"Экзорцист" - читать интересную книгу автора (Корнев Павел Николаевич)Часть первая Люди и бесы1Почтовая карета прибыла на главную площадь Ронева, когда городские часы – одна из двух городских достопримечательностей, – отбивали полдень. Делали они это словно нехотя: медленно, с долгими перерывами между разносившимся над крышами домов звоном медного гонга. Механизм часов давно следовало перебрать или на худой конец смазать, но у магистрата до этого никак не доходили руки. У магистрата вообще до много не доходили руки – такие уж это были люди. Под стать часам: неторопливые, привыкшие делать лишь то, что отложить на завтра уже нет никакой возможности. Да другого от них и не требовалось. Как-то незаметно переросший из захудалого поселения в коронный город, Ронев существовал и худо-бедно развивался только благодаря своей второй и главной достопримечательности – королевской тюрьме. Сейчас уже не верилось, но когда-то Марна была настолько велика, что в тюрьме не хватало свободных камер. Заключенные ломали мрамор и малахит, добывали медную и серебряную руду на местных рудниках, и разросшийся вокруг тюрьмы городок процветал. Но рудники иссякли, и как-то незаметно ушло в прошлое былое благополучие. Благополучие ушло, а тюрьма и королевский гарнизон остались. Горожане затянули пояса, но привыкли. Так и жили: без излишеств, зато с уверенностью в завтрашнем дне. Все верно: преступники на их веку точно не переведутся. Дежурившие на площади стражники были истинными детьми своего города – обрюзгшие от дармового пива дядьки в мятых форменных плащах составили алебарды к ограде занимаемого королевской почтой особняка и отчаянно скучали, дожидаясь конца смены. Караул на главной площади считался чем-то вроде наказания: целый день торчать на глазах у начальства и важных шишек из магистрата было серьезным испытанием для привыкших к куда более вольной жизни блюстителей порядка. Поднятые воротники плащей и нахлобученные по самые уши широкополые шляпы худо-бедно защищали от порывов студеного осеннего ветерка, но когда тусклое солнце скрывалось за серыми кучевыми облаками, становилось и вовсе тоскливо. Поэтому при появлении из почтовой кареты экзорциста начальник караула просто опешил от такой несправедливости. Высокий, похожий на пугало в своем кожаном плаще до пят и широкополой шляпе экзорцист одним своим видом вызвал у уныло переглянувшихся стражников изжогу. Мало того, что с самого пользы, как с козла молока, так еще и в карету с ним никто из добрых подданных короля Альберта Второго – да продлят Святые годы его жизни! – в здравом уме не сядет. Только по большой нужде. А значит, с путешественников сшибить пару момент точно не получится. Плакал сегодняшний калым… Прекрасно понимая, какое впечатление произвел на оробело пялившихся на меня стражников, я поднял руку и требовательно прищелкнул пальцами. Перчатки из толстой кожи смягчили щелчок, и прозвучал он едва ли громче звона нашитых по краям шляпы и швам плаща серебряных колокольчиков, но начальник караула моментально оказался рядом. – Чем могу служить, господин экзорцист? – пялясь на носки своих пыльных сапог, выпалил он. – Как пройти к ближайшему постоялому двору? – вытащив из кареты увесистую дорожную сумку, спросил я. Из-за закрывавшей низ лица кожаной полумаски голос прозвучал глухо, и стражник вздрогнул от неожиданности. Совсем они здесь запуганные. На полдень отсюда все не так. В Стильге перед законом все равны. Даже братья-экзорцисты ордена Изгоняющих. На словах, конечно, но и это немало. – Из приличных, конечно, не какой-нибудь притон. – Прямо по улице, господин экзорцист, – указал куда-то за карету десятник. – Как рынок пройдете, так сразу постоялый двор будет – «Жареный петух», мимо не пройдете. – Держи. – Я подкинул в воздух мелкую серебряную монетку, нисколько не сомневаясь в ее дальнейшей судьбе. Но нет – стражник промахнулся, и грош звякнул о брусчатку. Совсем они тут мышей не ловят. И не думаю, что в гарнизоне дела лучше. Сожрут их. Или Стильг, или полуночный сосед – Норвейм. Да и между собой эти малые королевства, великие княжества и прочие вольные баронства перегрызться могут запросто. – Благодарю, господин… Не слушая, я закинул на левое плечо ремень сумки и двинулся в указанном направлении. Узконосые сапоги – не такие уж и неудобные, как могло показаться на первый