. Просто так, из вежливости. Мол, какими судьбами здесь оказались? Какие планы? Только он на вопросы не отвечал. По-моему, он вообще плохо понимал человеческую речь.

Девяткин только рукой махнул.

– Так, хватит лирики. Давай по существу.

– Короче так. Он вдруг заявил, что непременно должен поехать в Черниховку. Мол, это его священный долг. К какому-то деде Коле Попову. Я так понимаю, что эта Черниховка – деревня или поселок. А дядя Коля его родственник. Ну, он решил навестить престарелого родича. Что, в точку? Есть такой дядя Коля?

– Может быть, – ответил Девяткин. – Ты фамилию не перепутал?

– Попов – это точно.

– А дальше что было?

– Вашего клиента заклеила какая-то бабенка. По виду торговый работник среднего звена. Такие старенькие промокашки не в моем вкусе. И они вместе отвалили, под ручку. Видимо, на хату поехали.

Студент получил свою честно заработанную двадцатку и закрыл дверь с обратной стороны. Девяткин разложил на кровати принесенную Боковым карту района, долго водил пальцем по бумаге. Наконец, он нашел, что искал.

– Вот она, Черниховка, – Девяткин показал пальцем не еле заметную точку. – Деревня на границе областей. Что скажешь, Саша?

Боков пожал плечами.

– Что тут скажешь? Вы правы.

– Тогда расплатись за постой, подгоняй машину. Мы уезжаем, больше нам здесь делать нечего. Черниховка – это километров сорок с хвостиком. А то и больше.

Сунув в карман сотовый телефон, Боков спустился вниз, дошагал до автостоянки. Усевшись за руль, набрал номер Казакевича, подробно доложил обо всем, что случилось сегодняшним днем.

– Короче, два незнакомых друг с другом человека говорят, что Тимонин в этой самой деревне, – закончил рассказ Боков. – Нет причин не верить этим людям. Но мент велит немедленно туда выезжать. Я уже расплатился за гостиницу, сейчас сижу за рулем. Что делать?

– Задержи Девяткина, сколько сможешь, – ответил Казакевич. – Хоть на пару часов. Мои ребята должны приехать на место раньше вас. А вообще ты молодец.

– Как мне его задержать? Я не знаю, как это сделать.

– Как хочешь. В крайнем случае убей его.

– Я не умею убивать людей.

– Пора учиться, – Казакевич дал отбой.

Боков глянул на чесы. Без четверти четыре. Выехать желательно не раньше шести. Как выиграть время? Сломать машину? Девяткин рано или поздно найдет поломку, но его доверие к Бокову кончится навсегда. Симулировать болезнь? Какую? Боков запер машину, подошел к охраннику стоянки.

– Друг, где у вас тут аптека? Или киоск аптечный?

– Вон, через дорогу. И направо.

Боков побежал в указанном направлении. Через четверть часа он вошел в номер, завернул в ванную комнату. Налив полстакана воды, плеснул валокордина. Со стаканом в руке проследовал в комнату, споткнулся о сумку, оставленную у порога. Доковылял до кровати, сел. Тут из туалета вышел Девяткин.

– Что с тобой, Саша?

Боков помассировал ладонь грудь, влил стакан с лекарством себе в горло. По номеру поплыл густой запах камфары.

– Что-то сердце прихватило. На улице. Не успел до машины дойти. Хорошо, аптека рядом. Ой, черт. Вот всегда так. Не вовремя. Ой.

– Врачам показывался?

– У меня врожденный порок сердца. Ох, давит, не могу. Прилягу.

Боков спиной повалился на кровать. Тихо постанывая, не отпуская руку от груди, смежил веки, будто заснул.

Пятидесяти восьмилетний дядя Коля Попов жил бобылем на окраине Черниховки, деревни в двенадцать дворов. Отсюда, из этой самой деревни, он выезжал редко, однако все же умудрился сделать две ходки на зону. В первый раз получил пятерочку за воровство колхозного имущества. Второй раз за Попов сел за хищение госсобственности, двух машин шифера.

Районный прокурор устроил дяде Коле командировку на шесть лет в республику Коми. Под Ижмой Попов научился сколачивать ящики под тару и шить из брезента рабочие рукавицы. Там же к дяде Коле, человеку крестьянского происхождения, прилепили кликуху – Мозоль. В тот год, когда Попов снял все казенное и поехал в родную деревню, умерла его жена. Не дождалась месяца до возвращения супруга.

