"Черные камни Дайры" - читать интересную книгу автора (Удалин Сергей)

Глава 4. ЭТОТ МИР И ТАК НЕ БЕЗ ЗЛЫХ ЛЮДЕЙ

Преодолев многочисленные мели и рифы, торговый корабль «Улыбка Судьбы» встал у причала в гавани Рины. С десяток мелких торговцев и приказчиков (слишком мало для такого большого корабля), нервничая и даже не пытаясь скрыть своего нетерпения, ответили на дежурные вопросы портовых стражников, выскочили на берег и побежали в сторону складов. Все торопились побыстрее продать товар, закончить дела и успеть к назначенному на послезавтра отплытию судна. Ждать следующего в их положении было бы безумием, возможно, этот корабль был последним.

Рина — единственный материковый порт, пока еще находившийся в руках Союза Западных Кланов. Раньше она считалась вторым по величине и значению после столицы Ситры Городом Клана Надежды. Теперь же здесь обосновались все вожди Западных, за исключением Иды, никогда не покидающей свой остров, и большая часть их невоюющего населения. Все они ожидали своей очереди погрузиться на корабли, которые отвезут их на пока еще безопасный Остров Мечты. Такое решение приняли вожди, предвидя свое неизбежное поражение в войне с захватчиками.

Положение Западных и в самом деле было незавидным. Их войско не смогло удержаться на рубеже Говорливой реки затем оставило побережье Лесного Озера и теперь из последних сил сдерживало неприятеля на берегах Мутной Реки, по которой прежде проходила граница между землями Кланов Терпения и Надежды. Таким образом, вся территория Клана Терпения оказалась захваченной врагом. Впрочем, и от самого клана остались одни воспоминания. Получивший от покойного Губа посох Старейшины Синкул управлял теперь всего лишь тремя тысячами человек. А еще недавно у Губа было более чем десятитысячное племя.

Клан Тревоги, получивший наиболее чувствительный, после Клана Терпения, удар в битве у Озера Слез, утратил свои ведущие позиции в Союзе. Слишком много воинов и почти всех вождей потеряли они. Теперь всем заправлял Клан Надежды, а Повелитель Вел не был расположен продолжать борьбу. Он согласился не отзывать ополченцев до тех пор, пока не закончится перевозка населения на Остров Мечты. Вместе с подданными Вела туда отправятся и остатки Клана Терпения. Клан Сострадания слишком малочислен и в военном отношении не имеет никакого веса. Вероятно, они уйдут на остров вместе с остальными. Владычица Ида, не без некоторого давления, согласилась потесниться на своих землях и принять беженцев. Клан Тревоги остается, но как только переселение закончится, помогать ему сдерживать натиск Восточных будет некому.

Правда, после того, как война вплотную подошла к горам, поднялись наконец рудокопы. Увидев, что хозяева рудников спешно вывозят свои товары и сами перебираются в более безопасные места, они взялись за оружие и выступили на защиту своих домов. Атаку Восточных на горные перевалы им с помощью оставленных Зором в горах для защиты своих земель охотников удалось отбить. Так что за судьбу родственников воины Клана Тревоги могли не беспокоиться. Во всяком случае, до тех пор, пока враг не двинет на штурм горных ущелий все свои силы. Но противостоять в одиночку всей мощи Восточных Кланов горцы скорее всего не смогут.

Тем не менее именно к вождям Клана Тревоги и решил обратиться со своим делом Меддор, пожилой торговец из Клана Алчности, также приплывший на «Улыбке судьбы». Хорошо зная характер и деловые качества большинства вождей Дайры, торговец не стал тратить время на визит к Велу. Тем более что, как и большинство пассажиров корабля, он не собирался надолго задерживаться в Рине. Но и не приехать сюда Меддор не мог. Он располагал сведениями, которые, по его мнению, могли изменить ход войны. И хотя он не был знаком с новым вождем Клана Тревоги, надеялся, что преемник Зора окажется мудрым и смелым человеком и сумеет правильно распорядиться этими сведениями.

Не то чтобы Меддор сочувствовал Западным. Строго говоря, Клан Алчности нельзя было назвать даже нейтральным в этой войне. Сотни наемников из «алчных» отправились с армией Восточных Кланов завоевывать Озерную Долину. Правда, большинство из них полегло в первой же атаке. Во все времена наемникам доставалась сомнительная честь идти в бой первыми. (Как истинный сын своего клана, экономный торговец такую тактику осуждать не мог.)

Дело вовсе не в симпатиях, просто ввиду своего исключительного положения в клане он был заинтересован в сохранении существующего порядка. Меддор был лучшим, точнее говоря, единственным настоящим специалистом по контактам с другими кланами. Его мнение значило для большинства вождей кланов значительно больше, чем рекомендации местных торговцев. Много лет провел он в странствиях, его знали, его слову доверяли в самых дальних уголках Дайры. А, учитывая постоянные конфликты, застарелые обиды и взаимную неприязнь между кланами, такое доверие дорого стоило. В том числе и в прямом смысле.

Ни один здравомыслящий торговец не отправлялся в незнакомые ему земли, не заручившись поддержкой Меддора не прихватив в дорогу подобранных им самим подарков или хотя бы нескольких полезных советов. Некоторым он, правда, отказывал по каким-то личным соображениям. Зато остальные ни разу потом не пожалели о своих дополнительных расходах.

И вот теперь, с началом войны, торговля замерла. Если бы война была скоротечной, Меддор, как здравомыслящий человек, еще мог бы смириться с временными неудобствами и не стал бы вмешиваться в дела сильных мира сего. Однако время шло, войска Восточных Кланов все дальше продвигались на запад, а положение и не думало улучшаться. Прежнюю систему хозяйства захватчики разрушили, а создавать новую не спешили. Купцы терпели убытки, а следовательно, и Меддор вместе с ними. Кроме того, у него были свои интересы на рудниках Хмурых Гор. Да и торговлей лесом он никогда не брезговал. Разве этого не достаточно, чтобы стать убежденным противником войны?! Он намерен был помешать разгрому Западных Кланов. Эти намерения и привели Меддора в прифронтовую Рину.

— Великий Tax, Обуздывающий Тревогу! — Охранник докладывал строго по протоколу, значит, за дверью ждал кто-то чужой. — Торговец Меддор из Литты просит о встрече со Старейшинами для сообщения сведений чрезвычайной важности.

Напряженность, на секунду возникшая на лице нового главы клана, тут же исчезла. Это был не самый неприятный гость, который мог появиться в его временной резиденции.

— Вот как! Сам Честный Торговец пожаловал, — задумчиво проговорил он, обращаясь вроде бы к самому себе, но так, чтобы было слышно сидевшему в углу и вопросительно смотревшему на него юноше. — Останься, Хелсир, ты мне можешь понадобиться. В такое время Меддор не стал бы приезжать к нам из-за пустяков. А раз дело важное, я хотел бы знать и твое мнение.

Юноша, собравшийся было выйти из комнаты, послушно сел на место. Хелсир все еще не мог привыкнуть к тому, что его, вчерашнего ученика, считают теперь настоящим магом и даже вождь нередко советуется с ним по вопросам магии. Слишком быстро все произошло, и, честно говоря, он предпочел бы еще пару лет походить в учениках. Но война как раз и не любит спрашивать ничьих советов. И юному магу пришлось взять на себя обязанности погибших взрослых колдунов.

— Пусть войдет, — сказал Обуздывающий охраннику. — Я сам поговорю с ним.

— Слушаюсь, о Великий! — ответил воин и исчез за дверью.

На его месте появился тучный лысеющий мужчина преклонных лет, известный в Западных Кланах как единственный чужак, которому можно доверять.

— Да пребудет вечно благоволение Предков над твоим кланом, могучий… — Он запнулся, изумленно глядя на собеседника.

— Почтенный Меддор может, как прежде, называть меня Бартахом, — улыбнулся вождь.

Старый знакомый узнал его, значит, он и в самом деле оправился от ран, полученных в столкновении с Опустошенными. Досталось ему тогда изрядно. Но отчаянная попытка Зора все-таки сумела раздуть его угасающую искру жизни. Он выжил и вернулся к своим. Целительница Ята вернула ему силы и здоровье, но лицо и все тело его было обезображено шрамами.

Как самого уважаемого из Старейшин и искушенного как в житейских делах, так и в колдовстве, Бартаха избрали новым вождем клана. Хотя сам он считал себя недостойным высокого поста. Зор был несравнимо мудрее его, а уж относительно своих магических способностей Бартах никогда не заблуждался. Поэтому и взял к себе в помощники ученика Зора. Мальчишка и в самом деле был теперь одним из самых знающих магов клана. Но даже вдвоем они не были равной заменой прежнему вождю. «Впрочем, кланом теперь управлять гораздо легче», — с горькой иронией подумал Бартах.

— Садись со мной рядом, Не Приносящий Тревоги, — пригласил он гостя. — Что привело тебя к моему очагу?

— Боюсь, на этот раз я принес дурные вести, высокочтимый Бартах. Но надеюсь также, что помогу кое-что исправить, — в тон ему ответил торговец. Затем, с легким изумлением заметив притихшего в углу юношу, добавил с едва скрытым за показной учтивостью сарказмом: — Кажется, я оторвал могучего вождя от важных неотложных дел, В таком случае я могу подождать, пока почтенный Бартах освободится.

Вождь Клана Тревоги укоризненно посмотрел на собеседника. За те несколько лет, что они не виделись, характер торговца мало изменился. Он всегда отличался редким умением выводить Бартаха из себя. Но теперь его фантазии стали еще изощренней, а язык куда более колючим. Хвала Предкам, мальчик, кажется, не понял его неприличных намеков.

— В наших диких краях, почтенный Меддор, незнакомы с обычаями изнывающих от безделья аристократов Восточных Кланов. И мне бы не хотелось, чтобы о них узнали именно от тебя. А этот молодой человек — его зовут Хелсир — начинающий, но очень одаренный маг и к тому же мой первый помощник в делах управления кланом. И я не советую тебе без причины раздражать его, да и меня тоже. Перейдем лучше к делу. Итак, мы тебя слушаем.

— Ну что ж, поговорим о делах. Только разговор выйдет долгим, — ничуть не смутившись, ответил Меддор.

Он был доволен тем, что ему, как в прежние времена, удалось поддеть старого приятеля и сделать беседу немного менее официальной. И в то же время расстроен словами Бартаха. Видать, совсем плохи дела у Клана Тревоги, если, кроме этого мальчика, вождю не у кого попросить совета. Торговец постарался собраться с мыслями, достал из кисета трубку и, попросив взглядом разрешения, раскурил ее.

— Если тебе позволяет время, я расскажу одну забавную историю. Потом добавлю некоторые свои соображения, а уж что делать дальше — не мне решать. Итак, вот моя история…

Торговец Сонвилран из Норды, весьма достойный человек, промышлял доставкой различных редких и изысканных товаров на Благословенный Остров. Разумеется, двор правителя острова — Ослепительного, Затмевающего Солнце и так далее, Зеда — обслуживал я сам. Может быть, Клан Наслаждения и не самый богатый на Дайре. Но так как ничего, кроме удовольствий, местных правителей и вельмож в жизни не интересует, иметь с ними дело очень выгодно, хоть и небезопасно. Я бы перестал себя уважать, если бы этим занимался кто-то другой. А некоторые не столь важные подряды я уступал, не бесплатно, конечно, серьезным проверенным людям. Так вот, среди клиентов Сонвилрана был молодой маг Кензур, не по годам мудрый и образованный человек, которому прочили со временем высокий пост при дворе. Торговец скупал для него всевозможные предметы старины — оружие, украшения, книги. Из-за них-то все и произошло.

Однажды, почти четыре года назад, во дворце правителя был устроен большой прием.

Затмевающий Солнце милостиво позволил подданным лицезреть великое чудо — голубой алмаз из короны его Предков, который внезапно почернел, сохранив при этом свою твердость, чистоту и прозрачность. Ни один из придворных мудрецов не сумел объяснить повелителю тайный смысл этого знака Небес.

Посмотреть на диковинку собрались практически все знатные люди острова. Были допущены даже некоторые из иноземных купцов. Понятное дело, я тоже оказался там — обидеть Ослепительного своим равнодушием к чуду было равносильно смертному приговору.

Перед началом приема у входа во дворец ко мне подошел Сонвилран и обратился с необычной просьбой. Он рассказал, что приобрел у одного старьевщика в Хейде целую гору старых пергаментов и поручил своему сыну Вилрантилу разобрать их. Дескать, быстрые руки и молодые глаза лучше сумеют отделить бесполезные записи от действительно ценных. На самом деле почтенный торговец был просто не в ладах с грамотой.