взгляд, – цокали по брусчатке набойками, в тон им звенели многочисленные серебряные колокольчики. Цок-цок. Диги-дон, диги-дон. Цок-цок. Диги-дон… Неудивительно, что все встречные заблаговременно переходили на другую сторону дороги, поспешно заскакивали в проулки и старательно отворачивались, боясь даже взглянуть в мою сторону. Ну как же – нельзя взглядом с экзорцистом встречаться, никак нельзя! Если уж они одержимого бесами, просто посмотрев в глаза, зачаровать могут, то страшно даже подумать, что с простым человеком станет. Вот и от звона их колокольчиков молоко скисает… Вскоре камни брусчатки под моими ногами сменили гнилые доски мостовой, и цокот набоек стих. Но жителей Ронева так легко оказалось не провести, и они продолжили шарахаться от меня почище, чем от мытаря. Как дети малые… Впрочем, на огибающей рынок улочке прятаться было особо некуда, и горожане торопливо жались в разные стороны, стараясь ненароком не коснуться моего плаща. В шуме и гаме торгового района звон колокольчиков почти потерялся, но, уловив на миг сбившийся перезвон, я, не оборачиваясь, ткнул назад локтем. А, крутнувшись на месте, добавил ребром ладони. Второй удар вышел смазанным: пытавшийся срезать колокольчик у меня со спины шельмец согнулся, зажимая сломанный локтем нос, и получил не ребром ладони по шее, а серебряной накладкой на обшлаге рукава по лбу. Повезло. Совсем еще молоденький парнишка, распластав руки, навзничь рухнул в дорожную грязь, но никто из прохожих даже не замедлил шага. Разве что замерший в подворотне соседнего дома крепкий парень сунул руку под рваную куцую куртку, но перехватил мой взгляд и решил не дергаться. Умный мальчик. Больше ничего интересного по дороге до «Жареного петуха» не приключилось. Да и что интересного может случиться в этом вшивом Роневе? Дыра! И если уж разобраться, то вся их Марна – одна сплошная дыра. Будем надеяться, что хоть клопов на постоялом дворе нет. На вино приличное точно рассчитывать не приходится. Да оно и к лучшему. Следивший за фыркавшими у коновязи лошадьми малец при моем появлении как ошпаренный бросился в дом, так что хозяин постоялого двора успел выйти из кухни и встретил меня в обеденной зале. – Господин экзорцист… – То ли сутулый от природы, то ли слегка горбатый мужчина торопливо вытер руки о грязный передник и наверняка собирался заявить, что его скромное заведение недостойно принимать у себя столь важную персону, «а вот на соседней улице…», но замолчал сбитый с толку звоном серебряных колокольчиков. Дин-дигидон-дин-дигидон. – Таз горячей воды и обед принесешь в комнату, – не дав ему времени собраться с мыслями, заявил я. Уже обращал внимание – перезвон нашитых на одежду колокольчиков зачастую не дает сосредоточиться и самым обычным людям. На бесноватых тоже должен действовать неплохо. – Съеду завтра. – А… – решил прояснить вопрос с оплатой содержатель постоялого двора. – Или мне спуститься пообедать сюда? – оглядел я просторную залу. – Прошу, – пискнул моментально прикинувший возможные убытки хозяин. Его понять можно: мало того, что постояльцы разбегутся, так еще и слушок нехороший запросто может по городу пойти. Никто ведь не поверит, будто экзорцист здесь всего лишь на ночь остановиться решил. – Проводи господина в угловую комнату, живо! – На втором этаже? – шмыгнул носом получивший подзатыльник мальчишка. – На втором занята. На третьем, – зло прошипел хозяин и, уже улыбаясь, мне: – Когда изволите отобедать?.. – Неси. Вина… Вина не надо, – поправив врезавшийся в плечо ремень сумки, я направился вслед за мальчишкой. Комната оказалась вполне себе ничего. Два окна, широкая кровать. В углу стол с заправленной лампадой. На стене рядом с рукомойником – отшлифованная железная пластина. Разве что камин не затоплен, но холодно ночью быть не должно. Молоденькая служанка – весьма симпатичная, если бы не побледневшее от страха личико, – принесла свежее постельное белье, переправила кровать и чуть ли не бегом выскочила из комнаты. Дура. Следом забежал давешний малец и поставил на пол у рукомойника бадью с горячей водой. Дождавшись хозяина с обедом, я запер дверь и на всякий случай подсунул под нее заранее припасенный деревянный клин. Повесил на стул опостылевшие за время путешествия плащ и шляпу, кинул поверх полумаску и перчатки. Сапоги отправились в дальний угол комнаты, пояс