"Змеи, драконы и родственники" - читать интересную книгу автора (Угрюмова Виктория, Угрюмов Олег)Глава, в которой все что-то разыскиваютМало было несчастий на бедную голову короля Оттобальта! Но нет, прибавилось еще одно. Как-то в нашем повествовании мы упоминали уже, что беды обычно ходят парами: пара за парой, пара за парой. Так вот, король Упперталя готов выступить свидетелем по данному делу и подтвердить, как на духу, что так оно и обстоит на самом деле. Не успела королева Гедвига довести до умопомешательства садовника, королевского мага Мулкебу, министра Марону и повара Ляпнямисуса, как понесла ее нелегкая на конюшни. Встревоженные рыцари-бесумяки двинулись следом за ней. Бесумякам тоже было от чего волноваться. Когда огромный дракон за компанию со своими демоническими драконорыцарями усыпил их дражайшую повелительницу, они — чего уж греха таить — вздохнули с облегчением. Храбрые рыцари, сопровождавшие тетю от самого Нучипельса и немного пресытившиеся этим нечеловеческим счастьем, рассчитывали получить непредвиденный отпуск и хоть немного расслабиться. Кто же знал, во что выльется вся эта авантюра? Словом, дракона они сопроводили со всеми почестями, стоя в кругу гвардейцев Сереиона. И тоже приветственно махали вслед и кричали что-то теплое и напутственное. И вовсе не пытались зарубить монстра и снять с него его бронированную шкуру. Однако теперь, когда деловитая королева-тетя вприпрыжку помчалась к конюшням, на лицах бесумяков отразился неподдельный ужас. Они обратили молящие взгляды к его величеству Оттобальту и увидели, что и тот похож на кильку в обмороке. Во всяком случае, мумия, которую на днях прикупил для своих опытов маг Мулкеба на какой-то дешевой распродаже, выглядела значительно более цветущей и жизнерадостной. Короля поразила та же страшная мысль. Честно говоря, он уже успел забыть про дракона: ему было не до того все последние дни, когда тетя проедала ему плешь бесконечными разговорами о грядущей женитьбе и вытекающих из этого последствиях. И теперь ему даже не хотелось думать о том, что произойдет, когда тетя достигнет конюшен. — Ба-а-альтик! Напряженная и испуганная тишина. — Ба-а-льтик! Еще более напряженная и еще более испуганная тишина. — Кому я сказала! — Да, тетя Гедвига, — пропыхтел король, стараясь выглядеть совершенно естественно. — Я внезапно вспомнила, — поведала Гедвига, — здесь же размещался глухой дракон. Куда вы его дели? — Он это… того… — Умер? — вопросила королева. — Ну что ты. Жив и здоров. — Очень хорошо. Тогда где же он? — Э-ээ… — изворотливо отвечал Оттобальт. — Там. — Где — там? — уточнила тетя, и на ее переносице стали собираться морщинки, что предвещало жестокую грозу. — Там. В полях, — махнул король в сторону гор. — И что он делает в этих полях? — вскипела тетя. — Ну он же глухой, — пожал плечами Оттобальт. — Разве с ним поговоришь по-человечески? Просто однажды он уполз в ночь, в бездну. И больше мы его не видели. — Какую бездну?! — возопила Гедвига, и бесумяки сделали шаг назад по направлению к дверям. Они предпочитали разумное невмешательство, точнее, не хотели попасть под горячую руку. — Это я так поэтически выразился, — печально молвил король. — Вообще-то он уполз по своим делам, но я хотел, чтобы это красиво звучало. — Красиво звучать будешь на прибацуйчике, — отрезала тетя. — Когда будешь очаровывать будущую жену. Кстати, о прибацуйчике. Я пригласила исполнителей серьезной музыки. Никакой попсы — будем слушать произведения, написанные для триплейского каракурдима. Это настраивает на соответствующий лад, создает настроение… — Похоронное, — промямлил король. — Ты что-то возразил? — обернулась к нему Гедвига. — Ну что ты, тетя. — Очень хорошо. Тогда вернемся к моему дракону. Как ты собираешься его вернуть? — Да я, собственно… — Бальтик! Я не говорю о том, что к приезду любимой тети ты куда-то подевал варваров и придумал глупую историю о том, что их разогнал этот несчастный дракон. Теперь куда-то делся и он сам. Тетя подозрительно уставилась на племянника и внезапно пригвоздила его к месту обвинением: — Я знаю! Ты его плохо кормил. Несчастный зверь сперва оглох от недоедания, а потом сбежал. В