"Путешествие на Запад. ТОМ I" - читать интересную книгу автора (Чэн-энь У)

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ,

повествующая о том, как император Танов устроил торжественные моления и как бодисатва Гуанинь явилась в своем божественном величии

Когда Лю Цюань с женой в сопровождении духа вышли из царства тьмы, их подхватил черный вихрь и понес в столицу империи Чанъань. Душу Лю Цюаня примчало прямо в беседку императора, а душу его жены Цуй-лянь – во внутренний сад дворца. В этот самый момент принцесса Юй-ин как раз прогуливалась в тени деревьев по зеленой лужайке. Сопровождавший супругов дух толкнул принцессу в грудь, и она упала. Дух вынул у принцессы душу и вселил в тело Юй-ин душу Цуй-лянь. После этого он вернулся в царство смерти, однако об этом мы говорить здесь не будем.

Находившиеся в саду служанки видели, как принцесса Юй-ин замертво упала на землю и бросились в зал сообщить императрице, что принцесса умерла. Перепуганная императрица поспешила с этой вестью к императору.

– Так и должно было случиться, – сокрушенно покачивая головой, вздохнув, сказал император. – Когда я спросил судей смерти о судьбе моей семьи, они ответили, что ни с кем из нас ничего не случится и только сестра моя вскоре умрет. Так оно и вышло.

К месту происшествия собрались все придворные, чтобы выразить свое горе. Тут они заметили, что принцесса еще слабо дышит.

– Не шумите! Не тревожьте ее! – промолвил император.

Он подошел к сестре и приподнял ее голову:

– Сестра! Очнись!

В тот же миг принцесса пошевелилась и закричала:

– Муж, не торопись! Обожди меня!

– Сестра, – стал успокаивать ее император, – мы все здесь с тобой.

Тогда принцесса приподнялась и, с удивлением глядя на императора, воскликнула:

– Кто вы такой? Как смеете прикасаться ко мне?

– Да ведь это я – твой царственный брат и царица-золовка здесь, – отвечал император.

– У меня никакого царственного брата и царицы-золовки нет, – отвечала принцесса. – Я родилась в семье Ли и зовут меня Ли Цуй-янь, а моего мужа – Лю Цюань. Оба мы из Цзюньчжоу. Три месяца тому назад я отдала монаху, который просил подаяния, мою золотую шпильку. Муж выбранил меня за то, что я осмелилась выйти из дому, и сказал, что я веду себя не так, как подобает замужней женщине. Не вытерпев такого позора, я повесилась на собственном поясе. Остались двое детей, они плакали день и ночь. И вот теперь император великих Танов послал моего мужа отнести дыни в царство тьмы. Но владыка Янь пожалел нас и возвратил нам жизнь. Муж шел впереди, я задержалась и хотела его догнать, но споткнулась и упала. Не будьте столь бесцеремонны со мной. Ведь я даже не знаю, как вас зовут, зачем же вы прикасаетесь ко мне?

– Очевидно, моя сестра при падении повредила себе голову и говорит все это в бреду, – промолвил император, обращаясь ко всем, кто здесь находился.

Он приказал придворному врачевателю приготовить лекарства, а Юй-ин велел перенести во дворец.

Когда император взошел на трон, появился чиновник.

– Разрешите доложить вашему величеству, человек, которого вы послали с дынями в царство тьмы, – по имени Лю Цюань, ожил, находится сейчас возле дворца и ждет ваших указаний. Император был изумлен и приказал тотчас же ввести Лю Цюаня. Войдя, Лю Цюань склонился перед троном.

– Расскажи, как удалось тебе доставить дыни в царство тьмы?

– Когда я очутился в царстве тьмы, – начал свой рассказ Лю Цюань, – меня провели во дворец Владыки ада. Там я увидел самого Янь-вана и преподнес ему дыни, сказав, что дыни эти посланы вами в знак вашей признательности за его благодеяния. Янь-ван был очень доволен и с большим уважением отозвался о вас. «О, император Тай-цзун очень добродетельный человек, он вполне заслуживает доверия», – сказал он.

– Что же ты видел в царстве тьмы? – спросил император.

– Пробыл я там недолго и почти никуда не ходил, – отвеал Лю Цюань. – Когда же меня спросили, откуда я родом и как меня зовут, я рассказал всю свою историю: о том, как удавилась моя жена, как я решил расстаться с жизнью и покинул свою семью, а также о том, как сам выразил желание доставить дыни в царство мрака. После этого Янь-ван тотчас же приказал одному из духов привести душу моей жены к нему во дворец. Так мы и встретились с ней. Затем Янь-ван раскрыл Книгу судеб и сказал, что нам с женой суждено бессмертие. Потом он послал духа проводить нас в царство света. Я шел впереди, жена следовала за мной. К моему великому счастью, я снова вернулся к жизни, но, где сейчас моя супруга, – не знаю.

– Вспомни, не говорил ли Янь-ван еще что-нибудь о твоей жене? – спросил изумленный император.

– Нет, кажется, ничего больше, – отвечал Лю Цюань. – Правда я слышал, как сопровождавший нас дух говорил о том, что душа моей жены Лю Цуй-лянь находилась в царстве мрака очень долго, и в ее тело уже невозможно вселить ее душу. На это Янь-ван сказал, что сестре Танского императора Ли Юй-ин суждено сегодня умереть и приказал духу вселить душу Цуй-лянь в тело Юй-ин. Но где находится ваша царственная сестра, – мне неизвестно, поэтому я не успел еще разыскать ее.

Император остался очень доволен и, обращаясь к присутствующим, сказал:

– Прощаясь с Владыкой ада Янь-ваном, я спросил его, какая судьба ждет мою семью. Он ответил, что все обстоит благополучно, только моей сестре осталось жить недолго. И вот, гуляя по саду, Юй-ин вдруг упала замертво; я поспешил к ней на помощь, но очень скоро она очнулась и стала звать мужа, кричала, чтобы он подождал ее. Сначала я думал, что сестра повредила себе голову при падении и заговаривается, а потом, когда подробно расспросил ее, то оказалось, что ее рассказ полностью совпадает с тем, что сказал Лю Цюань.

– Ваша сестра стала говорить все это, как только очнулась, – сказал Вэй-чжэн. – А это как раз и значит, что душа жены Лю Цюаня вселилась в тело вашей сестры. Это вполне возможно. Давайте пригласим вашу сестру сюда и послушаем, что она скажет.

– Я только что приказал придворному врачу подать ей лекарство, и вот не знаю, что теперь с ней, – промолвил император и приказал придворным дамам пойти пригласить принцессу.

Когда посланные пришли во дворец, они услышали, как принцесса кричит:

– Что еще за лекарство вы мне даете? Разве это мой дом?! Я живу в скромном доме, крытом черепицей, а не в этих противных огромных желтых палатах, разукрашенных и блестящих! Отпустите меня! Отпустите!