Вилрантил легко справился с заданием, но попросил отца не продавать одну из рукописей, уверяя, что по возвращении домой найдет для нее более выгодного покупателя. Такое рвение сына не только удивило Сонвилрана, но и вызвало подозрения. Молодой человек до этого мало интересовался делами отца, скорее предпочитая тратить деньги, нежели их зарабатывать.

Кензур обещал приехать в столицу через несколько дней, и за это время старый торговец решил выяснить, чем же эта книга так отличается от остальных. Он протянул мне листок пергамента, сказал, что вырвал его из той рукописи, и попросил посмотреть. В свое время я помог Сонвилрану оценить одну старую книгу, и он проникся огромным уважением к моим скромным познаниям.

Однако время поджимало, прием должен был вот-вот начаться. Я пообещал торговцу разобраться с этим листком и пригласил его назавтра к обеду, чтобы рассказать о своих выводах. На этом мы распрощались.

Я выполнил свое обещание. Пергамент оказался очень древним, он даже выделан был каким-то особым, ныне забытым способом, да и содержание его оказалось очень интересным. Но об этом позже. Сейчас важнее то, что утром я так и не дождался своего гостя. Зато меня навестили стражники и попросили следовать за ними к начальнику охраны дворца. От него я узнал, что после приема исчезла гордость коллекции могущественного Зеда.

Утром он, по обыкновению, решил полюбоваться своим сокровищем, но обнаружил на его месте черную стекляшку. Придворным колдунам удалось установить личность злоумышленника. Им оказался сын иноземного торговца Сонвилрана. Стражники, пришедшие арестовать похитителя, не застали его дома. Не оказалось в порту и корабля торговца.

От себя замечу, что таинственная книга тоже пропала. Сонвилран, как соучастник и возможный организатор похищения, был арестован и незамедлительно казнен. Должен признать, что казнят на Благословенном Острове так же, как и живут, утонченно и изысканно. Голову отрубают в момент наслаждения, выбираемого самим приговоренным. Что именно выбрал несчастный Сонвилран, я не знаю. На казни я не присутствовал. Мне пришлось на несколько дней задержаться у начальника охраны, так как накануне меня видели с осужденным.

В конце концов подозрения с меня сняли, но указом Ослепительного торговцу Меддору запретили покидать остров в течение трех лет. Именно поэтому я только теперь имею счастье беседовать с тобой, высокочтимый Бартах…

Глава Клана Тревоги взял со стола кувшин, налил вина в два высоких кубка и предложил один собеседнику.

— Прости мне мою недогадливость, почтенный Меддор, но я все еще не понял, зачем ты мне это рассказываешь.

— Сейчас объясню, — снова усмехнулся торговец, пробуя напиток. — Прекрасное, между прочим, вино. А теперь не угодно ли мудрейшему Бартаху прочесть вот этот пергамент?

Он протянул магу потемневший от времени листок. На нем затейливыми старинными рунами было написано следующее:

«…Черная Слеза. В отличие от двух других о третьем камне, кроме имени, достоверно ничего не известно. Вероятно, Он обладает не меньшей мощью, чем его собратья, и настраивается на своего Избранника по тому же, ранее описанному принципу. Сопоставляя различные источники, можно предположить, что туманность пророчеств относительно третьего камня объясняется его двойственной природой, наличием в нем как разрушительного, так и созидательного начала. В зависимости от личных качеств своего Избранника, Черная Слеза может либо прекратить войну, либо сделать ее еще более страшной и кровопролитной. В любом случае механизм действия магических сил и практические приемы обращения с камнем, к сожалению, остаются неизвестными.

Опасаясь увлечься беспочвенными фантазиями, автор намерен в дальнейшем ограничиться описанием особенностей двух других, несравнимо более изученных, амулетов. Прежде всего следует сказать, что до настройки эти камни ничем, кроме изменения цвета, не проявляют своих магических свойств…»

Бартах быстро пробежал глазами по листку, затем передал его Хелсиру и опять вопросительно поглядел на собеседника,

— Еще что-нибудь?

— Разумеется, мой проницательный друг, — начал было тот, но вождь оборвал его:

— Я был бы признателен, если бы ты в дальнейшем обошелся без этих расшаркиваний. Тем более что кто-нибудь другой на моем месте мог принять их за скрытую насмешку.

— Хорошо, хорошо. Начинаем деловой разговор. — Торговец приложил руку к губам в знак своих извинений. — Видимо, на острове я все же нахватался местных привычек. Так вот, много лет назад твой учитель Зор рассказал мне про «иелвайо» — древний язык Ушедших, прежних хозяев Дайры. Я, знаешь ли, всегда любил старинные легенды и до сих пор волнуюсь, увидев какой-нибудь ветхий пергамент. И однажды, уже после всех этих событий, я наткнулся в своей библиотеке на любопытные строки. Ты знаком с «иелвайо»?

Бартах быстро взглянул на Хелсира. Тот виновато закрыл лицо руками в знак стыда за свое невежество. Сам вождь знал о древнем языке не больше юноши, но, конечно же, не мог в этом так легко признаться.

— Поверхностно, — раздраженно пробурчал он. Торговцу с трудом удалось скрыть улыбку. Что еще мог ответить на его каверзный вопрос высокопоставленный друг?! Сам Зор, своими познаниями намного превосходивший всех магов Дайры, однажды признался Меддору, что понимает только отдельные слова и общие правила построения фраз на языке Ушедших. А то, что все считают языком «иелвайо», на самом деле всего лишь подделка, его грубая имитация. И если бы какой-нибудь из магов знал подлинный язык, никто не мог бы сравниться с ним в могуществе, Однако и то, чему Меддор сумел научиться у Зора, позволяло ему тайком от всех практиковаться в чародействе. Жаль, что старый вождь погиб. Без него у Меддора мало что получалось. Но о своих секретах торговец распространяться не любил и поэтому продолжил:

— Тогда слушай:

Айанхсо санхайо зидвайписс фай,

Иу сойфиа лсйо, иу нсйтила хийс…

Лицо Бартаха приобрело странное выражение, нечто среднее между мольбой и угрозой.

— Ладно, можно и по-дайрийски, — нахально улыбнулся Меддор. — Но учти, переводил я сам. Поэтому не только красота стиха, но и смысл мог пострадать:

Этот мир и так не без злых людей,

В нем и так пи покоя, ни правды нет.

Но наступит время для страшных бед,

В мире станет еще темней.

Был без солнца день, ночью нет лупы,

И на смену им не придет рассвет.

Три волшебных камня изменят цвет,

Словно сажа станут черны.

Южный остров покинет один из них,

Древний северный замок оставит второй,

Попрощается третий с горной страной.

И найдут хозяев своих.

Если в сердце твоем лишь пепел и лед,

Если родина, дом, друзья и любовь

Для тебя — набор непонятных слов,

Черный камень тебя найдет.

Камень тайного знания —

Черный Пот — Господина выучит колдовству.

И полмира рухнет под ноги ему —

Он, смеясь, по трупам пройдет.

Даже тот, кто не мертвый и не живой,

Покориться злой воле его готов.

И тогда бросит вызов Черная Кровь,

Так зовется камень второй.

И его властелин, удалец и силач,

С первым камнем вступит в яростный бой,

Оставляя ужасный след за собой —

Страх, страдания, боль и плач.

В битве зла со злом утешения нет.

Победитель становится злом вдвойне.

В чем спасенье и скоро ль конец войне —

Третий камень знает ответ.

Он — костер, что согреет в лютый мороз,

Или просто затишье перед грозой.

Но захочет ли названный Черной Слезой,

Чтобы высохли реки слез?

— Ну и как тебе это понравилось? — торжествующе спросил Меддор, закончив читать пророчество. — Не правда ли, любопытные совпадения — «южный остров»; «камни, меняющие цвет»; «Черная Слеза»? А «не мертвые и не живые»? Не с ними ли недавно столкнулись воины Клана Тревоги? По-моему, все очень стройно складывается. И еще обрати внимание на имя коварного и неблагодарного сына несчастного торговца — Вилрантил. Если не ошибаюсь, почтенный маг тоже недавно сократил свое имя?

— Предок-Заступник! Да это же Тил — глава Клана Коварства, — воскликнул Хелсир, догадавшийся раньше вождя и тут же смущенно замолчал, опасаясь, что тот сделает ему замечание за несдержанность.

Но Бартаху было сейчас не до воспитания юноши. Он не меньше Хелсира был поражен услышанным.

— Так вот откуда взялось это чудовище! Теперь понятно, как ему удалось подчинить себе Опустошенных. А зная секрет его силы, можно попытаться найти способ бороться с ним, — начал рассуждать сам с собой Бартах. Но, заметив, что забрался в своих раздумьях в область магии, находящуюся вне пределов его познаний, повернулся к своему помощнику. — Хелсир, что ты думаешь обо всем этом?

— То же, что и ты, Великий Вождь, — ответил юноша. — Эти сведения могут помочь нам в нашей борьбе. Если ты позволишь, я хотел бы переписать для себя и пророчество, и отрывок из книги, чтобы потом еще раз подумать над их смыслом.

Бартах сделал разрешающий жест и вновь обратился к своему гостю:

— Ну, Меддор, хотя с годами ты стал совершенно несносным собеседником, но разум твой по-прежнему светел. Прими глубокую благодарность и от меня, и от всего клана. Но ответь мне на один вопрос. Почему все-таки ты решил помочь нам?

— Я мог бы назвать много причин, — задумчиво проговорил торговец, допивая вино. — Ну, скажем так. Этот мерзавец, не хочу лишний раз произносить его имя, не только погубил своего отца, он еще изрядно навредил самому дорогому, что у меня есть, — моей репутации. Я уже не говорю об убытках, понесенных мной из-за вынужденного пребывания на Благословенном Острове. И я перестал бы себя уважать, если бы оставил его поступок безнаказанным.

— Что ж, понятно, Еще раз спасибо, дорогой друг! У тебя ведь нет других дел в Рине? — на всякий случай поинтересовался Бартах. — Прости, что не предлагаю тебе остаться, но сейчас мой дом — не самое безопасное место на Дайре. Надеюсь снова встретиться с тобой в более спокойные времена.

— Я тоже, любезный Бартах.

Маг дружески попрощался с торговцем и повернулся к своему молодому помощнику:

— Хелсир! Проводи почтенного Меддора, друга Клана Тревоги, в гавань, найди для него попутный корабль и позаботься, чтобы это путешествие было для него не только приятным, но и выгодным.

— Стоит ли думать о какой-то выгоде, великодушный Бартах? — пропел торговец, пряча довольную улыбку. — Для меня было величайшим счастьем оказать тебе маленькую услугу.

Едва захлопнулась дверь, глава Клана Тревоги снова погрузился в размышления, уже не такие мрачные, как до визита Меддора. С утра настроение Таха было испорчено разговором с вождями других кланов. Ему не удалось убедить их изменить свое решение и прекратить переселение на остров. Ожидание момента, когда можно будет оставить позиции и перебраться в безопасное место, ослабляет силы бойцов, лишает их мужества.

Тем более что безопасность эта — мнимая. Принимая решение о бегстве, вожди руководствовались общеизвестным фактом, что еще никому в истории Дайры не удалось захватить ни Благословенный Остров, ни Остров Мечты без помощи местного населения. Действительно, защищаться с берега от находящегося на кораблях врага намного проще, чем тому — нападать. Два-три десятка хороших магов способны защитить остров даже без помощи армии.

Но в том-то и дело, что таких колдунов у беглецов нет. Почти половина отряда боевых магов погибли в битве у Озера Слез. А те, что остались, не так сильны и многочисленны, чтобы справиться с врагом. Если бы Молчар остался в живых, дела были бы еще не так плохи. А новый предводитель боевых магов, Дистун, сам совсем недавно был учеником. Конечно, он — лучший из оставшихся магов, но его знаний и опыта хватит разве что на проведение диверсионных операций в тылу врага.

Правда, и у Восточных Кланов такие же трудности. Их колдуны тоже понесли большие потери. Иначе никакая стойкость воинов не могла бы задержать врага на берегах Мутной Реки. И правильней было бы держаться там до конца. Вряд ли армия захватчиков останется зимовать в холодных палатках и сырых землянках. Скорее всего враг отложит продолжение военных действий до весны, оставив только незначительное количество воинов для удерживания уже завоеванной территории. А за долгую зиму можно что-нибудь придумать. Тем более теперь, когда раскрыта тайна могущества Советника Тила.