Черниховка, даром, что относительно недалеко от столицы, встретила блудного сына нищетой и полным запустением.

В прежние добрые времена деревня входила в колхоз «Красный путь», убыточное хозяйство худо-бедно кормило крестьян. Но колхоз развалился, работы не стало, люди побросали дома и разъехались. Лишь десятка полтора бывших колхозников, в основном стариков, которым некуда податься, не тронулись с места, остались доживать век в деревне.

Возможно, находись Черниховка в другом месте области или района, и жизнь здесь была бы другая. Но с местоположением деревни не повезло. Здесь не селился на лето обеспеченный московский люд, здесь не строили особняков, а деревенский дом нельзя было продать горожанам за самую мизерную, смехотворную по нынешним временам цену. Всему виной свалка отходов, территория которой, обнесенная трехметровыми столбами, обмотанная колючкой, начиналась в километре от околицы.

По периметру свалки понатыкали вышек, а на вышках торчали день и ночь солдаты внутренних войск. Поговаривали, что отходы, что закапывали в землю на территории свалки, не совсем обычные. Якобы тут, возле Черниховки, находится радиоактивный могильник. И свозят сюда всякую дрянь с атомных станций.

Лично дяде Коле от такого соседства ни тепло, ни холодно. Радиации он, как и всякий человек, не чувствовал. И сильно подозревал, что по телевизору о вреде облучения стильно привирают. В мутантов, детей, рождавшихся с двумя головами или тремя ногами, не верил. Про такие страсти он только в газетах читал, и полагал, что люди-уроды – плод воображения досужих столичных шутников, зарабатывающих себе на пропитание дурацкими выдумками. Но выдумки выдумками, а сам дядя Коля, чего судьбу искушать, на территорию свалки никогда не совался.

Военные грузовики в сопровождении милицейский машин проходили по Черниховке два раза в месяц, по ночам. Обратно шли налегке, пустые. Гул автомобилей затихал за дальним лесом, а деревня долго не могла заснуть. А за забором из колючки ещё пару дней и ночей скрежетал экскаватор, закапывая глубоко в землю похожие на обычные бочки свинцовые контейнеры с каким-то дерьмом.

Четыре года назад на военные грузовики перестали появляться в Черниховке. Неизвестно куда увезли экскаватор. Затем сняли часовых с вышек, охранение по периметру свалки. Территория могильника оказалась заброшенной, заросла бурьяном и сорным подлеском. Заградительные столбы местами покосились, а то и вовсе попадали. Когда увезли последних солдат, забыли и о деревне. Сюда больше не приезжала передвижная автолавка. Чтобы купить хлеба приходилось ездить на велосипеде аж за семь километров.

Когда в начале лета возле деревни стали гореть леса, о Чениховке снова вспомнили. Дважды сюда приезжал какой-то агитатор из области, нагнал страха. Убеждал стариков уехать, временно поселиться в пионерском лагере в двадцати километрах отсюда. Бесплатная кормежка, все условия и так далее. А там или пожарные справятся с огнем, или дожди пойдут, и люди смогут вернуться.

За жителями Черниховки прислали автобус. Кто хотел – уехал. Дядя Коля остался сторожить имущество. Трех кур, пять литров прозрачной, как слеза младенца, самогонки, допотопный телевизор «Темп» и почерневший от времени дом, который всем, кроме хозяина, без надобности.

Во второй декаде июня огонь подошел вплотную к опустевшей деревне. Дядя Коля, лечившийся от дыма самогоном, бросил пить, потому что боялся пьяным сгореть заживо в собственном доме. Даже ночами стало трудно дышать, Попов часто просыпался, садился на лавке и водил носом по сторонам: не загорелся ли дом. Он ругал себя за то, что не поехал вместе с другими жителями в пионерский лагерь. Жил бы сейчас на всем готовом и в хрен не дул. И пропади пропадом эти куры.

В конце месяца дядя Коля решил, что больше ждать нельзя, нужно собираться и рвать когти, пока тут не поджарился. Он упаковал в два старых рюкзака все самое ценное, что мог унести на себе: две четверти самогона, пару новых хромовых сапог, пиджак и ещё кое-что по мелочам. Он просидел на собранных вещах целый день, но так и не тронулся в дорогу. Он зарубил и выпотрошил кур, наварил картошки, твердо решив сниматься с якоря завтрашним утром. Но и на следующий день нашлись какие-то дела, пришлось отложить поход до следующего дня.

