"Испанские страсти" - читать интересную книгу автора (Уайз Айра)

4

Выйдя на улицу, Джасмин остановила такси, назвала водителю адрес отеля, а затем бессильно откинулась на спинку сиденья и со всхлипом перевела дыхание. Наверное, стоило подождать Колина Питта, да только молодой женщине ужасно не хотелось, чтобы кто-либо видел ее в таком состоянии.

— С вами все в порядке, сеньора? — осведомился таксист.

Джасмин подняла глаза. Таксист озабоченно изучал ее в зеркало заднего вида и, похоже, искренне ей сочувствовал. Неужели она выглядит настолько ужасно?

Да, настолько ужасно, вынуждена была признать Джасмин. Душа у нее истерзана, внутри все дрожит, Под застегнутым наглухо пиджаком блузка по-прежнему бесстыдно распахнута, и на всем теле не найдется ни дюйма кожи, на котором не осталось бы пылающего следа прикосновений этого человека. Волосы растрепались, лицо бледное, губы распухли и трясутся — последствия грубого нападения, при котором следовало бы звать на помощь, а она вместо того…

— Да, благодарю вас, — отозвалась она и потупилась, чтобы таксист не прочел правды в ее взгляде.

Глаза Джасмин вновь наполнились слезами. Как он только может так с нею поступать? Что дает ему право обращаться с ней как с последней распутницей?

Ты нарочно его подзуживала, зазвучал в голове издевательский внутренний голос. Ты пришла на встречу, надеясь вырвать сердце из груди мерзавца, а в итоге он вырвал твое! На пальце, где некогда красовалось обручальное кольцо, просматривалась тонкая бледная полоска. Джасмин рассеянно терла ее большим пальцем, пытаясь решить, что причиняет ей большую боль; то, как Эстебан с ней обошелся, или удручающее понимание того, что она до сих пор по уши влюблена в бессовестного негодяя! Осознание этого пришло к ней в тот момент, когда Колин Питт заговорил о новом браке ее мужа с Инее Ортуньо. Неужели Эстебан не мог найти себе новую пассию, вместо того чтобы возвращаться к прежней возлюбленной? А еще он следил за ней, внезапно вспомнила молодая женщина. Выходит, ему так необходимы веские основания для расторжения брака, что он готов пойти на откровенную подлость?

Ненавижу его, думала Джасмин, изнывая от душевной муки. О да, она и впрямь его ненавидела. Два диаметрально противоположные чувства — любовь и ненависть — разрывали ее надвое, грозили увлечь в водоворот безумия. Этот мужчина ей не подходит. Уже не подошел. Три года минуло, убито размышляла она, но глупое сердце так ничему и не научилось. Такси притормозило у входа в отель. Порывшись в сумочке, Джасмин протянула водителю смятую купюру и вышла на тротуар, под палящее полуденное солнце. Кажется, она и впрямь безумна — приехать в Жерону и вырядиться в кожу, притом что город этот известен летней жарой!

Мать была права: она сама напрашивалась на неприятности — и получила их полной мерой! Поднявшись в номер, молодая женщина поскорее сбросила с себя костюм и поспешила в ванную, чтобы смыть под душем само воспоминание о прикосновениях пальцев Эстебана.

Никогда, никогда! — твердила она и до боли терла руки и плечи жесткой мочалкой, словно вознамерившись содрать с себя кожу. К тому времени, как Джасмин вышла из ванной и вытерлась полотенцем, тело ее горело, но в силу иных причин, нежели до того, а отчаяние сменилось упрямством. Если ей и требовались напоминания о том, из-за чего она сбежала от Эстебана, так милая сцена в зале заседаний оказалась для этой цели в самый раз!

Ей этот мужчина не нужен. Пусть себе говорит о баснословных компенсациях, размышляла Джасмин, надевая свободные бежевые хлопчатобумажные брюки и футболку в тон. Пусть себе разводится с ней, чтобы жениться на Инее Ортуньо и произвести на свет чистокровных маленьких наследников!

Джасмин вскинула голову, и расческа в ее руке на мгновение застыла в воздухе. Эстебан передумал насчет детей и решил, что пора продолжить гордый род де Ривера?

Что там говорил Колин Питт? Молодая женщина напрягала память, продолжая расчесывать длинные, шелковистые пряди волос. Фернандо женится. Адвокат сказал, что тут задействованы вопросы наследования. Фернандо, конечно, на пять лет моложе брата, но если Эстебан хочет сохранить главенство в роде, то ему просто необходимо первым обзавестись сыном.