Она продолжала кричать и тогда, когда несколько придворных дам и евнухов, поддерживая ее, привели в зал.

– А ты узнаешь своего мужа? – спросил император.

– Да что спрашивать об этом! – воскликнула Юй-ин. – Как же я могу не узнать его, если мы были помолвлены с детства и я имею от него детей?!

Тогда император приказал свести ее с трона.

Как только принцесса увидела Лю Цюаня, она сразу же бросилась к нему и закричала:

– Дорогой мой муж! Почему же ты не подождал меня?

Я споткнулась и упала, а когда очнулась, то увидела, что возле меня столпились эти бесцеремонные люди. Что же это такое происходит?

Лю Цюань стоял в нерешительности, не зная, что делать. По голосу говорившая несомненно была его женой, но наружность ее ничего общего с наружностью его жены не имела.

– Это поразительное событие! – воскликнул император Танов. – Где это видно, чтобы живого человека подменяли умершим?

И добродетельный император велел передать Лю Цюаню все принадлежавшие принцессе сундуки с туалетами, платья, головные украшения, словно выдавал за него замуж свою сестру. Кроме того, он приказал заготовить указ о пожизненном освобождении Лю Цюаня от всякого рода повинностей и работ, а затем отпустил супругов домой. Муж и жена, отблагодарив императора за оказанное им благодеяние, радостные вернулись к себе на родину.

Это необыкновенное событие воспето даже в стихах.

И рожденье и смерть Начертаньям судьбы подвластны, Жизни вымерен срок – Он не может быть больше иль меньше, Лишь один Лю Цюань Путь нашел из подземного царства – И вселилась душа Цуй-лянь В тело Юй-ин умершей…

Итак, простившись с императором, супруги направились прямо в город Цзюньчжоу. Там они нашли свой дом в полном порядке, а детей в добром здравии и отныне стали прославлять свое имя добрыми делами. Но об этом мы рассказывать здесь не будем.

Вернемся теперь к сановнику Юй Чи-гуну, который, захватив с собой золото и серебро, отправился в провинцию Хэлань, город Кайфын, чтобы найти Сян Ляна и вернуть ему долг. Сян Лян работал водоносом и, кроме того, вместе со своей женой по имени Чжан-ши торговал у ворот дома гончарными изделиями. Они тратили из своего заработка лишь на самое необходимое, а все остальное расходовали на богослужение, или же накупали жертвенные деньги и, сжигая их, совершали жертвоприношения. За все их добрые дела небо ниспослало им благополучие. Поэтому и получилось так, что в этом мире они были людьми весьма добродетельными, но очень бедными, зато в царстве мрака у них скопились большие деньги.

И вот, когда сановник Юй Чи-гун, в сопровождении большого количества экипажей, прибыл к хижине с грузом денег, супруги были до того перепуганы, что не знали что и делать. Онемев от ужаса, они упали перед сановником на колени и без конца отбивали поклоны.

– Встаньте, почтенные люди, – промолвил сановник. – Я прибыл сюда по поручению нашего императора лишь для того, чтобы вернуть вам деньги, которые вы одолжили ему.

– Мы никогда никому не одалживали денег, – дрожа от страха, отвечали супруги, – как же мы можем принять богатство, которое не принадлежит нам?

– Мне известно, что вы люди бедные, – продолжал Юй Чи-гун, – однако благодаря тому, что вы помогаете монахам и постоянно сжигаете жертвенные деньги в честь духов, у вас в царстве мрака скопились большие деньги. На днях наш император провел три дня в царстве мрака. Когда он возвращался в царство света, ему понадобились деньги, чтобы откупиться от преследовавших его духов. Пришлось позаимствовать из ваших накоплений. И вот сейчас я прибыл сюда для того, чтобы вернуть вам долг. Вы можете проверить это, тогда я вернусь и доложу императору о том, что его указ выполнен.

Однако супруги Сян Лян только кланялись и никак не решались взять деньги.

– Если мы примем все это богатство, – говорили они, – нам скоро придет конец. Мы, как люди верующие, действительно совершали жертвоприношения, но никому об этом не говорили. Да, кроме того, где доказательство, что император занял именно наши деньги? Нет, мы не можем на это согласиться.

– Да ведь в качестве поручителя за его величество выступил сам судья Цуй Цзюе, так что вы уж лучше примите эти деньги, – уговаривал Юй Чи-гун.

– Нет, мы скорее умрем, чем согласимся на это, – стояли на своем супруги.

После столь упорного отказа сановнику Юй Чи-гуну не оставалось ничего другого, как послать гонца к императору. Прочитав донесение о том, что супруги Сян Лян отказываются от денег, император промолвил:

– Это поистине очень высокая добродетель, – затем он приказал сановнику Ху Цзин-дэ выстроить на эти деньги храм в честь супругов, возле храма поставить статуи мужа и жены и совершить богослужение, считая, что этим самым он возместил свой долг.

Ху Цзин-дэ поклонился в сторону дворца, выражая благодарность за великую милость, и объявил волю императора. Затем был куплен свободный участок земли в пятьдесят му, на который не могли бы претендовать ни военные чины, ни гражданские, и на нем воздвигнут храм. По обеим сторонам у входа были поставлены статуи супругов Сян. Кроме того, на большой плите выгравировали надпись, гласящую о том, что постройка храма производилась под наблюдением сановника Юй Чи-гуна.

Этот храм, называемый Дасянго, стоит до сих пор.

Когда императору доложили о том, что храм выстроен, он остался очень доволен. Затем он призвал к себе сановников и приказал им объявить о том, что из разных мест приглашаются монахи для совершения заупокойной службы о спасении душ умерших. Извещения об этом были разосланы по всей стране. Чиновники выбирали монахов, отличающихся ученостью и благочестием, и примерно через месяц все они собрались в Чанъане.

Тогда император приказал главному астроному Фу И выбрать из собравшихся монахов наиболее достойного и поручить ему провести богослужение. В ответ на этот указ Фу И представил письменный доклад с просьбой не приступать к сооружению буддийской пагоды, утверждая, что никакого Будды не существует. Учение Запада не признает отношений между господином и подданным, отцом и сыном. По этому учению существует три стадии наказания и шесть стадий перевоплощения, которыми и одурманивают простой народ.

Распространенное на Западе учение Не требует от сыновей почтения, Покорности властям не признает, Три наказания, шесть перевоплощений – Дурман, которым опоен простой народ; Познав всю мерзость заблуждений прежних. Ты обеспечишь счастье впереди, Чтоб уберечь себя от мыслей грешных, Священное писание тверди. Жить долго будешь ты на свете или мало,- Природы тайна – кто в нее проник? Но горе, счастье, милость и опала Зависят только от земных владык: Твердят теперь невежды повсеместно, Что это все приносит людям Будда – Разоблачить нетрудно эту ложь: Пять императоров, три князя в Поднебесной Совсем недавно правили – и все ж При них о Будде не было известно, Никто не знал ни кто он, ни откуда, Но были преданны тогда чины и войско, Сановники умны и прозорливы, И до глубокой старости в довольстве И счастье жил народ трудолюбивый Но Мин-ди Ханьский Будде поклоненье Ввел, – и с тех пор учение пустое Идет из поколенья в поколенье, Нарушив все исконные устои.