А вечером к дому подъехали новенькие синие «Жигули», дядя Коля как стоял во дворе, так и сел на лавку. Из автомобиля вышел друг Витьки Окаемова, покойного племянника, Леонид Степанович Тимонин. Поздоровавшись за руку с хозяином, Тимонин объявил, что приехал в Черниховку, как в прежние времена, погостить на пару дней и, если придется, рыбы половить.

– Так ведь у нас того, сами видите, – дядя Коля развел руки по сторонам. – Лес горит. Дымина. Какой уж тут отдых? Какая рыбалка? Пруды повысыхали.

– Ничего, – сказал Тимонин. – Черт с ней, с рыбалкой. А лес пускай себе горит. Это отдыху не мешает. Зато комаров нет.

Рассуждения гостя показались дяде Коле нелогичными. Но он краем уха слышал от племянника, что этот Тимонин – очень богатый человек. А у богатых свои странности.

Гость прошел в дом, уселся в горнице за столом. Дядя Коля открыл собранный рюкзак, поставил на стол четверть самогона, холодную картошку, жареную курицу. Слазил в подпол за огурцами.

– Что-то постарел ты дядя Коля, – прищурился Тимонин. – Седой весь.

– Это ничего, седина бобра не портит, – Попов налил по полному стопарю. – Давай за здоровье. Что б побольше его у нас было.

Когда накатили по второй, Тимонин наклонился, достал из-под стола портфель, расстегнул хромированные замочки и выложил на стол восемь толстых пачек рублевых купюр крупного достоинства. Деньги были вдоль и поперек схвачены тонкими резиночками. Дядя Коля, давно не державший в руках ни больших, ни мелких денег, лишился дара речи. Исусе на кресте, да сколько же тут? Какие деньжищи, несметные.

– Перед смертью я разговаривал с Виктором, – сказал Тимонин. – Он сказал: у меня в сейфе кое-какая наличка лежит. Деньги. Раскидай их между моими родственниками.

– Кое-какая? – переспросил дядя Коля и показал пальцем на увесистые пачки. – Ничего себе «кое-какая». Да я одну такую пачку за всю жизнь не… заработал.

Он хотел сказать «не своровал», но употребил другое слово. Хотя и дураку ясно, заработать честным трудом такие несметные тысячи в нынешние трудные времена просто немыслимо. Да, по-крупному Витька работал, – рассудил Попов. С другой стороны, это хорошо, что люди воруют. Значит, есть что воровать.

– Я забрал из сейфа деньги, разделил их на две части. Поровну. Это ваша доля, – Тимонин подвинул пачки к Попову.

Дядя Коля крякнул. При жизни племянник был не слишком уж щедрым человеком. Не баловал Попова подарками или копейкой. А вдруг сразу целое состояние привалило. Впрочем, Попов Витьке не родной дядя, теткин муж всего-навсего. Но если разобраться, куда ему было девать деньги, перед смертью-то? С собой в гроб не положишь. После третьего стаканчика дядя Коля чуть не прослезился и перешел на «ты».

– Значит, за этим и приехал? Деньги привез?

– За этим и приехал.

– А кому остальные деньги отойдут? – спросил Попов.

– У Виктора ещё родственник имеется.

– А-а-а. Вон оно как.

Дядя Коля был растроган до глубины души. Перед смертью племянник вспомнил о нем, распорядился денег дать. Но в сердце засела острая заноза. Если ему полагается одна часть Витькиных денег, то каким же родичам отойдет другая половина? Есть ещё двоюродный дядька, который живет где-то далеко и, по сухам, совсем не бедствует. Того дальнего родственника Попову в глаза видеть никогда не доводилось.

Он налил ещё по стопарю, выдавил из себя мутную слезинку, предложил выпить за светлую память безвременно ушедшего племянника.

– Остальные деньги при тебе? – Попов закусил кислым огурцом.

– Вон, в портфеле.

– Значит, прямо от меня к тому родственнику двинешь?

– Прямо от вас, – Тимонин забыл закусить.

– А надолго ты ко мне? – не отставал с вопросами Попов. – Дня два хоть поживешь?

– Дня два поживу.

