Дональд УЭСТЛЕЙК

ПЛАТА ЗА СТРАХ

Глава 24

Это действительно заняло совсем немного времени – ровно столько, сколько понадобилось, чтобы пройти все формальности. Еще не так давно меня могли бы подвергнуть в этой комнате пятнадцатичасовой процедуре допроса несколькими детективами, сменяющими друг друга, но теперь полицию все жестче заставляли соблюдать законы, в том числе и те, что ограничивают их власть и защищают тех людей – вроде меня, – чья виновность еще не доказана.

Итак, мне подробно зачитали мои права и посоветовали связаться со своим адвокатом. Когда я заявил, что не собираюсь делать ничего подобного, один из детективов, обращаясь как бы к другому, намекнул:

– Когда-то защитники готовились к слушанию в суде. Теперь думают только о том, как подать апелляцию.

Тот, который объяснял мне мои права, посоветовал:

– Я настоятельно рекомендую вам обратиться к своему адвокату, мистер Тобин. Может, вы этого не понимаете, но вам грозят крупные неприятности.

– Вряд ли, – возразил я. Ко мне обратился еще один:

– Вы думаете, мы все здесь собрались затем, чтобы дурака валять?

Я ответил ему:

– Я думаю, что вы здесь, ребята, собрались из-за того, что вас ввели в заблуждение. Какая разница, что я здесь скажу, мне вас все равно не переубедить. Вызывать адвоката не стану потому, что нахожусь здесь по ошибке – и самое худшее, что мне грозит – это провести несколько часов в камере. Я могу даже подыграть вам, если хотите, и сознаться во всем, в чем вы будете меня обвинять. Но, когда вы получите в руки доказательства, факты, объективные свидетельства, в то время как сейчас располагаете только предубеждениями против бывшего полицейского, тогда протокол этого допроса окажется в мусорной корзине, и мы все напрочь о нем забудем.

– Как вы самоуверенны, Тобин, – заметил тот, кто в основном пока говорил со мной.

– Я невиновен.

– Да неужели? Не соблаговолите ли выслушать наше мнение по этому поводу, Тобин? – Что-то произошло со словом “мистер”, с которым он обращался ко мне, когда зачитывал мои права; видимо, на том этапе соблюдение элементарной вежливости – обязаловка, а затем после оглашения декларации миндальничать с такими, как я, непозволительная роскошь.

– Да, соблаговолю – мне и самому не терпится узнать, почему я здесь.

– Отлично. – Он придвинул стул и сел; остальные продолжали стоять на своих местах, наблюдая за мной и со скрещенными руками на груди напоминали огромные шахматные пешки.

Тот, кто сидел, начал развивать свою мысль:

– Вы отправились в кафетерий в прошлую субботу, Джордж Пэдберри впустил вас и сказал, что ваша родственница наверху. Итак, вы поднялись по лестнице и обнаружили, что она занимается сексуальным извращением с Вилфордом и Боулз. За вами и прежде числились грешки по части секса, и вы не могли...

– Что еще за грешки?

– Мы знаем, почему вас выгнали со службы, – ответил он.

– Не знал, что супружеская измена считается извращением, – возразил я.

Он покачал головой, пропустив мои слова мимо ушей.

– Я не сказал, что вы – извращенец, – я сказал, что у вас были грешки по части секса. Не каждый ради голой женской задницы забудет про служебный долг, Тобин.

Я закрыл глаза.

– Ладно.

– Итак, – продолжал он, а я слушал его, закрыв глаза, чтобы ничего не видеть, пытаясь сосредоточиться на том, что он говорил, а не на том, что нахлынуло на меня, когда я прочитал во всех взглядах этих людей, обращенных на меня, осуждение и презрение.

