Тупицын ЮрийТропинка

Юрий Тупицын

Тропинка

Над черным полем космодрома поднялся к рыхлым серым облакам и повис пронзительный вой сирены.

Затем он внезапно оборвался, в облаках сверкнуло ослепительное голубое пламя, и десятки ветвящихся молний обрушились на космодром. Чудовищный грохот слившихся воедино громовых ударов потряс и разорвал влажный воздух. Молнии, бившие сначала вразброс, постепенно концентрировались у центра финиш-площадки, сливались вместе и образовали, наконец, гудящий ветвящийся столб голубого пламени. Столб этот быстро утолщался, теряя свои ветви, превращаясь в могучую плазменную колонну, упиравшуюся одним концом в землю, а другим в облака. Еще секунда, и на верхнем конце этой колонны показался звездный корабль. Оседая на огненный столб, он плавно, как в замедленной съемке, валился на землю, постепенно теряя скорость. Над самой финиш-площадкой корабль на мгновение завис, проглотил гудящее пламя и, выбросив три мощные посадочные лапы, уперся ими в раскаленную броню посадочной площадки. Корабль грузно осел, качнулся на амортизаторах и остался стоять вертикально, подняв к тревожно клубящимся облакам свое корявое, изъеденное космической пылью тело. Вокруг него плавали и с грохотом рвались десятки шаровых молний. Этот фейерверк еще продолжался, а посадочная площадка дрогнула и плавно тронулась вниз, увлекая за собой в подземную шахту опиравшийся на нее корабль. Корабль укорачивался и толстел на глазах, превращаясь из стройного гиганта в неуклюжего куцего карлика. Когда над финиш-площадкой остался только головной отсек, спуск прекратился и корабль замер в неподвижности. Он имел право на отдых. Сто шесть лет назад он поднялся с Земли и унес к далекому Сириусу Третью звездную экспедицию. Она продолжалась одиннадцать корабельных лет, но субсветовая скорость, с которой корабль резал и рвал пространство, сделала свое странное дело: на Земле пролетело вдесятеро больше времени - сто шесть лет. Целый век!

Когда звездные путешествия были еще проблемой, многие опасались, что космонавты слишком дорого заплатят за страсть человечества к небесным тайнам. Для них остановится, застынет стартовое время, а земная жизнь не будет ждать, она уйдет, умчится вперед. Вернувшиеся со звезд станут чужими на родной планете. Вокруг будет звучать незнакомая речь, люди будут стремиться к непостижимым целям и мечтать о странном непонятном счастье. Что получат космонавты взамен многолетних жертв и лишений? Разве что беззаботную покойную жизнь на каком-нибудь уединенном островке в зоне вечной весны.

Насколько тяжелее и счастливее оказалась действительная судьба звездных скитальцев! Корабль, бесшумно скользящий во мраке вечной ночи, жил напряженнейшей жизнью. Корабельные будни все свободное время были подчинены одной-единственной цели - погоне за как будто неспешной, но неуловимой, все время ускользающей вперед земной жизнью. Каждые полтора месяца, которые уносили с собой земной год, целый год с морозами и метелями, с весенней капелью и шорохом растущих трав, со знойной щедростью лета и грустью осеннего увядания, космонавты получали с Земли горы новостей: научные теории, достижения техники и медицины, шедевры литературы и искусства и очерки о будничной жизни обыкновенных людей. Чтобы не отстать от этой жизни, космонавты не жалели себя. Они делали все возможное и невозможное, но шагали с ней в ногу, разве лишь немного приотставая временами и снова подтягиваясь из последних сил.

Звездный корабль замер в неподвижности, в его несокрушимом корпусе, изъеденном частицами космической пыли, мягко откинулась массивная дверь. И на черные плиты космодрома один за другим вышли шесть человек. Шесть звездных космонавтов, и среди них Тимур Орлов. Со всех сторон к кораблю сходились толпы встречающих; во влажном, остро пахнущем озоном воздухе звенели и плескались приветственные крики. Нет, космонавты не стали чужими на Земле! Они просто вернулись в родной дом, где их нетерпеливо ожидали все эти долгие годы. Что из того, что иглы зданий взлетели к самым звездам, а привычные улицы исчезли, превратившись в сады и парки? Разве плохо, что люди стали красивее, лучше и, наверное, счастливее? Ну и что ж поделаешь, если среди встречающих нет, совсем нет друзей далекой юности?