с парой ножей заслужил более уважительного обращения, а вот кожаные штаны, жилетка и теплая рубаха… Нет, так не пойдет – мало ли в какой спешке собираться придется. Аккуратно сложив одежду, я намылил подбородок, разложил вытащенную из сумки бритву и принялся соскребать колючую рыжую щетину. Отражение на отполированной железной пластине отчаянно кривлялось, и все же лучше так, чем опять бриться вслепую. Много времени на приведение себя в человеческий вид не понадобилось, и, ополоснув лицо холодной водой, я снял крышку со стоявшего на подносе блюда. Что у нас здесь?.. Фаршированная щука. Плюс пара вареных яиц, два ломтя белого хлеба, зелень и кувшин с холодным пивом. Неплохо. Очень даже неплохо. Расправившись с обедом, я вытащил из сумки три обтянутых кожей фолианта и переставил один из стульев поближе к окну. Пока не стемнело, стоит немного самообразованием заняться. Чуток почитаю – и спать. Денек завтра будет не из легких. Вот только с чего начать? «Духи, бесы, призраки и особенности изгнания оных», «Бесноватость, как она есть» или «Ритуалы изгнания младших бесов»? Ладно, начну с «Бесноватости…», а там видно будет. Хорошо бы, конечно, переодеться в нормальную одежду, спуститься вниз да гульнуть как следует. Потом вернуться хоть с той же пугливой служаночкой и кувшином приличного вина и… Ну нет – никаких «и»! Сегодня придется обойтись пивом и книгами. Не самая лучшая компания для молодого здорового организма, но могло быть и хуже. И уж точно будет хуже, если завтра с утра не смогу с похмелья голову от подушки оторвать. Так что книги, книги и еще раз книги. А потом – спать. Разбудили меня на рассвете. Получив мелкую медную монету, хозяйский мальчишка не подвел и заколотил в дверь еще до первых петухов. Отчаянно зевая и ежась от прикосновения к телу холодной кожи, я наскоро оделся, прицепил на пояс ножны с серебряным серпом и достал полумаску. Вроде все. Ага! Совсем забыл. Нашарив на дне сумки пару длинных, слегка изогнутых кинжалов, спрятал их под плащ. Думаю, заметно быть не должно. Да даже если и углядит кто – не страшно. Имею право. Утром Ронев показался еще более неприглядным, чем вчера по приезде. Уж не знаю, как такое могло быть, но те же самые дома и улицы сегодня вызывали неприкрытое отвращение. Грязь, серость и покрывающая все тень безнадеги. Или дело во мне? Поправив ремень сумки, я задумался и пришел к выводу, что не стоит забивать голову всякими глупостями. Надо сосредоточиться на деле. Как-никак я в этот городишко не развлекаться приехал. И только под конец прогулки по словно вымершему городу я понял, что выводило меня из себя с самого начала. Тишина. Предрассветная тишина пуховой периной накрыла Ронев, и даже звон серебряных колокольчиков не мог разорвать ее мертвой хватки. А вот когда городок начал оживать – захлопали ставни, загромыхал подковывавший лошадей кузнец, забрехали на ранних прохожих собаки, – сразу стало легче. Будто из дурного сна в нормальный мир вернулся. Какая тишина, какие кошмары? Захолустье, оно захолустье и есть. Стороживший калитку у ворот тюрьмы стражник завернулся в плащ и прислонился к стене в небольшом, защищенном от дождя и ветра закутке. Впрочем, показное разгильдяйство оказалось насквозь мнимым – дежуривший в будке караул внимательно приглядывал за своим выставленным на улицу собратом. – Стой, кто идет! – перехватив алебарду, завопил молодой парень. Из-за дождя звона моих колокольчиков он не расслышал, а потому изрядно перепугался, углядев вынырнувшую из водной пелены фигуру в длинном плаще. – Замри, говорю! – Ты часом не слепой? – не останавливаясь, поинтересовался я. Дрянная погода, как и предстоящее дело, вовсе не самым лучшим образом сказалась на моем настроении. – Где начальник караула? – Проходите, господин экзорцист, – лязгнул зубами служивый. И когда решил, что его уже не расслышат, горестно вздохнул: – Еще один! Принесла ж нелегкая… Резко остановившись, я обернулся, но парень отвернулся и упорно делал вид, что проглотил язык. Ничего не оставалось, кроме как распахнуть дверь караулки. – Вы по делу, господин экзорцист? – поинтересовался начальник караула, сидевший у печки, в которой весело трещали поленья. Пузатому дядьке было на вид лет сорок, черные глаза внимательно пробежали по моей фигуре, лишь на миг задержавшись на серпе. – Да. – Я положил сумку на