"Сплетающий души" - читать интересную книгу автора (Берг Кэрол)

Кэрол Берг «Сплетающий души»

ПРОЛОГ

Кейрон

Боль Джареты оглушала мои чувства. Я отчаянно пытался сохранить самообладание, чтобы не дать ее агонии нарушить мою устремленность. Мы были связаны чарами исцеления, и кровь наша, смешиваясь, объединяла наши сознания в царстве плоти и духа. Если я отрину то, что она чувствует, я не смогу лечить ее. Но если я не сумею успокоить ее достаточно, чтобы видеть, что делаю сам, она погибнет точно так же. Темные волны уже накатывали на берега ее жизни.

Джарета, слушай меня… Держись… ради дочери, недавно рожденной на радость твоему дому… ради любящего тебя Т'Веро… ради принца, который так нуждается в твоей помощи…

Вспомнив все, что я знал о Джарете, я умолял ее успокоиться — хотя бы на мгновение, которое дало бы мне увидеть необходимое.

Думаю, она поняла меня, поскольку после этого смертная волна на миг схлынула, и в алом тумане ее боли и безумия открылся краткий просвет, позволивший мне рассмотреть ужасающую картину: изломанные ребра, разорванные легкие, кровь… горячая, заливающая все вокруг кровь, крошево костей, клочья внутренностей… Земля и небо, как они этого добились? Как будто кто-то наверняка знал, с чем способен справиться Целитель, и устроил все так, чтоб я не смог сделать ничего, кроме как ухудшить ее состояние.

Еще миг, и меня вновь захлестнули мучения Джареты, я чувствовал, как она пытается вздохнуть пылающей от боли грудью, как ее сознание взрывается ужасом. Я не мог дать ей ни сил, ни выносливости, только свое искусство Целителя и несколько жалких слов утешения. Но когда я попытался свести воедино искромсанные края ее сердца, последние остатки ее мыслей и разума погасли. Крики захлебнулись в низком, глухом стоне — и стихли. Я потерял ее.

«Отпусти ее, — велел я себе, — ты не сможешь помочь ей, отправившись вместе с ней по дороге, которой ей пришлось уйти. Этот путь не для тебя, еще нет».

С усилием стряхнув волну окутывавшей тьмы, я приказал сквозь зубы:

— Разрезай!

Мой помощник разрезал полоску ткани, которая стягивала наши предплечья и позволяла смешавшейся крови питать мое чародейство. Кожу обожгло холодом, не от ножа — слишком опытная рука его держала, — но от печати шрама, которая отныне будет напоминать мне о моем поражении.

Багряная дымка рассеялась, смертная волна схлынула, и мой затуманенный взгляд остановился на опустевшем теле, скорчившемся на каменном полу лектория. Единственным звуком, раздававшимся в озаренных свечами руинах помещения, было мое прерывистое дыхание, пока я стоял на коленях возле моей мертвой советницы и горевал о пережитом ею ужасе.

Поторопись, Джарета. Не медли здесь, сожалея об утраченном. Я позабочусь о Т'Веро и твоем ребенке. Клянусь тебе на мече Д'Арната.

Я представил себе Джарету такой, какой она была: невысокой и простоватой, темноволосой, с щедрой россыпью веснушек на прямом носике и округлых щеках. Блистательнейший из юных умов Авонара прятался за ее эксцентричным нравом. Когда я позову молодого супруга Джареты, Т'Веро, я постараюсь хранить в мыслях этот образ, а не страшную действительность.

— Ничего нельзя было сделать, государь?

Две маленькие сильные ладони сжали мою правую руку и помогли мне подняться на ноги. Барейль всегда знал, что мне нужно. Все еще не в состоянии говорить, я покачал головой и оперся на крепкое плечо дульсе, пока он вел меня к поднятой им с пола деревянной табуретке. Осторожно пробравшись сквозь разгромленное помещение, он пригласил внутрь всех столпившихся за дверью.