Открыв глаза, Тимур долго не мог понять, где он находится. Он с недоумением разглядывал странную, необычно просторную каюту с удивительно высоким потолком и несообразно большим окном, прикрытым легкой, как паутинка, занавеской. Занавеска была удивительной, точно живой: она дышала, по ее ткани пробегали мягкие волны, а иногда она надувалась пузырем, круто вздымая свою грудь. Словно под ней прятался кто-то большой, очень мягкий и все ворочался, ворочался и никак не мог угомониться. Пахло чем-то непонятным, хотя приятным и знакомым, скорее всего огурцом, только что сорванным в оранжерее, но откуда в каюте, да еще в такую рань, мог взяться свежий огурец, догадаться было совершенно невозможно. И слышались какие-то забавные звуки, не то звон, не то свист. Можно было подумать, что тот самый большой и мягкий шутник, прячущийся за оконной занавеской, небрежно, но очень мило наигрывает на флейте, а ему все пытаются аккомпанировать на ксилофоне, да никак не могут попасть в такт.

Вздувшись особенно сильно, занавеска трепыхнулась и на мгновение приоткрыла окно в сказочный, зелено-голубой мир. И словно тяжелую пелену сорвало с сознания Тимура! Он вспомнил все: громаду Земли, падающую навстречу кораблю, томительные, свинцовые секунды торможения, горячую встречу на космодроме и ночное путешествие сюда, в санаторий космонавтов.

Тимур сбросил одеяло, в одно мгновение оказался возле оконной занавески, рванул ее в сторону, и сверкающий, звенящий, благоухающий водопад красок, звуков и запахов обрушился на него, смял и завертел, как песчинку. Голова закружилась, и, чтобы не упасть, Тимур закрыл глаза и изо всех сил вцепился пальцами в подоконник. Какая мешанина запахов! Понемногу на фоне острой свежести всплывали приглушенные, полузабытые и тревожные ароматы земли, травы и цветов. Хаос звуков вдруг рассыпался птичьим гомоном, разноголосым, нескладным и праздничным, а на этом радостном фоне слышались вздохи слабого ветра, шепот листвы, шорох трав и прозрачные, как удары маленького колокола, звуки падающих капель воды.

Вдохнув полной грудью, Тимур разжал наконец пальцы, цеплявшиеся за подоконник, и открыл глаза. В них ударил густой голубой свет, похожий на свечение плазмы. Он лился отовсюду, и Тимур не сразу понял, что это никакой не свет, а просто небо. Бездонное, чисто вымытое небо без единого облачка. Оно было совсем не похоже на потолок или крышу, оно не давило, а тянуло к себе, вверх. Брошенный в него взгляд летел долго-долго и безмятежно тонул в его сияющей глубине. Небо было повсюду: оно парило над головой, выглядывало из-за крыш домов и вершин деревьев, мириадами строгих голубых глаз глядело на него сквозь живую зеленую листву. Верхушки деревьев светились, облитые утренним солнцем, а земля еще таилась во влажной прохладной тени. Трава, сплошным ковром покрывавшая все вокруг, была совсем седой от обильной росы.

Тимур оглянулся на безмятежно спящих друзей, сочувственно улыбнулся им, оперся рукой о подоконник, перемахнул через него и приземлился на росистую траву. Ступням босых ног стало мокро, холодно и щекотно. Тимур счастливо засмеялся, присел на корточки и погладил траву ладонями. Они сразу стали мокрыми, точно их окунули в воду. Тимур опять засмеялся, отряхнул ладони, пахнущие влагой, пылью и тленом, и пошел вперед. Темная цепочка следов послушно тянулась за ним, словно он шел не по траве, а по свежевыпавшему снегу.

Увидев в стороне тропинку, тянущуюся вдоль стены кустарника, Тимур круто свернул на нее и через десяток шагов ступил на сухую землю. Легонько изгибаясь то вправо, то влево, тропинка уверенно повела его за собой. Тимуру шагалось удивительно легко, ему казалось, что он плывет над землей. Он шел, оглядывался по сторонам и бездумно улыбался. Куда приведет его эта неприметная стежка?

Стена кустарника, тянущаяся рядом с тропинкой, то карабкалась вверх, забираясь выше его головы, то понижалась, образуя провалы, и тогда солнечные лучи брызгали ему в глаза желтым озорным огнем. Тимур блаженно щурился, каждой клеточкой кожи ощущая бархатные прикосновения утреннего солнца. Там, где его лучи падали на траву, мелкая пыль росы успела высохнуть. И трава помолодела, утратила свою седину, сохранив наряд лишь из самых крупных капель - крохотных колбочек, заполненных волшебным радужным блеском.