На глаза Джасмин вновь навернулись слезы. Она бы подарила ему сына. Она подарила бы ему сотню детей, если бы только Эстебан захотел. Но не такую женщину предназначая он в матери своим детям. Ему подавай темноволосую красавицу испанку с громким именем, под стать высокопоставленным де Ривера.

В глазах у Джасмин потемнело. Она схватилась рукою за спинку стула и постояла так несколько минут, пытаясь справиться с тошнотой. Шрам на сердце трехлетней давности вновь сочился кровью,

Надо выбраться отсюда — все равно куда, лишь бы не сидеть в четырех стенах. Не думая больше ни о чем, Джасмин метнулась к двери, на ходу стягивая волосы в пучок. Перебросила через плечо сумочку и фотоаппарат, засунула в карман солнечные очки и выскочила в коридор.

И, только оказавшись за дверью, Джасмин вспомнила о матери и ощутила укол совести: сейчас, в нынешнем своем взвинченном состоянии, перспектива объясняться с Кэтрин ей совершенно не улыбалась. Но и нельзя было вот так взять и уйти из отеля, даже не проверив, вернулась ли мама. Преисполнившись храбрости, Джасмин постучала в дверь соседнего номера. Тишина была ей ответом. По всей видимости, Кэтрин с Оуэном еще не вернулись. Джасмин облегченно перевела дух, А в следующее мгновение уже спускалась на лифте вниз. Ей так отчаянно хотелось вырваться на волю, что она с трудом заставила себя задержаться у регистрационной стойки и оставить для матери записку.

Уже выходя на улицу, она столкнулась с Колином Питтом. По иронии судьбы тот как раз возвращался из «Ривера корпорасьон».

— Быстро же они подготовили все документы! — не без ехидства заметила Джасмин.

— Ничего они не подготовили. — Молодой адвокат нахмурился. — Сеньор Ривера ушел сразу после вас.

Наверное, за невестой ухаживать помчался, с горечью подумала Джасмин. И в груди вновь образовалась сосущая пустота.

— И что теперь? — спросила она.

— Мне велено ждать дальнейших инструкций, — сообщил Колин Питт.

— Да ну? — протянула она. — Это чьих еще инструкций, Эстебана де Ривера или Диего Баррильдо? Так вот, мистер Питт, поскольку наняла вас я, извольте получить дальнейшие инструкции. До вечера вы абсолютно свободны, — сообщила Джасмин. — Отдохните, посмотрите город, а про этих двоих и думать забудьте.

Сама она, во всяком случае, собиралась поступить именно так.

— Но, миссис Ривера, — запротестовал он, — мы же завтра вечером улетаем обратно в Штаты. Нам просто необходимо обсудить ваши пожелания…

— Мне вообще ничего не надо, — перебила молодая женщина. — Но если этот кошмар возможно закончить только при условии, что я на все соглашусь, значит, так тому и быть. — Жесткие интонации ее голоса недвусмысленно подсказывали, что разговор окончен. — Они подготовят завтра все документы, — предположила Джасмин. — Я поставлю подпись и улечу домой.

И никогда больше сюда не вернусь, мысленно добавила она. Бедняга юрист остался стоять, беспомощно открыв рот, не зная, что и думать. А он-то предвкушал славную схватку!

Сегодня в зале заседаний «Ривера корпорасьон» Колин Питт впервые показал, на что способен, — и битва ему понравилась!

Сбежав по ступеням, Джасмин оказалась под палящими лучами солнца. Постояла мгновение, прикидывая, куда бы направиться, и решила навестить несколько любимых своих уголков из числа тех, что не напоминали ей об Эстебане. А таких в Жероне немало, усмехнулась молодая женщина, надевая солнечные очки, и зашагала вниз по улице. В течение того года, что Джасмин прожила здесь, в Испании, в то время как Эстебан изображал вечно занятого финансового воротилу, она училась развлекаться сама, знакомясь с городом напрямую, а не через своих высокопоставленных родственников…

Эстебан едва успел припарковать машину, когда из дверей отеля вышла Джасмин. Он остался сидеть на месте, наблюдая за молодой женщиной в зеркало заднего вида. Та постояла минуту, сосредоточенно хмурясь, затем надела солнечные очки и куда-то направилась.

