2. НАЧАЛО

В 1789 г. в ходе войны России с Турцией войска русского полководца А. С. Суворова под командованием вице-адмирала де-Рибаса захватили на берегу моря турецкую крепость Хаджибей (Гаджибей, Коцюбей, Качибей в зависимости от языка сменявшихся хозяев - до 15 века татар, затем литовцев, позже турок) - пристанище грабителей, промышлявших на окрестных дорогах. Несколько десятков глинобитных домов, землянки, базар, кофейни, амбары, пристань - ничего примечательного кроме бухты, настолько удобной, что императрица Екатерина Великая мая 27-го дня 1794 года повелела де-Рибасу:

“Уважая выгодное положение Гаджибея при Черном море и сопряженные с оным пользы, признали Мы нужным устроить тамо военную гавань, купно с купеческою пристанью... открыть тамо свободный вход купеческим судам...

...устроение сей Мы возлагаем на вас... Из гребного флота служителей к производству работ употребляйте, без изнурения их однако же излишними трудами...

...имеете вы во всем относиться к... генералу графу Суворову-Рымникскому... и отчеты в издержках ему представлять имеете.

Мы надеемся, что вы... ведая, колико процветающая торговля споспешествует благоденствию народному и обогащению государства, потщитеся, дабы созидаемый вами город представлял торгующим не токмо безопасное от непогод пристанище, но защиту, ободрение, покровительство... чрез что, без сомнения, как торговля наша в тех местах процветает, так и город сей наполнится жителями в скором времени.

Пребываем к вам впрочем Императорскою Нашею милостью всегда благосклонны

ЕКАТЕРИНА”

Город назвали (впервые в документе 1795 года) Одессой, вероятно, по имени древнегреческого города Одессоса, который предполагался на этом месте; говорят, Екатерина предложила “Одесс”, а галантный придворный учёный в честь императрицы попросил добавить женское окончание “а”. Позднее выявилось, что Одессос был вовсе не здесь, а на большом отдалении, там, где теперь болгарская Варна. Анекдотические несуразности обозначили Одессу с самого её рождения.

Поднимающемуся городу требовались рабочие руки и сметливые головы. Насильственной вербовкой на стройку окрестных крестьян и солдат, бегством от турецкого притеснения греков, молдаван, болгар, албанцев (арнаутов), миграцией западноевропейских искателей удачи - всем тем бойко пополнялось население Одессы, которая сперва именовалась городом Тираспольского уезда Вознесенской губернии (Вознесенск сегодня районный центр), но не прошло и десяти лет, как стала первенствовать в Новороссии.

Одессу сотворяло усердие властей и набежавшего люда, разношерстного, от деятельных негоциантов до безалаберного сброда: бродяг, мошенников, воров... “Республикой жуликов” показался город приезжему европейцу; “Помойная яма Европы” - говорил об Одессе 1803 года А. Ланжерон, будущий одесский градоначальник, французский граф.

Повезло Одессе с Великой Французской революцией: она вытолкнула в эмиграцию, на русскую службу не один мусор дантесов, но и блестящих созидателей столицы Новороссийского края.

Эммануэль дю Плесси дюк де Ришелье - до бегства в Россию первый камергер короля Людовика Шестнадцатого, а после восстановления власти Бурбонов в 1814 году министр иностранных дел и премьер-министр Франции. В России герцог Ришелье стал в 1803 году градоначальником Одессы, а с 1805 года одновременно генерал-губернатором Новороссийского края. Невостребованные революционной Францией таланты герцога развернулись в Одессе.

Ришелье размахнулся строить современно оборудованную гавань и европейский город. Он упорядочил финансовое хозяйство, добился от царя льгот на коммерцию и пользование портом. В Одессу потянулись иностранные купцы, в городе возникли представительства других государств, десятки торговых домов, банк, биржа, коммерческий суд (первый в Российской империи).

В последний год правления Ришелье через одесский порт провернулось товаров на тридцать миллионов рублей - деньги в ту пору трудновообразимые.

      Приманивая отовсюду дельцов вкладывать средства в одесские предприятия, Ришелье понимал: “не хлебом единым” (кстати, зерно тогда было товаром первейшим) - и благоустраивал город с участием лучших европейских архитекторов. За 11 лет власти Ришелье поднялись театр, собор, синагога, открылись разные учебные заведения, публичная библиотека, музей древностей, две больницы и рынок, пролегли перпендикуляры широких улиц, зашуршали сады...