Но нет, его не послушали. Конечно, у Бартаха нет такого авторитета, какой был у его предшественника. Даже Синкул, не дольше его самого управляющий своим кланом, не захотел задуматься над его словами. А ведь его фермеры, теперь уже научившиеся неплохо воевать, хоть и заплатившие за это непомерную цену, очень помогли бы Клану Тревоги. Что уж говорить о Владычице Иде, которая и Зора-то терпела с большим трудом. С Бартахом она и вовсе не пожелала разговаривать. А у Вела и без него хватает советчиков, ни один из которых и близко не подходил к полю боя.

Теперь все они соберутся на небольшом острове, на котором может просто не хватить продовольствия, чтобы прокормить такое множество людей. Но скорее всего их ждет не голодная смерть. Враг попросту сомнет их количеством, бросая в бой все свои силы и не считаясь с потерями, как это уже случилось у Озера Слез. А своих воинов Tax с ними отпустить не сможет. И уж тем более не отпустит боевых магов. Во всяком случае, тех из них, кто принадлежит к его клану. Все они понадобятся Таху, чтобы защитить хотя бы родные горы.

Значит, у Клана Тревоги остается только одна надежда — пророчество о трех камнях. В нем, кажется, сказано, что третий камень способен либо прекратить войну, либо окончательно все погубить. В любом случае ему необходимо отыскать эту Черную Слезу. Но как это сделать?

Когда Tax слушал неумелые, но полные внутренней силы стихи Меддора, у него мелькнула какая-то мысль. Где-то он уже слышал о черном камне. Но где и что?

Да это же покойный Воевода хвастался перстнем с черным камнем! И именно «изменившим цвет», как сказано в пророчестве. Может быть, это перстень Виследа «попрощался с горной страной»? Если его догадка верна, то задача становится не такой уж невыполнимой. Нужно просто опросить всех воинов и выяснить, куда подевался перстень. И Tax уже решил, кто займется этим хлопотным делом.

Обуздывающий Тревогу выглянул за дверь и подозвал охранника:

— Пригласи Старейшин на совет завтра на заходе солнца. И еще, когда вернется Хелсир, пусть идет прямо ко мне.

Минтисвел очнулся в темном холодном сарае на куче перепрелой соломы. Судя по застоявшемуся запаху, здесь раньше была конюшня. Юноша с трудом открыл заплывшие от побоев глаза и попытался понять, где этот сарай находится. Сориентироваться в лежачем положении не удалось. Он попробовал приподняться на локте и едва не закричал от острой боли в боку. Вероятно, ему сломали ребро. Более тщательный осмотр выявил свернутый набок нос, надорванную мочку уха, множество различных размеров и формы ссадин и синяков. Ну что ж, бывало и хуже. Двигаться он пока не мог, а потому счел за лучшее немного поспать. Любой солдат знает, во время сна раны заживают быстрее.

Разбудил его скрип открывающейся двери. В сарай вошел Линтартул, опять сопровождаемый двумя слугами.

— Слушай меня, молокосос! — сказал он, лениво пнув лежащего юношу ногой. — Будешь работать в моем доме, убираться во дворе и в конюшне, пока не отработаешь долг. Своим слугам я плачу четыре тана в декаду. С тебя хватит того же за сезон. Через три сезона можешь убираться отсюда, а лучше всего — и из города тоже.

Минтисвел ответил не раз слышанным в армии ругательством. В нескольких коротких словах уместилась нелестная оценка самого Линтартула, его родителей, жены и будущих детей. Обычно такой ответ повторять не надо. И сейчас его отлично поняли и снова избили. Но больше для порядка, не так усердствуя, как в прошлый раз. Впрочем, юноше хватило и этого.

Минтисвел снова пришел в себя уже ночью от ощущения приятной прохлады на лице.

Он открыл глаза и увидел незнакомую девушку, осторожно стирающую влажной тряпкой кровь с его щеки. Карсейна услышала на кухне разговор об избиении нового не то пленника, не то слуги и после работы тайком пробралась в сарай просто для того, чтобы помочь человеку, которому сейчас было еще хуже, чем ей.

Кроме всего прочего, забота о несчастном позволяла девушке отвлечься от ужасных воспоминаний и раздумий о не обещавшем ничего лучшего будущем. Линтартул и не думал скрывать от прислуга, где и у кого он приобрел новую служанку, и у нее в этом доме заочно сложилась определенная репутация. Пока что, в первые дни, непристойные предложения еще не были очень настойчивы. Но Карсейна все равно старалась по вечерам не попадаться на глаза мужчинам. А избитого до полусмерти юношу она не считала опасным. И стала навещать его по нескольку раз в день. Регулярно заходил к Минтисвелу и хозяин, так что Карсейне каждый вечер приходилось стирать с его лица свежую кровь,

Возможно, в других обстоятельствах юноша и не обратил бы на нее внимания.

Карсейна не обладала такой красотой, чтобы мгновенно притягивать к себе взгляды мужчин, а рядом с Минтисвелом выглядела крупноватой. К тому же перенесенные невзгоды оставили свой след и на лице, и на одежде девушки. Но в ее больших карих глазах, окруженных сейчас темными кругами от усталости и недосыпания, Минтисвел видел искреннее сочувствие, с которым он так редко сталкивался в последнее время. И конечно же, он не мог не почувствовать ответной симпатии к девушке, начал ожидать ее прихода и волноваться, если она почему-то задерживалась. Понемногу они рассказали друг другу свои невеселые истории, и Карсейна в конце концов убедила Минтисвела согласиться с несправедливыми требованиями Линтартула.

— В таком состоянии ты все равно не сможешь долго сопротивляться, — уговаривала она юношу. — Потом, оправившись от побоев, ты, может быть, найдешь какой-нибудь выход. А так тебя просто забьют до смерти. — И, увидев, что ее доводы не действуют и Минтисвел по-прежнему не намерен сдаваться, смущенно добавила: — Если тебе совсем безразлична собственная жизнь, сделай это хотя бы ради меня. Подумай, каково мне здесь будет совсем одной.

И быстро выбежала из сарая.

На следующий день, девятый по счету, Минтисвел согласился работать. Побои сразу прекратились, но и видеться с Карсейной теперь не удавалось. Минтисвел не рискнул расспрашивать о ней, опасаясь навредить девушке. Зато из обрывков разговоров прислуги он узнал, как удалось разбогатеть сыну оружейника.

Оказалось, что Линтартул женился на немолодой, но очень богатой женщине — Занте — вдове известного в городе купца. Минтисвел вспомнил даже, что, когда он еще работал в мастерской, к ним несколько раз заходила не очень привлекательная, но обладающая пышными формами женщина в расшитой драгоценными камнями одежде и каждый раз делала заказы именно Линтартулу. Видимо, вдове приглянулся тщедушный, но по-своему красивый подмастерье с длинными вьющимися волосами и ухоженным, по-детски полноватым лицом. Линтартул, как уже говорилось, не очень любил и еще меньше умел работать, но хорошо считал деньги и хотел, чтобы у него и впредь было что посчитать. Он решил не упускать свой шанс и ответил вдове взаимностью.

Через две декады после ухода Минтисвела в армию они поженились. В один миг Линтартул стал очень богатым человеком. Но вот беда, старый оружейник ни за что не хотел отпускать сына из мастерской. Никакие уговоры не помогали. Старик уперся, как не желающий тащить повозку ревун, — сын должен стать преемником его мастерства.

И Линтартул решился на шантаж. С помощью Занты он скупил по всему городу долговые обязательства Хонлинтара (а оружейник, имея по случаю приближающейся войны много заказов, слишком часто и не всегда оправданно пользовался кредитом) и предъявил отцу ультиматум. Либо немедленное возвращение долгов, либо мастерская переходит в его руки. При этом он прекрасно знал, что таких денег у оружейника на руках не было, но не согласился на отсрочку и явился в дом отца в сопровождении стражников.

Сердце старого мастера не выдержало. Он до сих пор лежит парализованный в маленькой комнате на втором этаже своего бывшего дома, и ухаживает за ним только его зять Нилдастир, не успевший получить полагавшегося ему приданого, но все же не отвернувшийся от несчастного больного старика. А Линтартул переехал в дом жены и собирается в скором времени вовсе покинуть город. Слишком многие здесь помнят, кем он был до женитьбы и как обошелся со своим отцом.

Услышанное еще больше укрепило Минтисвела в желании поквитаться с Линтартулом и за себя, и за старого учителя, и за Карсейну. Но пока он ничего не мог сделать, лишь все больше беспокоился за судьбу девушки.

Прошло три декады с того дня, как Минтисвел появился в новом доме Линтартула. И он наконец встретился с Карсейной. Но обстоятельства встречи были таковы, что он не успел как следует обрадоваться.

Приближался праздник Начала Сбора Урожая, один из немногих, отмечавшихся по всей Дайре одновременно. Жена Линтартула решила провести эти дни в Зарге — столице Клана Страха. Там Занта собиралась навестить родственников, а заодно подготовиться к скорому переезду — присмотреть дом, завести полезные знакомства. А может быть, если все сложится удачно, остаться насовсем. Имея такие обширные планы, большинство слуг она забрала с собой.

Линтартул должен был выехать следом, на другой день. Но сын оружейника передумал.

Его жена, хоть и не была чрезмерно властной женщиной, все же не в полной мере позволяла мужу вести тот образ жизни, к которому он стремился и ради которого, в сущности, и согласился вступить в брак. А тут, впервые со дня свадьбы, У Линтартула появилась возможность провести несколько дней так, как хочется ему самому.

И он воспользовался случаем. Два дня он вовсе не появлялся дома, а на третий приехал поздно вечером в сильном подпитии и дурном расположении духа. На праздничной вечеринке один из его новых друзей, золотой молодежи города, при всех остроумно и зло дал понять Линтартулу, что, не смотря на богатство, не считает его, еще недавно работавшего подмастерьем, ровней себе — отпрыску древнего аристократического рода. Сын оружейника попытался что-то возразить, но вызвал тем самым только новый взрыв насмешек и в бешенстве покинул сборище. И теперь рыскал по дому в поисках кого-нибудь, на ком можно сорвать злость.

На свою беду, первой ему встретилась Карсейна. Девушка только что закончила убираться на кухне, но хозяин заявил, что уборка проведена недостаточно тщательно, и наотмашь ударил ее по лицу. Карсейна не удержалась на ногах, упала возле печи и, всхлипывая, закрыла лицо руками. Вид беззащитной молодой девушки изменил мысли и намерения Линтаргула. В его одурманенной выпивкой голове возникло сладострастное желание, а он уже привык за последнее время все свои желания немедленно исполнять.

— Иди ко мне, моя девочка. Сейчас я тебя утешу, — сказал он, гадко ухмыляясь, и протянул руки к девушке.

Но та лишь глубже забилась в щель между печью и стеной кухни.

— Ну, что же ты, милая? Служанка должна во всем слушаться своего господина, — продолжал наступать Линтартул.

Отшвырнув пинком вертевшуюся под ногами подлизу, любимицу кухарок, он схватил девушку за руку и рывком притянул к себе. Карсейна попыталась освободиться, но безуспешно. Изнеженные, но цепкие пальцы Линтартула не отпускали ее.

— Хватит упрямиться, — со вновь закипающей злобой прокипел сын оружейника. — Или ты не привыкла делать это бесплатно? Так я могу и заплатить, если очень постараешься.

И свободной рукой он стал срывать с девушки одежду. Карсейна закричала и изо всех сил, увеличенных страхом и отчаянием, оттолкнула насильника. Он сделал два шага назад и ударился спиной о стойку с посудой. Послышался грохот упавших на глиняный пол кастрюль.

Минтисвел как раз подходил к кухне. Обычно ему не разрешалось заходить в дом, но сегодня из-за нехватки слуг он должен был выносить отходы. Юноша услышал шум, заглянул в открытую дверь и, потрясенный увиденным, остановился на пороге.

— А, это ты, молокосос! — Линтартул обернулся, увидел юношу и самодовольно рассмеялся. — Тоже любви захотелось? Ладно, можешь воспользоваться, когда я закончу.

И он снова двинулся к девушке, нетерпеливо расстегивая на ходу ремень.

Бешеная, много дней подавляемая Минтисвелом ненависть вырвалась наружу. Он схватил первый попавшийся под руку предмет — то ли каминные щипцы, то ли что-то, заменяющее в аристократическом доме деревенский ухват — и с диким криком, полным ярости и в то же время удовлетворения от исполнения давно задуманного желания, опустил его на голову ненавистного хозяина. Потом еще раз и еще. Четвертый удар не достиг цели. Бездыханное тело Линтартула уже упало на пол в растекающуюся лужу крови. А железный прут выскочил из руки Минтисвела и улетел в стойку с посудой, еще добавив шума и разрушений.