пол и вытащил из нее футляр со списком письма коменданта тюрьмы. – По делу. – А! Так вы из-за бесноватого, будь он неладен! – вернул мне письмо старший, едва глянув на бумагу. – Опоздали, господин экзорцист. Брат-экзекутор из Пламенной Длани уже с час как приехал… – Уверен? – подался вперед я. – Да разве ж их с кем спутаешь? – с довольным видом развел руками охранник. – И письмо у него тоже было. – Отведите меня к коменданту, – распорядился я. Дело оборачивалось хуже некуда. Набравший большую силу на полуночи, особенно в Норвейме и соседних королевствах, орден с бесноватыми не церемонился. Те, кому повезло, заканчивали свои дни на костре, а вот кому не повезло… Ладно, не будем о печальном. – Не могу, – пожал плечами начальник караула. – Дела у вас, господин экзекутор, получается, уже нет, а господин комендант страсть как не любит, когда его беспокоят без должной причины. – Немедленно! – скрипнул зубами я. – Сию минуту! – вскочил на ноги стражник. Уж не знаю, что он сумел разглядеть в моих глазах, но с лица заметно сбледнул. Выходит, все верно разглядел. – Яр, проводи господина экзорциста… Внутренний двор, решетка, длинный темный коридор, открытый переход, лестница на второй этаж, караулка, снова коридор. Путь до коменданта отложился в моей памяти плохо: в голове стучала одна только мысль: опоздал, опоздал, опоздал! Ни чад факелов, ни вонь тюремных помещений не были способны ни на минуту отвлечь от заставлявшего бешено колотиться сердце предчувствия. Неужели все? Или еще что-то можно сделать? Рывком распахнув дверь в секретарскую коменданта, охранник представил меня заспанному писарю и моментально умчался прочь. В полутемном помещении, кроме секретаря и двух охранников, никого не было, и я вновь скрипнул зубами. – Как вас записать, господин экзорцист? – прикрыв рот ссохшейся от старости ладонью, зевнул писарь. – Так и запишите. – Я направился к двери в рабочий кабинет коменданта. – Брат-экзекутор у господина коменданта? – Да, он осмотрел бесноватого и только что вернулся… – кивнул старик и всполошился: – Но мне нужно имя! – Разве жалкий набор звуков может передать уникальность человеческой души? – не оборачиваясь, бросил я и уставился на перегородившего дорогу охранника: – Ну и? – С оружием нельзя, – указал на серп на поясе долговязый усатый ветеран. Якобы сонные глаза внимательно обшарили плащ, и, думаю, не совпади количество и форма колокольчиков с должными, сидеть мне в одиночной камере до скончания века. – Это ритуальная вещь, – возразил я и кинул сумку на пол. – Позволите? – Пожалуйста. – Проходите, – пропустил меня ветеран, после того как осмотрел покрытое черными символами серебряное лезвие, и, извиняясь, добавил: – Служба есть служба… – Пустое, – отмахнулся я и распахнул дверь. – Не пускаясь в пространные рассуждения, сразу могу сказать: ваш заключенный… – Закинувший ногу на ногу худощавый мужчина с щегольскими усиками при моем появлении запнулся, поднялся из придвинутого поближе к столу коменданта тюрьмы кресла и без лишних церемоний налил себе из графина вина. Пригубил рубиновый напиток и отсалютовал мне хрустальным бокалом. – Ваш заключенный меня не заинтересовал, но вот брат-экзорцист, думаю, с удовольствием уделит ему свое драгоценное время. – Уделю. – Я уставился на экзекутора. И какая нелегкая занесла его в эти края? Некстати, совсем некстати. – Вот и замечательно! – Щеголь допил вино и поставил бокал на стол. В отличие от меня, рабочее одеяние – короткую куртку, полностью закрывавшую лицо маску и длинный фартук (все черной кожи со множеством серебряных заклепок), – он успел сменить на коричневый камзол и бриджи для верховой езды. А вот для высоких заляпанных грязью сапог замены не нашлось, да и потертые ножны с саблей на ремне тонкой выделки тоже служили своему владельцу явно не первый год. Из благородных? Должно быть. Тонкие черты лица, изящные пальцы, длинные, слегка вьющиеся волосы. Движется легко, будто танцор или опытный фехтовальщик. Такой своего не упустит, так какого черта он работу на меня перекинул? Что-то заподозрил? – Благодарю за гостеприимство, но позвольте засим с вами раскланяться… – Не останетесь на завтрак? – с легким разочарованием в голосе уточнил, вслед за гостем поднявшись на ноги, обрюзгший комендант, который не обратил на меня ни малейшего внимания. Ну, это и понятно: вон дворянский перстень на пальце. Скучно ему тут, бедолаге. Только вот человек его круга заглянул, и надо ж такому случиться – сразу уезжает. – Дела, дела. – Экзекутор махнул на прощание шляпой с длинным синим пером и остановился в дверях. – Надеюсь, кто-нибудь донесет мои вещи до кареты? – О чем речь! – всплеснул руками комендант. – Эдмунд, ты слышал? – Да, господин комендант, – откликнулся из коридора тот самый ветеран. – Потом проводи господина экзорциста до камеры его сиятельства, – не стал тратить на меня время комендант и потянулся за графином с вином. – Будет исполнено. – Если что-то понадобится, обращайтесь к старшему надзирателю. – Хозяин кабинета наполнил свой бокал. – Непременно, – все еще не веря в такую удачу, кивнул я и вслед за охранником, сгребшим в охапку одеяния экзорциста, направился на выход. – Непременно… Камера бесноватого находилась в тюремном подвале. Нет, вряд ли «подвал» – это подходящее слово. Подземелье?.. Тоже не то. Вполне возможно, будь у меня немного свободного времени, я бы сумел подобрать подходящее название каменному мешку, запрятанному в самом дальнем уголке нижнего тюремного уровня, но, честно говоря, сейчас единственным желанием было убраться отсюда подобру-поздорову. Пока есть такая возможность. Едва разгоняемая чадящими факелами тьма, пронизывающий даже сквозь плащ холод, постоянно капающая с потолка вода и невыносимая вонь делали пребывание тут сродни заточению в чреве ледяного дракона. А то и того похуже… И ладно бы здесь одних бесноватых содержали – так нет, тут и одиночные карцеры, тут и казематы смертников. Понятно, что обитатели ни первых, ни вторых апартаментов здесь надолго не задерживаются, но и пару дней пребывания в таких условиях без ущерба для собственного рассудка мог выдержать далеко не каждый. Впрочем, застенки для душевнобольных особым комфортом тоже не отличались. – И давно он в таком состоянии? – поморщился я из-за все-таки промокших сапог, когда отвечавший за тюремный подвал старший надзиратель собственноручно отпер дверь в камеру к бесноватому. Сделал он это без особой опаски: открывшийся дверной проем перегораживала добротная решетка. Почти не ржавая, что по местным меркам – нечто из ряда вон. Еще и петли маслом смазаны! – На второй день, как сюда привезли, припадок приключился. Получается, завтра полная неделя будет, – припомнил державший факел Эдмунд. – Сначала решили, умом повредился, а главный медик ни в какую: одержимость это. Думали, настоятель монастыря поможет, да только не взялся он беса изгонять. – К стулу, говорю, давно его привязали? – уточнил вопрос я. Руки и ноги очень худого мужчины лет сорока были примотаны кожаными ремнями к добротному дубовому стулу, намертво приколоченному железными штырями прямо к полу. По всклокоченной бороде текли слюни, черный зрачок растекся почти во весь правый глаз. Левый глаз был закрыт, и из него сочились редкие слезинки. На первый взгляд бесноватый ничем не отличался от какого-нибудь запойного мужика, но ведь внешность обманчива, не так ли? – А! Это! – фыркнул охранник коменданта. – Перед приходом экзекутора. Господин комендант распорядился. – С час назад, – уточнил старший надзиратель. – У меня все отмечено. – Отпирайте, – тяжело вздохнул я. – Экзекутор-то чего делал? – Ходил, смотрел, пальцем в глаз вон залез. – Надзиратель начал подбирать ключ к замку решетки. – Еще жег чего-то, только-только вонь выветрилась… – Пусть жаровню принесут, – пропустив вперед Эдмунда, я прошел в камеру и обошел вокруг стула с бесноватым. Тот на наше появление никак не отреагировал и продолжил качать головой из стороны в сторону. – Говорил чего экзекутор? – Бормотал что-то себе под нос. – Уже кликнувший помощника старший надзиратель повесил кольцо с ключами на пустующий крюк для факела. – Но ничего путного. Шибко слова умные были. А потом и вовсе наверх отправился. – При его разговоре с господином комендантом вы присутствовали, – напомнил мне Эдмунд. – Присутствовал, – кивнул я. Но тоже ничего не понял. Орден Пламенной Длани с фанатичной устремленностью уничтожал бесноватых по всей полуночи, а тут вдруг такая разборчивость. По спине вновь пробежали мурашки. – Этого за что сюда? – Заговор против его величества Альберта Второго учинил, – просветил меня охранник коменданта. Одержимый открыл второй глаз и зарычал. – Всех