После замены герцога графом Александром Ланжероном в 1817 году Одессе выпал, наконец, козырь, которого искал ещё Ришелье: “порто-франко”, право беспошлинного ввоза иноземных товаров. Одесса стала крупнейшим скрещением грузовых потоков из Европы и Азии. Уже не только хлебом, как раньше, здесь торговали, но и предметами роскоши - дело намного выгоднее. От богатства и культуре прибыль: знаменательно, что в том же 1817 году открылся респектабельный Ришельевский лицей - основа будущего университета.

C 1823 года Одессой и Новороссией правили уже руки русские, но тоже Европой выхоленные. Граф Михаил Семёнович Воронцов, генерал-фельдмаршал, командовал Одессой до 1855 года с великим умом и умением: при нём ширились порт и торговля, рос город, открывались библиотеки, разворачивалось образование, лицей тянулся на университетский уровень. “Неимоверно до какой красоты достигла при нём Одесса, какимчас от часу возрастающим благоденствием пользуется она...” (современник Н. Всеволожский, 1836-37 гг.). В 1849 г. одесская городская касса была богаче всех в России, включая обе столицы.

Генерал-адъютант Александр Григорьевич Строганов после славной службы в войнах и при царском дворе, после военного губернаторства в столице занимал в Одессе место Воронцова в 1855-63 годы - восемь лет, недолгих, но сложных из-за отмены благодетельного “порто-франко”, проигранной Крымской войны и подрыва торговли зерном американскими конкурентами. Вынести эти удары Одессе помогла строгановская либерализация управления на передовой европейский манер. Строганов учреждал банки, возглавлял общественные организации, добился от царя разрешения быть в Одессе университету - его открыли в 1865 г. Строганов завещал университету ценнейшую библиотеку (60 лет собирал), но ценный свой архив, как ни просили, утаил, утопил в море семь неподъёмных дубовых ящиков - одесситы развлекались подробностями.

Разные ходили анекдоты о Строганове. Особенно веселил рассказ о сборе народных пожертвований на монумент Пушкину (евреи тогда соревновались, кто больше любит певца “за нашу Одессу”): генерал-губернатор сборщиков денег от себя погнал, за вольнодумство не жаловал поэта чудаковатый граф. Историки, от крупнейшего С.М. Соловьёва, воспитателя строгановских детей, до современного Я. Борового вспоминали графа путано: “честен, не способен брать взятки”, “ум поверхностный”, “ученый самодур-аристократ”, “просвещенный администратор”, “грубиян”, “человек прямой и светлого направления”, “странный человек”. Город Строганова наградил титулом “Первого вечного гражданина Одессы”.

        Хлопоты просвещённых правителей и энергия жителей сотворили Одессу “новой Флоренцией”, “вторым Парижем” - так будут говорить о ней в неумеренном восторге от городских ансамблей, от классического аристократизма Воронцовского дворца и Биржи, от шелеста между ними бульвара с памятниками Ришелье и Пушкину и клокотанием порта внизу, под широкой лентой Потёмкинской лестницы, от уютного скверика с пышным именем Пале-Рояль, от яростной агонии каменного Лаокоона в змеиных тисках посреди уличной суеты, от ажурной архитектуры Пассажа и музыки Оперного театра, от безукоризненно-квадратных уличных перекрестий, от шумной Дерибасовской улицы, самодовольной Маразлиевской, весёлой Итальянской, переименованной позже в Пушкинскую (поэт здесь жил), от мощи платанов и белого трепета акаций, и запаха их, смешанного с иодистым духом моря.

“Шаланды, полные кефали,

В Одессу Костя привозил...” 

(песня)

...Ну, ладно, думал я, уж нет кефали, нет скумбрии, камбала, говорят, вывелась, даже и бычков, кажется, нет, но что-то же осталось от той Одессы моего детства и от - ещё раньше - великой еврейской общины начала двадцатого века, численно третьей в Европе, первой в России - поистине столицы русского еврейства!?

Через 25 лет после основания Одессы молодой А. Пушкин восторгался новорожденным городом, где “хлопотливо торг обильный Свои подъемлет паруса”, где “всё Европой дышит, веет и Язык Италии златой Звучит по улице весёлой, Где ходит гордый славянин, Француз, испанец, армянин, И грек, и молдаван тяжёлый, И сын египетской земли...”

Среди разноязычных горожан великий поэт не заметил или не счёл нужным упомянуть евреев. А они были здесь уже при зарождении Одессы - пять или шесть сефардских евреев, наверно, потомки испанских изгнанников, оказавшихся в Турции или Крыму.