Тимонин вышел на крыльцо и долго смотрел, как в вечерних сумерках над лесом поднимаются столбы темно серого дыма. Затем он залез на чердак, бросил на сено сшитое из лоскутов ватное одеяло, повалился на него и захрапел.

Дядя Коля заснуть не мог. Он зажег свет, занавесил окна. Усевшись на полу, разложил деньги веером, четыре раза пересчитал. И каждый раз от волнения сбивался со счета, сума выходила разная. Но все равно, что так, что эдак, – чистая астрономия. При свете электрической переноски дядя Коля выкопал в огороде яму, завернув деньги в целлофан, затолкал в большую банку из-под краски и закопал. Вернулся в дом, лег на лавку и уставился в потолок.

Спустя полтора часа он вскрикнул, вскочил на ноги. Выбежав на огород, откопал банку. Время до утра дядя Коля провел в раздумьях: где хранить свалившееся с неба огромное состояние? Но так ничего путного и не придумал. Только затолкал банку в рюкзак на место, прежде занятое бутылками с самогоном, а рюкзак забросил на антресоли в кухне. Тут деньги хоть на виду. Душе спокойнее.

Утром Тимонин проснулся с головой тяжелой, как двухпудовая гиря. С чердака было видно: дымные столбы подошли ещё ближе к деревне.

Невыспавшийся дядя Коля все утро ходил смурной, сам не свой. Он боялся надолго отходить от кухни, где спрятал деньги. Но, с другой стороны, кого тут опасаться? Тимонин, ясно, не возьмет. Ему своих денег девать некуда. А на всю деревню осталось, может, три слепых старика и туговатый на ухо Семен, молодой мужик, единственный друг и собутыльник дяди Коли. Из опасений за избу и другое имущество Семен не пожелал уезжать с сельчанами в пионерский лагерь и теперь мучился в деревне.

Поздним утром Попов похмелил гостя все тем же самогоном, напоил Тимонина квасом и усадил перед телевизором. Пока два политических комментатора, сменяя друг друга, промывали Тимонину воспаленные мозги, дядя Коля бродил по огороду от дерева к дереву, от куста к кусту, перекладывал лопату из руки в руку. Окапывая засохшую, уже неживую смородину, он решал для себя непростую задачу.

Теперь, когда впереди замаячили лишь болезни, нищая старость другие прелести одинокой сельской жизни, сам Бог послал такой шанс… Портфель Тимонина полон денег. И о том, что приятель покойного Витьки находится здесь, в Черниховке, никто не знает. Так сказал сам Тимонин. Итак, портфель с деньгами на одной чаше весов, а на другой что? Сущий пустяк – человеческая жизнь.

Темные мысли копошились в голове Попова, как черви в сырой могиле. Картины, одна соблазнительнее другой, рожались и гасли. Попов видел себя столичным жителем, в новой прекрасной квартире с видом на Москва реку. Обстановочка по самому высшему разряду. Полированная мебель, двуспальная тахта с обивкой в цветочек, столик на колесиках и множество других очень цененных, даже роскошных вещей, которые доводилось видеть на журнальных картинках, наполнили новое жилище Попова.

Обед дяде Коле подавала женщина его мечты: молоденькая полнотелая вафлерша с большими титьками в коротеньком халатике, обнажавшем крутые бедра, и нейлоновом голубоватом парике. А что? С такими деньгами к немолодому дяде Коле столько баб прилипнет, хоть в шеренгу строй и выбирай на конкурсной основе.

Одно плохо, и большие деньги кончаются быстро. Не успеешь порадоваться всему этому празднику, а в кармане дырки. А в тех дырках опять ветер гуляет. Вот если бы та вторая доля, предназначенная не поймешь кому, до адресата не доехала… Если бы всю сумму, что лежит в портфеле Тимонина, сразу дяде Коле… Тогда можно ещё не так развернуться. Тогда бы и до конца жизни хватило, до глубокой старости. А его будущей пенсией пусть почтальонша из района свой худосочный зад вытрет.

Попов напрасно соблазнял себя, в душе он все уже решил. Осталось обдумать детали, так сказать, технику исполнения приговора. Решено, Тимонин никуда из деревни не уедет. Останется тут навечно. Была бы волына или ружье, все можно кончить за секунду, одним выстрелом. Но придется дорогого гостя ублажить топором или ножом.