на плаху, а у господина маркиза слишком благородная кровь оказалась. На пожизненное к нам отправили. – Понятно. – Присев рядом с принесенной жаровней, я вытащил из сумки несколько перевязанных тесьмой пучков трав и кинул на угли. Перебивая вонь, по камере распространился едкий аромат полыни. Моментально закашлявшийся бесноватый вместе с кровью выплюнул несколько фраз на неизвестном языке. – Я это… Позовете! – выскочил в коридор старший надзиратель. – Факелов пусть принесут! – крикнул ему вдогонку я. Добавил на угли несколько засохших комочков сосновой смолы, полпригоршни истолченного листа зверобоя, крапивы и чертополоха. Этого явно было недостаточно, и, сковырнув пробку, я поднес к носу маркиза бутылек черного стекла. Бесноватого начало трясти, зрачки уменьшились и стали размером с булавочные головки, а глаза налились кровью. Стул затрещал, на руках набухли вены, ремни глубоко врезались в кожу. Казалось, еще немного, и заключенный разорвет путы, и обеспокоенный Эдмунд несколько раз для пробы взмахнул короткой дубинкой. – Стой, – одернул его я и накинул на шею маркиза ожерелье с оправленными в серебро изумрудами, янтарем, бирюзой и несколько неуместно смотревшимся здесь змеевиком. На заключенного будто ушат холодной воды вылили. Он сразу обмяк, а из уголка рта вновь потянулась тоненькая струйка слюны. – Извините, если отвлекаю, господин экзорцист, – охранник коменданта отошел к двери, когда прибежавшие стражники закрепили на стенах факелы и в камере сразу посветлело, – но отчего люди становятся одержимыми? – Да как вам сказать? – Я обильно посыпал пол серым порошком из провощенного пакета, и влажный камень моментально высох. Потом достал широкую кисть с беличьим ворсом и принялся сметать в сторону образовавшийся бурый налет. – Что бы ни твердили проповедники, никто толком не знает. Основатели моего ордена были убеждены, что в людей вселяются бесы. Экзекуторы, будь они неладны, во главу угла ставят нравственную чистоту человека. Будто бы все от греховных помыслов, которые притягивают к себе еще большую скверну. – И поэтому нет смысла бесов изгонять, раз причина в человеке? – догадался Эдмунд. – Надежней отправить на костер. – Точно, – кивнул я и достал из сумки кусок известняка. Рукавом вытер зашмыгавший из-за холода и сырости нос и начал вписывать стул с маркизом в пентакль. Убедившись, что белые линии нигде не прерываются, обвел пятиконечную звезду неровным кругом и поднялся с колен. – Ну а мы хоть и не считаем, что бесноватые образец благочестия, но уверены: если кто-то получит второй шанс, хуже от этого не будет. – Вашим словам недостает уверенности, – покачал головой охранник. – Да ну? А чем я, по-вашему, занимаюсь? От нечего делать развлекаюсь? – Нет, просто брат-экзекутор был куда более убедителен, – смутился Эдмунд. – Фанатик, – хмыкнул я и вернулся к нанесению на пол сложной вязи ритуальных символов. – Он говорил, – парень пропустил мои слова мимо ушей, – будто изгнанная из одержимого темная сила не исчезает, а ищет новую жертву. При смерти же бесноватого она остается в мертвом теле. – Любопытная теория, – кивнул я, припоминая соответствующую главу пухлого тома «Бесноватость, как она есть». – А вот мой орден убежден, что изгнанный бес оставляет частичку себя в нашем мире и возвращается в преисподнюю ослабленным. Если же дело заканчивается смертью одержимого, то бес забирает с собой душу человека и становится сильнее. Именно поэтому бесноватые склонны к самоубийствам. – Почему бы вам не организовать философский диспут? – прищурился из-за заполнившего камеру дыма тлевших в жаровне трав Эдмунд, внимательно наблюдавший за тем, как я расставляю в вершинах пентакля свечи. – И мы и они слишком заняты своим делом, чтобы устраивать представления для развлечения черни и скучающих бездельников из благородных, – намеренно более резко, чем следовало, ответил я. Кто ты, господин охранник? И откуда такие слова умные знаешь? Поддашься на провокацию или промолчишь? Эдмунд промолчал. Я зажег все пять свечей, аккуратно снял с шеи одержимого ожерелье и принялся хлопками отбивать нехитрый ритм. Начавший было выкрикивать непонятные слова маркиз на шестом хлопке замолчал и до крови прикусил губу. И это было весьма кстати: от переходивших в истошные вопли криков закладывало уши. Окурив его дымом тлевших в жаровне трав, я