Ознакомившись с этим докладом, Тай-цзун передал его на обсуждение своим сановникам. И вот вперед выступил первый министр Сяо Юй; склонившись перед императором, он промолвил:

– Учение Будды процветает уже в течение многих веков, оно сеет добро и борется со злом, тем самым способствуя укреплению государства. Поэтому отказываться от этого учения было бы неразумным. Будда-святой человек, и тот, кто осмеливается порочить его учение, нарушает закон. Поэтому я прошу сурово наказать выступающих против учения Будды.

Между Фу И и Сяо Юем разгорелся спор. Один говорил, что добродетель заключается в служении своему государю и своим родственникам, а учение Будды проповедует отказ от родных и отрешение от мира. Тем самым оно призывает народ к сопротивлению императору и восстанавливает детей против родителей. А Сяо Юй, хотя и не буддист, но сторонник учения, отрицающего повиновение родителям. Тот же, кто отрицает учение о почитании старших, не признает родителей. Тут Сяо Юй, почтительно сложив руки и кланяясь императору, сказал:

– Ад создан именно для таких людей, как Фу И.

Тогда Тай-цзун велел подойти сановникам Чжан Дао-юаню и Чхан Ши-хэну и спросил их: можно ли, почитая буддизм, достигнуть счастья и как вообще следует относиться к этому учению.

На это сановники отвечали следующее:

– Учение Будды проповедует очищение от грехов, гуманность и всепрощение и ведет к добру, но Будда – это лишь имя, так как конечная цель буддизма – нирвана. Со времен императора У-ди, династии Чжоу, конфуцианство, даосизм и буддизм существовали одновременно, и на протяжении веков народ почитал их.

Еще в древности говорили, что нет ничего выше, чем три религии. Эти религии нельзя ни уничтожить, ни забыть. Все это мы и осмелились представить на высочайшее рассмотрение вашему величеству.

Император остался очень доволен и сказал:

– Ваши слова, несомненно, справедливы, и тот, кто выступит против них, будет сурово наказан.

После этого император приказал Вэй-чжэну, Сяо Юю и Чжан Дао-юаню созвать всех собравшихся буддийских монахов и выбрать из них наиболее добродетельного и достойного священнослужителя, который руководил бы церемонией богослужения. Выслушав императора, присутствующие почтительно склонились перед ним в знак благодарности и разошлись.

С этого времени учение Будды укрепилось в стране, а у того, кто поносил или порицал это учение, отсекали руку.

На следующий день три сановника созвали монахов и в Храме гор и рек произвели тщательную проверку, выбрав из среды монахов наиболее достойного.

Он принял имя Золотой цикады, – Земного воплощенья божества, И небом удостоен был награды – Услышать Будды мудрые слова. Его душа с рождения казалась Запутанной в сетях молвы мирской, У злых людей кипела в сердце зависть, Но не терял он мудрость и покой. На жизненном пути его немало Должно случиться было разных бед. В великой императорской столице Придворным был его известный дед, Отец его – хайчжоуский начальник, Прославленный познаний глубиной, – Но сына ожидал удел печальный – Младенцем он тонул в воде речной. Течение несчастного помчало Вниз по реке с огромной быстротой И выбросило на берег песчаный На остров пред Горою Золотой. И местный настоятель монастырский Решил его вскормить и воспитать, Но юноша с монахом распростился, Чтоб отыскать свою родную мать. Потом в столицу он стопы направит, Почтить визитом деда-старика, Но полководец-дед тогда возглавил Громившие разбойников войска. С отцом он снова очутится вместе, Когда покинул тот загробный мир, Он удостоен был великой чести И всех в стране заслугами затмил. Но гордо он отверг мирскую почесть И вновь монахом сделался простым, Чтоб знания расширить и упрочить, Пошел в Хунфу, – известный монастырь. И вот – с буддийским, истинным ученьем Все мысли навсегда свои связал, Был в мире прозван «Быстрое теченье», Монашеское имя – Сюань-цзан.

В тот же день весь народ оповестили об избрании Сюань-цзана распорядителем церемоний. Этот человек с детства был посвящен в монахи и еще в раннем возрасте принял обет воздержания и поста. Его дед, Инь Кай-шань, был главнокомандую – щим при царствовавшей в то время династии. Отец – Чэнь Гуанжуй, получил первую ученую степень на экзаменах и был назначен академиком императора. Все стремления Сюань-цзана были направлены на то, чтобы постичь великое учение Будды. Его не интересовали ни почести, ни слава. Он всем сердцем стремился к тишине и покою. Это был человек добродетельный, благородного происхождения. Не было такой книги из священного писания, которую бы он не знал. Каждое божественное слово Будды находило понимание в его сердце.

И вот три сановника, ликуя, привели Сюань-цзана к трону императора. Когда были закончены церемонии приветствия, сановники сказали:

– Во исполнение вашей монаршей воли, мы выбрали распо – рядителем церемонии этого достойного монаха, его зовут Чэнь Сюань-цзан.

Император глубоко задумался и затем сказал:

– Уж не приходитесь ли вы сыном ученому Чэнь Гуанжую?

– Совершенно верно, – отвечал Сюань-цзан, земно кланяясь императору.

– О! Тогда выбор сделан вполне правильно, – с удовлетворением промолвил император. – Я слышал, что человек этот святой и весьма добродетельный. Жалую вас званием главы всех монахов и всей религии в стране.

Сюань-цзан снова склонился перед императором и принял это почетное звание. Затем ему были пожалованы парчовая, шитая золотом, ряса и шапочка буддийского монаха. Император приказал ему с должным усердием относиться к своим обязанностям и как подобает провести богослужение. После этого был написан указ, в котором император повелевал Сюань-цзану отправиться в храм Воплощения и выбрать счастливый день для проведения церемонии.

Получив приказ, Сюань-цзан поклонился императору и, покинув дворец, проследовал прямо в храм Воплощения, где призвал к себе монахов. Они привели в порядок места для самосозерцания, развесили изображения Будды, приготовили музыкальные инструменты. Он выбрал тысячу двести наиболее достойных монахов и велел им совершить богослужение в трех храмах – верхнем, среднем и нижнем. Все ритуальные предметы были в полном порядке расставлены перед изображением Будды.