Что она затеяла? — мрачно размышлял Эстебан. Отчего не сидит в своем номере, проливая горькие слезы?

Нелепая мысль, тут же одернул себя он, приглядевшись, что на Джасмин надето. «Одета, как на битву» — этим выражением Эстебан пользовался во время их недолгого брака. Волосы стянуты в хвост, на плече болтается фотоаппарат, затрапезные брюки с футболкой — сколько раз его несносная жена, экипировавшись таким образом, исчезала из дому, никому не сказав, куда идет и что собирается делать. Сколько раз он наблюдал, как ее стройная, исполненная решимости фигурка исчезает за углом.

Эстебан стиснул зубы — он отлично знал причину исчезновений Джасмин. Обычно она убегала после ссоры, когда ей случалось о чем-нибудь попросить мужа, а тот был слишком занят, чтобы прислушаться, или просьба казалась ему сущей ерундой, и он обрывал жену на полуслове. Угрызения совести язвили ему сердце. Жить со мной — да ведь это сущая пытка! — неохотно признал Эстебан. Вечно он ворчал, выражал свое недовольство, придирался и изводил жену всеми доступными ему способами. И не смог разглядеть, насколько она одинока, что предпочитает исчезнуть, раствориться в шумном городе. Как вот сейчас…

Эстебан выбрался из серебристого «порше», снял пиджак и галстук, бросил их на заднее сиденье. И поспешил, было вслед за женой. Но тут вспомнил о любовнике и призадумался. А что, белокурый культурист остался в отеле? Джасмин только что была с ним и теперь пробует на нем свою любимую методику «уйду и не оглянусь», поскольку мистер Мьюир отказался к ней прислушаться? Уж не поссорились ли они из-за сегодняшней встречи в офисе, которая обернулась для них обоих настоящей катастрофой? Если, конечно, предположить, что она сообщила любовнику, что едва не занялась с мужем любовью прямо на полу зала заседаний… А не занимались ли любовь эти двое прямо сейчас, в этом захолустном отеле, идеально подходящем для тайных встреч?

Да уж, умею я себя помучить, с досадой отметил Эстебан и со всех ног бросился за Джасмин, которая тем временем уже скрылась за углом. Сначала он решит одну проблему, а потом уже займется остальными…

До чего славно оказалось пройтись! Джасмин уходила все дальше от отеля, чувствуя, как напряжение трудного дня постепенно отступает, сведенные судорогой мышцы расслабляются, и проясняется в голове. Молодая женщина перекусила сандвичем с кока-колой на Пласа дель Ви, не спеша, прогулялась по широкой Оли Сьютаданс, свернула в один из переходов с каменной лестницей, уходящей вверх, и прошла сквозь узкие катакомбы старинного еврейского квартала. Мимо уютных двориков с садами направилась к часовне святого Николая, в который раз полюбовалась тремя апсидами в форме листа клевера, такими нетипичными для каталонской архитектуры. Сделала несколько снимков часовни и площади перед нею.

Продавцы сувениров отпускали ей цветистые, порой чересчур смелые комплименты, и молодая женщина в долгу не оставалась. Слыша ее беглую, выразительную испанскую речь, торговцы расплывались в улыбке — обескураженные, но очень довольные. Джасмин развлекалась от души.

Еще час спустя она спустилась чуть ниже по Форсе и завернула в один из местных ресторанчиков под вывеской «Жеронский лев». Нет, есть она не могла. Похоже, утренняя встреча надолго отбила у нее аппетит. Она сидела за столиком, потягивая сангрию и любуясь великолепным собором святой Марии, возвышающимся над улицей и площадью, и гигантской лестницей, ведущей к главному входу. В Жероне верят, будто, поднимаясь по этой лестнице, грешник непременно насчитает нечетное количество ступеней, а праведник — четное.

Джасмин поднималась к собору не раз и не два, и, что любопытно, всякий раз число ступеней получалось разное. Так что вопрос о ее принадлежности к агнцам или к козлищам по-прежнему оставался открытым.

Чуть позже к молодой женщине вышел Санчо, владелец ресторанчика, и, радостно ее приветствуя, от избытка чувств расцеловал в обе щеки. В это время дня Жерона словно вымирает. В самую жару все здравомыслящие испанцы предпочитают отдыхать дома, наслаждаясь сиестой. Посетителей в ресторанчике было раз, два и обчелся, так что Санчо подсел за столик к Джасмин и устроил ей настоящий экзамен по испанскому языку.

