"Когда мы вернемся: Второе поколение" - читать интересную книгу автора (Уэйс Маргарет, Хикмэн Трейси)

Глава 9

Рейстлин притянул Палина ближе, усмехнувшись на то, как Палин вздрогнул от боли. Но Рейстлин не отпускал его, пытливо глядя в зеленые глаза Палина, исследуя глубины его души.

– Ты во многом похож на меня, мальчик, – сказал Рейстлин, убирая упавшую на бледное лицо Палина прядь волос. – Ты больше похож на меня, чем на отца. И он любит тебя за это еще сильнее, не так ли? О, он гордится твоими братьями, – Рейстлин пожал плечами, когда Палин хотел было протестовать, – но тебя он лелеет, защищает...

Покраснев, Палин разомкнул пальцы Рейстлина, но только зря потратил силы. Верховный маг крепко держал его – не руками, а взглядом.

– Он задушит тебя! – зашипел Рейстлин. – Задушит, как задушил меня! Он не даст тебе пройти Испытания. Ты знаешь это, не так ли?

– Он, он не понимает, – запнулся Палин. – Он просто пытается поступать так, как считает...

– Не лги мне, Палин, – тихо сказал Рейстлин, закрыв губы племянника тонкими пальцами. – Не лги самому себе. Скажи правду, которая в твоей душе. Я так ясно вижу эту правду в тебе! Ненависть, ревность! Воспользуйся этим, Палин! Воспользуйся, чтобы стать сильным. Сделай так, как поступил я!

Тонкая рука Рейстлина провела по лицу Палина – по твердому упрямому подбородку, по высоким гладким скулам. Палин задрожал, но не столько от прикосновения, сколько от горящего взгляда.

– Тебе бы следовало быть моим! Моим сыном! – пробормотал Рейстлин.

– Я поднял бы тебя к власти! Какие чудеса я показал бы тебе, Палин! На крыльях магии мы облетели бы с тобой мир – поздравили бы победителя в битвах с восшествием на престол минотавров, поплавали бы вместе с морскими эльфами, увидели бы рождение золотого дракона... Все это могло быть твоим, Палин, если бы они только...

Тут приступ кашля оборвал речь верховного мага. Задыхаясь, схватившись за грудь, Рейстлин закашлялся. Палин, подхватив дядю, подвел его к пыльному креслу у двери. Под слоем пыли Палин разглядел на обивке темные пятна, словно кресло много лет назад было запачкано кровью. Но Палина волновало сейчас лишь то, как помочь дяде. Палин достал свой белый платок, и Рейстлин опустился в кресло, кашляя и прижимая его к губам.

Палин, бережно прислонив жезл к стене, присел на колени перед дядей.

– Что я могу сделать для тебя? Может быть, что-то принести? Может быть, сделать смесь из трав? – Взгляд Палина остановился на кувшинах с травами, стоящих на полке. – Если ты скажешь мне, как их соединить...

Рейстлин покачал головой.

– В свое время... – прошептал он, когда спазм прекратился. – В свое время, Палин, – он устало улыбнулся, протянув руку к голове Палина.

– Все в свое время. Я научу тебя... стольким вещам! Как же бездарно они растрачивали твой талант! Что они тебе говорили, мальчик? Почему они тебя сюда привели?

Палин склонил голову. Прикосновение тонких пальцев волновало его, но он чувствовал себя неуютно и скованно под их обжигающей лаской.

– Я пришел... Они сказали... что ты попытаешься... взять... – Он сглотнул ком в горле, не зная, как закончить.

– Ах да! Ну конечно. Только так и могли думать эти идиоты. Я возьму твое тело, как Фистандантилус пытался взять мое. Вот дураки! Как будто я захотел бы лишить мир этой юной души, этой силы! Мы двое... Теперь ведь нас будет двое. Я делаю тебя своим учеником, Палин. – Горячие пальцы погладили каштановые волосы.

Палин поднял лицо.

– Но я же на низкой ступени, – сказал он удивленно. – Я не прошел Испытание.