– Вы застали их за этим занятием, – продолжал он, – и озверели. Двоих убили, но не смогли поднять руку на свою кузину. И вот она застыла в шоке – еще бы, у нее на глазах близкий родственник убивает двух человек, а шок – вещь такая – может вызвать потерю памяти, и тогда она не сможет сообщить, что убийство – ваших рук дело, вот вы и решили рискнуть, оставив ее в живых. Но Джордж Пэдберри знает всю правду. Вы припугнули его, заставили сначала подтвердить ваши слова, но потом подумали, что он расколется, и разделались с ним. А потом затеяли подлинный спектакль, выступив в роли сыщика, занимающегося поисками убийцы. В основном, конечно, вы старались для себя, но при этом не теряли надежду подставить кого-нибудь как истинного убийцу и загладить свою вину перед родственницей, освободив ее. Инспектор Донлон вас в чем-то заподозрил, поэтому пришлось убить и его. Вас видели рядом с его машиной.

– Вот на чем вы прогорели, Тобин. Это была ваша крупная промашка, – торжествующе заметил один из стоявших полицейских.

Первый продолжал:

– Совершенно верно, ведь именно за Донлона мы потянем вас к ответу, Тобин. Понимаете, в чем вы дали маху? В Нью-Йорке отменена смертная казнь за убийство. За обычное убийство. Но вы убили полицейского. Такого убийцу в Нью-Йорке посадят на электрический стул.

Наступило молчание, должно быть, они закончили. Открыв глаза, я увидел, что все смотрят на меня.

– Детали? – потребовал я.

– Что-что?

– В вашей версии полно дыр, – объяснил я. – Заткните их.

– Покажите мне эти дыры, – сказал тот, кто сидел на стуле.

– Хорошо. Начнем с извращенки. Тот факт, что молодые люди живут в Гринвич-Виллидже, еще не доказывает, что они ведут аморальный образ жизни. Вам придется изрядно попотеть, чтобы достать доказательства того, что Робин или Терри Вилфорд занимались групповым сексом.

– Пусть решают присяжные, – ответил он. Другой добавил:

– Вы когда-нибудь имели дело с судом, Тобин? Вы сами сказали, Гринвич-Виллидж. Для присяжных этого достаточно. Возможно, он был прав. Я продолжал:

– Следующее – кровь.

– Кровь? – спросил первый. – Что вы хотите сказать?

– Кто бы ни убил Вилфорда и Боулз, – ответил я, – он должен был перепачкаться в крови, надеюсь, вам это ясно? На мне была кровь? Первый патрульный прибыл – когда? – не позже, чем через полчаса после убийства. Если это было спонтанное убийство, значит, я не захватил сменной одежды, возникает вопрос, куда же делась кровь?

– Вы ее смыли, – ответил он. – Просто воспользовались душем, смыли кровь с себя и с одежды и спустились вниз чистенький, как новый полтинник. Но в душевой кабине вы оставили следы, и мы нашли еще вот это. – Он протянул руку, и другой детектив, подойдя к нему, подал полотенце, а тот развернул его и показал мне. Оно было белое с названием гостиницы, вышитым зелеными буквами, и все – в коричневых пятнах.

– Мы его нашли, – объявил он. – Вы его не очень надежно спрятали.

– Ладно, тогда выходит, я разгуливал в насквозь мокрой одежде, и этого никто не заметил.

– Тобин, – сказал он, – последние полторы недели мы все разгуливаем в насквозь мокрой одежде. А кто заметит разницу между рубашкой, мокрой от пота и рубашкой, мокрой от того, что ее держали под краном? Так что свою зацепку про кровь можете забыть.

– А как же Джордж Пэдберри? Мы с ним находились в кафе в присутствии дюжины, а то и больше копов. Почему он не разоблачил меня?

– Вы его запугали.

– Вот как? В присутствии копов? В разговор вступил другой:

– Угрожали, пока были с ним одни, что покажете на него как на убийцу. А третий добавил:

– Не исключено, что вы заткнули ему рот, заявив, что у вас остались дружки в полиции, так что ему лучше помалкивать.

– Ребята, а сами-то вы всему этому верите? – спросил я.

– А то как же, конечно верим, – ответил тот, что сидел передо мной. Какие еще дыры остались незаткнутыми?

– Я подошел к машине Донлона, – заявил я, – уже после того, как он умер. Когда медэкспертиза определит время его смерти, дайте мне знать, а я предоставлю вам алиби на время убийства.