Бездумно шагая по тропинке, Тимур вдруг ощутил легкий укол беспокойства. Это так не гармонировало с его общим радостным настроением, что он остановился. Непрерывная космическая вахта приучила его чутко прислушиваться к самым незаметным, подсознательным ощущениям, которые порой, позволяли почувствовать приближение опасности раньше, чем самые чуткие приборы. Оглядываясь по сторонам, Тимур недоумевал - что ему может грозить здесь, в сотне шагов от жилых домов санатория? Случайно остановив взгляд на тропинке, Тимур снова ощутил, как его легонько коснулась и сразу же исчезла непонятная тревога. Тимур был озадачен - тропинка и тревога! Одно никак не вязалось с другим. Не спуская с тропинки внимательного взгляда, Тимур медленно, совсем медленно пошел дальше. Вот, обходя горбатый камень, торчащий из земли, тропинка резко вильнула влево, и сердце Тимура екнуло так явственно, что он невольно прибавил шагу, надеясь прямо здесь, за камнем, найти причину тревоги. Он миновал камень, но ничего не случилось. Все так же пели птицы, вздыхал ветерок, сияло над головой безоблачное небо, вокруг не было ни души, и тропинка неторопливо и уверенно бежала вдаль. Что за наваждение?

В который раз пробегая взглядом по серой неприметной стежке, скользящей по траве, Тимур вдруг каким-то мгновенным наитием понял, в чем дело. Понял и испугался так сильно, что у него перехватило дыхание. Он просто знал эту тропинку, знал, куда она повернет. Он знал, например, что вон за тем пригорком, что впереди, она свернет в чащу кустарника и через него выбежит на берег озера. И веря и не веря себе, незаметно прибавляя шаг, Тимур дошел до пригорка и начал взбираться на него. Шаг, еще шаг, и он увидел, как тропинка, кокетливо изогнувшись, смело нырнула в расступившуюся чащу кустарника.

Теперь Тимур не сомневался, он узнал ее. Прошло сто лет. Спят вечным сном друзья его юности, и вместе с ними его Дийка. Сколько раз они пробегали по этой тропинке, чтобы с первыми лучами солнца выкупаться в озере! Это была светлая, юношеская, бездумная и немного эгоистичная любовь. Они жили тогда не настоящим, а будущим, а потому не отдавались друг другу целиком: каждый мечтал о своем, особом счастье. Тимур душой был уже в просторах неба, а Дийка - глубоко земной человек - жила простой жизнью, добрыми мыслями и никогда не мечтала о звездах. Прошел целый век. Как многое переменилось на Земле! А тропинка - все та же. Старый друг!

Тимур наклонился и положил ладонь на ее шершавую, поросшую редкими былинками, прохладную поверхность. И вдруг сердце его дрогнуло, а мысли затуманились. Полно, может быть, и не было длинной-длинной дороги среди звезд? А вековой прыжок жизни на Земле - сон. Длинный путаный сон! Может быть, он только вчера простился с Дийкой. Может быть, она вот сейчас выглянет из-за кустов и крикнет, как бывало: "Тим, догоняй!" Так она звала его - Тим. И вдруг это "Тим" отчетливо прозвучало в птичьем гомоне. Тимур вздрогнул и огляделся. Ни души. Только птицы, ветер и огромное сияющее небо.

- Дийка! - негромко позвал он.

Никто ему не ответил, только кузнечик, пригревшийся на солнце, подал свой стрекочущий голос.

- Дийка, - уже не позвал, а просто повторил вслух Тимур. И снова застрекотал кузнечик.

Полно! Видел ли он мир, где нет ничего, кроме ночи и звезд? Неистовое голубое пламя чужого злого солнца? Кто он - мужчина или юноша? И куда ведет его эта знакомая тропинка, может быть, в прошлое? Тимур провел по лицу вздрагивающей ладонью. Слабый запах травы, пыли и влаги коснулся его ноздрей. "Это все роса, - машинально подумал он, - это роса". Рука коснулась шрама, который он получил на ближайшей к Сириусу раскаленной планете с озерами жидкого металла. Он грустно улыбнулся. Постоял, прислушиваясь, не заговорит ли с ним озорной кузнечик, сбежал с пригорка и углубился в чащу кустарника. Он шел быстро и уверенно. Кусты то разбегались в сторону, образуя полянки, то жались к тропинке вплотную, смыкая ветви у Тимура над головой. Иногда он нечаянно задевал их то рукой, то плечом, и тогда листья лениво стряхивали на него тяжелые капли холодной росы.

Скоро кустарник начал редеть и расползаться в стороны. В просветах зелени показалась синяя полоска воды. Еще несколько шагов, и Тимур, мокрый от росы, вышел на каменистый берег озера. А вот и скала! Сколько раз Дийка встречала его здесь. "Доброе утро, Тим!" - кричала она, стоя над самой водой. Загородившись ладонью от острых лучей уже набравшего яркость солнца, Тимур вглядывался в плоскую, будто ножом срезанную вершину скалы до тех пор, пока глазам не стало больно от сияния солнца и неба. Тогда он опустил голову.