– Ты пройдешь его, мальчик, – пробормотал Рейстлин, на лице его выразилось крайнее утомление. – Ты пройдешь Испытание. И с моей помощью ты пройдешь его легко, так же как я прошел с помощью другого... Тише! Не говори ничего. Я должен отдохнуть. – Дрожа, Рейстлин закутал слабое тело в обрывки мантии. – Принеси мне немного вина и другую одежду, а то я умру от холода. Я и забыл, как здесь сыро. – Опустив голову на спинку кресла, Рейстлин закрыл глаза. Из легких его слышался хрип.

Палин опасливо обернулся. Пять драконьих голов, окружающих Дверь, все еще блестели, но тусклее, не так ярко. Пасти были открыты, но молчали.

Палину, однако, показалось, что они ждут, выжидают удобного момента. Пять пар глаз смотрели на Палина, тая в себе какое-то неведомое ему знание.

Палин заглянул в Дверь. Красноватый ландшафт тянулся вдаль. Вдалеке, едва видные, стояла стена и краснел бассейн с кровью. А над ними темная тень от крыльев...

– Дядя, – сказал Палин, – Дверь. Разве мы ее не...

– Палин, – тихо перебил Рейстлин, – я отдал тебе приказ. Слушайся моих команд, ученик. Сделай, как я просил.

Палин увидел, что тень сгущается. Как туча закрывает солнце, так крылья навеяли холод страха на душу Палина. Он хотел что-то опять сказать и обернулся к Рейстлину.

Глаза дяди, казалось, были закрыты, но Палин заметил блестящую золотистую щелку между веками, что напоминало глаза ящерицы. Кусая губы, Палин поспешно отвернулся. Он держал жезл и освещал им лабораторию, ибо дядя просил об этом.

Переодетый в мягкую черную бархатную мантию, Рейстлин стоял перед дверью, потягивая из стакана вино, графин с которым Палин отыскал в лаборатории. Тень над землей стала такой темной, что, казалось, на Бездну опустилась ночь. Но ни звезды, ни луна не светили в этой страшной тьме.

Единственным видимым предметом была стена, которая излучала свой собственный ужасный свет. Рейстлин мрачно смотрел на нее, в глазах его отражалась боль.

– Она напоминает мне о том, что произойдет, если Такхизис поймает меня, Палин, – сказал он. – Но нет, я назад не вернусь. – Рейстлин смотрел на Палина блестящими глазами из-под капюшона. – У меня было двадцать пять лет, чтобы обдумать свои ошибки. Двадцать пять лет невыносимых страданий, бесконечных мук... Моей единственной радостью, единственным источником сил, помогающими каждое утро встречать пытку, была твоя тень, которую я видел в своем сознании. Да, Палин, – улыбнувшись, Рейстлин притянул к себе Палина, – я наблюдал за тобой все эти годы... Я сделал для тебя, что мог. В тебе есть сила, внутренняя сила, которая приходит от меня! Жгучее желание, любовь к магии! Я знал, что однажды ты разыщешь меня, чтобы узнать, как пользоваться этой силой. Я знал, что они попытаются остановить тебя. Но не смогут. Все, что они делали, лишь приближало тебя к цели. Я знал, что стоит тебе войти сюда, как ты услышишь мой голос. И освободишь меня. И поэтому я составил план...

– Для меня большая честь, что ты принимаешь во мне такое участие, – начал Палин, но голос его дрогнул, и он нервно прокашлялся. – Но ты должен знать правду. Я разыскивал тебя не для того... чтобы добиться власти. Я слышал твой голос, просящий о помощи, и я... я пришел потому...

– Ты пришел из-за жалости и сострадания, – сказал Рейстлин, криво улыбнувшись. – В тебе так много от твоего отца. Это слабость, которую можно преодолеть. Я просил тебя, Палин, говори правду самому себе. Что ты чувствовал, когда впервые прикоснулся к жезлу?

Палин попытался отвести взгляд от дяди. Хотя в лаборатории было холодно, Палин весь вспотел в своей мантии. Рейстлин крепко держал Палина, заставляя смотреть в свои золотистые блестящие глаза.

Чье отражение видел в них Палин? Правда ли то, что он сказал Рейстлину? Палин смотрел на образ в глазах верховного мага и видел юношу, одетого в мантию неопределенного цвета, то белую, то красную, то темнеющую...