раскрыл кожаный фуляр и осторожно, за тонкую цепочку выудил оттуда оправленное в серебро зеркальце. Бесноватый тут же завороженно уставился на монотонно раскачивающийся перед его носом амулет. Уставился страшно, мертво – двигались одни лишь зрачки, онемевшее же лицо своей отрешенностью теперь больше напоминало фарфоровую маску. В теории все просто: гипноз погружает человека в транс, и этот нехитрый вроде бы трюк лишает бесов возможности скрываться в глубинах чужого подсознания. Это в теории – « На практике дело обстояло несколько иначе: очень уж неприятный и болезненный процесс – изгнание потустороннего существа. Куда там вырыванию зубов и отрезанию конечностей! Тут человек сам становится полем битвы между бесом и экзорцистом, и зачастую одного только гипноза оказывается недостаточно, чтобы уберечь разум одержимого от разрушения. Не дожидаясь, пока маркиз окончательно перестанет осознавать реальность, я разжал специальным ножом его зубы и влил в рот заранее приготовленную микстуру. Обычное дело – даже опытные экзорцисты предпочитают подстраховаться. Куда уж мне! Думаю, Эдмунд сразу понял, что имеет дело с новичком. Отсюда и расспросы. Надо бы только прояснить один момент… Тяжело переведя дух, я бросил на жаровню новую порцию трав и обнажил серебряный серп. До конца ритуала изгнания оставалось еще немало, но сейчас приближался самый ответственный момент – факелы светят достаточно ярко и надо попытаться отсечь от маркиза его тень, чтобы лишить беса последней возможности бегства. « Взмах серебряного полумесяца, к моему немалому удивлению, и в самом деле заставил тени затрепетать. Рука ощутила странное сопротивление; почудилось, будто в камере посветлело, но тут в горле маркиза вдруг что-то заклокотало. Он судорожно сглотнул, захрипел и уронил голову на грудь. В голос выругавшись, я стянул перчатку, откинул длинные волосы с костлявой шеи бесноватого, но как ни старался, не смог уловить ни малейшего биения пульса. – Лекаря, быстро! – развернулся я к охраннику коменданта. – И старшего надзирателя зови! Живее! Эдмунд выскочил в коридор, рявкнул на стражников и сразу же вернулся. – Что с ним? – ошарашенно уставился он на обвисшего на стуле заключенного. – Мертв, – пожав плечами, как можно равнодушней буркнул я и начал тушить свечи. – Это понятно. – Охранник остановился перед пентаклем, не решаясь ступить дальше. – Но почему? – Такое иногда бывает. – Я принялся собирать свои вещи в сумку и, поняв наконец причину замешательства Эдмунда, подошвой стер часть прочерченного по полу круга. – Теперь можно. – Благодарю, – бросился тот к маркизу и сразу же убедился в правоте моих слов: заключенный действительно был мертв. – Но почему? – Возможно, бес успел полностью пожрать его душу, возможно, просто оказался слишком силен. – Заслышав топот ног в коридоре, я поторопился закрыть сумку и поднялся с колен. – Экзорцизм, как наука, еще находится в стадии становления. И мы не скрываем, что знаем пока слишком мало. – Умер?! – взвыл заскочивший в камеру старший надзиратель. – Это ж надо! Именно в мою смену! – Такое иногда случается, – как можно спокойней вновь повторил я. – Разве раньше бесноватые не умирали? – Раньше они умирали всегда. – Старший надзиратель хлебнул из кожаной фляги вина. – На костре при большом скоплении народа. А не в моем подвале! – Сколько помню, бесноватыми занимался тот самый экзекутор, которого вы встретили у коменданта, – объяснил Эдмунд. – От него никто ничего другого и не ждал. Королевским ревизорам хватало одной расписки… – Надеюсь, и моей будет достаточно, – хмыкнул я. – А тело? Это ж сколько мороки! – горестно вздохнул надзиратель и вдруг оживился: – Слушай, Эдмунд, а давай вытащим его во двор и сожжем, а? Никто ж не узнает, живой он был или мертвый! – Забудь, – отмахнулся от него охранник коменданта. – И готовь бумаги на передачу тела на тюремное кладбище. – Разве его не выдадут родственникам? – уточнил я, в принципе, имея представление о принятой в тюрьме процедуре. – Нет, – мотнул головой Эдмунд. – В королевском указе ясно звучало, что маркиз останется здесь навсегда. И смерть не является основанием для помилования. Его похоронят на тюремном кладбище. – Простых-то мы родственникам выдаем. – Захмелевший старший надзиратель снова приложился ко фляге и подмигнул. – За определенную мзду. А голытьбу