Счастливый день, в который предстояло совершить богослужение, приходился на третий день девятого месяца. Заупокойная служба должна была продолжаться семь седьмиц, то есть сорок девять дней. Обо всем этом Сюань-цзан доложил императору. Сам Тай-цзун, его семья, императорский двор и все гражданские и военные чиновники пожаловали на богослужение в точно установленное время. Они возжигали благовония и слушали проповеди.

В тринадцатый год Чжэнь-гуаня, в третий день девятого месяца Чэнь Сюань-цзан – распорядитель церемонии богослужения, собрал тысячу двести высших священнослужителей, и вот в храме Хуашэнсы, в городе Чанъань началось богослужение, чтение священных книг и пение псалмов.

Император по окончании утренней аудиенции в сопровождении множества сановников – гражданских и военных – сошел с трона, сел в императорскую карету, украшенную изобра жениями фениксов и драконов, и направился прямо в храм Хуашэнсы для возжигания благовоний. Императорский выезд был поистине великолепен:

В бескрайнем небе разлилось благоуханье Над миром, ярким солнцем озаренным, Чиновники в парадных одеяньях Стоят двумя рядами перед троном; По сторонам взметнулись к небу стяги, И добрый ветер шелестит шелками, И полководцы, полные отваги, Сжимают древки алебард руками. Фонариков сверкают вереницы, Струится из курильниц дым и тает, За рыбою ныряют в воду птицы, И смелый коршун в облаках летает. Стремится в небеса дракон огромный, И феникс в танце закружился плавном, У трона – справедливый люд чиновный – Владыка мудрый святостью прославлен! Так прежде Шунь и Юй в свое правленье Держали мир в довольстве непрестанном, Так всем на десять тысяч поколений Покой дарован Яо был и Таном. Чиновники богато разодеты, На каждом драгоценностей немало, Из пестрой яшмы сделаны браслеты, Из фениксовых перьев опахала, Их медленные плавные движенья Рождают легкий ветерок прохладный, Дракона на груди изображенье Украсило парадные халаты Была и величава и пышна Торжественно шагающая свита! Сверкали золотые ордена, Чтоб солнце было легкой тенью скрыто. Идет в рядах могучая охрана, И двигается тихо колесница, Владыка Будду почитает рьяно И неустанно к истине стремится.

Когда пышный выезд Танского императора остановился у храма, последовал приказ прекратить музыку. Император сошел с колесницы, в сопровождении сановников вошел в храм, поклонился статуе Будды и возжег благовония. Когда эта церемония была закончена, император поднял голову, и перед ним открылась прекрасная картина:

Шелка знамен слегка затрепетали, Когда прохладный ветер пробежал, И отраженный пестрыми зонтами Огонь зари был необычно ал. Стояло в центре Будды изваянье И статуи Лоханей по бокам, Сандала дым, дразнящий обонянье, Из храма уносился к облакам В великолепных вазах из фарфора Букетов красота еще видней, И на подносах – фруктов красных горы, Совсем недавно сорванных с ветвей. И на столах изысканные яства, И, выстроившись в ряд, жрецы поют, Несчастному вымаливая счастье, А бесприютным – ласку и приют.

Тай-цзун и сопровождавшие его сановники, неся благовонные свечи в руках, совершили поклонение перед золотым изваянием Будды, а затем поклонились также статуям Лоханей. Затем распорядитель церемоний Чэнь Сюань-цзан собрал всех монахов для воздания почестей императору. Когда и эта церемония была закончена, монахи разделились на группы и начали богослужение. Распорядитель церемоний поднес текст молитвы за спасение усопших императору. Текст молитвы гласил:

Добродетели Конца и края нет, Воцарилась В храме тишина. Проникает В душу чистый свет, К Трем мирам Уносит вдаль волна, Перевоплощений Длинный ряд И проникновенье В Инь и Ян Тело укрепят И закалят. Тот бессмертен, Кто познал «чжэнь-чан»! …Но к душе Умершего в изгнанье Да не потеряет Состраданье… А святой наказ Гласит о том, Что монахов Следует собрать, В суть ученья вникнуть – И потом Смысл канонов всех Пересказать. Пусть ученью Двери распахнут, Милосердию Дадут простор, В море зла Еще живых спасут, Шесть путей пройдут; Увидит взор Самые большие Устремленья И от бед Наступит избавленье! На дорогу Истины Ступить, В хаосе Найти благой удел, Прекратить движенья – И застыть, Чтобы мутный хаос Просветлел!

Далее шли следующие строки:

Поверх курильниц медленно струится Дым фимиама сладкий в храме душном, Секрет таят священных книг страницы – Как дать свободу бесприютным душам. И вот уж неба к ним спустилась милость, Они выходят навсегда из ада. Молиться будем, чтоб установились В стране навек спокойствие, отрада.

Прочитав это, Тай-цзун остался очень доволен, и, обращаясь к монахам, сказал:

– Вы с чистым сердцем относитесь к своему делу и к делу служения Будде. Я щедро награжу вас, и вы с миром вернетесь домой, зная что не напрасно потратили время.

Монахи почтительно склонились перед императором. После богослужения император сел на колесницу и вернулся во дворец. А по истечении семи дней богослужение возобновилось и императора снова пригласили для возжигания благовоний. К вечеру все сановники стали расходиться по домам. Перед ними открылся вечерний пейзаж:

Солнце поблекло близок его заход, А пустота ниспростерта на тысячи ли. Черные вороны свой прекратили полет. И, опустившись на землю, покой обрели. Трубы дымятся, покой безмятежен, глубок, Вот уже город в ночных переливных огнях, Это и есть установленный ранее срок – Час твоего появленья, буддийский монах.

На следующее утро священнослужители снова пришли в храм и продолжали богослужение, однако говорить об этом мы пока не будем.

Вернемся теперь к бодисатве Гуаньинь; она, как мы знаем, в поисках добродетельного человека, который должен был отправиться за священными книгами и доставить их в Китай, по повелению Будды прибыла в Чанъань с горы Путошань из-за Южного моря. Прошло много времени, а она все не встречала человека, который обладал бы необходимыми добродетелями. Но вот она услышала о том, что император Тай-цзун устраивает богослужение и главным распорядителем церемонии назначил наиболее достойного священнослужителя. Узнав, что этот священнослужитель не кто иной как Монах, прибитый течением реки, сын Будды, сошедший из рая, тот, рождению которого она способствовала, ниспослав Духа Вечерней звезды, бодисатва осталась очень довольна и, захватив данные ей Буддой драгоценности, отправилась с Мокшей на рынок продавать их.

Может быть, читатель спросит: «Что это за драгоценности?» А это как раз и были драгоценная парчовая ряса и монашеский посох с девятью кольцами. Кроме того, у нее были три золотых обруча для обуздания непокорных, но их она оставила у себя, так как они могли ей пригодиться.