– Значит, вы признаете, что были возле машины после его смерти?

– Да.

– И вы знали, что он мертв?

– Я подумал, что он спит.

– Что? Ну уж этому-то я ни за что не поверю.

– Ну а что же вы от меня хотите услышать? Что я знал о его смерти и не сообщил в полицию? Даже если это правда, я же все равно в этом не признаюсь. – Я протянул руки вперед. – Зачем толочь воду в ступе? Проверьте руки на парафин. И станет ясно, стрелял ли я недавно из пистолета, – предложил я и добавил:

– В такой чертовски жаркий день не надевают резиновых перчаток, согласны? Другой на это возразил:

– Ведь вы же видели его после смерти – логично было поверить, что это самоубийство и потребовать у нас проверить на парафин руки Донлона?

– Зачем? Вы все равно это сделаете, – пожал я плечами.

– Точно, – кивнул главный, – мы копаем под вас основательно, стараясь ничего не упустить, Тобин, потому что хотим отделаться от вас раз и навсегда. Потому что не желаем терпеть вас больше.

– Вам будет стыдно, – вырвалось у меня, – за эти слова, когда выяснится, что я невиновен.

– Поживем – увидим. Ну так как насчет оставшихся дыр?

– Дайте подумать.

– Как угодно, не возражаем.

Я размышлял, говорить или не говорить им о покушении на мою жизнь, о мальчике, которого убили вместо меня. Но они же махнут на это рукой, сочтя за совпадение, или даже постараются пришить мне еще и это убийство. И уж в любом случае не погладят по головке за то, что ввел следствие в заблуждение тем, что скрыл свою причастность к делу Вилфорда – Боулз.

Но почему мне мерещится что-то важное в этом покушении на мою жизнь или в том, что вместо меня убили того мальчишку. Нет, не вместо меня, просто в том, что его убили.

Неужели его наметили жертвой? Нет, конечно, не его, а меня, в этом нет сомнений. Но, когда мальчик погиб, что-то изменилось, вот только что и где?

Сидевший передо мной детектив спросил:

– Ну? Что-нибудь придумали?

Мои мысли витали где-то очень далеко, вокруг того мертвого мальчика, я пытался понять, при чем здесь он и где собака зарыта. Покачав головой, я ответил:

– Подождите минутку. Что-то наклевывается – дайте мне еще чуть-чуть подумать.

Другой из их компании сделал какое-то замечание, но я не прислушивался к его словам. Только для того, чтобы не молчать и выиграть время для размышлений, я поинтересовался:

– Если Донлон знал, что убийца – я, почему же он подпустил меня к себе и позволил застрелить из своего собственного пистолета?

– Он вас недооценил. Решил, что вы только с женщинами и детьми храбрец.

– Они – не дети, – рассеянно возразил я, хотя сам же считал их детьми, едва начавшими постигать взрослый мир. Но в обычном смысле этого слова детьми их назвать было нельзя.

Единственным убитым ребенком был этот мальчик. Убитым вместо меня.

– Эврика! – воскликнул я.

– Ну что еще?

– Наконец-то до меня дошло, – сказал я вместо ответа. – Теперь все стало на свои места.

– Ну так просветите нас, – предложил он.

Я покачал головой:

– Нет, не сейчас. Вы через какое-то время сами все узнаете. Сейчас вы хотите пришить мне убийство Донлона, что ж, давайте с этим покончим. А когда вам станет ясно, что я невиновен, тогда я хочу видеть капитана Дрисколла. Никому из вас я ни слова не скажу. Я буду говорить только с капитаном и только наедине, без свидетелей.

– Что вы собираетесь сделать, Тобин, вызвать его на дуэль один на один? – рассмеялся главный.

– Нет, – ответил я. – Я собираюсь сообщить ему имя убийцы.

– Какой драматизм. Мы все под впечатлением, Тобин.

– Я тоже, – сказал я, думая совсем о другом. Тот, что сидел передо мной, спросил:

– Ну что – все? Больше к нам вопросов нет?

– Сдаюсь.

Он поднялся на ноги:

– Тогда пошли.