Затем вмешалась царская рука. Радея о развитии юга своих владений, Екатерина Вторая поощряла переселение в Новороссийский край евреев из недавно захваченных польских земель. Еврейская община в Хаджибее, начавшись в 1793 г. первым захоронением на еврейском кладбище, опередила официальное рождение Одессы. В 1795 г. здесь уже жило 246 евреев - десятая часть населения.

Правители Одессы зазывали к себе и греков - умелых коммерсантов, и евреев - их бурная предприимчивость сулила городу немалые выгоды. Поселенцам предоставлялись льготы, займы на обустройство, обещалась свобода вероисповедания. Окрестные евреи из убожества “черты оседлости”, ограничивающей их расселение в Российской империи, устремились в новый город к возможной удаче. Они не боялись надрываться на стройках, в порту или каменоломнях, в суете мелкой торговли и ремесленничества, надеясь выбиться из нужды. Ожидания подпирались властью, поощрявшей создание еврейской общины.

В 1795 г. одесские евреи построили первую синагогу. В 1798 г. возникла Главная синагога, её поддерживало деньгами градоначальство. В те же годы евреи создали своё самоуправление, благотворительные заведения и школы. Евреи втягивались и в общеодесские заботы: двое из них были избраны в городское управление. Одесским евреям тогдашнее градоначальствование Хосе де Рибаса пришлось настолько по душе, что они даже предполагали в нём, выходце из Испании, еврейскую кровь.

С появлением де Ришелье положение евреев ещё более упрочилось. Они торговали, посредничали в сделках, занимались разменом денег... Вызревало соперничество с греками, в чьих руках была коммерция много солиднее, прежде всего, хлеботорговля.

Евреи поднимались в лад с расцветом Одессы после крушения Наполеона и раскручивания торговли Европы с восточными странами, когда благодаря “порто-франко” заморские грузы без удорожающих таможенных сборов текли через местный порт. До того на юго-востоке Европы важнейшим перевалочным пунктом торговли были Броды в Галиции. Но куда им было до Одессы с её морскими путями! И ловкие “бродские евреи” (так назвали и последующих еврейских эмигрантов из немецких земель) спохватились сменить родные места на новую перспективу.

Тесно связанные с Германией и Австро-Венгрией “бродские” принесли в Одессу помимо своих капиталов, образованности и оборотистости, немецкий дух, немецкую культуру быта и предпринимательства - всё вместе сочеталось в успех. Конкурентам даже и погромы не помогали, хоть начали их здесь в 1821 г., впервые в России - не обозначив ли тем, наряду с традиционной религиозной рознью, и едва начавшееся, но уже завидное преуспевание одесских евреев?

Не всех. Восемьдесят процентов их ещё и в 1844 году определены генерал-губернатором М. С. Воронцовым как “малодостаточные”. Их тогда правительство вознамерилось выселить из Новороссии как “бесполезных”. В ответ граф Михаил Семёнович бестрепетной генеральской рукой отписал царю: “Само название “бесполезные” для сотен тысяч обывателей и круто, и несправедливо... Смею указать, мой государь, сии подданные Вашего величества крайне бедны. Отстранение от привычных занятий обречёт их на истребление через нищету и умственное отчаяние... Благоразумие и человеколюбие заставляют отказаться от жестокой меры..”. И уговорил императора, прикрыл евреев.

Благоволение Воронцова поддерживало деятельных “бродских” - они заняли ведущее положение в общине, открыли свою синагогу и общеобразовательную светскую школу, где русский язык преподавал христианин, а язык учебников был немецкий.

В обычай одесского начальства вписывалось и покровительство евреям А. С. Строганова. Но и чудил по-своему генерал-губернатор: освобождал старика-еврея от царского запрета носить традиционную еврейскую одежду и строжайше запрещал “на одесских улицах еврейским свадьбам ходить с зажжёнными свечами и музыкой”. А еврейский погром в 1859 году подавить Строганов послал полицию немедля.

По сенью благосклонной власти еврейская община укреплялась в течение всего девятнадцатого века. После Крымской войны, когда главный бизнес одесских греков - экспорт зерна упал в десять раз, евреи оказались живучее и перехватили инициативу: к 1875 г. им принадлежало почти две трети экспортно-торговых фирм Одессы. Они занимали половину выборных мест в Городской Думе, еврейский банкир Р. Хари почти пятнадцать лет ведал денежной деятельностью всего города и, случалось, замещал городского голову.