В это время по улицам бродил один невежественный монах, который не попал в число избранных для богослужения. Увидев бодисатву Гуаньинь, переодетую жалким монахом, в лохмотьях, босую, с непокрытой головой и сверкающей на солнце рясой в руках, монах вспомнил, что у него еще остались кой-какие деньжата и, подойдя к бодисатве, крикнул:

– Эй ты паршивый монах! Сколько хочешь за свою рясу?

– За рясу пять тысяч лян, а за посох две тысячи, – ответила Гуаньинь.

– Ах вы проклятые монахи, с ума вы, что ли, спятили? – воскликнул монах. – Запрашивать семь тысяч лян за такие грубые, скверные вещи! Даже средство, дающее бессмертие или же возможность стать Буддой, не стоило таких денег. Забирайте-ка свое барахло и живо убирайтесь отсюда! Все равно вам его не продать!

Гуаньинь не стала спорить с монахом и отправилась с Мокшей дальше. Шли они довольно долго и наконец достигли ворот Дункуа. Здесь они повстречались с самим СяоЮем, первым сановником, который возвращался домой с аудиенции императора. Его свита расчищала ему путь. Но Гуаньинь даже не подумала отойти в сторону, она стояла посреди дороги, держа в руках рясу и ожидая приближения сановника. Подъехав, Сяо Юй остановил коня и, увидев ослепительно сверкающую рясу, приказал слуге спросить, сколько она стоит.

– Пять тысяч лян за рясу и две тысячи лян за посох, – отвечала бодисатва.

– В чем же достоинства этих вещей и почему так высока их цена? – поинтересовался Сяо Юй.

– Эта ряса может оказаться весьма полезной для одних и столь же вредной для других, – отвечала бодисатва. – Для одних она может стоить дорого, для других ничего не стоить.

– В чем же все-таки ее достоинства и в чем недостатки? – снова спросил Сяо Юй.

– Тот, кто наденет эту рясу, – отвечала бодисатва, – не утонет, не попадете в ад, не будет отравлен и не встретит на своем пути хищных зверей. Вот в этом ее достоинства, но они проявятся лишь в том случае, если ее наденет достойный человек. Если же ею завладеет прожорливый и похотливый монах, или же тот, кто не выполняет обетов и заповедей, или мирянин, который наносит вред священному писанию и поносит священное имя Будды, то он пожалеет о том дне, когда увидел эту рясу. Вот в этом ее недостаток.

– А почему же ты говоришь, что для одних эта ряса может стоить очень дорого, а для других ничего не стоить? – снова спросил Сяо Юй.

– А это значит, что человеку, который не почитает учения Будды и трех сокровищ и который силой приобрел бы эти вещи, ряса и посох обойдутся в семь тысяч лян. Но тому, кто почитает три сокровища, кто совершает добрые дела и предан Будде, я охотно отдам эти вещи просто так, ради хорошего знакомства. Вот что это значит.

Выслушав все это, Сяо Юй просиял от радости, так как по – нял, что перед ним добродетельный человек. Он сошел с коня и, почтительно склонившись перед Гуаньинь, промолвил:

– Уважаемый наставник Великого учения! Простите меня за невежливость. Император Танов – человек добродетельный, и все сановники уважают его. Сейчас согласно его повелению происходит торжественное богослужение. Эта ряса вполне подойдет верховному священнослужителю монаху Сюань-цзану, распорядителю церемонии богослужения. Пойдемте во дворец, вы доложите об этом императору.

Бодисатва охотно последовала за Сяо Юем, и они прошли прямо в ворота Дунхуа. Стража доложила об их прибытии, и император приказал провести гостей в зал. Когда Сяо Юй вошел, ведя за собой двух покрытых паршой монахов, император обратился к нему с вопросом:

– Что привело вас сюда, Сяо Юй?

Склонившись перед императором, Сяо Юй отвечал:

– Когда я выехал за ворота Дунхуа, то повстречал там этих монахов. Они продавали рясу и посох. Я сразу же решил, что эти вещи как будто специально предназначены для нашего верховного священнослужителя Сюань-цзана, поэтому я и осмелился привести этих монахов к вам.

Император пришел в восторг от этого предложения и поинтересовался ценой рясы и посоха.

Между тем бодисатва со своим учеником Мокшей стояли в ожидании около трона, даже не думая совершать церемонию поклонов и лишь когда император спросил о цене рясы и посоха, они ответили:

– Ряса стоит пять тысяч лян, а посох – две тысячи. – Каким же достоинством обладает эта ряса, что стоит так дорого? Небесные девы волшебную рясу соткали Из тонкого шелка червей «ледяных» шелковичных, Ее невозможно обычными выткать станками, И вся она сплошь состоит из узоров различных. На рясе из ткани, покрытой узором блестящим, Повсюду цвета сочетались легко и удачно, И нет украшений на свете таких же изящных, И ткани на свете не встретишь такой же прозрачной, Оденешь ее – словно в красный туман облачишься, Снимаешь – и полы цветными плывут облаками, Сиянье ее у небесного входа лучится, Пять горных вершин озарив с вековыми снегами. На тонкой материи западный выдавлен лотос И звезд изобилье, небесным созвездиям равных, Ночами от жемчуга пламень невиданный льется, На самом верху изумруд изумительный вправлен. Коль даже не полностью он озаряется светом, Все ж восемь святых драгоценностей он затмевает, Касаться одежды святой не дозволено смертным – И только бессмертный порою ее надевает… Хоть тысячу раз заверни эту рясу – и снова Заметишь, как в воздухе яркие радуги блещут, Увидев волшебную рясу на теле святого, Нечистые духи в бессилии злобном трепещут. Есть жемчуг на ней, что желанье исполнит любое, Есть жемчуг такой, что любой ураган обуздает, Она белизною соперничать может с луною, И ясное солнце своей красотой затмевает. Украшена ряса богато прекрасным агатом, Останками Будды, коралловой темною веткой, И тело святого сияньем прикрыв благодатным, Она аромат источает – прекрасный и редкий. И тигры от блеска ее убегают большими прыжками, Драконы с морских островов уплывают в смятении страшном, Скрепляется ряса двумя золотыми замками, Застежки и ворот украшены белою яшмой. Имеются стихи по этому поводу, которые гласят: Триратна – всемогуща, высока, И путь ее буддистами любим, «Четыре существа» и «шесть путей» – Все учтено учением святым. Стремление к душевной чистоте – Вот для людей и для небес закон, Тем мудрецам, кто суть во всем нашел, Большой светильник разума зажжен! И телом и душою крепким быть – То значит – золотой приблизить век, Но, как луна – кристальной чистоты, Душа твоя должна быть, человек! С тех пор как ряса соткана была, Открыт простор для истин мудреца, – Кто станет отрицать, что Будды путь Не знает ни начала, ни конца?

Выслушав эти хвалебные стихи, император остался очень доволен и спросил монахов о том, какими достоинствами обладает посох с девятью кольцами.