До чего нелепо, если вдуматься, что испанский язык Джасмин освоила здесь, среди «настоящих» жеронцев, а не в новом, современном городе на правом берегу реки Оньяр, в роскошных особняках и виллах местных богачей и знати. Там никому и в голову не приходило ее учить. Семейство де Ривера и люди их круга безупречно говорили по-английски, так чего же еще желать?

А вот славный старик Санчо, словно сошедший со страниц романа Сервантеса, добродушный толстяк с мудрым, проницательным взглядом, терпеливо поправлял ей произношение, учил словам и оборотам разговорной речи, точным, выразительным и красочным. Вскоре к ним присоединился хозяин букинистической лавки по соседству, большой знаток местных сплетен, и хромой цветочник, и его застенчивый внук-студент. Старший сын Санчо принес кувшин сангрии на всю компанию и пододвинул стул и себе тоже.

Джасмин позволила себе расслабиться. До чего приятно было просто сидеть здесь, в кругу этих простодушных, добросердечных людей, и наслаждаться их вниманием и заботой. Невзирая на то, что ее брак с Эстебаном обернулся сущим кошмаром, молодая женщина искренне полюбила Жерону — вот эту Жерону — и по возвращении в Штаты ужасно по ней скучала.

Внезапно Джасмин почувствовала, как сзади подошел еще кто-то и встал рядом с ней. Решив, что это один из местных завсегдатаев надумал присоединиться к их компании, молодая женщина не стала оборачиваться. Она сидела на плетеном колченогом стуле, потягивала ароматную сангрию и с лукавой улыбкой слушала очередную байку из неисчерпаемого запаса Санчо… И тут на плечо ее легла рука.

Одного прикосновения хватило, чтобы узнать, кто это. Джасмин похолодела, улыбка ее погасла. Старик Санчо умолк, все глаза обратились на Эстебана. Ощущение непринужденности и дружеской теплоты мгновенно развеялось.

Нет, не то чтобы развеялось, — скорее, сменилось уважительным расположением. Эти славные люди не могли не почувствовать ауру властности, исходящую от незнакомца, и не признать за ним превосходства. Равно как и неоспоримого права на их гостью. Ласковые и вместе с тем собственнические интонации в слове «querida» — «любимая» — сказали им все.

— Вот теперь я понимаю, куда запропастилась моя жена, — протянул Эстебан. — В часы сиесты она предпочитает общество верных поклонников!

Эстебан говорил по-испански, и прозвучало это не упреком, но комплиментом. Мужчины заулыбались в ответ. Испанцы — всегда испанцы. Джасмин наклонилась вперед, ставя бокал с сангрией на стол и тем самым, пытаясь ненавязчиво стряхнуть с себя мужскую руку. Но широкая ладонь лишь сместилась от плеча к основанию шеи. Эстебан нагнулся, его теплое дыхание защекотало ей ухо, а в следующее мгновение чуткие губы легко коснулись щеки.

Конечно же, он видел, что его появление жену отнюдь не радует, но он рассчитывал на то, что Джасмин не оттолкнет его на глазах у стольких заинтересованных зрителей. Так и вышло. А завсегдатаи ресторанчика, словно сговорившись, вдруг засуетились и один за другим, ссылаясь на неотложные дела, разошлись. Секунда-другая — и Джасмин осталась наедине с Эстебаном.

Он уселся на один из освободившихся стульев и устремил свой взгляд куда-то вдаль, удрученно поджав губы и опустив ресницы так, чтобы в его глазах невозможно было ничего прочесть. Джасмин непроизвольно отметила, что без пиджака и галстука, в рубашке с расстегнутыми верхними пуговицами и закатанными рукавами, в ярком солнечном свете он куда меньше похож на расчетливого бизнесмена и куда больше — на беспечного загорелого красавца, в которого она влюбилась без памяти четыре года назад. Сердце Джасмин беспомощно дрогнуло. Но сдаваться она не собиралась.

— Откуда ты узнал, где меня искать? — язвительно осведомилась она. — Все следишь за мною, Эстебан? Как это мило!

Эстебан поднял голову. Взгляды их встретились — и Джасмин бессильно откинулась на спинку стула, пытаясь взять себя в руки и не утонуть в темных омутах его глаз… на что она, как оказалась, была вполне способна!