В 1910 г. евреи - треть горожан; 80 процентов крупных купцов, и больше половины юристов, и две трети медиков - евреи. Им принадлежит половина одесской промышленности. Основа одесского экспорта - зерно - на 82 процента в еврейских руках. А по количеству учреждений еврейского образования (289) Одесса на первом месте в России. Евреев в городе тогда жило около 140 тысяч - впереди в Европе были только Варшава и Будапешт.

Семьи евреев-”богачей” Рафаловичей, Эфрусси, Бродских и других дельцов блистали на авансцене одесской жизни. А в глубине её, естественно, являли себя еврейские бедняки: ремесленники и лавочники, конторщики и приказчики, грузчики, извозчики, чистильщики сапог, просто нищие и бродяги, живущие подаянием, а то и воровством.

Их поддерживала сеть общинных благотворительных заведений, среди них: Сиротский дом, где 200 детей обучали музыке, ремёслам и земледелию; “Общество пособия бедным больным евреям”; “Дом призрения престарелых евреев”; “Общество попечения о бедных и бесприютных детях г. Одессы”, готовившее детей к школе и надзиравшее за их жизнью в семьях; “Комиссия по раздаче топлива и пасхального пособия бедным евреям”, которая в 1910 г. выдала 65 тысячам евреев по два с лишним килограмма мацы; “Общество санаторных колоний” и Женская колония, где лечились сотни туберкулёзных детей; Общество взаимопомощи приказчиков с библиотекой в 23000 томов...

Бедняков бесплатно лечили в Еврейской больнице. Она с шести коек в 1800 г. за сто лет развернулась в крупнейшее лечебное учреждение с загородным филиалом на Хаджибейском лимане.

Больница, как и многие другие еврейские благотворительные заведения, оказывала помощь и неевреям. В ней, содержавшейся за счёт еврейских пожертвований, в начале 20 века, когда её койки уже исчислялись сотнями, десятую их часть занимали больные-христиане. (Что, однако, не помешало черносотенной власти города в 1907 г. ограничить процентной нормой количество врачей-евреев в той же Еврейской больнице.)

Еврейская больница располагалась на Молдаванке - когда-то окраине города, средоточии бедноты и порождённого ею легендарного мира одесских уголовников.

“На Молдаванке музыка играет, На Молдаванке пляшут и поют, На Молдаванке прохожих раздевают, На Молдаванке девушек...” - тут песня спотыкается о неприличие.Лучше напеть: “Там сидела Мурка в кожаной тужурке...”

Ярче песен - молва. Одесса - город разговорного жанра, и “таки да есть за кого поговорить”.

Шейндля-Сура или Софья, Соня, а фамилий не перечесть, потому что аферистка международной известности - Сонька Золотая Ручка. Она в лавке ювелира прятала ворованные камни под изящными длиннющими ногтями; её дрессированная обезьянка, пока хозяйка любезничала с продавцом, заглатывала бриллиант и дома выдавала его после клизмы; она в тюрьме за несколько дней соблазнила надзирателя бежать вместе с ней; она на сахалинской каторге избегла наказания плетьми, подставив вместо себя беременную арестантку, которую сечь возбранялось; она в другом случае вынесла рекордную для каторжанки порку и почти три года носила кандалы; выйдя с каторги на поселение, жила с мрачнейшим из убийц, торговала водкой и крадеными вещами, открыла на Сахалине увеселительное заведение: выпивка-закуска, карусель крутится, музыка играет, циркач фокусом ошарашивает...

Чувствительные одесситы особо смаковали рассказ, как Сонька по ошибке ограбила бедную вдову и, спохватившись, отправила ей кучу денег с извинениями. В Сонькиной сказочной жизни горожане, увлекшись, путались: то она в 1921 году разъезжала по Дерибасовской, в рыданиях разбрасывая деньги на поминание убитого в ЧК мужа, то её мужем оказывался англичанин, купец и шпион, приехавший с нею в Одессу, а вышла она замуж после побега на пути в сахалинскую каторгу, когда она на стоянке в порту Цейлона бежала с корабля по якорной цепи. “Граждане, слушайте сюда”, а где правда, где трёп базарный - кто проверит? “За бандитов” так хочется “чтоб красиво”!

И чтоб с “хохмой” - или это не Одесса?..

“Простите, вы одессит? - А что? У вас что-то пропало?”

(Анекдот)