Звук бьющейся посуды вернул юноше способность соображать. Он стоял посреди кухни, с трудом переводя дыхание, и расширенными от ужаса глазами смотрел то на окровавленный труп, то на рыдающую в углу Карсейну. Что он наделал? Нет, Линтартула ему не было жалко. Сын оружейника всей своей подлой жизнью приближал, как мог, такую смерть. Повернись время назад и поставь Минтисвела перед выбором, он опять поступил бы так же. Но дело не в этом. Сейчас на шум сбегутся слуги, увидят мертвого хозяина, а рядом с трупом — его и Карсейну. И скорее всего расправятся с ними на месте. Возможно, Минтисвел и заслуживает сурового наказания, пусть даже казни. Но девушка-то ни в чем не виновата! Своей неконтролируемой вспышкой ярости он навлек страшную беду на единственного в этом доме (да что там! — в Зтом городе и во всем мире) близкого ему человека. Значит, он же и должен ее спасти.

— Скорее беги отсюда! — крикнул он Карсейне.

Но девушка только еще сильней вжималась в стену и смотрела на него с не меньшим страхом, чем немного раньше — на Линтартула. Вероятно, Минтисвел сейчас казался ей таким же чудовищем. Что ж, она по-своему была права, Но сейчас не время и не место доказывать, что он отличается от встречавшихся ей в последнее время мужчин. Он попытался взять девушку за руку, но она продолжала вырываться. Правда, совсем уже слабо и обреченно. Минтисвел догадался, что она вот-вот потеряет сознание от нервного потрясения и в любом случае не сможет самостоятельно сделать и шага.

А время уходит. Он уже слышал топот бегущих по коридору слуг. Выбраться из дома они теперь вряд ли успеют. Хотя кто сказал, что выходить нужно обязательно через дверь? Ударом ноги Минтисвел разбил узорное слюдяное окно, затем подхватил на руки совсем потерявшую силы Карсейну, сдернул со стола какую-то скатерть, завернул в нее полуодетую девушку, как в плащ, и выпрыгнул вместе с ней на улицу.

Он не удержался на ногах и упал вместе со своей ношей. Оба сильно ушиблись. Зато боль от падения привела девушку в чувство. Минтисвел все еще тащил ее за руку, но ноги она уже передвигала сама. Не тратя времени на разговоры, они побежали к городским воротам.

К счастью, бежать было недалеко, и ворота по случаю праздника были еще открыты.

Изрядно утомившиеся к концу дежурства стражники без особого интереса посмотрели на решившую убежать из города на ночь глядя парочку. Чего ж тут непонятного?! Дело молодое. Их пропустили беспрепятственно, и даже нескромных шуток им вслед отпустили намного меньше, чем могли бы, случись такая встреча в другой день.

Наконец и ворота, и стражники скрылись из вида за невысоким холмом, но беглецы еще долго не сбавляли скорости. Лишь через несколько тысяч шагов, задыхающиеся и обессиленные, они остановились и тут же рухнули в высокие, в человеческий рост, заросли масличника. С дороги, да еще в темноте, их здесь ни за что не разглядеть.

Но устраиваться надолго в часе ходьбы от города Минтисвел не решился. Если погоню не отложили до утра, это было небезопасно. Поэтому, едва отдышавшись, они двинулись дальше. Теперь уже шагом, прямо через поле к смутно угадываемой на горизонте темной полоске рощи сытника. Карсейна уже успокоилась, на смену слезам пришли усталость и равнодушие.

— И куда же мы дальше? — спросила она с таким выражением, будто вопрос ее совершенно не волновал.

— Не знаю, — честно признался юноша. — В городе нам теперь появляться нельзя, а больше мне идти некуда. У меня и в Бирте-то знакомых немного, а в других местах — и вовсе нет. Может, ты что присоветуешь? Кто-нибудь из родственников у тебя остался?

Безразличие к происходящему тут же оставило девушку. Она даже остановилась, пораженная собственной забывчивостью. Все это время она почти не вспоминала об отце, хотя часто думала о погибших матери и брате. А ведь отец мог остаться в живых. Конечно, на войне погибло много людей. Но он же такой большой, такой сильный! Просто невозможно поверить, что кто-то способен с ним справиться. Нужно поскорей отыскать отца. Откровенно говоря, между ними не было таких уж сердечных отношений. Молчаливый неулыбчивый кузнец не баловал дочку, но по-своему, безусловно, любил. И она любила его, хоть немного и побаивалась. Но ведь это же ее отец, единственный родной человек в таком большом и страшном мире.

Единственный? Пожалуй, уже нет. Юноша, идущий рядом с Карсейной, не был больше для нее чужим человеком. Он не испугался пьяного хозяина и защитил ее. И хотя жизнь приучила ее не ждать ничего хорошего от мужчин, Карсейна не могла себе представить, что Минтисвел способен причинить ей боль. Нет, он не такой. Он все поймет и поможет ей найти отца. Ведь одной ей никогда не добраться до родных мест.

Всю дорогу до рощи Карсейна молчала о своих намерениях, опасаясь разочароваться в спутнике. И только когда они устраивались ночевать в большой яме от вырванного ветром с корнями плодового дерева, девушка рассказала обо всем. К огромной, хотя и ожидаемой радости, Минтисвел согласился сопровождать ее. Во-первых, как он уже говорил, у него не было других планов. А во-вторых, о чем юноша умолчал, он ни за что бы не согласился теперь с ней расстаться.

Костер беглецы разжигать не стали. Огонь могли заметить даже в более густом, чем эта рощица, лесу. Да и готовить на нем все равно было нечего. Так, голодными и усталыми, они и легли спать на мягких ветках сытника, набросанных Минтисвелом на дно ямы. А так как ночь выдалась холодной, юноша и девушка проснулись утром, тесно прижавшись друг к другу. На мгновение они почувствовали себя неловко, но отодвигаться ни ей, ни ему почему-то не хотелось. Наоборот, хотелось прижаться еще теснее, чтобы еще раз убедиться, что рядом есть человек, на чью помощь можно надеяться, кто не бросит в любой беде, так часто и без спросу врывавшейся к ним.

И случилось то, что должно было случиться. То, что раньше представлялось Кареейне (да и было для нее таким на самом деле) мучительной пыткой и унижением, а теперь, когда с ней был любимый и любящий человек, оказалось невероятным наслаждением, одним из редких в ее жизни, а потоку особенно ценных мгновений радости.

— Добрый человек! Помоги калеке убогому, сироте несчастному, голодному да бездомному.

Здоровенный детина подошел к Турвину, скаля беззубый рот и не особенно стараясь спрятать за спиной увесистую дубину. По тому, как уверенно он держался, нетрудно было заключить, что где-то рядом находятся его сообщники.

Молодой рыцарь оглянулся. Еще трое «калек» подбирались к нему сзади. У поворота дороги стоял дозорный, следивший, не появятся ли вдруг стражники. Наверняка кто-нибудь спрятался в кустах с луком, а то и с самострелом.

За последнее время Турвин привык к неожиданностям на дороге. Приходилось встречаться и со стражниками, и с грабителями. Со временем беглый рыцарь научился уходить от встреч с ними. Для обоих случаев у него имелись нехитрые, но неизменно дающие результат приемы. Единственная трудность заключалась в том, чтобы с первого взгляда определить, с кем ты столкнулся на этот раз. Разбойники порой были вооружены ничуть не хуже, чем блюстители порядка. А те в свою очередь часто вели себя как грабители.

Но сейчас Турвин сразу понял, что имеет дело с нарушителями закона. На первый взгляд они выглядели обычной деревенщиной. Но то, как грамотно была расставлена засада, наводило на мысль, что заправляет ими бывалый человек. Возможно, бывший солдат. А это значит, что отнестись к ним надо со всей серьезностью.

Турвин остановил коня и с равнодушным видом смотрел на берущих его в кольцо разбойников. Уже в который раз рассудок его вел трудный спор с рыцарским достоинством, принуждая последнее примириться с неизбежным. Предположим, он отобьется от этих ребят, и что дальше? Опять рыскать загнанным зверем по лесам и дорогам, прячась от стражников и обходя большие поселения. И до каких пор? Пока не поймают? Турвин очень устал. Он уже давно не спал по-человечески, не сидел за столом, не разговаривал с людьми, в конце концов. А что, если попроситься к ним? Чем, скажите, ремесло разбойника не устраивает беглого преступника? Только сначала нужно отбиться и по возможности не покалечить никого из нападавших. Драка — хороший способ завязать знакомство, но тут важно не перестараться.

— Чего расселся-то? Бросай оружие да с лошади слезай, если жить не расхотелось.

Парень уже по-хозяйски ухватился за поводья его Урагана. Что ж, придется-таки давать представление.

— С такими молодцами, как вы, ребята, я и пеший голыми руками управлюсь.

Главное, чтобы те, в засаде, услышали, заинтересовались и не стали открывать стрельбу. Он не ошибся, из кустов вышли еще двое. Самострелы их были опущены.

— Ну, ты, братец, и наглец! — удивился тот, что постарше, невысокий, худой и, судя по шраму на лице, побывавший в настоящих сражениях. — Да после таких слов ты не то что пешком, на костылях-то не скоро ходить начнешь.

В ответ Турвин произнес еще несколько слов, каких благородный рыцарь в жизни не должен был слышать.

Все, время разговоров кончилось, но он уже успел сделать все, что нужно. Простой магический трюк — воздух вокруг сгущается, окружает тело невидимой, но ощутимой скользкой оболочкой, отклоняющей любой удар в сторону. В результате ничего не понимающий противник не может без твоего согласия даже прикоснуться к тебе.

Дальше все как учили. Даже проще, чем на занятиях. Потому что неповоротливые драчуны не ждут от тебя серьезного сопротивления. Запоминайте, почтенные! В вашей профессии не помешает знать пару приемов рукопашного боя. Показываю один раз. Нырок под руку с уходом за спину и захватом шеи. Плавно провожаем в полет. Еще раз нырок. Два шага в сторону. Удар в прыжке ногой в живот. Осторожно чтобы не сломать ребра. Теперь кувырок, подножка и возвращение в стойку. Удар ребром ладони по шее. Пора бы им уже и понять, что к чему.

— Хватит, оставьте его, ребята! — крикнул, поднимаясь с земли во второй раз, обладатель боевого шрама. — Нам с этим парнем не справиться, он колдовству обучен. Приходилось мне видеть такие фокусы.

Турвин не стал возражать. С умным человеком и подраться приятно.

Разбойники оказались неплохими ребятами. Вечером они сидели у костра, пили горячий травяной чай и рассказывали Турвину свои нехитрые истории. Большинство из них были местными. Один потерял дом и семью после набега степняков, которые здесь случались едва ли не через год. Другой убежал от побоев жестокого хозяина. Третий, мелкий воришка, сумел ускользнуть от поймавших его стражников.

— Но ты-то не похож ни на ремесленника, ни на крестьянина, ни тем более на слугу, — обернулся рыцарь к предводителю шайки.

— Да уж, — невесело согласился Контулмар, так звали шрамолицего. — В свое время я подержал в руках настоящее оружие, не то что эти игрушки.

Он пнул сапогом валявшийся рядом самострел.

— У нас с братом, да и у наших родителей, с раннего детства не было сомнений, кем мы станем, когда вырастем. Отец наш был наемником. Потом накопил денег, женился и жил в общем-то неплохо. И мы искренне считали, что наемник — почетная и выгодная профессия. Теперь, насмотревшись всякого, я понимаю, что отцу просто-напросто повезло. Немногие могут похвастаться, что прослужили пятнадцать лет, при этом исправно получали жалованье, да еще и не потеряли в боях ни руки, ни ноги. И конечно же, мы с братом пошли той же дорогой, что и отец.

Нам хватило четырех лет службы в войсках разных кланов, чтобы понять всю наивность наших детских представлении Пока воинская служба не превратила нас в калек, мы решили осесть где-нибудь в тихом городке и зажить нормальной человеческой жизнью. Город Тирна у северной границы Клана Страха показался нам подходящим для наших планов. Мы нанялись в охрану Наместника, поскольку другого ремесла, кроме военного, ни я, ни брат не знали. Остальные охранники, как позже выяснилось, не умели и этого. Мы быстро продвигались по службе. Вскоре Наместник назначил брата начальником охраны дворца. Брат построил дом, обзавелся семьей. Я, по счастью, не успел.

Однажды Наместник Вердан пришел в казарму в сопровождении молодого, изнеженного человека, явно не привыкшего носить доспехи. «Это новый начальник охраны Рантил», — представил его наместник. Мой брат Контулсир, горячая голова, от обиды не сдержался и высмеял военную выправку нового начальника. Дескать, такому воину только скотину в поле охранять. Тот лишь презрительно усмехнулся и предложил брату в поединке выяснить, кто более достоин высокого поста. Брат, понятное дело, согласился и сразу выхватил меч. А Рантил еще долго стоял, сняв с шеи медальон, и что-то шептал тонкими, придававшими ему неприятный, зловещий вид губами. Нам бы сразу догадаться, что дело нечисто. Может, все вышло бы по-другому. Хотя вряд ли.