Один за другим в комнату вошли четверо оставшихся в живых Наставников Гондеи, изумляясь царящему здесь разорению. Дубовые панели стен обуглились, рабочие столы были разбиты в щепки, изорванные книги громоздились кучами. Ни единой склянки не уцелело, жидкости были разлиты, каждую видимую поверхность пятнали следы молний более разрушительных, чем в сильнейший шторм естественного происхождения. Едкий дым тлеющих трав, смешиваясь с голубовато-зелеными парами разлитых снадобий, обжигал ноздри и глаза. Но самым страшным, разумеется, был труп, распростертый среди руин, — Джарета, и маска ужаса застыла на ее озаренном свечами лице.

— Как это могло случиться, государь мой принц? — прошептал кто-то.

— Кто мог это сотворить?

— В самом сердце дворца…

— … предательство…

Это слово было неотвратимо, хоть я и не желал слышать его.

— … и ее работа, конечно же…

— Все утеряно, — ответил я.

Я знал это с того самого мига, когда услышал оглушительный грохот.

Открытие Джареты следовало охранять прошлой ночью. Я был ее принцем, а значит, ответственность за это лежала на мне. Но себялюбивые желания искусили меня, и я отложил свои обязанности до сегодняшнего утра. Слишком поздно. Прежде чем я смог защитить Джарету или ее труды, наши враги изувечили ее так, что я оказался не в силах спасти ее.

Отчаянно-резким движением я смел со стола крошку штукатурки и битое стекло, потом пнул треснувшую ножку, и грифельная столешница рухнула на пол. Лишь когда пыль вновь осела, я взял себя в руки достаточно, чтобы обратиться к ожидающим Наставникам.

— Обыскать каждый уголок дворца, каждый дом, каждую развалину и лачугу в городе! Никому не позволяется покидать Авонар. Устель, ты проследишь за порталами. Мы найдем того, кто осмелился совершить убийство в моем доме.

Бесполезные приказы. Бесплодный гнев. Заурядному заговорщику не удалось бы сотворить такое в полусотне шагов от моей спальни. Защитные чары во дворце принца Авонара настолько сильны, насколько это вообще возможно. За тысячу лет ни одному врагу не удалось проникнуть за эти розовые стены, и не нужно было заглядывать в чужие мысли, чтобы понять, что маячило перед широко распахнутыми глазами каждого из Наставников. Не бездушный зид убил Джарету, не подкравшийся чужак. Убийца был одним из нас.

Барейль вышел, чтобы позвать мужа Джареты. Гар'Дена, настоящий великан, ослепительный в своих одеяниях из зеленого шелка с усеянным рубинами поясом, бесцеремонно отослал остальных Наставников исполнять мои распоряжения. Когда мы с ним остались вдвоем, он взглянул на Джарету.

— Не был ли нарушен Круг? Какой-нибудь знак от Маркуса или кого-то еще? Случившееся заставляет меня тревожиться за все наши предприятия.

Я покачал головой.

— От Круга ни единой дурной вести.

Насколько нам было известно, лорды еще не заметили того, что самые могущественные наши чародеи располагаются на окраинах Долин, готовясь сплести расширяющееся кольцо неприступных чар вокруг нетронутых отравой земель моего приемного мира.

— Что касается вчерашнего, у Се'Арет было здесь почти две сотни людей. И никаких новостей от наших агентов в Зев'На, но, разумеется, мы не можем знать, не захвачены ли они в плен. Возможно, это и было знаком их провала.

Мы оба знали, что это не так. Уничтожение Джареты со всеми ее трудами было не просто слепым ударом возмездия, оно попало точно в цель. Кто-то знал, что именно она открыла и что она еще не успела никому передать свое знание. Только шесть человек во всей вселенной знали эту тайну, и каждому из них я мог бы доверить собственную жизнь.

Гар'Дена грузно опустился на пол и бережно распрямил искореженные мукой конечности Джареты. Прикосновением пухлых пальцев и тихими ласковыми словами он вернул ей и ее лицу спокойное выражение, спрятав кровь и обугленную плоть под искусно сплетенной иллюзией.