— Ты говоришь на моем языке, — тихо промолвил Эстебан.

Нет, не этих слов ждала от него Джасмин! Однако скрыла удивление за сдержанной улыбкой.

— А в чем дело? Ты полагал, что твоя милая маленькая женушка слишком глупа, чтобы освоить испанский?

— Я никогда не считал тебя глупой. — Джасмин пожала плечами.

— Хорошо, не глупой — но неспособной и ко всему равнодушной. Впрочем, это одно и то же.

Эстебан не ответил. Он просто глядел на жену — пристально, неотрывно. В конце концов Джасмин неуютно заерзала на стуле и против воли ответила на невысказанный вопрос, что читался в темных глазах.

— У меня с детства способность к языкам, — пояснила она. — А здесь, — Джасмин обвела рукой ресторанчик и улицу в целом, — на протяжении целого года была моя классная комната. Здесь я училась испанскому у людей, которых ты только что распугал своей холодной, отстраненной учтивостью.

— Отстраненной! — воскликнул Эстебан. — Ах ты, маленькая лицемерка! Да я в жизни не встречал такой отстраненной, скрытной хитрюги, как ты. Ты целый год прожила в Жероне, как моя жена. Ты спала в моей постели, ела за моим столом и ежедневно общалась с моими родственниками и друзьями. Однако не припоминаю, чтобы ты хоть раз упомянула о своих визитах в эту «классную комнату» или дала понять хоть кому-то из тех, кто должен был бы стать тебе близок и дорог, что понимаешь испанский.

— О, зато я наслушалась столько всего интересного, чего бы мне никогда не услышать, знай, твоя родня, что я понимаю по-испански, — не без ехидства ответила Джасмин.

— Например?

— Например, как они все меня терпеть не могут и как ждут не дождутся, что бедняжка Эстебан одумается и прогонит американскую потаскушку прочь. — Ехидные нотки в голосе молодой женщины сменились неподдельной горечью.

— Да тебе и не хотелось им понравиться. — Темные глаза Эстебана недобро блеснули в ответ. — Ты даже не пыталась найти общий язык хоть с кем-то из тех, кто для меня важен. Ты просто-напросто жила своей двойной жизнью, выбирала себе в друзья тех, до кого снисходила, и презирала тех, кого люблю я. Если это не снобизм чистой воды, то я уж и не знаю, что это слово означает.

— Просто память у тебя на редкость избирательная, — возразила Джасмин. — Я, например, не помню ни единого случая, когда кто-то из твоих родных и близких выказал хоть сколько-то интереса к тому, что я говорю или делаю.

— Да они все тебя боялись!

Джасмин чуть было не расхохоталась: ничего нелепее она в жизни своей не слышала. Но лицо Эстебана посуровело. Ярость утренней перепалки уступила на нем место чему-то, чему и названия не подберешь. И оттого сеньор Ривера в нынешнем своем настроении внушал ей куда больше страха, нежели в зале заседаний.

— Ты терроризировала их своей непримиримой американской независимостью, — угрюмо продолжал он. — Острая на язык насмешница, ты их совсем задразнила. Ты издевалась над их консервативными привычками, обычаями, традициями, отказываясь сделать поправку на чужую культуру. И все это ты проделывала с высоты своего упрямого превосходства, от которого отказывалась только в моей постели и в моих объятиях.

Джасмин сидела молча, широко раскрытыми глазами глядя на мужа. Вот, значит, как Эстебан ее воспринимает! Неужели он и в самом деле верит каждому своему слову?

— Неудивительно, что наш брак и года не продержался, — потрясение произнесла Джасмин. — Ты думал обо мне не лучше, чем все они вместе взятые.

— Я любил тебя, — хрипло возразил Эстебан.

— Да, в постели, только что тобою упомянутой, — ядовито отозвалась она. — А вне ее?

— Я как раз собирался добавить, что любовь, к сожалению, не всегда слепа, — не упустил случая болезненно уколоть ее Эстебан. — Я видел, как ты упрямо цепляешься за свое желание всех шокировать. Наблюдал, как ты изничтожаешь на месте друзей дома одним лишь яростным, негодующим взглядом. А знаешь, Джасмин, что тут самое печальное? Твоя вызывающая непримиримость не делала тебя счастливее, равно как и всех прочих.