поля. — Куда? — оторопел король. — В поля! Оттобальт понял, что поля — это, в сущности, не самое худшее место на свете. Еще немного — и он тоже сбежит в эти самые поля и поселится в них навеки. — Словом, — сказала Гедвига, разворачиваясь на каблуках, — я пойду писать музыку, под которую буду читать свою приветственную речь. Кстати, нужно доработать и саму речь. Талант, — пояснила она, — должен быть кратким. Кратенькая речь на часик-полтора определит основные задачи нынешнего прибацуйчика и направит его в нужное русло. Ты тоже ступай к себе в кабинет и напиши речь. Только не такую, как в прошлом году. Я знаю, что тебе ее составлял Марона, поэтому получился финансовый отчет за полугодие. И не вздумай обращаться к Сереиону — он такого насоветует. Как напишешь — сразу ко мне. На утверждение. Гедвига — такой себе непреклонный и волевой арбузик на пухлых ножках — направилась строевым шагом к замку. — А дракон, — остановилась она на полпути, обернувшись к убитому горем племяннику, — дракон чтобы был здесь не позднее следующего пузьнямника. — Не позднее следующего пузьнямника! — всплескивал король руками. — Да где же я его отыщу, этого полосатого мерзавца? Мулкеба, давай принимай меры. — Уже приняли один раз, — несколько непочтительно отозвался маг. Впрочем, трудно ждать проявлений вежливости от человека, который оказался между молотом и наковальней. Сейчас даже грядущие казни, которыми мог стращать его король, не так пугали придворного мага. Король — человек вспыльчивый, но отходчивый. С ним еще можно договориться. А вот королева-тетя… Если Гедвига проведает, что дракона услал из Дарта хитроумный Мулкеба, то хитроумному Мулкебе придется просить политического убежища где-нибудь на краю света, в какой-либо крысиной дыре, о которой не слышал ни один уважающий себя географ. А легко ли спасаться бегством (по традиции это делается глухой ночью, верхом на самом быстроногом жеребце), когда у тебя ревматизм, радикулит и пышный букет прочих хворей, которым еще и названия не придумали. — Я ничего не знаю и знать не хочу, — негодовал король. — Вы меня уговорили отпустить ящера на поиски этих, как их?.. — Белохаток, — подсказал Сереион сочувственно. — Белохаток? — удивился король. — Ну да, Белохаток. Я так и сказал. А теперь вот и расхлебывайте. Интригуют, понимаешь, а за последствия отвечать не желают. Так не пойдет. Сереион обеспокоенно устремлял взгляд то на своего повелителя, то на мага. Он чувствовал себя виновным в тех несчастьях, которые произошли с его повелителем, ибо именно он выпросил у дядюшки Хухлязимуса таинственного антидракона, который в любую минуту мог укокошить несчастного ящера. А оказалось, что ящер нужен живым и невредимым, причем в Дартском замке, причем немедленно. Бравый гвардеец представлял себе не слишком хорошо, как выпутаться из этой сложной ситуации. — Где воздушный наблюдатель? — громыхал между тем Оттобальт. — Где обещанные отчеты о продвижении дракона по территории Вольхолла? Где секретные донесения от этого, как его? Который глотает? — Полиглота, ваше величество, — подсказал Сереион. — Полиглота? — удивился король. — Ну надо же! Впрочем, я так и сказал. Где, я спрашиваю, отчеты и донесения? Из темного угла выступил министр Марона: — Мы тратим огромные суммы на содержание твоих помощников, Мулкеба. И где отдача? Маг, насупившись, молчал. — Что говорит ведьма Свахерея? — настаивал Марона. — Молчит, — признался Мулкеба. — Да я ее вообще упустил из виду: я тронный зал облагораживал под руководством этой старой ве… ее величества Гедвиги. Никакая Свахерея у меня в голове уже не умещалась. И дракон улетучился, как предутренний сон. Я вообще, если хотите знать, забыл о его существовании. Присутствующие тяжко вздохнули. Конечно, следовало примерно наказать проштрафившегося чародея, но ведь и сами они испытывали те же самые ощущения: полную потерю памяти и утрату сознания, которое включалось спорадически и совершенно независимо от желания самих действующих лиц; трагическое мироощущение, при котором, кроме Нучипельской Девы, ни о чем другом думать уже не получалось; постоянное чувство сильнейшей усталости, буквально измождения — и абсолютная