— Она была ровесницей моей Ариэль, ей было назначено судьбой стать величайшим чародеем дар'нети за тысячу лет. О государь мой, я не мог этого постичь, когда вы вытащили ее из моей ювелирной лавки и возвысили до своей советницы. Когда же вы показали нам то, что сумели в ней разглядеть, я скорбел о собственной слепоте. Кто из нас настолько жесток, чтобы сотворить подобное?

Я прислонился спиной к обугленной стене и потер ноющий лоб.

— Если б я знал, он уже лежал бы мертвым у ее ног. Было время, когда подобные слова, сорвавшиеся с моих губ, заставили бы меня упрекать себя, наказывая за отступление от идеалов своей юности, от веры, исповедуемой моим народом, гласящей, что нет дара священнее и неприкосновеннее, чем чужая жизнь. Но справедливость тоже была идеалом, достойным служения.

Гар'Дена на руках вынес Джарету из кабинета и уложил в дворцовой комнате для приготовлений, словно ее только что доставили снаружи. Наш обычай требовал на полдня оставить тело непотревоженным, чтобы покинувшая его душа могла найти дорогу назад, прежде чем пересечет Черту, за которой лежит посмертие. Но нельзя было допустить, чтобы хоть один человек узнал об убийстве в самом сердце дворца, пока мы не найдем преступника. Весть о подобном вторжении врага могла вызвать панику. А я уже знал, что Джарета не вернется.

Вернувшись в собственную гостиную, я рухнул в кресло и так и сидел без движения, пока Барейль не постучал в дверь, извещая о прибытии Т'Веро. Невысокий, крепкий мужчина, совсем юный, с широко распахнутыми глазами, тревожными от раннего приглашения, вошел в комнату вслед за дульсе.

— Государь мой принц, — приветствовал он, неуверенно поклонившись. — Где моя жена? Она не пришла домой прошлой ночью.

Я сделал то, что должен, вместе с юным мужем оплакав гибель Джареты, пока Т'Веро не принял всю горечь своей утраты. Повторив для него данное ей обещание, что их ребенок ни в чем не будет нуждаться, я оставил его в одиночестве над телом. Когда пройдет время положенного бдения, он заберет его домой.

Когда я вернулся в свой кабинет, ожидая докладов Наставников, живот мой сводили судороги, а глаза словно засыпало курганами песка. Совет Наставников был собранием самых талантливых и могущественных чародеев Гондеи, которым было поручено учить и направлять наш народ, включая его правителя, в вопросах волшебства. На деле же Наставники служили мне советниками во всех значимых делах. Четыре года назад, когда я приступил к исполнению своего долга в Авонаре, предательство и трусость оставили свободными четыре из семи мест. За то время, пока я разбирался с политической жизнью и деятелями Гондеи, мне пока удалось заполнить только два. Теперь одно из них снова опустело.

В следующие несколько часов каждый из оставшихся четверых посетил меня, сообщив о том, что ему не удалось ничего выяснить ни о недозволенных проникновениях во дворец, ни о тайных чарах или открытых порталах, позволивших злодею сбежать. Я же пристально изучал не столько содержание их докладов, сколько самих посланцев, пытаясь заметить нервную дрожь или уклончивый взгляд, которые подсказали бы мне, в ком же я ошибся.

Первой была язвительная Уравновешивающая, женщина, беспощадно отдающаяся войне против лордов Зев'На вот уже семьдесят лет, жертвующая семьей и домом и изматывающая себя до предела собственных сил.

Затем — раздражительный старик-Историк, никогда не отрывавший пронзительного взгляда от моих рук, пока он рассуждал об их делах в соответствии со взыскательными мерилами истории дар'нети и собственным своеобразным взглядом на нашу судьбу, и его открытая недоверчивость и резкость суждений опровергали все подозрения в тайном предательстве.

Следующим был неудержимый великан-Ювелир, хранивший хрупкую тайну, благодаря которой мы с Сейри уцелели в Зев'На, верный помощник, чья упрямая сила сплотила Авонар и поддерживала его до моего возвращения.