Эстебан был прав: она и впрямь ощущала себя глубоко несчастной. Как мучалась она, скрывая страх, и одиночество, и ужасную неуверенность в себе! Но если Эстебан полагает, что, высказав ей все это, получает над нею некое моральное превосходство, то глубоко ошибается. Потому что получается, что, если он знал истину и ничего не сделал, чтобы помочь жене и поддержать ее, значит, ему никакого дела до нее не было! Любовь? Да он понятия не имеет, что это слово означает! Вот она его, да, любила. Она поклонялась мужу как божеству и теряла силы и волю к жизни с каждым мелким знаком его пренебрежительного равнодушия, с каждой фразой вроде: «Я слишком занят» и «Неужели ты даже попытаться не хочешь принять протянутую тебе руку дружбы?». Какая там еще рука дружбы? У него всегда находились неотложные дела, жену он просто не замечал. Или Эстебан не видел, как она несчастна? Да нет, ему было все равно! До тех пор, пока они не стали ссориться по ночам, в постели. Вот тогда он забеспокоился, ведь под угрозой оказался второй по значимости его приоритет — активная сексуальная жизнь! Если Джасмин дулась и молчала, он осыпал ее презрительными эпитетами. Если говорила «нет», он доказывал ей, как быстро способен превратить это «нет» в трепетное, задыхающееся «да»…

— Да говори же, не молчи! — внезапно взорвался Эстебан.

Джасмин подняла голову и прочла в его глазах нетерпеливое желание пробиться сквозь возведенные ею заслоны, прочесть ее потаенные мысли. Слишком поздно, горько подумала она. Ты опоздал на целых три года!

— Чего ты хочешь? — холодно осведомилась Джасмин. — Я так понимаю, у тебя есть особые причины меня выслеживать… ну, помимо желания смешать с грязью мою репутацию.

— Ни о чем подобном я и не думал. Я пытался… — Эстебан на секунду умолк. — Мне хотелось извиниться за утреннюю сцену.

— Извинения принимаются. — На этом Джасмин намеревалась поставить точку. Пусть уходит — скатертью дорожка, как говорится. К ее удивлению, Эстебан коротко рассмеялся, тряхнул головой и уселся поудобнее.

— Ведьма, — фыркнул он.

Прозвучало это отнюдь не оскорбительно. И Джасмин действительно даже не попыталась усмотреть в этом замечании ничего обидного. Санчо, безошибочно выбрав момент, принес им свежий, дымящийся кофе и миндальных пирожных. Поулыбался, произнес несколько учтивых, ни к чему не обязывающих фраз, перекинулся парой шуток с Эстебаном. А затем, уже собираясь уходить, лукаво подмигнул Джасмин.

— И не стыдно тебе, милая? Такого замечательного мужа от нас скрывала! Только погляди, что ты сделала с моим сыном! Все его надежды пошли прахом!

И Санчо скрылся в кухне, оставив Джасмин наедине с «замечательным мужем», который, к слову сказать, к замечанию старика равнодушным не остался.

— Так-таки скрывала? — с усмешкой обратился он к Джасмин.

— А с какой стати мне про тебя рассказывать? — Она пожала плечами. — Здесь не место афишировать наши отношения.

— То есть мне здесь не место. Конечно, стоит ли удерживать на расстоянии пылких молодых официантов, — вкрадчиво заметил он.

Джасмин подняла левую руку, собираясь продемонстрировать обручальное кольцо, — в ее глазах этот жест все объяснял без слов. Вот только никакого кольца не было. Молодая женщина смутилась и потупилась. Кольца нет, вот и браку их скоро придет конец. Она поспешно спрятала руку. В горле стоял комок, к глазам подступили непрошеные слезы. Эстебан, сощурившись, наблюдал за нею. Лицо его оставалось абсолютно бесстрастным.

— Санчо просто пошутил, — поспешно произнесла Джасмин, стремясь загладить неловкость.

— Я понял, — тихо отозвался Эстебан.

— Тогда почему ты щуришься?

— Да потому, что упомянутый молодой официант глаз с тебя не сводил с того самого момента, как ты села за этот столик.

— А ты, выходит, за мной уже долго наблюдаешь? Ты никак прятался за углом и щелкал фотоаппаратом всякий раз, как он мне улыбался?

— Так бы я не одну пленку извел.