Наконец схватка началась. Новый начальник держал меч словно палку и размахивал им, как мальчишка в зарослях сорняков. Справиться с ним не представляло особого труда. Но брат почему-то отступал. Он двигался вяло, неуверенно, как Немощный, дряхлый старик, едва успевая отбивать бесхитростные наскоки противника. Никогда раньше я не видел Контулсира таким беспомощным. Казалось, каждое движение далось ему с огромным трудом. Ты-то, наверное, лучше меня понимаешь, в чем было дело. Мне же все это казалось кошмарным сном.

В конце концов Рантил наотмашь полоснул Контулсира по плечу, а затем выбил меч из ослабевшей руки. Я хотел закричать, что так не может быть, тут какое-то колдовство. Но язык не слушался, словно прилип к зубам. А потом мне вдруг стало все равно. Спорить больше не о чем. Брат проиграл и сам во всем виноват. Не можешь за себя постоять, молчи и делай, что прикажут. Видимо, и другие думали так же. Наместник распорядился отвести раненого к лекарю и ушел вместе с новым начальником. Остальные разошлись, как будто ничего страшного и не заметили.

А через неделю Наместника зарезали в собственной спальне. Брат в ту ночь стоял в карауле, и начальник охраны обвинил его в убийстве. Я был уверен, что убийство Наместника — дело рук этого негодяя Рантила, но ни с кем говорить не стал, а отправился в столицу клана, Заргу, рассказать обо всем Повелителю Ляну. Правду решил искать. Только зря торопился, Рантил уже отправил гонца с докладом.

Брата в тот же день повесили на городской площади. А меня в столице поджидали стражники. Я был арестован как дезертир и соучастник убийства и по приказу вождя клана отправлен в Тирну в распоряжение нового Наместника Рантила для придания публичной казни. Этот убийца околдовал всех, даже Повелителя Ляна! Хвала Небесам, по дороге мне удалось убежать. С тех пор, вот уже третий год, я скрываюсь по лесам и зарабатываю себе на жизнь дубиной и самострелом. Вот такие дела, друг, — вздохнул шрамолицый, закончив рассказ. — Да, забыл сказать. Через полгода я узнал, что Тирна уже не принадлежит Клану Страха. Там теперь обосновался новый Клан Коварства, и правит в нем некий Главный Советник Тил. Догадываешься, кто это такой?

Турвин потрясение молчал. После этой истории его собственные несчастья уже не казались ему такими уж страшными и исключительными. Он, возможно, и был в чем-то виноват, хотя ему даже не дали оправдаться. Но судьба этого человека…

Что-то в этом мире происходит не так, не по простым и понятным законам рыцарской чести, которым его учил отец. Он долго не мог заснуть в эту ночь, но и потом, в беспокойном, мутном сне, его преследовала зловещая тень Главного Советника Тила.

Великий Шаман Клана Жестокости Хуш вернулся с войны в родную Степь. Несмотря на одержанную победу, возвращение вышло невеселым. Много доблестных воинов погибло в битве у Злого Озера. И теперь горестные вести несутся от стойбища к стойбищу. Но нельзя было допустить, чтобы уныние овладело сердцами людей.

Шаман решил не изобретать ничего нового, а поступить так же, как все его предшественники, да и он сам, действовали в подобных случаях — устроить большой праздник. С пением, танцами, угощением, огромными котлами с бродилом — опьяняющим перебродившим молоком горбачей. И обязательно с богатырскими играми. Пусть люди видят, что Клан Мужества (так кочевники сами называли свое племя) по-прежнему силен, что только благодаря отваге его воинов союзные войска одержали великую победу. А потому как большинство молодых и сильных кочевников все еще воюют вдалеке от дома, принять участие в состязаниях предложено было героям минувшей битвы, сопровождавшим Хуша в долгой дороге домой.

Дырталкут отказался выходить в борцовский круг. Он никогда не был особенно силен в борьбе. А понапрасну тратить силы, не имея никаких шансов на победу, он не собирался. К тому же репутация героя еще не успела наскучить степняку, и не стоит расставаться с ней раньше времени. А вот в стрельбе из лука и скачках он готов поучаствовать. Здесь он не без оснований считал себя одним из лучших.

Но в этот день Дылтаркуту не суждено было победить. Сначала все шло хорошо.

Предварительный заезд он легко выиграл. Потом прошел и второй круг отбора. Но на самом финише его конь повредил ногу. Осмотрев повреждение, Дылтаркут решил не рисковать и отказаться от участия в решающем заезде. Победить на хромом скакуне все равно невозможно. Лучше сохранить его для состязаний в стрельбе из лука.

Здесь требовалось как можно быстрее поразить на полном скаку стрелами пять мишеней. И опять повторилась та же история. Он легко прошел предварительные раунды. Его двурог скакал не быстро, но достаточно плавно. А Дылтаркут быстротой стрельбы компенсировал медлительность скакуна. Но в решающий момент его вновь подстерегла неудача. Четыре выстрела попали точно в цель, а на пятом, последнем, тетива зацепилась за раскачивающуюся от быстрой скачки золотую бляху — подарок легионера Дингара. Дылтаркут никогда не снимал это наглядное подтверждение своего геройства. И надо же такому случиться, что именно она и подвела его! Лук в руке кочевника дернулся, и стрела улетела далеко в степь.

Дылтаркут проиграл состязание, и хотя второй результат тоже был весьма почетным, настроение у него испортилось.

А тут еще во время пира какой-то умник попросил его похвастать своей новой женой.

Говорят, мол, она редкая красавица. Дылтаркуту удалось как-то отшутиться, намекая на то, что жена не может показаться на людях, так как готовится принести ему наследника. Но после этого он совсем перестал радоваться празднику. Воспоминания о неудачной женитьбе и связанном с ней нарушением законов Степи до сих пор пробуждали в нем чувство досады и недовольства собой.

И как любой нормальный мужчина, он поспешил заглушить свои переживания изрядной порцией выпивки. Благо его как героя войны, посадили неподалеку от Шамана, и дылтаркут имел возможность утолять жажду настоящим вином из радостника, а не забродившим молоком, не идущим с ним ни в какое сравнение. Мало-помалу мрачное расположение духа начало покидать степняка, уступая место если не беззаботному веселью, то хотя бы желанию как-то развлечься. И, отойдя в очередной раз в сторону от пирующих по неизбежной в таких делах потребности, он обратил внимание на стоящую в отдалении палатку, из которой доносились возбужденные крики и шум спорящих людей. Не требовалось особой проницательности, чтобы догадаться — там идет азартная игра.

Дылтаркут приободрился. Это как раз то, что ему нужно. «Кости Судьбы» — излюбленное развлечение кочевников. Правила игры просты, и предаваться ей можно везде, где есть хоть небольшая ровная площадка. Всего-то и нужно шесть костяных игральных кубиков (по три на каждого игрока) с нарисованными или вырезанными на гранях символами и, конечно же, деньги, чтобы делать ставки. Участники игры по очереди бросают свои кубики и сравнивают выпавшие на верхних гранях комбинации символов. Самый слабый знак — «юрта». Далее в порядке усиления — «двурог», «жена», «чаша», «стадо» и «сабля». Две одинаковые картинки сильней любой одиночной, а самая младшая тройная — лучше старшей двойной. Кроме того, имеются две особые комбинации символов. Первая — «юрта», «жена» и «стадо» — называется «счастье кочевника» и бьет любую двойную. А вторая — «счастье воина», состоящая из «двурога», «чаши» и «сабли», — является самой старшей в игре. Один из кубиков можно перебросить, удвоив при этом ставку.

Вот, собственно, и все, что нужно знать игроку в «Кости Судьбы». Но простота игры не делает ее скучной. Известны случаи, когда обыкновенный пастух за один день превращался во владельца бесчисленных стад рогачей, а затем из-за одной неосторожной ставки вновь становился нищим. На самом деле эта игра популярна не только в Клане Жестокости но и на всей Дайре. Только названия символов там другие. Не станет же, например, фермер увлеченно сражаться за какую-то юрту или горбачей. А стоит сменить незнакомые слова на родные ему «дом», «поле» и «топтуна», забудет обо всем на свете точно так же, как и кочевники.

Дылтаркут не мог пройти мимо такого развлечения. Он проверил свой пояс с монетами.

Тот оказался совсем тонким, денег в нем было немного. Но это и к лучшему. Значит, он не сможет крупно проиграть, а удовольствие получит в любом случае.

Степняк отодвинул полог палатки, вошел внутрь и огляделся. Играющих было не более двух десятков, зато зрителей набралось столько, что он с трудом сделал несколько шагов от входа. В дальнем почетном углу палатки сидел известный игрок Саптырмуш из Стойбища Пышнохвоста. Вероятно, он только что обыграл вчистую какого-нибудь богатого растяпу, потому что был занят сложным, но очень приятным делом — разделял медные и серебряные монеты и складывал их в аккуратные столбики.

Как ни странно, многие кочевники, в том числе и Дылтаркут, неплохо умели считать. С игроками все понятно — им ведь нужно точно определять размер ставки и свой выигрыш. Но и воинам счет был необходим. Иначе при продаже военной добычи их обязательно обманут хитрые торговцы. А Саптырмуш в разное время был и игроком, и воином, а потому считать умел не хуже иноземных купцов.

Никто не отваживался помешать знаменитому игроку в его важном занятии. Вокруг не видно было ни одного человека, спешившего занять освободившееся место напротив него. Ну что ж, пусть будет Саптырмуш. В походе Дылтаркута научили одной маленькой хитрости, и он рассчитывал сейчас на ее помощь. Но даже если ничего не получится, проиграть такому сильному противнику не зазорно. Зато в случае победы о нем не одну декаду будет говорить вся степь. Лучшие игроки в «Кости Судьбы» признавали в качестве ставки только серебряные таны Клана Страха или медные урды Клана Ненависти. Но у Дылтаркута как раз оставалось немного серебра после продажи трофейного оружия и пленницы. Он привычно нахмурился при воспоминании о девушке и решительно шагнул к игровой доске:

— Разреши сыграть с тобой, почтенный Саптырмуш!

Немолодой тучный степняк, одетый в расшитый нарядными узорами, но не очень новый халат, поднял на него маленькие цепкие глазки и снисходительно качнул головой:

— Садись.

Дылтаркут высыпал из пояса приблизительно половину монет (их он при неблагоприятном исходе готов был проиграть) и, не торопясь, пересчитал. Четырнадцать танов. Даже меньше, чем он думал. Не много же добычи он принес с войны! Хороший горбач стоит двадцать серебряных монет, а самка — и все двадцать пять. Придется начинать с маленькой ставки, чтобы продержаться хотя бы несколько игр.

— По одной монете? — как можно небрежнее спросил он соперника.

— По пять, — не моргнув глазом ответил тот. Сговорились на трех. Первым кости бросал Дылтаркут, как входящий в игру. Бросок вышел неудачным: «юрта», «Двурог» и «сабля». У его противника выпали «жена» и два «стада».

— Бросаем заново? — без всякой надежды, просто для того, чтобы оттянуть момент неизбежного проигрыша, спросил Дылтаркут.

Но Саптырмуш с усмешкой поглядел на жиденькую кучку денег, лежавшую у его ног, и ответил обычным своим тонким, а оттого еще более язвительным голосом:

— Удваиваю ставку.

Воин Стойбища Пятнистого Острозуба надолго думался. Его комбинация почти безнадежна. Один кубик можно перебросить, но для этого придется выложить еще три тана. А чтобы иметь шанс на выигрыш, нужно обязательно выбросить «саблю». Вероятность такой удачи крайне мала. Но и отдавать что-либо без борьбы Дылтаркут не привык.

«Была не была!» — решил он, молча отсчитал три монеты и потянулся к приготовленным для игроков чашам с бродилом. Залпом выпил и перебросил кость, на которой был самый слабый символ — «юрта». По палатке разнеслись возгласы удивления — выпала «сабля». Дылтаркут улыбнулся. Вечному Небу пришлось по душе его упрямство.

А толстый соперник занервничал. Суетливым движением взял кубик с ненужной ему «женой» и как-то неловко бросил. И проиграл. Кубик повернулся к нему такой же бесполезной «чашей». — Играем по пять, — злобно выдохнул Саптырмуш и сгреб кости в свою огромную ладонь.