невозможность расслабиться. Если подытожить все эти симптомы, их можно изложить одной фразой: «Господи! И когда же я сдохну?» (копирайт на этот крик души у цирковой лошади). Никакие драконы в этой собачьей жизни предусмотрены не были. — Если ваше величество позволит, — робко начал Сереион, — я бы постарался незаметно улизнуть из замка и попытаться предпринять кое-какие неотложные меры. Но для этого нужно, чтобы кто-то прикрывал мои тылы. — Можешь рассчитывать на своего короля протянул ему руку Оттобальт. — Да, я не могу смело, с поднятым забралом выступить против своей тети, но я еще помню, что такое крепкая мужская дружба. А если у тебя выйдет мне помочь… — Приложу все силы, мой повелитель, — искренне пообещал гвардеец. — Я на тебя надеюсь. — Пойду вызывать Свахерею, — пробурчал Мулкеба. — Как появится, скручу в бараний рог и отправлю отыскивать дракона. — А я, — молвил главный министр, зараженный этим вирусом всеобщего самопожертвования, — а я пойду к ее величеству королеве-тете с финансовым докладом и некоторыми предложениями по экономии средств, вложенных в праздник. Надеюсь, что на какое-то время ее величество будет нейтрализована. Король обвел влажным взглядом трех героев, которые стояли перед ним. Да нет, что там герои — мифические персоны. Такие деяния служат основой для эпоса, сказаний и легенд. Подобные подвиги никогда не стираются в памяти народной. И он ощутил острую необходимость быть достойным этих великих людей. — Тогда, — произнес он торжественно, — я не женюсь по тетиному выбору. А сам найду себе невесту, и не теперь же, а когда сердце прикажет. Трое придворных воззрились на него в немом благоговении. Наши современники воскликнули бы: «Bay!» или еще того одобрительнее — «Ну, молоток!» Высунувшись из люка, как солдат из-за бруствера во время шквального огня противника, майор фон Морунген пытался как-то контролировать продвижение танка по подземным лабиринтам Хун-Чи. Из танка торчала только русая макушка, испуганные глаза и кончик орлиного аристократического носа. В руках он судорожно сжимал самодельную карту — результат совместного творчества немецкого танкиста и пушистого хомякоподобного рудокопа. Клаус оправдывал свою репутацию доброго духа машины. Он вел танк так, словно они находились в ровнехоньком чистом поле ясным днем. — Единственное, что меня по-настоящему беспокоит, — доложил он Морунгену, — это чтобы сей прекрасный коридор однажды не сузился настолько, чтобы стать недоступным для нашего великана. Дитрих встревожился: — Я уточнял ширину этих лабиринтов, и они сказали, что проблем не будет, если мы, конечно, не заблудимся и не свернем куда-нибудь в боковой ход. Генрих на мгновение прильнул к смотровой щели заднего обзора и ужаснулся: — О том, что мы оставляем позади себя, даже подумать страшно. Прямо стена из пыли и дыма. Бедные рудокопы — они не смогут пользоваться этими коридорами еще как минимум неделю. Ганс вздохнул: — Да, с вентиляцией у них тут неважно — несколько отсталая технология шахтостроения. — А чего вы хотите? — вмешался в разговор Треттау. — Они же не закупали у нас надлежащего оборудования. Откуда им знать о высоких технологиях? Генрих с удовольствием пожевал орех: — Бог его знает — может, податься после войны в коммерсанты? Открою магазинчик на Ляйземеербузенштрассе, буду возить в Германию экзотические товары из России, как испанцы — из Америки. И муттерхен наконец перестанет переживать из-за моего будущего. Морунген сильнее высунулся из люка: и чуть не врезался головой в каменный свод: — Размечтался! После этой войны наверняка будет другая, на новом континенте. Возможно, в Австралии или в той же Америке. — Как говорят американцы, запишись в армию — и увидишь мир! — невесело пошутил Вальтер. Генрих протянул Гансу новый крака-тус: — Да уж, более дешевых предложений по части туризма не найти. — Почему же, — возразил Келлер. — Еще более дешевый вид туризма был у гребцов на галерах, правда, страну выбирать не приходилось. Морунген не глядя пошарил в танке требовательной рукой, нащупал чье-то плечо и потряс его, давая понять, что ему тоже хочется орехов, он устал слушать, как смачно поедают крака-тусы его