– О моем посохе я вот что вам скажу, – отвечала Гуаньинь:

Девять колец из железа и меди, – Причудливой формы цветные узоры. Окрашенный в цвет самый чистый и нежный, Красив этот посох – он радует взоры. Возьмешь его в руки – он сразу невидим, Спускаешься с гор – как на облаке белом, Ло, ищущий мать, был могуч и отважен, На посохе этом весь мир облетел он!

Когда бодисатва умолкла, император приказал развернуть рясу, тщательно осмотрел ее и, убедившись в том, что перед ним действительно редкостная вещь, промолвил:

– Ну что ж, наставник! Скрывать нам от вас нечего. Сегодня буду присутствовать на торжественном богослужении о спасении бесприютных духов, чтобы избавить их от бедствий. Там соберется множество монахов и будет проповедоваться учение Будды. Среди монахов, совершающих богослужение, есть один, наиболее достойный по своей святости и добродетели. Его монашеское имя Сюань-цзан. Я покупаю вашу рясу и ваш посох для него и хотел бы знать окончательную цену.

Когда император умолк, бодисатва и ее ученик Мокша, почтительно сложив ладони рук и склонившись перед императором, произнесли приветствие.

– Если это человек поистине добродетельный, тогда мы, скромные монахи, охотно подарим ему эти вещи, и никаких денег нам не нужно.

Сказав это, они повернулись и пошли прочь. Император приказал Сяо Юю сейчас же вернуть их и со своего трона с поклоном сказал:

– Ведь вы говорили, что ряса стоит пять тысяч, а посох две тысячи лян, а теперь отказываетесь от денег. Может быть, я был недостаточно учтив с вами и вы подумали, что я хочу силой завладеть вашими вещами, так должен вам заявить, что подобных намерений у меня не было. Я уплачу вам ту сумму, которую вы назвали, и на этом мы покончим.

– Мы дали зарок, что если повстречаем добродетельного человека, почитающего три сокровища буддизма, то, выполняя волю Будды, отдадим ему эти вещи безвозмездно, – промолвила бодисатва, воздев руки к небу. – Сегодня мы убедились в вашей высокой добродетели, ваше величество, и в милостивом внимании к последователям учения Будды. Вы сказали нам о том, что монах, которому предназначаются эти вещи, отличается высокой добродетелью и святостью и проповедует учение Будды. Поэтому мы сочли своим долгом преподнести ему рясу и посох и решительно отказываемся от всякой платы. Разрешите же нам оставить эти вещи здесь и удалиться.

Искренность и почтительность, прозвучавшие в словах бодисатвы, до глубины души тронули императора, и он тотчас же приказал одному из сановников приготовить торжественную трапезу, чтобы отблагодарить монахов за их подарок, но бодисатва наотрез отказалась принять угощение и с достоинством удалилась прочь, укрывшись в кумирне местного бога. Однако распространяться об этом мы не будем.

Вы должны узнать о том, что в полдень император устроил у себя прием и приказал Вэй-чжэну пригласить Сюань-цзана. Сюань-цзан в этот момент собрал всех монахов и совершал богослужение, во время которого читались священные книги и звучали песнопения. Узнав о том, что его вызывает император, Сюань-цзан сошел с алтаря, привел себя в порядок и вместе с Вэй-чжэном отправился ко двору.

– Я пригласил вас в Чанъань на богослужение, но не имел еще случая отблагодарить вас за труды, – сказал император, обращаясь к нему. – Сегодня Сяо Юй привел ко мне двух монахов, которые изъявили желание подарить мне вышитую парчовую рясу и посох с девятью кольцами. И вот я пригласил вас сюда для того, чтобы преподнести вам эти вещи.

Выслушав императора, Сюань-цзан склонился перед ним, выражая благодарность за оказанную милость.

– Если вы не откажетесь от подарка, – продолжал император, – то прошу вас надеть эту рясу. Я хочу посмотреть, идет ли она вам.

Сюань-цзан взял рясу, встряхнул ее и надел, затем взял посох и стал перед троном. Все присутствующие были поражены его великолепным видом. Сюань-цзан выглядел истинным последователем Будды:

Лицом красив и станом величав, Он в платье Будды дивное оделся, И так оно сидело на плечах, Как будто он и был его владельцем. О, блеск волшебный платья был таков, Что им весь мир огромный озарялся, И длинными рядами жемчугов Украшена была святая ряса. Фестоны, словно в воздухе застыв, Края одежды покрывали снизу, И ярким блеском нитей золотых Весь шелк великолепный был пронизан. Свисала всюду шелковая ткань, Парча ее изящно окаймляла, Сплетенье вышивок, куда ни глянь, Искусством выполненья изумляло. Восьми сокровищ прелесть высока, Их украшают яркие букеты, Сквозь золото колец воротника Шнурки из пряжи бархатной продеты. Огромна статуй Будд величина, И ряса словно небо охватила, И в небе по заслугам и чинам Расставлены небесные светила. Да, Сюань-цзан судьбою наделен На самом деле необыкновенной! Святую рясу Будды принял он – И был прекрасен как Лохань священный И эта святость – есть ли ей предел? – Не уступала западной нисколько, "Железный посох весело гремел, Прекрасные на нем блестели кольца, И шапочка его была под стать Сверкающему Будды одеянью, И ясно было – он сумел познать Возвышенное духа состоянье!

Все гражданские и военные чины остались очень довольны ем происшедшим. Император был в восторге. Он назначил свиту, которая должна была сопровождать Сюань-цзана, выделил большое количество чиновников, всем им надлежало отправиться с Сюань-цзаном по улицам города до храма и торжественно сопровождать его, как обычно сопровождали выдержавшего экзамен на высшую ученую степень.

Сюань-цзан снова поклонился императору, выражая свою благодарность, и торжественная процессия двинулась по улицам. Что творилось в городе! Проезжие купцы и именитые местные торговцы, вся знать города, ученые и писатели, пожилые и молодые стремились получше рассмотреть эту процессию и выразить свое восхищение.

– Благородный священнослужитель! Лохань, спустившийся на землю! Живой бодисатва, сошедший в мир! – слышались повсюду восторженные крики.

Когда процессия достигла храма, все монахи вышли встретить Сюань-цзана. Увидев его в новом облачении, с посохом в руках, они готовы были поверить тому, что это прибыл сам бодисатва Кшитигарба и, почтительно поклонившись ему, выстроились в два ряда. Войдя в храм, Сюань-цзан возжег фимиам перед статуей Будды и поблагодарил народ за оказанные ему почести. Когда церемония закончилась, все расселись по своим местам.