Озеро в величавом спокойствии лежало перед ним. Даже самая легкая морщинка не касалась его безмятежной глади. Оно было похоже на полированную глыбу синего студеного льда. В нем, как в зеркале, отражались и ясное небо, и зелень кустарника, и серые скалы. В озере был тот же самый мир, что щедро блистал красками и неумолчно звучал вокруг. Тот же и все-таки другой. Он был мягче, задумчивее, печальнее. Он был как сон, как воспоминание, как цветная акварельная тень прошлого.

- Дийка! - тихонько сказал Тимур озеру.

Наверное, он и сам не знал, что обращается не столько к девушке, не столько к своей давней незрелой любви, сколько к самой невозвратно ушедшей юности, к теплым земным снам, которые снились ему в тревожном космосе при холодном свете немигающих звезд. Озерный мир молчал, теперь даже веселый кузнечик не ответил ему. Только издалека, будто и впрямь из прошлого, доносился прозрачный и радостный перезвон птиц.

Вдруг, нарушая тишину, сухо простучал сорвавшийся камень и гулко бултыхнулся в воду. Взлетели в воздух искрящиеся солнцем брызги, и волшебный озерный мир исчез. От него остались лишь атласные волны, нехотя всколыхнувшие озерную гладь. Тимур вздохнул, пробуждаясь от своих грез, и поднял голову. На вершине скалы он увидел стройную девичью фигуру, четко рисовавшуюся в голубом сиянии неба. Она стояла спиной к нему, загораживая глаза далеко отставленной ладонью. И это движение, и каждая линия ее тела были до боли знакомы Тимуру. Дийка?

Он верил и не верил себе. Все это было похоже на сказку, на подарок доброй и лукавой феи. Тимур хотел окликнуть девушку, но в этот момент она обернулась и крикнула ему, подняв руку над головой:

- Доброе утро!

Это были слова Дийки. И ее голос! Тимур узнал ее, хотя разум его и протестовал против этого! Не отвечая, без дороги, Тимур напрямую принялся карабкаться на скалу.

- Осторожно! - совсем близко услышал он увещевающий знакомый голос.

Тимур подтянулся на руках, забросил ногу и, тяжело дыша, выпрямился во весь рост на вершине скалы. Девушка, улыбаясь, смотрела на него. Это была не Дийка.

У Дийки были синие прозрачные глаза, а у этой девушки - карие и теплые.

- Вы любите купаться по утрам? - спросила девушка, прерывая неловкое молчание.

Он молча кивнул, не спуская с нее глаз.

- Значит, будем купаться вместе, - весело заключила она и протянула руку. - Меня зовут Юна.

Тимур пожал ее небольшую сильную ладонь и назвал свое имя.

Он все смотрел на нее, на Дийку и не Дийку, и по рассеянности держал ее руку в своей до тех пор, пока она не отняла ее и не спросила с улыбкой:

- Я вам напоминаю кого-то?

Карие теплые глаза Юны смотрели на Тимура со спокойной доброжелательностью. Как-то вдруг он понял, что она вовсе не юная девушка, как ему показалось сначала. Это была уверенная в себе молодая женщина. От сознания этого Тимуру стало почему-то легче, и он признался:

- Да, напоминаете. - И, спохватившись, добавил: - Но не только вы все!

- Все? - недоуменно переспросила она, отбрасывая со лба прядь волос.

- Все, - настойчиво и беспомощно повторил Тимур.

Как он мог объяснить ей? У него язык не поворачивался рассказать про утреннюю росу, про небо, про тропинку, про Дийку и про свои странные грезы наяву.

- Все, - еще раз сказал он и опустил голову.

- Что с вами? - услышал он ее беспокойный голос.

- Ничего, - сейчас же ответил Тимур.

Но ему трудно было говорить. И видел он плохо, как будто к озеру опустился легкий прозрачный туман. Подняв голову, он попытался улыбнуться.

- Это все от старости. Знаете, сколько мне лет? Сто, сто тридцать один год!

Лицо Юны дрогнуло.

- Я из третьей звездной, - устало пояснил Тимур, - сто шесть лет я не был на Земле. Целый век! А раньше, еще тогда, я бывал здесь. И мне все-все знакомо!

Лицо Юны затуманилось, а глаза стали большими и добрыми.

- Милый вы мой, - сказала она и положила руку на плечо Тимуру, - это пройдет. Это очень скоро пройдет. Я знаю. Я ведь из шестой звездной и всего живу полгода на Земле. Мне тоже больше ста лет по земному счету.

Тимур смотрел на ее стройную фигуру, словно парящую в голубом просторе, до тех пор, пока прозрачный туман совсем не скрыл ее. Тогда он уткнулся лбом в ее теплую ласковую руку и закрыл глаза.

И увидел тропинку, спокойно бегущую вдаль по росистой траве.