Теперь уже он, как проигравший, бросал первым. У него выпали «юрта», «жена» и «чаша». Дылтаркут выбросил «двурога», «жену» и «стадо». У обоих игроков комбинации вышли не очень удачные, и они согласились начать игру заново, поставив на кон еще по пять танов. На этот раз Саптырмушу повезло больше. Сначала у него были «юрта», «жена» и «стадо» против двух «юрт» и «чаши» у Дылтаркута. Но при переброске «чаша» превратилась во второе «стадо».

Два «стада» сильней двух «юрт». Но Дылтаркут уже поверил в свою удачу. Он добавил к ставке еще десять танов, все лежавшие перед ним монеты, и перебросил свою «чашу». Кубик долго и плавно катился по доске, потом внезапно подпрыгнул на какой-то трещинке и повернулся вверх третьей «юртой».

Теперь уже удачливый игрок не смог сдержать торжествующий крик. Он опять вышел победителем из очень трудного положения. И сам предложил поднять ставку до десяти. Соперник, недобро сверкнув глазами, согласился. С первого броска у обоих игроков ничего стоящего не выпало. Во второй раз Саптырмуш выбросил двух «двурогов» и «чашу» против «юрты», «жены» и «сабли» Дылтаркута и, ехидно улыбаясь, добавил к ставке тридцать монет.

Зрители неодобрительно зашумели. Увеличивать ставки больше чем в два раза правилами не запрещалось, но считалось среди игроков дурным тоном, особенно в том случае, когда у соперника были затруднения с деньгами.

А у Дылтаркута было именно такое положение, и ему опять пришлось задуматься.

Перед ним лежало всего двадцать танов. Меньше, чем необходимо для продолжения игры, но больше той суммы, с которой он начал. Можно было и не принимать ставку, потеряв тем самым уже поставленное на кон и сохранив остальные деньги. Но не отвернется ли от него удача после такого малодушия? Он порылся в своем поясе и набрал там ровно десять монет. Это ли не знак Судьбы?! Нужно продолжать игру. Кочевник выпил еще чашу с бродилом и подвинул все свои деньги в центр доски:

— Принимаю ставку.

В палатке началось бурное движение. Все больше зрителей набивалось в почетный угол, чтобы посмотреть на большую игру. Первым перебросил свою «чашу» Саптырмуш. Выпала «сабля». Ни хорошо, ни плохо. Его комбинация стала лишь чуть-чуть сильнее, но все зависело теперь от броска соперника. У Дылтаркута были две возможности победить — Получить вторую «жену» или вторую же «саблю». «Сабля» уже один раз выручала его, но что-то подсказывало степняку, что именно этот кубик и нужно перебросить. С отчаянной лихостью он швырнул кость на доску и разочарованно вздохнул. Ему досталась не «жена», а «стадо».

В первые мгновения Дылтаркут даже не понял, почему все вокруг восторженно закричали. И только побагровевшее от досады лицо Саптырмуша подсказало ему — он и в этот раз выиграл. «Юрта», «жена» и «стадо» — это ведь «счастье кочевника». Комбинация, бьющая любой двойной символ Опьяненный удачей и бродилом кочевник почувствовал себя непобедимым. Не иначе как сами Предки-Заступники каждый раз шептали ему на ухо правильное решение. А с таким подсказчиком можно никого не бояться.

И он с легким сердцем согласился увеличить ставку до двадцати пяти танов. Тот же невидимый подсказчик настаивал теперь, что следующая игра должна быть последней. Дылтаркуг выиграл уже достаточно, и не стоит так долго испытывать свое везение. Вообще-то удачливый кочевник так и собирался сделать. Но кто же знал, что игра затянется так надолго?!

С первого раза и Дылтаркуг, и его соперник выбросили неудачные комбинации и решили, удвоив ставку, начать игру сначала. Тут уже не только все зрители, но и играющие за другими досками повскакивали со своих мест и столпились за спинами двух упрямых противников. Это была очень высокая ставка, случавшаяся далеко не каждый день. Даже хозяин палатки, одноухий Вардаш из Стойбища Переливницы, отложил в сторону костяную палочку, которой записывал на песке результаты игр, чтобы потом проще было получить полагающуюся ему с каждого выигрыша долю, и присоединился к зрителям.

У Дылтаркута кости опять легли неудачно — «юрта», «двурог» и «жена» против двух «двурогов» и «сабли». Но денег оставалось лишь на то, чтобы закончить партию. И он сам отказался переигрывать. Тучный противник заметил его трудности и, демонстративно побренчав своей огромной сумкой, вынул оттуда еще пятьдесят монет. Но, как оказалось, волновался опытный игрок ничуть не меньше. Во время броска его правая щека задергалась, руки затряслись, и вместо нужного ему третьего «двурога» кубик повернулся вверх символом «жена».

У Дылтаркута появился шанс на выигрыш. «Помогите мне, Предки-Заступники!» — прошептал он и, затаив дыхание, сделал свой бросок. Но вместо приносящей победу второй «жены» получил второго «двурога». Зрители в один голос изумленно охнули. Ничья — очень редкое событие в игре, и многие видели ее впервые в жизни.

По правилам игроки должны были опять удвоить ставки и бросать кости заново. А у Дылтаркута не было ни одной монеты на продолжение игры. Но и отказываться от нее кочевник не хотел. Разве можно без борьбы отдать сопернику целую сотню серебряных танов?! Он оглядел притихших зрителей, будто надеялся на их совет. Может, кто-нибудь научит его, как поступить. И действительно нашел выход.

— Почтенный Вардаш, во сколько ты оценишь мое стадо?

Одноухий отреагировал мгновенно:

— Напомни мне, сколько у тебя рогачей.

— Восемь самцов, пять самок и три детеныша. Хозяин палатки ненадолго задумался и осторожно ответил:

— При том, что я не видел их своими глазами, могу предложить не больше ста шестидесяти.

Это была очень низкая цена. На самом деле стадо Дылтаркута стоило никак не меньше двухсот двадцати серебряных танов. Но он и не собирался ничего продавать. Идея была в другом.

— Почтенный Вардаш! — громко, чтобы слышали все присутствующие, обратился он к одноухому. — Одолжи мне сто танов под залог моих рогачей. Если я проиграю, стадо будет твоим. Если выиграю — отдам тебе сто десять танов.

— Сто двадцать, — быстро поправил Вардаш.

— Идет! — ни секунды не сомневаясь, согласился Дылтаркут.

— Все слышали? — обратился к зрителям хозяин палатки и услышав утвердительные ответы, принялся отсчитывать монеты. По Закону Степи сделка была совершена.

В палатке установилась полная тишина, даже далекий шум праздника, казалось, на мгновение затих. Слышен был только стук костей об игральную доску. Теперь уже первым бросал Дылтаркут. У него получились две «чаши» и «сабля», у Саптырмуша — «юрта», «двурог» и «чаша». С такой комбинацией он мог рассчитывать в лучшем случае на ничью, чего два раза подряд просто не могло случиться. Но, зная, что противнику опять нечем принять ставку, толстяк с вызывающей улыбкой объявил:

— Двести монет.

Дылтаркут в бешенстве скрипнул зубами. Он бы обязательно выиграл эту игру, но ему нужно что-нибудь поставить на кон.

— Нет, вонючий помет рогача, ты не заставишь меня сдаться! — тихо, чтобы никому из зрителей не было слышно, прошипел он, снял с шеи цепочку с золотой бляхой и положил свое последнее сокровище в центр доски. — Согласен.

Одноухий Вардаш подошел ближе и внимательно рассмотрел украшение.

— Эта вещь стоит двести или даже триста танов, — объявил он наконец, теперь уже занизив цену как минимум вдвое.

Саптырмушу пришлось доложить недостающую сотню, и игра продолжилась.

Дылтаркут решил не давать сопернику шанса даже на ничью. Слишком высока была ставка и велико желание отомстить наглому толстяку. И в таком важном деле он не собирался полагаться только на удачу. Настало время применить давно задуманную хитрость.

Он взял с подноса плод прилипщика и не торопясь, тщательно разжевывая, съел его.

Но небольшой кусок вязкой мякоти оставил на тыльной стороне ладони. Затем взял кубик, незаметно прилепил приготовленный комочек к грани, противоположной нужной ему «чаше», и осторожным, хорошо отработанным движением сделал бросок. Кубик прокатился по доске, остановился, в нерешительности покачиваясь на одном из ребер, и, словно передумав, вернулся на прежнее место — символом «чаши» вверх.

Получилось! Под восторженные крики зрителей Дылтаркут схватил кубик, сделал вид, что целует его, и быстрым движением сковырнул следы преступления. Теперь даже если кто-то заметил его уловку, доказать ничего не сможет. Затем он с облегчением выдохнул, положил кость на место и с самодовольной улыбкой посмотрел на Саптырмуша. Побить его три «чаши» толстяку не удастся. Торжествующему кочевнику даже в голову не пришло, что если он — никому не известный новичок — сумел провернуть такую хитрость, то и у его соперника, признанного мастера игры, наверняка имеется в запасе не одна уловка.

А Саптырмуш почему-то выглядел удивительно спокойным и уверенным в себе. Руки его неожиданно перестали трястись, и бросок получился четким, можно сказать — образцовым. Кубик совершил несколько оборотов и твердо остановился символом «сабля» вверх. Все в палатке затаили дыхание, не веря своим глазам. А затем поднялся такой шум, что никто не слышал даже собственного голоса, Они стали свидетелями настоящего чуда. «Двурог», «чаша» и «сабля» составляли вместе «счастье воина» — самую сильную комбинацию в игре, бьющую любой тройной символ, в том числе и «чаши» Дылтаркута.

Наш хитрец, уже празднующий победу, только после разъяснений соседей понял, что произошло. Великое Вечное Небо! Он проиграл в такой игре! Предки-Заступники в решающий момент отвернулись от него, и он лишился всего, что у него было. Потерю денег и рогачей Дылтаркут еще смог бы пережить. Такое не раз случалось в жизни кочевника. Один успешный поход Может все исправить и вернуть ему больше, чем он потерял. Но подарок Дингара! О нем знало все войско Клана Жестокости, и его неудачливый игрок не мог отдать, если не хотел навсегда получить прозвище «Дылтаркут, Проигравший Свою Славу». Оц схватил все еше лежавшее на доске золотое украшение, прижал его к себе и, злобно сверкнув глазами, крикнул:

— Не отдам!

— Отдашь, — спокойно возразил Саптырмуш. — Все видели, как ты только что проиграл его.

— Нет, ни за что. Это — подарок, награда за боевую доблесть. Ты же сам был воином и должен меня понять.

Толстяк действительно когда-то был неплохим стрелком и до сих пор сохранил твердость руки и острый глаз, помогавшие ему и в новом занятии. Но теперь-то он был профессиональным игроком. И не мог отказаться от выигрыша, даже если бы вдруг захотел. Его не поняли и не простили бы собратья по ремеслу.

— Пускай решает почтенный Вардаш. — Это была единственная уступка, на которую он согласился.

Все вокруг одобрительно зашумели. Хозяин палатки не был родичем ни тому, ни другому спорщику и мог беспристрастно разобраться, на чьей стороне правда и Закон Степи. Но Дылтаркута такой вариант тоже не устраивал. Он решил сопротивляться до конца и использовать любые отговорки:

— Не согласен! Ты забываешь, что меня долго не было в Степи. Откуда мне знать, не сдружились ли за это время Стойбища Пышнохвоста и Переливницы?!

— Тогда пошли к Шаману, — предложил теряющий терпение Саптырмуш.

Возразить на это упрямый кочевник ничего не смог, и спорщики в сопровождении толпы зрителей направились к вождю клана.

Хуш хмуро, но внимательно выслушал своих подданных. Своими мелкими дрязгами они отвлекли его от невеселых раздумий о судьбе Клана Жестокости. С появлением у Советника Тила нового войска соотношение сил в Союзе Кланов резко изменилось. Опустошенные наводят страх не только на врагов, но и на союзников. Тила теперь уже нельзя считать не имеющим реальной силы выскочкой. Чем это грозит его клану, Шаман еще не решил. Но то, что перемены будут не к лучшему, сомнений не вызывало. И нужно быть готовым к ним, а пока ни в коем случае не выпускать из рук поводья власти над беспокойными и разрозненными стойбищами. Поэтому даже в незначительном споре двух игроков необходимо разобраться и решить по справедливости.

— Если проиграл, должен отдать, — коротко объявил он после минутного раздумья.

— Но, Великий Шаман, я не могу никому передать эту вещь. Ты же знаешь, как она мне досталась. Это свидетельство моего подвига.

— Подвига… — с едва заметной улыбкой повторил Хуш и как-то странно посмотрел на Дылтаркута.