Рука Палина спазматически дернулась в тисках пальцев верховного мага.

«Он видит мой страх», – понял Палин, пытаясь унять дрожь в теле.

«Страх ли это? – спросили золотистые глаза. – Страх ли? Или восторг?»

Палин увидел в отражении, как он держит жезл. Он стоит в круге света от жезла. Чем дольше Палин его держит, тем сильнее ощущает его магическую силу и – свою собственную силу. Золотистые глаза задержались на заклинательных книгах в черных переплетах. Палин последовал за взглядом Рейстлина. Палин вновь ощутил то волнение, которое чувствовал при входе в лабораторию, и облизал сухие губы, словно долго блуждавший по пустыне путник, который нашел наконец холодную воду, чтобы утолить жгучую жажду.

Посмотрев на Рейстлина, он увидел себя, словно в зеркале, стоящим в черной мантии перед верховным магом.

– Какие... Какие у тебя планы, дядя? – хрипло спросил Палин.

– Все очень просто. Как я сказал, у меня было много лет, чтобы разобраться в своих ошибках. Мое честолюбие было слишком велико. Я посмел стать богом, чего смертным не полагается делать. Об этом мне напоминала каждое утро Темная Королева, разрывая мою плоть когтями.

Губы Рейстлина изогнулись, глаза блеснули, а тонкая рука сжалась при воспоминании о муке, больно обхватив кисть Палина.

– Я усвоил урок, – горько сказал Рейстлин. – Я умерил свое честолюбие. Я больше не буду стараться стать богом. Мне будет достаточно мира. – Ухмыльнувшись, он похлопал Палина по руке. – Нам будет достаточно мира, сказал бы я.

– Я. – Слова застряли у Палина в горле. Он был смятен, напуган и дико взволнован. Взглянув на дверь, он почувствовал, что тень надвигается на его сердце. – Но Королева? Разве мы не закроем Дверь?

Рейстлин покачал головой:

– Нет, ученик.

– Нет? – Палин посмотрел на Рейстлина с тревогой.

– Нет. Это будет мой подарок для нее, чтобы доказать мою преданность, – доступ в мир. А мир будет ее даром мне. Она будет править здесь, а я... буду служить. – Губы Рейстлина сжались в безрадостной усмешке.

Чувствуя ненависть и гнев в ослабевшем теле, Палин задрожал.

– Брезгуешь, племянник? – презрительно усмехнулся Рейстлин, отпуская руку Палина. – Разборчивость не поднимет к власти...

– Ты сказал мне, чтобы я говорил правду. – Палин отпрянул от Рейстлина, с облегчением чувствуя освобождение от горячего прикосновения, но в то же время, непонятно почему, желая ощутить его вновь. – И я скажу.

Я боюсь! За нас обоих! Я знаю, что я слабый... – Он склонил голову.

– Нет, племянник, – тихо сказал Рейстлин, – не слабый, а только молодой. И ты всегда будешь бояться. Я научу тебя владеть своим страхом, использовать его силу. Заставлять его служить тебе, как ничто другое.

Палин увидел, что лицо дяди выразило бесконечную нежность. Образ юноши в черной мантии померк в блестящих золотистых глазах, сменившись жгучим желанием, жаждой любви. Теперь Палин сжал руку Рейстлина.

– Пойдем домой! Комната, которую отец приготовил для тебя, по-прежнему там, в трактире. Мама сохранила дощечку со знаком волшебника на ней. Она спрятана в ящичке из палисандрового дерева, но я ее видел. Как часто я держал ее и мечтал об этом! Пойдем домой! Научи меня тому, что знаешь! Я буду почитать и уважать тебя! Мы сможем путешествовать. Покажи мне чудеса, которые видел сам...

– Домой. – Рейстлин так произнес это слово, словно пробовал его на вкус. – Домой. Я тоже часто мечтал об этом, – глаза обратились на стену, призрачно блестя, – особенно с приходом рассвета... Да, племянник, – улыбнулся Рейстлин, – думаю, что поеду домой вместе с тобой. Мне нужно время, чтобы отдохнуть, восполнить силы, избавиться от... старых мечтаний.