всякую – прямиком в печь. Но у маркиза-то, у маркиза отдельная могилка будет!.. – Хватит пить. – Охранник коменданта вырвал у него флягу. – Старик учует – греха не оберешься! – Старик? – удивился я. – Главный медик, – буркнул Эдмунд. – Понятно. – Я отряхнул пыльные колени кожаных штанов. – Что за день такой сегодня? И что бы экзекутору за это дело не взяться? Вот удружил так удружил! – Сам удивляюсь, – кивнул Эдмунд. – Первый раз с ним такое. – Так, так, так. Что у нас здесь стряслось? – Растолкав не успевших податься в стороны охранников, в камеру заскочил маленький сухонький старичок в меховой шапке и теплом плаще. Потянув носом, он моментально обернулся к забившемуся в угол старшему надзирателю: – Пил? – За упокой его сиятельства, – не растерялся тот. – В рамках этикета… – Ну, смотри у меня, – погрозил пальцем лекарь, потом отвлекся на труп и сразу же позабыл обо всем на свете. Несколько минут он кружился вокруг сидевшего на стуле мертвеца, оттягивал ему веки, залезал пальцами в рот и наконец повернулся к нам: – Какие-то микстуры давали? – Да, – опередив меня, ответил Эдмунд. – Господин экзорцист изгонял беса и… – Понятно. Ослабленный организм маркиза этого просто не выдержал, – решил старик. – Значит, нам остается только убедиться, что он действительно мертв. – Убедиться? – не поверил собственным ушам я. – Разумеется, похоронить его светлость живым будет, по меньшей мере, неучтиво, – усмехнулся целитель и, заметив жаровню с углями, не раздумывая, сунул в нее широкий нож с обухом в палец толщиной. – Сколько хитрецов трупами прикидывалось! Но у нас свои методы… – Что за варварство? – чертыхнулся я, достал из сумки длинную спицу и насквозь проткнул еще не успевшую окоченеть кисть мертвеца. Крови не было, маркиз, разумеется, и не поморщился. – Какие доказательства еще нужны? – Впечатляет. – Лекарь вынул из жаровни нож с раскаленным докрасна лезвием. – Но мы уж по старинке… – Он легко опустился на одно колено, ухватил босую ступню мертвеца и сунул лезвие между мизинцем и безымянным пальцем. Шипение, вонь горелой плоти. – Вот и все. Теперь составим бумагу и передадим тело на кладбище. – Бумаги будем заполнять наверху? – поежился я. – Надеюсь, это не займет много времени. Мне надо успеть на вечернюю почтовую карету в Сарин. – Боюсь, господин экзорцист, ничего не получится. – Старик вытер пальцы о полу плаща. – С чего бы это? – насторожился я. – Нет уверенности, что ритуал изгнания доведен до конца, – как само собой разумеющееся заявил тюремный лекарь, который подозрительно хорошо знал правила ордена Изгоняющих. – В этом случае первую ночь экзорцист должен провести рядом с трупом, чтобы помешать бесу вновь завладеть лишенным души телом. – Ритуал был проведен надлежащим образом, – возразил я. – У меня имеются большие сомнения на этот счет, – твердо заявил старик. – И я лично поставлю в известность и коменданта и казначея. Хотите получить плату – придется присмотреть за трупом сегодняшней ночью. Хотя платить вам, господин экзорцист, особо не за что. – Ночь на тюремном кладбище? – обреченно вздохнул я. Вот черт! Терять целые сутки было никак нельзя. Особенно в свете последних событий. – Ночь. На кладбище, – отрезал лекарь. – И стандартная плата за изгнание увеличена не будет. – Твою мать! – тихонько, так чтобы никто не расслышал, выдохнул себе под нос я. – У меня есть предложение получше. – Сжечь труп? – обрадовался старший надзиратель, но сразу же заткнулся, когда его незаметно для лекаря ткнул в бок Эдмунд. – Вот, – вытащил я из сумки два потертых серебряных медальона размером с ноготь большого пальца и мешочек серебряных же гвоздей с крестообразными шляпками. – Медальоны положите на глаза, гвоздями заколотите гроб. И похоронить маркиза надо до заката. Советую с этим не тянуть. Да! К телу лишний раз лучше не прикасаться. Мало ли… – Этого будет достаточно? – взвесил в руке мешочек с гвоздями старик, сверливший меня пристальным взглядом. – Вполне, – кивнул я и закинул на плечо ремень сумки. – И не забудьте подготовить расписку о получении серебра. – Непременно. – Лекарь спрятал мешочек в кошель. – Эдмунд, проводи господина экзорциста в канцелярию, начинайте оформлять бумаги. Эй, бездельники! Ну-ка помогите… – Не тяните с похоронами, – еще раз напомнил лекарю я, направляясь на выход из камеры. – Не тяните!.. |
||
|