Лучше бы сделать все ночью. Сонного Тимонина обухом по репе. Но есть одна заминка. Гость спит на чердаке, и вниз на ночь спускаться не хочет, говорит, наверху хорошо, соломой пахнет. Там, на чердаке, к нему не подступиться: от шорохов, скрипов лестницы Тимонин наверняка проснется. Да и топор на чердаке высоко не занесешь, потому что крыша совсем низкая. А если ножом? Им темноте ещё попасть надо в то место, куда метишь.

Но это полбеды. Как ни крути, одному с Тимониным, крепким мужиком, трудно сладить. Нужна помощь. Чтобы наверняка. Нутром Попов чувствовал, что глуховатый Семен не откажется от предложения пособить в мокром деле. Переступит через кровь. Семен сам прошел через зону, отсидев трешник за изнасилование малолетней девчонки по тогдашней срамной сто семнадцатой статье. Насилие девчонки не убийство, – рассудил дядя Коля, – но раз уж коготок увяз, всей птичке пропадать. Семен подпишется…

Попов заглянул в дом, убедился, что гость сидит на лавке, не отрывая пустого взгляда от экрана телевизора.

– Сейчас я за картошечкой схожу, – помахал рукой дядя Коля. – Сварим и с соленым огурчиком её. А то моя-то совсем меленькая.

– Сходи, – тупо кивнул Тимонин.

Попов взял в сенях пустое ведро, вышел на улицу, затопленную дымом. Прошагал метров сто, свернул во двор Семена.

Глуховатый Семен слыл в округе недалеким человеком, готовым ради копейки матерь родную на вилы насадить. Но мать Семена, на её же счастье, скончалась, не дождавшись, когда сынок повзрослеет, войдет в силу. Дядя Коля вошел в избу соседа, потопал ногами у порога. Семен, отъевшийся, мордастый, одетый в изодранную майку, разложил на газете шестеренки и винтики, чинил будильник.

Попов подумал, что такими татуированными ручищами не часики ремонтировать надо, а сейфы потрошить. Поставил на пол ведро, сел к столу и начал с безобидного вопроса.

– Видел, ко мне какой гусь приехал?

– А, чего говоришь? – заорал Семен и приложил к уху раскрытую ладонь. – Громче.

Попов набрался терпения и начал по порядку. Сейчас в деревне никого, а тут жирная залетная птица. Если по-тихому кончить дело, никто не узнает. Ведь в деревне и во всей округе, считай, ни души нет.

– Чего ты хочешь? – не мог взять в толк Семен.

– Ящик хочу ему стругануть, – злился дядя Коля на чужую тупость.

Разговор отнял долгих два часа. Семен туго соображал, часто переспрашивал и чесал плешину.

Попов не торопясь объяснил ситуацию по второму разу, напрямую объяснил, без недомолвок. Разумеется, рассказыл Семену о портфеле, полном денег. Бабки они поделят после дела по справедливости. Кроме того, Семену достанутся новенькие «Жигули», на которых приехал Тимонин, ведь Попову машина без надобности. А Семен мечтал хоть развалюшку какую приобрести.

А уж потом они заживут… Господи, да это вовсе не жизнь, а малина со сливками. Даже самогонку бросят пить, будут брать только государственную водку. А за ней на машине ездить. С ветерком. Только номера надо новые изготовить. Так Семен на все руки мастер. Номера для него – плевое дело.

Дядя Коля неспешно плел цветистую ткань своего повествования и наблюдал, как в глазах глухого Семена разгорается адское пламя. Все, клюнул мужик.

– Ну, чего скажешь? – спросил Попов.

– А что, если его хватятся? – Семен забыл о сломанном будильнике. – Если искать твоего Тимонина станут?

– Ну, в крайности, чтобы следы замести, можно всю деревню спалить, – проорал Попов. – Только этого не потребуется.

Ударили по рукам. Дядя Коля стал излагать детали задуманного предприятия. Время в запасе есть, они все успеют сделать без особой спешки, с умом. Сегодня же, едва стемнеет, Семен отправится на свалку, за колючую проволоку. Выроет глубокую могилу. Там труп и с собаками не сыщут. Местные бояться на территорию свалки заглядывать, обходят это место за пять верст. Даже милиция, получив приказ, туда не сунется.