Палин увидел, как темнеют глаза Рейстлина от воспоминания о боли.

Кашляя, Рейстлин оперся на руку племянника. Палин осторожно помог Рейстлину подойти к креслу. Жезл Палин прислонил к стене. Устало опустившись в кресло, чародей жестом попросил Палина налить еще вина.

– Мне нужно время... – продолжал он, смочив губы вином. – Время, чтобы обучить тебя, мой ученик. Время, чтобы обучить тебя... и твоих братьев.

– Моих братьев? – удивился Палин.

– Конечно, мальчик. – Рейстлин посмотрел на Палина с усмешкой. – Мне нужны генералы для моих легионов. Твои братья будут идеальными...

– Легионов?! – воскликнул Палин. – Я не это имел в виду! Ты должен вернуться домой и жить с нами в мире и спокойствии. Ты заслужил это! Ты пожертвовал собой ради мира...

– Я? – оборвал Рейстлин. – Я пожертвовал собой ради мира? – Верховный маг захохотал страшным, ужасающим смехом, от которого тени в лаборатории бешено заплясали, как дервиши. – Это то, что они обо мне сказали? – Рейстлин смеялся, пока не задохнулся. Приступ кашля сильнее, чем до этого, обрушился на него.

Палин беспомощно смотрел, как дядя корчится от боли. Палин все еще слышал издевающийся смех, звенящий в ушах. Когда приступ прекратился, Рейстлин вздохнул и слабым движением руки подозвал племянника ближе.

На платке, на дядиных руках и мертвенно-бледных губах была кровь.

Отвращение и ненависть поднялись в Палине, но он подошел ближе, вынуждаемый ужасными чарами преклонить колени перед дядей.

– Знай, Палин! – с усилием, чуть слышно прошептал Рейстлин. – Я пожертвовал собой... собой... ради... себя! – Откинувшись на спинку кресла, он вздохнул. Дрожащей, испачканной в крови рукой он схватился за белую мантию Палина. – Я видел... чем я должен... стать... если одержу победу. Ничем! Это... был... конец. Выродиться... в ничто. Мир... мертв.

Этим путем, – его рука слабо указала на стену и ужасный бассейн, глаза лихорадочно сверкнули, – был... все-таки... шанс для меня... вернуться...

– Нет! – закричал Палин, пытаясь вырваться из рук Рейстлина. – Я не верю тебе!

– Почему нет? – Рейстлин пожал плечами, голос его окреп. – Ты сам говорил им. Не помнишь, Палин? «Человек должен ставить магию на первое место, а мир – на второе...» Так ты сказал им в Башне. Мир значит для тебя не больше, чем для меня! Никто не имеет значения – ни братья, ни отец! Магия! Власть! Это все, что значит что-нибудь для тебя и меня!

– Я не знаю! – Руки Палина вцепились в Рейстлина. – Я не могу думать! Отпусти меня! Отпусти... – Руки его бессильно упали, он спрятал лицо в ладонях. Слезы брызнули из глаз.

– Бедный мой, – сказал Рейстлин. Положив ладонь на голову Палина, Рейстлин нежно гладил каштановые волосы.

Палин плакал. Он был один, совсем один. Ложь, все лгут! Все лгали ему – отец, маги, мир! Что же имело значение, в конце концов? Магия. Это все, что у него было. Дядя прав. Жгучее прикосновение тонких пальцев, мягкая черная бархатная мантия, мокрая от его слез, запах розовых лепестков и пряностей... Это будет его жизнью... Это да горькая пустота внутри, пустота, которую весь мир не сможет заполнить...

– Плачь, Палин, – тихо сказал Рейстлин. – Плачь, как когда-то плакал я, очень давно. Потом ты. поймешь, как понял я, что это бесполезно.

Никто" не услышит, как ты рыдаешь один в ночи.

Палин поднял заплаканное лицо.

– Наконец-то ты понимаешь, – улыбнулся Рейстлин. Он убрал мокрые волосы с лица Палина. – Возьми себя в руки, мальчик. Нам пора идти, пока не пришла Темная Королева. Нам много нужно сделать...