Джасмин резко подалась вперед. Внутри у нее все кипело, в груди нарастало желание швырнуть в этого невозмутимого, самодовольного типа и кофейный прибор, и кувшин, и все, что под руку подвернется!

— Ты уже извинился. Отчего бы тебе теперь не убраться восвояси? — угрожающе осведомилась она, протягивая руку к чашке.

У Эстебана дрогнул уголок рта: он догадывался, что у его жены на уме. Она и прежде проделывала подобное: швырялась в него чем попало, стоило вывести ее из терпения. Наказание обычно настигало ее в постели. Однако на этот раз Джасмин повела себя иначе. Медленно взяла чашку, поднесла к губам и отпила кофе. Напиток обжег ей нёбо, кроме того, обнаружилось, что она забыла положить сахар.

— Кстати, а где же любовник?

— Что?! — Джасмин резко вскинула голову, карие глаза опасно блеснули. Она объявляла войну. Войну себе самой. Войну Эстебану. Джасмин уже давно перестала понимать, что происходит у нее в душе. Хоть бы Эстебан, наконец, ушел! Ей нельзя, никак нельзя смотреть на него. Нельзя любоваться тем, как солнечный луч, пробившись сквозь полосатый навес, золотит его голову и плечи. Нельзя подпадать под власть обаяния этих мужественных, словно изваянных из мрамора черт лица, этой фигуры атлета-олимпийца!

Он просто великолепен. Высокий, загорелый, черноволосый… При одной мысли о мускулистом, поджаром торсе под этой белой рубашкой все доводы рассудка обращаются в ничто. Верхние пуговицы расстегнуты, и в просвете видны завитки черных волос. Капельки испарины на шее, под самым подбородком, маняще поблескивают. Молодая женщина с трудом удерживалась, чтобы не облизнуться, точно кошка на сливки.

Этого мужчину неудержимо хотелось отведать. Прикоснуться к нему, ощутить его ответные прикосновения. Что за чудесные у него руки — сильные, изящные, с длинными чуткими пальцами, способными на многое, очень на многое. Даже сейчас при одном взгляде на эти руки, которые сцепленные неподвижно лежат на его бедрах, в крови Джасмин вскипает желание. Губы его оживят поцелуями и мраморную статую, глаза соблазнят и монахиню, руки поддержат в миг высшего упоения, к которому приведет все остальное…

Иными словами, Эстебан де Ривера — смуглый, неотразимый возлюбленный, при виде которого любая женщина теряет голову. Наверняка и Инес Ортуньо — проведя столько времени на его яхте, — теперь об этом знает. Эстебан не из тех мужчин, которых возможно удержать на расстоянии, — Джасмин знала это по личному опыту.

— Ну, этот блондинистый здоровяк, который так горазд улыбаться? — услужливо подсказал Эстебан. — Где он?

Джасмин опустила глаза. О, какое заманчивое искушение! Она уже готова была в красках описать, как Оуэн остался отсыпаться в отеле после нескольких часов бурного секса, но сдержала недостойное желание.

— Его зовут Оуэн, он школьный учитель.

— Дорого же тебе дался этот ответ, — тихо рассмеялся Эстебан. — Но у тебя хватило здравого смысла взвесить все за и против и избежать ненужной провокации.

— А как поживает Инес? — не сдержалась молодая женщина.

Эстебан поморщился: замечание попало в цель.

— Я передумал насчет развода, — неожиданно объявил он.

— А я — нет! — ответила Джасмин.

— А я предоставил тебе выбор?

— А ты в силах запретить мне выбирать? — издевательски протянула она. — И что же это заставило тебя передумать?

— Все очень просто. — Эстебан пожал плечами и, с присущей ему циничной откровенностью, на мгновение убрал руки с того самого места, где они до сих пор лежали. До глубины души шокированная Джасмин прерывисто вздохнула.

— Постыдился бы, — с трудом выговорила она, вспыхнув до корней волос.

— Ничего не могу поделать, — сообщил Эстебан. — С тех самых пор, как ты переступила порог зала заседаний, я себе не хозяин. Так что никакого развода не будет, — категорически заявил он. — И никаких любовников… пока я не разберусь с этой проблемой.

Джасмин в себя не могла прийти от изумления. Выходит, для Эстебана она — неразрешимая проблема? И его по-прежнему влечет к ней?

— Ты ослепительно красива, — пробормотал он, как если бы это все объясняло.