Когда Семен вернется, пусть наточит штык от карабина. Тот самый, которым режет свиней. И топор тоже наточить не мешает. Завтра Семен наденет чистую рубаху, а не рваную майку, побреется и зайдет к дяде Коле, якобы по какому-нибудь соседскому делу. Но не с самого утра, к вечеру пусть заходит. Часам к шести. Этот визит не вызовет подозрений гостя. Наточенный инструмент пусть положит в ведерко и оставит за порогом.

До этого времени дядя Коля напоит Тимонина самогоном, чтобы тепленьким его резать. Выбрав момент, они вместе навалятся. И в четыре руки его кончат. А дальше не станут темноты дожидаться. Вечером же на санках оттащат труп на свалку.

Сбросят тело в могилу, польют солидолом и подожгут. В случае чего, чтобы опознать не смогли. Когда тело сгорит до костей, забросают останки землей, разровняют могилу. Потом вернутся в дом дяди Коли, смоют кровь с пола. На этот случай у Попова имеется пакет со стиральным порошком. А там останется разделить деньги и отогнать к Семену на двор «Жигули».

Закончив разговор, дядя Коля слазил в погреб и насыпал полведра крупной картошки, покормить гостя.

– Дело сделаем, сочтемся, – пошутил он.

– Чего? – заорал Семен.

Дядя Коля только махнул рукой и закрыл за собой дверь.

Оставшись один, Семен почувствовал давно не испытанное волнение. Он поднялся на ноги и стал мерить шагами избу. За исход будущего дела он не волновался. Вместе с дядей Колей они этому московскому фраерку кровь пустят в легкую, без проблем. Без соли съедят и не подавятся.

Но вот будет дальше? Рано или поздно лесные пожары закончатся, сельчане вернутся в деревню. Как объяснит им Семен, забывший, когда в руках копейку держал, свое неожиданное богатство? Эту новую машину у себя на дворе? С каких прибытков он купил «Жигули»?

Семен долго вздыхал, тер ладонью небритые щеки. Может, прав дядя Коля? Надо сжечь всю деревню вместе с оставшимися здесь тремя стариками. Спалить к чертям собачим, а самому сесть в автомобиль и покатить, куда глаза глядят, за красивой жизнью, за лучшей судьбой. Пожару в деревне никто не удивится. А Семена искать не станут, напишут, что без вести пропал. Или что там у них пишут в таких случаях. Что ж, так тому и быть. Говорят, Черниховка на этом месте двести лет простояла. Но вот и её срок кончился.

Приняв решение, Семен принялся за дела. Достал из-под стола штык от карабина, финский нож, из ящика с инструментом выбрал топор потяжелее, напильник и брусок. Сев на лавку начал с топора. Когда кончил точить инструменты, вытащил из прохладного погреба канистру с солидолом, разлил жидкость по десятку литровых бутылок. Запечатал горлышки бумажными затычками.

Когда стемнело, сунул в карман кусачки, вышел из дома, притворив дверь на сухую ветку. Положил на плечо лопату, взял в руку керосиновую лампу. Проходя мимо дома дяди Коли, остановился, долго полировал взглядом синенькие «Жигули». Машину, словно женщину, хотелось погладить руками, но Семен переборол желание. В освещенном окне он увидел дядю Колю, уже порядком захмелевшего, подперевшего голову ладонью, и московского гостя. Устроившись за столом посередине комнаты, они пили самогон, закусывая крупной разваристой картошкой.

Семен вздохнул, облизнулся и пошел своей дорогой. Дойдя до свалки, он перегрыз колючую проволоку кусачками, углубился в территорию метров на триста, выбрал место, загороженное со всех сторон кустами, стал копать. К половине двенадцатого ночи глубокая могила для Тимонина была готова.

Погасив лампу, Семен перекурил, усевшись на куче земли. Затем той же дорогой вернулся к себе в избу. Он упаковал в нейлоновую сумку пять бутылок солидола, пошел обратно на свалку. Спрятал бутылки в кустах рядом с могилой. Этой дрянью они польют труп Тимонина, чтобы весело горел. Еще по бутылке бросят в те дома, где отсиживаются деревенские старики. А двери палками подопрут снаружи, чтобы не выбежали. Они свое пожили, надо освободить место молодой поросли.

Во втором часу ночи утомленный хлопотами Семен лег в постель, но сон не шел. От рук пахло соляркой, в воздухе стоял дым, а в сердце росла беспричинная тревога. Ничего, теперь осталась самая малость. Дождаться завтрашнего вечера. А уж завтра…