«Неужели старик все знает?» — подумал проигравшийся герой и стал лихорадочно подыскивать слова, чтобы убедить Шамана.

— Великий Хуш! Прошу тебя, разреши мне оставить ее у себя. Потом я все отдам деньгами. Даже больше, чем проиграл. Это же моя слава, моя воинская честь!

— А почему ты не подумал о своей чести, когда ставил ее на кон?

Ответить на этот вопрос было непросто. Разве что сказать правду.

— Прости меня, вождь. Я был пьян и не понимал, что делаю.

Но старик был непреклонен:

— Теперь станешь осторожнее.

— Нет, лучше смерть, чем такой позор! — в отчаянии крикнул Дылтаркут и по тому, как недобро усмехнулся в ответ Шаман, понял, что последнюю фразу сказал напрасно.

— Ну что ж, ты сам выбрал. — Хуш поднялся с места и громко объявил приговор: — Спор Дылтаркута из Стойбища Пятнистого Острозуба и Саптырмуша из Стойбища Пышного хвоста за право владеть золотой бляхой решится в воинском поединке. Бой состоится прямо сейчас на поле для состязаний, и победивший в нем оставит драгоценность у себя. Поскольку Саптырмуш уже давно не может сидеть в седле, он вправе выбрать себе замену.

Головы всех зрителей повернулись к толстому игроку.

— Я попрошу защитить мое имущество доблестного Мархуда из Стойбища Хребтолома, — заявил он и посмотрел на Дылтаркута как на покойника.

Толпа шумно одобрила его выбор. Поединок обещал стать достойным завершением праздника. А внутри у Дылтаркута все похолодело. Мархуд был единственным воином клана, кого он по-настоящему боялся. И вовсе не потому, что тот был более ловким, сильным, опытным или умелым бойцом. В воинском искусстве Дылтаркут никому не уступал. Но Мархуд стал таким известным потому, что всегда дрался насмерть. Взяв в руки саблю, он становился безумным, как будто наелся ягод беспамятника. И столкнуться с таким противником Дылтаркут не был готов. Тем более сейчас, когда он выпил столько лишающих тело ловкости напитков. Но и выбора у него не было. Лучше уж достойно умереть в бою, чем отказаться выполнить приказ вождя и лишиться жизни куда более мучительным способом.

— Повинуюсь твоей воле, Великий, — хрипло сказал Дылтаркут. — Но позволь мне хотя бы умереть со знаком доблести на груди. Пока я не проиграл поединок, пусть подарок Дингара будет у меня.

— Позволяю, — все так же немногословно согласился Шаман и приказал привести коня Дылтаркута.

К месту поединка он скакал рядом со своим противником. Мархуда долго упрашивать не пришлось. Он всегда готов пролить свою, а еще лучше чужую кровь. И обязательно попробовать ее на вкус. Это был его особый знак, как герб у рыцаря или печать у торговца. Невысокий, худой, с круглым, слишком мальчишеским для его тридцати лет лицом, он не производил впечатления опасного противника. Но руки у него были сильные, реакция мгновенная, а недостаток умения он компенсировал быстротой и яростным натиском.

И конечно, большую роль в его успехах играла слава безумца. Он и сейчас ехал, развернувшись в седле, махал рукой своим многочисленным поклонникам и хохотал во все горло, как будто ему предстояла веселая забава, а не смертельный поединок. И от этого смеха у Дылтаркута пробегал холодок по спине, опускались руки, а сердце скакало в груди, как молодой пугливец по весенней степи. Нет, он не хотел и не мог сражаться сегодня, и к тому же совершенно не видел возможности остаться при этом в живых.

Между тем Шаман дал команду начинать поединок, и противники разъехались в разные стороны, чтобы разогнаться, а затем сшибиться на полном скаку. И тут в голове Дылтаркута мелькнула простая и, как ему показалось, разумная мысль. Почему он должен покорно плестись на убой, как переставшая давать потомство самка горбача? Неужели Предкам так нужна его смерть от руки соплеменника? Из-за чего он собирается драться? Вот за эту золотую безделушку, которая и так висит на его груди.

Так чего же он ждет? Сабля у него есть, двурог тоже, и, кажется, перестал хромать. А уж чашу, юрту, жену и стадо он как-нибудь себе добудет. Пусть даже и не своим кланом. Степь большая. Если сразу оторваться от погони, потом его уже не найдут.

Решившись, Дылтаркут развернул коня, разогнался, но в последний оставшийся до столкновения с Мархудом момент отвернул в сторону и вихрем промчался мимо оторопевших зрителей. За его спиной с детской обидой в голосе ругался Мархуд. Несколько кочевников бросились к своим скакунам, чтобы догнать беглеца. Но их остановил громкий, повелительный голос Шамана.

— Стойте! — приказал он своим воинам. — Пусть бежит. Много ли доблести в том, чтобы убить труса?! Мудрые Предки сами найдут, как покарать его. И он еще пожалеет, что не захотел умереть как мужчина. А мы просто забудем что в нашем племени был такой человек. Что же касается выигрыша Саптырмуша, то он получит свои деньги у моего казначея.

В это время ликующий, ошалевший от внезапного спасения Дылтаркут был уже далеко и не мог слышать слов Хуша. А если бы услышал, то призадумался и не был бы уже таким веселым. Все в Великой Степи знали, что проклятия Великого Шамана всегда исполняются.

МИТРАЙНА И ЛЕНТУЛ

Отряд Маскардела медленно продвигался вперед по разоренной долине. Медленно, потому что большинство шло пешком. В многочисленных стычках с противником они захватили более двух десятков лошадей, но сам отряд увеличивался гораздо быстрее. В каждой из сожженных деревень находилось два-три уцелевших жителя, и все они, не задумываясь, брали с собой что-нибудь, хоть немного похожее на оружие, и шли за кузнецом.

Пока все складывалось удачно. Захваченные врасплох враги почти не оказывали сопротивления и либо успевали сбежать, либо гибли под ударами мстителей. Маскардел приказал пленных не брать, да ни у кого и не возникало такого желания. Каждый в отряде потерял на этой войне кого-то из близких, и у всех здесь была одна цель — убивать захватчиков.

У всех, кроме Митрайны. Она осталась в отряде, чтобы ухаживать за ранеными. Но работы пока было немного, и у девушки оставалось время, чтобы поразмыслить над некоторыми подмеченными ею странностями.

Во-первых, было на удивление мало раненых. Все-таки враги, пусть даже ошеломленные внезапным нападением, были настоящими воинами, обученными и хорошо вооруженными. А большую часть их отряда составляли крестьяне, впервые взявшие в руки оружие. Кроме того, в одной из схваток противник успел подготовиться к бою. Три десятка бывалых легионеров сдвинули щиты, выставили вперед копья и долго не позволяли атакующим приблизиться к себе. Лишь отчаянная ярость кузнеца, буквально проломившего своим огромным топором строй неприятеля, позволила тогда одержать победу. Бой был долгим и упорным, но потери незначительными. Три человека убиты, пять легко ранены. При этом противник был истреблен полностью, до последнего человека. Тут было о чем задуматься.

Во-вторых, раненые с поразительной скоростью выздоравливали. Конечно, Митрайна старалась изо всех сил. Готовила целебные отвары, мази, часто использовала заклинания своего отца. Но девушка прекрасно понимала, что только ее лекарским искусством невозможно объяснить столь быстрое возвращение сил и здоровья.

И наконец, третье. Каждый день в отряд приходили люди, теперь уже не только из окрестных деревень. Приходили издалека, из разных кланов. Можно предположить, что слух об отряде дошел до столь отдаленных мест. Тогда непонятно, почему враги до сих пор не попытались остановить их. Девушка попробовала расспросить одного из вновь прибывших, охотника из Клана Тревоги, как он здесь оказался. Но его ответ лишь еще больше запутал Митрайну. Охотник услышал голос, который звал его на войну в долину и всю дорогу показывал, в каком направлении идти. Только это она и смогла понять из странного, невразумительного рассказа горца.

Вопросы продолжали мучить девушку, и она решила поговорить с кем-нибудь из друзей. Но только не с кузнецом. Она чувствовала, что тот ничего ей не объяснит, хотя почти не сомневалась — между Маскарделом и всеми этими тайнами существовала какая-то связь. Но у кого же тогда спросить? Киргелдин охотно побеседует с ней, расскажет много историй о том, как воевали в прежние времена, будет болтать до вечера, но так и не скажет ничего дельного. С Сермангиром тоже ничего не получится. К юноше вернулись прежние живость и мечтательность. Но мечтает он теперь о том, как отомстит за смерть отца, и больше ни о чем слышать не хочет.

Митрайна решила обратиться к Бенластиру. Из-за дождливой погоды у десятника разболелась раненая рука, и он почти каждый вечер наведывался в лазарет за согревающей мазью. Поэтому выбрать удобную минуту для серьезного разговора было не так уж трудно.

— Ну, спасибо тебе, дочка, — удовлетворенно вздохнул Бенластир, когда Митрайна закончила растирание. — Сразу полегчало. А то ведь совсем замучила меня проклятая рука. Так ноет, что прямо готов отрубить ее.

— Не стоит так делать, дядюшка Бенластир! — отшутилась Митрайна. — Я ведь обратно ее пришить не сумею.

— И то верно, — согласился десятник и несколько запоздало поинтересовался: — А как твои дела? Не обижает ли кто? Или может быть, помощь какая нужна?

— Нет, вроде бы все в порядке, — ответила Митрайна и решилась наконец перейти к делу. — Вот только один вопрос у меня к тебе есть.

— Что ж, спрашивай, — удивленно сказал десятник. Обычно девушку мало интересовали вещи, не связанные с медициной. А в этой области он ей ничем помочь не мог.

— Скажи мне, — издалека начала разговор Митрайна. — Ты, случайно, не замечал, что в отряде происходят странные вещи?

— Как же — не замечал?! Тут только слепой не заметит, — сразу нахмурился Бенластир. Видно, вопрос девушки задел его за живое. — Половина отряда меч в руках держать не умеет. Да и мечей этих на всех все равно не хватает. А никому и дела до них нет. А все потому, что порядка нет, а в армии без него никак нельзя.

— Да я не об этом, — попыталась прервать его гневную речь целительница. Но не тут-то было! Десятник еще долго изливал ей душу, все больше и больше распаляясь:

— А я как раз об этом. Слыханное ли дело, чтобы в войске младших командиров не было. Кто-нибудь обязательно должен за порядком следить, новобранцев обучать. Но так, чтобы и с него в случае чего спросить можно было.

— Так что же ты мне все это объясняешь? — пришлось ввязаться в спор Митрайне. — Ты лучше Маскарделу скажи.

— Да я говорил, только он слушать не хочет. Конечно, ему самому никакая наука не нужна, он и так со своей силищей кого хочешь одолеет. Но не все же такие, как он! Им объяснить нужно, что делать да куда бежать. Вот погоди, — мрачно проворчал десятник. — Встретимся с настоящим врагом, у тебя сразу работы прибавится. А все из-за кузнеца! Сам порядок наводить не хочет и мне не дает. А я, между прочим, не первый год на войне и мог бы кое-чему научить разную деревенщину, взявшуюся командовать.

Митрайна догадалась, что старый вояка сегодня не в духе. Вероятно, он только что поругался с Маскарделом, и если и поможет ей, то не сегодня.

Остается Лентул. Так уж сложилось, что по любому сложному вопросу все в отряде обращались за советом или разъяснениями именно к нему. И обычно Лентул оправдывал их ожидания. Умный, наблюдательный, умеющий хорошо слушать и много знающий молодой колдун, возможно, сам того не желая, стал едва ли не самым авторитетным человеком в отряде. Неудивительно, что и Митрайна решила поговорить с ним. Наверняка он и сам что-нибудь заметил и, уж конечно, не откажется ответить на не дающие ей покоя вопросы.

— Что ж, Митрайна, ты права. Я действительно уже думал об этом, — сказал Лентул, выслушав ее сомнения. — И мне кажется, я понял, в чем дело. Помнишь, я рассказывал, что произошло с кузнецом, когда он узнал о гибели своей семьи. Как кровь коснулась камня и впиталась в него. Вспомни, после этого дня раны перестали беспокоить Маскардела. А ведь он должен был выздороветь в лучшем случае через декаду. Ты сама так сказала. Я думаю, что кузнеца вылечил его черный перстень. А теперь он помогает другим раненым.

Девушка хотела возразить, но, оказывается, Лентул еще не закончил. Видимо, вопрос казался ему очень важным, раз молчаливый колдун отважился на такую длинную речь.