Палин посмотрел на Рейстлина спокойно, хотя тело еще дрожало, а глаза покрывала пелена слез.

– Да, – сказал Палин. – Наконец я понимаю. Кажется, слишком поздно. Но понимаю. И ты не прав, дядя, – проговорил он дрогнувшим голосом. – Кто-то слышал твой плач в ночи.

Встав на ноги, Палин твердо посмотрел на дядю:

– Я закрою Дверь.

– Не будь дураком! – презрительно усмехнулся Рейстлин. – Я не позволю! Знай это!

– Я знаю, – сказал Палин, прерывисто вздохнув, – ты будешь мне мешать...

– Я убью тебя!

– Ты... убьешь меня... – Голос Палина почти не дрогнул. Он повернулся и протянул руку за жезлом, который стоял рядом с креслом Рейстлина. Свет кристалла вспыхнул белым холодным светом, когда он взял жезл.

– Что за чушь! – прошипел Рейстлин, поворачиваясь в кресле. – Зачем умирать, делая этот бесполезный жест? Ибо это будет бесполезно, уверяю тебя, мой дорогой племянник. Я сделаю все, что задумал. Мир будет мой! Ты умрешь – и кто будет знать об этом?

– Ты, – тихо сказал Палин.

Повернувшись спиной к Рейстлину, Палин твердым шагом направился к Двери. Тень стала еще темнее и глубже, так что стена выделялась ужасным контрастом на фоне Бездны. Палин чувствовал теперь, как просачивается из Двери Зло, словно вода сквозь потерпевший крушение корабль. Он думал о том, что Темная Королева может войти в мир. Опять пламя войны пронесется по земле, когда силы Добра поднимутся ей навстречу. Он видел, как умирают отец и мать от руки дяди, как братья падают жертвой дядиной магии. Он видел одетых в чешуйчатые драконьи доспехи скачущих в битву драконов, за которыми следуют ужасные создания, порожденные Тьмой.

Нет! С помощью богов он предотвратит это, если сможет. Но, подняв жезл, Палин беспомощно осознал, что не знает, как закрыть Дверь. Он чувствовал силу жезла, но не мог владеть ею. Рейстлин был прав – глупый, бесполезный жест.

Рейстлин хохотал. Но это был не издевающийся смех. В нем слышались смятение и почти гнев.

– Это неразумно, Палин! Остановись! Не заставляй меня сделать это!

Глубоко вздохнув, Палин попытался сконцентрировать энергию и мысли на жезле. «Закрой Дверь», – прошептал он, заставляя себя думать только об этом, хотя тело трепетало от страха. Это не был страх смерти, он мог сказать себе об этом с гордостью. Он любил жизнь, и никогда так сильно, как сейчас. Но он был способен расстаться с ней без сожаления, хотя мысль о горе, которое доставит его смерть всем близким и друзьям, наполнила сердце болью. Отец и мать узнают, что он сделал. Они поймут, неважно, что сказал дядя.

И они будут бороться с Темной Королевой, как уже было однажды.

«Вам не победить».

Палин сжал жезл вспотевшей рукой. Он не боялся смерти. Он боялся... боли.

«Будет ли это... очень больно... умереть?» Гневно встряхнув головой, Палин обругал себя трусом и направил пристальный взгляд на Дверь. Он должен сконцентрироваться! Выбросить ужас смерти из сознания. Он должен заставить страх служить ему! А не владеть им. Это шанс закрыть Дверь перед дядей... перед...

– Паладайн, помоги мне, – сказал Палин, взгляд его приковался к серебристому свету кристалла, который сиял непреодолимо и неистребимо в темноте тени.

– Палин! – захрипел Рейстлин. – Предупреждаю тебя...

Из кончиков пальцев Рейстлина сверкнула молния. Но Палин не отрывал взгляда от жезла. Его сияние стало еще ярче и прекраснее, уничтожив последний страх Палина.

– Паладайн, – прошептал он.

Имя бога милостиво рассеяло звук магического пения, которое раздавалось позади Палина.

Боль была быстрой, внезапной... и сразу закончилась.