И последний, лишь недавно ставший моим советником, скромный Заклинатель, способный создавать сложнейшие заклятия из тончайших оттенков устной речи, заботливый учитель и друг, который мог втянуть меня в спор об этике целительства, а в следующий миг заставить хохотать над скабрезной песенкой.

Дверь моей гостиной со щелчком закрылась за Наставником Вен'Даром, и я остался один. В открытое окно врывался легкий ветерок, шевеливший мои волосы. Я сидел, вглядываясь в белые огни, которые расцветали в синеве летнего вечера, сгущавшегося над городом. Толпы людей в ярких нарядах наводнили улицы, выкрикивая приветствия и смеясь над забавным чародейством уличных фокусников, веселясь даже после тысячелетия войны, в которой было разрушено девять десятых нашего мира, а три четверти населения погибли или попали в рабство. Прежде, даже в самые нелегкие дни, я всегда мог найти утешение в красоте моего нового дома и силе духа моего народа. Но не в эту ночь.

На зеркальной поверхности маленького столика возле моего кресла стояла красная лакированная шкатулка. Лишь мы с Барейлем знали, что в ней хранится — маленькая пирамидка из черного хрусталя, заключенная в гладкое железное кольцо. Очень просто. Но эта обманчивая простота противоречила ее истории. В возрасте тридцати двух лет я был казнен — меня сожгли заживо в наказание за то, что в мире людей, по ту сторону Моста Д'Арната, я родился чародеем. Но прежде чем моя душа пересекла таинственную границу, которую мы называем Чертой, — границу между этой жизнью и посмертием, маг дар'нети Дассин дотянулся до меня своим колдовством и поймал в ловушку. Я был привязан к этому маленькому предмету до тех пор, пока он не смог вернуть меня к жизни, поместив в тело своего жестокого, мертвого духом принца. И теперь одно лишь прикосновение пальца к поверхности черного кристалла могло освободить меня от данной мне плоти и увести в царство смерти, которому я принадлежал.

Я помимо воли взял в руки покрытую красным лаком шкатулку, в которой таилась моя гибель, и принялся поворачивать ее снова и снова, очерчивая большим пальцем гладкую простоту ее граней. Новая жизнь была даром, данным мне не для того, чтобы исправить несправедливость ранней смерти, но в надежде, что я смогу найти способ исцелить вселенную, раздираемую злом на части. У меня было уже достаточно поводов усомниться в убежденности Дассина, что я способен справиться с этой задачей. Теперь же все было намного хуже. Передо мной стояла простая дилемма, но я готов был отказаться от сна до конца своих дней, только бы не быть вынужденным ее решать.

Измена. Убийство. Я не мог связать эти слова ни с одним из четырех Наставников. Даже Заклинатель, столь же искусный в словесной игре, как Вер'Дар, не смог бы сделать этого. Но втайне от четверых моих советников я поделился новостями Джареты с еще двумя людьми, и мысль о собственной опрометчивости ввергала меня в смятение и ужас, пока свет этого проклятого дня угасал перед моими глазами. Наставники не знали о моем путешествии через Мост прошлой ночью, когда одиночество заставило меня бежать к Сейри на краткий и сладостный час. Значит, они не знали и о том, что я рассказал ей об открытии Джареты. Впрочем, уважение Наставников к моей выдающейся супруге было столь велико, что ее никогда не тронула бы и малейшая тень подозрения. Даже Устель и Мен'Тор, постоянно попрекающие меня «неподобающей привязанностью к этому варварскому и бездарному народу», отзывались о Сейри с восхищением.

Но советники мои не знали также и того, что я говорил с тем человеком, благодаря которому талант Джареты смог расправить крылья. В самом сердце крепости лордов он снял с меня рабский ошейник, и лишь это позволило юной чародейке найти средство, с помощью которого можно было бы освободить всех порабощенных дар'нети. Но Наставники не поняли бы, как я мог доверить сокровенную тайну Авонара собственному сыну, бывшему, пускай недолго, Диете-Разрушителем, четвертым лордом Зев'На. Непростительная, непоправимая глупость…