— Похоже, в этом камне кроется разгадка и остальных тайн. Я уже держал его в руках и не обнаружил в нем никаких следов магии. Наверное, я тогда ошибся, потому что чувствую теперь исходящую от него огромную силу. А может быть, эта сила появилась, когда камень попробовал крови кузнеца. Не случайно же он при этом так засверкал. И вот теперь его колдовская мощь передается кузнецу и всему нашему отряду. Конечно, Маскардел и раньше был могучим человеком, но теперь он просто непобедим. И все остальные как-то вдруг стали сильными отважными воинами. Причем вот что интересно. Ты же знаешь, после ранения я очень ослаб и потерял, надеюсь, временно, способность творить заклинания. А камень, хотя и помог мне восстановить здоровье, совершенно не добавил магических сил. Я могу сейчас поднять валун, весящий больше меня, могу срубить дерево одним взмахом топора, но, чтобы разжечь костер, я вынужден, как обычный человек, пользоваться огнивом. Возможно, и здесь замешана магия черного перстня, странная, но, как я уже говорил, чрезвычайно мощная.

— Так все дело в камне? — Митрайна почему-то не очень удивилась этому открытию. — А как люди находят наш отряд?

— Тоже из-за камня. Видишь ли, я сам чувствую его зов. «Отомсти, — говорит он, — иди за мной и убивай врага». И сопротивляться ему очень трудно. Видимо, скоро нас будет еще больше, потому что камень с каждым днем набирает силу.

И еще я думаю, — Лентул заговорил тише, но слова его все равно звенели, как будто сами сознавали свою важность. — Нет, не думаю. Я уверен, что здесь сейчас рождается новый клан. Ведь что такое клан? Это группа людей, чувствующих одно и то же, объединенных одной целью. Клан создается вокруг талисмана — какой-нибудь вещи, наделенной магическими свойствами. Со всей Дайры собираются люди, слышащие призыв амулета, а владелец его становится вождем. Во всяком случае, так создавались все известные мне кланы. Я бы не стал об этом говорить, но пройдет несколько дней, и каждому без меня все станет понятно. А ты пока привыкай называть кузнеца новым именем — Дел, предводитель Клана Мести. Или Возмездия, как ему больше понравится.

Договорив, Лентул засмущался своей длинной и, возможно, напыщенной речи, быстро попрощался и ушел. А девушка продолжала сидеть у костра в глубокой задумчивости. Молодой колдун дал ответы на все интересующие ее вопросы, объяснил все странности и загадки. Объяснил, но не успокоил.

Три дня спустя погода наконец-то улучшилась, и дозорные, первым из них, конечно же, Тонлигбун, увидели надвигающееся на них с запада густое облако пыли. Такой след мог оставить только большой отряд воинов, марширующих по Дороге в походном строю и в полном вооружении. Через полчаса удалось различить блестящие на солнце щиты легионеров Клана Жестокости.

— Ну вот, это уже серьезно, — мрачно сказал Бенластир, вглядываясь в даль и прикидывая на глаз численность противника. — Это тебе не обозы захватывать. Их не меньше трех сотен. У нас, конечно, народу в три раза больше. Но против легионеров это не такое уж и большое преимущество. Даже если мы их одолеем, нам дорого обойдется победа. Что будем делать, кузнец?

— Драться будем, — раздраженно буркнул Маскардел. Он и сам понимал, что с таким врагом справиться будет нелегко. Но в отличие от десятника не сомневался в победе. Просто немного нервничал. И меньше всего ему сейчас хотелось слышать недовольное бурчание Бенластира.

— Понятно, что драться, а как?

— Не знаю. Как умеем, так и будем.

— Тогда сделаем вот что. — Десятник принялся рисовать на песке острием меча. — Отступаем к лесу. Там делимся на две части. Я с одной половиной отряда закрываю дорогу, а ты с остальными ждешь в засаде в лесу. Когда они загонят нас в лес, ты атакуешь их с боков. Согласен?

Оказывается, десятник не просто ворчал, а обдумывал план битвы. И выходило у него вроде бы толково. Но просто послушаться его совета Маскардел не мог. В конце концов, кто главный в отряде, он или десятник?!

— Не согласен. Сам сиди в засаде. Я от них, гадов, прятаться не стану.

— Ладно, договорились, — не стал спорить Бенластир. Главное, что против его плана кузнец не возражал.

ДИНГАР

Командир Несокрушимого Легиона Дингар, взбешенный потерей своих людей, отправился с тремя сотнями легионеров наводить порядок в тылу. Уже несколько раз продовольственные команды бесследно исчезали в удаленных от боевых действий районах покоренной долины. Пока это были воины других кланов, Дингар не очень волновался. Но затем исчез сотник Санласгор, с ним два десятка опытных бойцов. И он отдал команду выступать.

Два дня прошли впустую. Не на ком даже выместить злость. Деревни сожжены дотла, жителей в них не осталось. Но вчера разведчики поймали безоружного перепуганного парнишку. Он оказался обозным стражником из Клана Страха. На его обоз напали какие-то оборванцы, охрану перебили, товар разграбили. Парнишке удалось бежать, но счастливчиком его не назовешь. Дингар приказал повесить его. За информацию, конечно, спасибо, но трусу и дезертиру не может быть пощады.

А теперь и его обидчиков нашли. Вон они стоят возле леса. Сотни три-четыре, не больше. Командир легиона послал в атаку первую сотню. Сейчас они сотрут этих горе-воинов в порошок.

Дингар всмотрелся в темные фигуры у опушки. Ага, так он и думал. Пытаются скрыться в лесу. Придется послать вторую сотню, а то потом бегай, лови их до самого вечера. Необходимо узнать, они ли напали на Санласгора или кто-то другой. Если они, тогда всех повесить и возвращаемся назад. Если не они — все равно вздернуть и идти дальше.

В последнее время командир Второго Легиона постоянно находился в плохом настроении. Все раздражало бывалого воина. Сломанная рука заживала медленно. Он до сих пор испытывал боль при резких движениях, а в сырую погоду и вовсе не мог надеть доспехи. Плечо сразу распухало, и лекари по нескольку дней мучили его компрессами и растираниями.

Особенно трудно было в такие дни высиживать на долгих и нудных военных советах.

Заседания происходили очень часто. Гораздо чаще, чем собственно военные действия. Руководил ими Советник Каргас, оставленный Тилом следить за порядком в армии. Узнав о том, что, несмотря на возвращение вождей по домам, один из Советников все же остается, Дингар принял решение после окончания войны снова уйти в отставку. Раз уж и здесь невозможно скрыться от черных плащей, стоит ли и дальше терпеть лишения походной жизни?

Сам по себе пухлый коротышка Каргас был не таким уж неприятным человеком.

Ничего не понимая в тактике и организации войска, он не стеснялся спрашивать совета у своих более опытных подчиненных. И даже иногда соглашался с их мнением. Возможно, у Дингара могли с ним сложиться нормальные деловые отношения, но вид черного плаща по-прежнему приводил легионера в трепет. Голова отказывалась работать, язык прилипал к нёбу, начинали дрожать колени и ныть раненая рука. Откровенно говоря, Дингару вовсе не обязательно было отправляться в эту карательную экспедицию. Он просто воспользовался случаем оказаться как можно дальше от советника.

Дингар понимал, что поступает малодушно, но не мог побороть разъедающий душу страх. А потому находился в еще большем раздражении.

Армия Восточных Кланов вот уже три декады не могла прорвать оборону противника у Мутной Реки. И не потому, что ее защитники были так уж сильны. Наоборот, они едва удерживали свои позиции, и первый же решительный удар Восточных мог стать роковым. Но в том-то и дело, что сил для такого удара у них тоже не было. А попросить подкреплений Советник Каргас не решался, опасаясь вызвать гнев своего господина. Вот и топталась армия на одном месте, ожидая, когда противник сам начнет отступать.

Идиотская война! Ни добычи, ни славы. У этих Западных и городов-то нормальных нет.

Только деревни, леса и болота. Скорей бы покончить с ними и вернуться домой. Он скучал по своей семье, большой загородной вилле и особенно по обедам в саду. Какой у него там повар, как он готовит! Колдун, а не повар.

Ну, что они там возятся, давно обедать пора! Дингар раз поглядел на опушку леса.

Никого не видно, все скрылись за поворотом дороги. Вот растяпы, опять придется все делать самому!

— Третья сотня, за мной, — лениво приказал он и пустил коня вперед неспешной рысью.

Маскардел мысленно похвалил себя за то, что послушался совета десятника. Легионеры атаковали умело и слаженно и давно бы справились с ним, будь лесная дорога чуть пошире. А так, в тесноте он успевал худо-бедно отбиваться от них. Но все равно шаг за шагом отступал в глубь леса. Рядом с ним пятились его товарищи, неумело подставляя свои мечи под удары легионеров.

Человек десять они уже потеряли. Все-таки Бенластир прав, надо хоть немного обучить их военному делу. Вот пусть сам и займется, если сегодня выкрутимся. А его дело — этих ублюдков рубить.

На, получай!

Еще один легионер с пробитой головой рухнул в траву у ног кузнеца. Напор атакующих внезапно ослаб. Где-то далеко впереди, за деревьями послышались крики и звон оружия. Это десятник выскочил из засады. «Пойду и я к нему навстречу», — подумал Маскардел и вслед за своим топором ринулся на остановившегося противника. Он просто прорубал себе дорогу, словно шел сквозь густой, надоедливый колючий кустарник. Оставшихся по бокам просеки легионеров добивали его товарищи.

Но долго так продолжаться не могло. Кузнец все убыстрял шаг, а прикрывающие его с боков стали отставать. Когда он наконец заподозрил неладное и обернулся, за его спиной уже сжималось кольцо вражеских щитов. Маскардел на секунду растерялся, опустил топор, и это могло стоить ему жизни. С боку к нему подобрался легионер и взмахнул мечом, но не успел нанести удар…

— Кого-нибудь ищешь, почтенный? — На месте сраженного врага появился ухмыляющийся Бенластир и тут же отбил очередной опасный выпад.

— Да вот, понимаешь, в лесу заблудился, — в тон ему ответил кузнец и тоже махнул топором.

Так, перешучиваясь, они продолжали спина к спине отбиваться от наседавших легионеров.

— Может, в следующий раз поменяемся? — весело поинтересовался десятник. — Ты в засаде посидишь, а я…

Он не договорил. Нанося удар, Маскардел чуть поскользнулся и на секунду открыл спину друга. Тяжелое копье, предназначенное кузнецу, вошло десятнику под левую лопатку и пробило сердце.

— Бенластир!

Кузнец зарычал, как раненый зверь. Враги опять убивают его близких. Они думают, что могут творить зло безнаказанно. Но он, Маскардел, остановит их. Он убьет каждого, кто поднял оружие на его семью, его друзей. Он успокоится только тогда, когда от всех этих Кланов Ненависти, Злобы, Жестокости не останется даже названий.

Кузнец с невероятной силой завертел топором, нанося удары во все стороны.

Противники невольно попятились. Маскардел выбрал среди них одного, повинного, по его мнению, в смерти десятника, и рванулся вперед, не заботясь о защите, с одной мыслью — догнать и уничтожить негодяя. Легионер не выдержал натиска: бросил оружие и побежал. Но бежать в толпе, пробираясь между дерущимися, было трудно. Кузнец же двигался по прямой, топором расчищая себе дорогу, и догонял беглеца. Тот затравленно оглянулся, наскочил на корягу и упал прямо под копыта коня командира легиона.

Военачальник удивленно и немного растерянно поглядел на раздробленный череп своего солдата. Он только что въехал в лес и ожидал увидеть совсем другую картину. Что за анархия?! Где дисциплина, где строй, кто им разрешал устраивать эту беспорядочную рубку?! Дингар обернулся, ища глазами кого-нибудь из сотников или хотя бы десятников, чтобы с их помощью привести войско в порядок. Но не успел отдать приказ. Смертоносный топор кузнеца пробил доспех на его спине и, возвращаясь к хозяину, выбросил легионера из седла.

— Дингара убили!

Пронзительный, полный ужаса крик заглушил даже ржание испуганного животного и эхом повторился в разных концах леса. Стоящий в двух шагах от кузнеца, почти не уступающий ему ни в росте, ни в ширине плеч молодой легионер вдруг выронил щит и с искаженным от страха лицом метнулся в лес. За ним побежал второй, третий. Через минуту на поле боя остались только изумленные, еще не верящие в свою победу соратники Маскардела.

— Чего встали-то? — прикрикнул на них первым опомнившийся кузнец. — За мной! Чтобы ни один гад не ушел!

— Вперед! — разнесся по лесу нестройный хор голосов. — Слава Предводителю Делу! Да здравствует Клан Мести!