Круг блестящий солнца опустился И в закатных облаках исчез, А туман вечерний уж сгустился, Он окутал и луга и лес. И простор столичных светлых улиц Опустел от пешеходов вдруг, – Жители усталые вернулись, Полночь возвещает гонга звук… И в деревне дальней запустенье, В царстве темноты и тишины Только монастырские строенья Множеством огней озарены. Там монахи службу начинают, Чтоб молиться ревностно всю ночь, Помогает тишина ночная Отогнать мирские мысли прочь…

Время летело, и вскоре наступил день последнего торжественного богослужения, это было в седьмой день седьмой седьмицы (сорок девятый день). Сюань-цзан приготовил заключительную проловедь и пригласил императора пожаловать на богослужение.

В это время по всей Поднебесной разнеслись добрые вести. Слава императора распространилась по всей вселенной. Ранним утром Тай-цзун в сопровождении огромной свиты, множества гражданских и военных сановников, императрицы и членов императорской фамилии отправился в храм. Устремились послушать проповедь и жители города: и стар, и млад, и благородный, и простолюдин.

– Сегодня – конец седьмой недели, в храме будут служить последнюю и самую торжественную заупокойную службу, – говорила в это время бодисатва Гуаньинь своему ученику Мокше. – На этом церемония богослужения заканчивается. Мы пойдем с тобой вместе, смешаемся с толпой и посмотрим, как все это будет происходить. Интересно, принесли ли Сюань-цзану наши дары счастье. Кроме того, необходимо послушать и узнать, какую школу буддизма он проповедует.

И вот бодисатва вместе с Мокшей направились в храм.

И словно было им суждено попасть в родную обстановку. На богослужении незримо присутствовала Парамита, – высшая мудрость, последняя ступень к переходу в нирвану. Войдя в храм, они увидели истинное великолепие, достойное великой империи и великой династии. И все это великолепие затмевало блеск рясы и свидетельствовало о том, что ряса попала в надлежащие руки. Такую торжественную обстановку можно было встретить только в лучших буддийских храмах. Громко звучали божественные звуки, превознося имя Будды. Гуаньинь прошла прямо к кафедре, и перед ней во всем великолепии предстал Сюань-цзан.

Об этом сложены стихи:

Все озарили лучи – До самой малой частицы, Он возвестил начало Великого торжества. Бездомные души, Взлетев высоко над столицей, Жадно ловили Священные эти слова. Он совершает службу И в ревностной вере, Мысли свои далеко, Глубоко устремил. Каждое слово его Открывает широкие двери К заветным желаньям – Снова вернуться в мир! Вера в ученье Будды У всех возрастала, Снова тверьдя заклинанья Священных сутр, С радостью ждали В храме малый и старый, Какую же милость Им небеса принесут?

Сюань-цзан стоял на возвышении. Вначале он прочитал сутру о спасении умерших и успокоении душ, затем об умиротворении государства и наконец изложил учение о пользе самоусовершенствования. Тут Гуаньинь приблизилась к кафедре и, ударив по ней рукой, громко крикнула:

– Почему же ты, монах, говоришь только об учении Малой колесницы, отчего не расскажешь о писании Большой колес – ницы?

Этот вопрос привел Сюань-цзана в восторг: он сошел с возвышения и, подойдя к бодисатве, приветствовал ее:

– Почтенный наставник! Простите, что я не приветствовал вас. Присутствующие здесь монахи проповедуют лишь учение Малой колесницы, они понятия не имеют о Большой колеснице.

– Ваше учение Малой колесницы, – отвечала на это Гуань – инь, – не может спасти души умерших и создает путаницу. Я обладаю тремя сокровищами буддийских писаний, известных под названием Большой колесницы, которые включают изречения Будды, порядок и учение о религии. Все вместе они называются Трипитака, три сокровищницы. Они помогают душам умерших переселиться на небо, могут избавлять от бедствий, могут продлить жизнь и освободить верующих от грядущих перевоплощений.

В то время как они беседовали, один из придворных чиновников, на обязанности которого лежало наблюдение за порядком в храме, бросился к императору и доложил ему, что какие-то покрытые паршой монахи прервали проповедь верховного священнослужителя и, стащив его с кафедры, затеяли с ним глупый спор. Император приказал задержать монахов и привести к нему. Представ перед императором, монахи не только не приветствовали его поднятием руки или земными поклонами, но, глядя ему прямо в лицо, спросили:

– Зачем вы звали нас, ваше величество?

– Ведь вы те самые монахи, которые принесли мне рясу, – сказал император. Он узнал их.

– Да, это действительно мы, – подтвердила Гуаньинь.

– Раз уж вы пришли послушать проповедь, – промолвил император, – то имеете право разделить трапезу наравне с другими. Но почему вы прерываете проповедь нашего учителя? Нарушая установленный порядок богослужения, вы мешаете нам молиться Будде.

– Ваш проповедник говорил только об учении Малой колесницы, – отвечала на это Гуаньинь, – а это учение не помогает душам умерших переселиться на небо. Мы же постигли учение Большой колесницы, оно может спасти души умерших, помогает людям, попавшим в беду, дает долголетие и благополучие. Эти слова доставили большое удовольствие императору, и он спросил:

– А где же проповедуют это учение?

– В Индии, в храме Раскатов грома, в том месте, где обитает Будда – Татагата, – отвечала Гуаньинь. – Это учение может избавить от всяких невзгод и предотвратить всевозможные бедствия.

– А вы знаете это учение наизусть? – снова спросил император.

– Да, знаю, – отвечала бодисатва.

– Тогда мы попросим нашего учителя пригласить вас на кафедру, чтобы вы изложили это учение, – произнес довольный император.

Но в этот момент бодисатва вместе со своим учеником Мокшей поднялась на кафедру, оттуда вознеслась в облака и, держа священную вазу с ивовой ветвью в руках, предстала народу во всем своем блеске и славе. Слева от Нее, держа посох в руках, стоял ее ученик Мокша – Хуэй-ань, – вид у него был поистине величественный. Пораженный великолепием этой картины, император Танов пал ниц, вслед за ним, возжигая благовония в честь бодисатвы, склонились все гражданские и военные сановники. Присутствующий в храме народ – монахи, монахини, миряне, чиновники, ремесленники и торговцы – тоже с благоговением склонился перед бодисатвой.

Император позабыл обо всем на свете, а его сановники были настолько возбуждены, что забыли всякий этикет. Из окружавшей их толпы беспрерывно неслись восклицания:

– Слава великой бодисатве Гуаньинь, слава!

Император Тай-цзун повелел вызвать искуснейшего живо – писца, для того чтобы в красках запечатлеть истинный облик бодисатвы. Тотчас же был приглашен искуснейший живописец У Дао-цзы, прославившийся своими изображениями святых и небожителей. Это был тот самый художник, который впоследствии написал портреты великих людей Танской эпохи в знаменитой галерее Парящих облаков. Живописец взял в руки свою волшебную кисть и в точности воспроизвел облик бодисатвы.