подчиненные. — Нам тоже выбирать не приходится, — заметил он. — Но мы — солдаты великой нации, и нас это почему-то должно только радовать. Мы, как рабы на галерах, плывем, куда скажут… — Тут он понял, что глаголет нечто странное, чего ни в коей мере не одобрил бы отдел пропаганды, и поспешно добавил: — Мы несем всем народам свободу от предрассудков и политической ереси, вот. Хотя магазинчик на улочке Тихого Залива… Это там, где на углу кондитерская «У Стефана»? — Она самая, — вздохнул Генрих. — С самыми лучшими в Европе яблочными пончиками и ванильным суфле. — Наверное, я старею, — признался барон. — Но отчего-то я разделяю твою ностальгию по яблочным пончикам. Генрих хотел было возразить, что эту ностальгию майор разделял всегда, даже тогда, когда непосредственно лакомился означенными пончиками, запивая их декалитрами кофе с молоком. Вдруг послышался торжествующий вопль Клауса: — Герр майор, впереди мелькнул яркий свет! Кажется, это выход на поверхность! Дитрих высунулся из люка, насколько позволяла высота свода: — Клаус, остановись, я посмотрю в бинокль! Он покрутил настройку и отчетливо разглядел впереди выход из тоннеля. — Действовать будем по следующей схеме: Клаус заглушает двигатель, Вальтер и Генрих с оружием идут со мной на разведку, Ганс следит отсюда за ходом событий исключительно через прицел пулемета, при этом Клаус сохраняет полную боевую готовность и в случае опасности сдает назад. Вопросы есть? Нет? Тогда за дело. Они крались к выходу так старательно и тихо, будто играли в индейцев. На самом деле все были совершенно уверены в том, что их мытарствам наступил конец. Что сейчас они выскочат из подземного хода и в худшем случае натолкнутся на какую-нибудь войсковую часть русских, которую непременно победят. В лучшем же — встретят своих. А в самом прекрасном варианте — даже не будут арестованы и отправлены в Берлин в качестве военных преступников, чуть было не угробивших секретную машину. Вальтер поежился: — Что-то становится все холоднее и холоднее. Генрих согласился: — Мне тоже. Ну не от страха же это? Дитрих остановил их решительным жестом: — Не нравится мне это: свет очень яркий и оттуда действительно веет очень сильным холодом. Надо еще раз осмотреться. Вальтер прошептал на ухо Генриху: — Кажется, я и вправду замерзаю. — Ну наконец-то мы попали туда, куда надо! Только бы этот выход не охранялся, — обрадованно произнес Морунген. — Неужели видны Белохатки?! — восхитился Диц. Майор отчаянно крутил колесико настройки бинокля: — Белохаток, к сожалению, не видно, но русская зима, как сказал один их поэт, катит уже в глаза. Так что, полагаю, мы у цели. Выбравшись на открытое пространство, танкисты с радостью обнаружили, что они здесь совершенно одни. Правда, некоторые детали пейзажа их немного смутили. Они не так давно покинули высоту и очень хорошо помнили, что высота представляла собой небольшой холмик, поросший лесом, перед которым текла река. В данный же момент знакомым оказался только белый и чистый снег. А перед ними возвышались горные склоны. Еще через несколько минут Генрих натолкнулся на знакомый до боли указатель. На полосатом столбике висела табличка с интригующим текстом: Немцы переглянулись в полном недоумении. Первым затянувшееся молчание нарушил барон фон Морунген: — Опять чепуха какая-то. Мы что, в Швейцарии? Вальтер ошарашенно помотал головой: — Не может того быть, Россия не граничит с этой страной! — Правда, — заметил Генрих, — судя по числу русских шпионов и политиков, этого не скажешь, но все равно странно. Дитрих еще раз вгляделся в мерзкий указатель и прочитал на сей раз по слогам: — Что значит облом на фронте и почему именно до 09.05.45? Генрих выдвинул предположение, которое показалось бы бредовым в иной ситуации, но теперь воспринималось как вполне естественное. — Господин Морунген, может, нас кто-то провоцирует или вводит в заблуждение, чтобы понизить боевой дух? Майор сердито поковырял снег носком сапога: — Генрих! Нас поздно провоцировать и вводить в заблуждение, мы уже вторглись на восток, и нам нужна только победа! — Герр майор, — предложил Вальтер, — разрешите отдать приказ остальным, чтобы выбирались из штольни! В любом случае придется двигаться дальше. Вскоре утепленный и несколько воспрявший духом экипаж (где зима и снег — там Россия, а остальное уже дело техники) почувствовал себя морально готовым к дальнейшим приключениям. И поэтому на наивный вопрос командира: «Ну что, куда будем двигаться?» — хор голосов дружно произнес: — В сторону закусочной, господин майор! Невысокие горы, солнце, снег, бодрящая прохлада — словом, настоящий рай для лыжников. Правда, танк можно рассматривать скорее как сани, нежели как лыжи. Он опять-таки весьма интересно смотрится на фоне белоснежного сияющего покрывала: летний камуфляж выделяется на нем ярким, бросающимся в глаза пятном. Танкистам удалось обнаружить заброшенную дорогу, ведущую куда-то вниз, в долину. И «Белый дракон» послушно полз по ней, оставляя за собой широкий и глубокий след. Дитрих тревожно глядел в бинокль, пытаясь определить, на что это похоже. Вальтер печально возился с радиостанцией. — Господин майор, со связью без изменений, эфир молчит! — Возможно, это мы остались без связи, — с надеждой в голосе сказал Клаус. — Этот русский чемпион-богатырь сломал нашу антенну. А вдруг все вот-вот наладится? Ганс, не отрываясь от смотровой щели, изрек: — Никакая это не Швейцария, и дураку понятно, что русские нас водят за нос. Мы никогда ничего не найдем, если будем продолжать доверять дорожным знакам! Клаус горячо согласился с товарищем: — Ага, Ганс, ты наверняка прав. Помните, как было во Франции? Они же специально развернули все указатели в обратном направлении, чтобы мы блуждали, как дураки. И ведь блуждали же… Морунген ворчливо произнес: — Не надо обобщать, Клаус. Положим, блуждали не все, а только те, кто не имел привычки сверяться с картой и компасом или никогда прежде не бывал во Франции. — Да, — заключил Генрих. — Французам не откажешь в оригинальности мышления. — Он призадумался и с тревогой добавил: — Впрочем, и русским тоже. Барон наставительно заметил: — Один их поэт сказал, что им «внятно все: и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений». — Это они о нас так тепло отзываются? — уточнил Ганс. — Гениями называют? — Русским тоже свойственны некоторые положительные качества, — великодушно признал Вальтер. — Достаточно вспомнить наши последние впечатления о знакомстве с народом Хун-Чи. Кстати, никогда о таком не слышал прежде… — Советский Союз — многонациональное государство, — поведал Дитрих. — Они этим отдельно гордятся. А вот французская кампания пошла немцам на пользу, так как выявила слабые стороны германской нации. На войне нельзя безоговорочно доверять всем источникам информации. Кстати, русские даже у себя дома никому не доверяют — редко кто доверчиво читает все, что написано у них на заборах. Заметьте, какая предусмотрительность. Оттого они выживают даже в дикой Сибири. — Зачем же писать, если никто не будет читать? — заинтересовался Клаус. — Читать, положим, будут. Но не воспринимать прочитанное буквально. Ганс тоном главного специалиста по русской психологии произнес: — Их этому учат с самого детства. — Единственный русский, которого я хорошо знаю и уважаю, — это король Петер Первый, — заявил Генрих. — Он имел правильное представление о порядке в стране. Приглашал из-за рубежа специалистов и сам трудился не покладая рук. — Правда, — вмешался в их разговор Дитрих, — он недолго прожил. Борьба с российскими беспорядками подорвала его здоровье. — Жаль, — посочувствовал Вальтер. — Нам бы не помешали сейчас хорошие дороги и нормальные указатели. — Ну что же, — решительно молвил потомок прусских аристократов, — нам не остается ничего иного, кроме как действовать по старому принципу: на русских надейся, а сам не плошай. Если старая карта оказалась бесполезной и местность все равно невозможно узнать, придется рисовать новую карту и пользоваться только ею. — Может, что-нибудь прояснится, когда мы доберемся до закусочной? Возможно, местные жители не откажутся нам помочь. Ганс просветлел и приободрился: — Конечно, прояснится, когда мы выпьем пива и поедим горячих свиных сосисок! — Угу, — печально сказал Морунген. — Это если верить тому, что написано, и эта закусочная вообще существует. |
||
|