Между тем бодисатва постепенно уносилась все выше и выше, исходившее от нее лучезарное сияние вскоре исчезло, а с неба упал свиток бумаги, на котором очень отчетливо было написано следующее:

Шлю привет и поклон Государю империи Танов! Текст канонов буддийских На западе ныне хранится, Тот, кто хочет познать Заклинанья из книг Махаяны, Будет долго в пути – Но труднее назад возвратиться… Много ли впереди – Этот путь и суров, и опасен, Столько тягот приняв, Кто сумеет пройти испытанья? Коль найдется такой – Он поистине смел и прекрасен, Он – мудрец совершенный, Достойный священного званья!

Тогда император Танов, обращаясь к монахам, промолвил: – Пусть прекратится на время богослужение. Необходимо тотчас же найти человека, который отправился бы за священными книгами Большой колесницы. Это даст нам возможность быть более искренними и обеспечит путь к самосовершенствованию.

Все были готовы выполнить волю императора. И как только в храме прозвучал вопрос о том, кто хотел бы во исполнение воли императора отправиться на Запад, за священным писанием, вперед выступил Сюань-цзан и, низко кланяясь императору, произнес:

– Я скромный монах и, хотя не обладаю особыми талантами, хочу верой и правдой послужить вам и, выполняя вашу волю, отправиться за священными книгами. Надеюсь, что этим я хоть в какой-то мере буду способствовать укреплению нашего государства.

Услышав подобные речи, император остался очень доволен, подошел к Сюань-цзану и, помогая ему подняться, сказал:

– Преподобный учитель! Если вы поистине преданы и добродетельны и готовы сослужить мне эту службу, если вас не останавливают трудности столь дальнего пути, горы и реки, которые вы встретите в дороге, тогда разрешите мне считать вас отныне своим братом.

Сюань-цзан низко склонился перед императором, благодаря за оказанную ему честь. Император же, человек весьма добродетельный, перед изображением Будды отвесил Сюань-цзану четыре поклона и промолвил:

– Святой отец, брат мой!

Сюань-цзан не переставая благодарил императора и в свою очередь сказал:

– Ваше величество! Разве смею я, скромный монах, не отличаясь ни особыми добродетелями, ни выдающимися способностями, принимать столь незаслуженные милости? Я приложу все свои ничтожные силы, чтобы добраться до Индии. Если же мне не удастся завершить свой путь и привезти священные книги, то я скорее умру и навеки сойду в преисподнюю, нежели соглашусь вернуться на родину с пустыми руками.

Желая подтвердить свою клятву, он воскурил фимиам перед статуей Будды. Император пришел в восторг и отдал приказ возвращаться во дворец и ждать счастливого дня, чтобы снабдить паломника документами, необходимыми ему в пути.

Все разъехались по домам. Сюань-цзан вернулся в храм Хунфусы. Навстречу ему вышли монахи и его ученики, до которых уже дошли слухи о предстоящем паломничестве их учителя. Он подтвердил им, что дал клятву отправиться в Индию.

– Учитель, – молвил тогда один из его учеников, – я слышал, что путь в Индию далек и труден, что по дороге очень много тигров, барсов и злых духов. На каждом шагу там подстерегают опасности, и вряд ли вы благополучно возвратитесь.

– Я торжественно поклялся в том, что если не привезу священных книг, то лучше отправлюсь навеки в преисподнюю, – отвечал Сюань-цзан. – После того как я щедро осыпан милостями императора, я должен сдержать данное мною слово и с честью послужить стране, хотя отлично представляю себе все трудности, которые предстоят мне на моем пути.

Ученики мои! Возможно, что мы расстаемся с вами на два – три года, а может быть даже на пять – семь лет. Но что бы ни случилось, знайте: если ветви сосны, которая растет во дворе этого храма, будут обращены на восток – значит я возвращусь. Если же нет, мы с вами никогда уже больше не увидимся.

Ученики крепко запомнили эти слова.

На следующий день император в присутствии всех сановников написал рескрипт о том, что Сюань-цзан уполномочен привезти священные книги, и закрепил этот рескрипт печатью, которая давала свободный проезд. В этот момент астролог Цянь доложил:

– Сегодня как раз благоприятный день для отправления в дальний путь. Расположение звезд предсказывает счастливую дорогу.

Император остался очень доволен. В этот же момент доложили о приходе Сюань-цзана, и император приказал ввести его.

– Брат мой, – промолвил, обращаясь к нему, император, – мне сообщили, что сегодня благоприятный день для отправления в путь. Вот здесь бумаги для беспрепятственного проезда. Кроме того, я хочу подарить вам золотую чашу, она пригодится вам для сбора подаяний в пути. Я уже выбрал двух человек, которые будут сопровождать вас, а также жалую вам коня, который будет везти ваши вещи. Вы можете тронуться в путь сейчас же.

Сюань-цзан с радостью выслушал императора и, с благодарностью приняв предназначенные ему дары, без всякого промедления, сопровождаемый императором и целой свитой сановников, двинулся к городским воротам. У ворот Сюань-цзана ожидали монахи и ученики из храма Хунфусы, они принесли ему зимнюю и летнюю одежду. Император приказал упаковать все это, приготовить коня, а когда все было сделано, приказал подать вина.

Подняв чашу, Тай-цзун обратился к Сюань-цзану с вопросом:

– Брат мой, как ваше имя?

– Ведь я монах, ушел из мира и считал невозможным называть себя каким-нибудь именем, – отвечал на это Сюань-цзан.

– Я слышал, бодисатва говорила, – продолжал император, – что священные книги в Индии называют Трипитака. Согласны ли вы, чтобы ваше прозвище было Трипитака и напоминало о том, что вы отправляетесь на поиски этих книг?

Сюань-цзан с благодарностью принял свое новое прозвище, однако, принимая от императора чашу с вином, промолвил:

– Ваше величество! Воздержание от вина является первой заповедью монаха, и за всю свою жизнь я не брал в рот ни капли хмельного.

– Но сегодня исключительный случай, – заметил Тай – цзун. – Да и вино совсем слабое. Выпейте чашечку за то, чтобы ваша миссия завершилась успехом.

Трипитака не посмел отказаться. Но в тот момент, когда он хотел выпить, император быстро наклонился и, взяв горсть земли, бросил ее в чашу. Трипитака не мог понять, что это значит, но император улыбаясь сказал ему:

– Дорогой брат! Сколько времени вы будете отсутствовать?

– Надеюсь года через три вернуться домой, – отвечал Трипитака.

– О, это очень долгий срок, – произнес император. – Вам предстоит большой и трудный путь. Дорогой брат, выпейте это вино. Ведь правильно говорится, что горсть родной земли дороже десяти тысяч лян чужеземного золота.

Тут только Сюань-цзан понял, зачем император бросил ему в вино горсть земли, и с благодарностью осушил чашу до дна. После этого он тронулся в путь, а император со своей свитой вернулся во дворец.

Если вы хотите узнать, как началось путешествие Сюань-цзана, прочитайте следующую главу.