"В джунглях черной Африки" - читать интересную книгу автора (Смит Уилбур)

Глава VII

Айзек Мтветве стоял у штурвала шестиметрового десантного катера, мчавшегося в ночи вниз по реке. Объездчики, его подчиненные, сидели на палубе, прячась за планширом[2] и зябко кутаясь в шинели: на воде было прохладно, и к холоду речного тумана добавлялся ветерок от движения катера.

Навесной мотор работал с перебоями, а время от времени глох. Айзеку дважды пришлось пускать катер по воле волн, а самому возиться с мотором. Его позарез нужно было целиком перебрать, но вечно не хватало валюты на импортные запчасти. Заставив его в очередной раз заработать, Айзек направил катер вниз по течению.

Над темными силуэтами деревьев по берегу Замбези висел толстый ломоть луны. Света ее Айзеку вполне хватало, чтобы разогнать катер до предельной скорости. Хотя он знал каждую излучину и каждый прямой участок реки на протяжении восьмидесяти километров до самого Тете и мозамбикской границы как свои пять пальцев, в безлунную ночь даже он с трудом обходил все мели и скалистые выступы, что сейчас лежали у него на пути.

В свете луны клочья речного тумана переливались как жемчужная пыль, а открытые участки воды сияли подобно полированному черному обсидиану. Приглушенное урчание мотора и скорость катера позволяли двигаться так, что издалека его приближения не обнаружить. Катер поравнялся с небольшим стадом гиппопотамов, которые паслись на заросших тростником берегах реки, прежде чем эти плавучие чудовища успели его заметить. В панике они заспешили по крутым и скользким тропинкам к реке и стали плюхаться в воду, поднимая тучи брызг. Стаи диких уток, устроившихся на ночлег в лагунах и тихих заводях, оказались более чуткими. Почуяв катер, они взлетали, шумно хлопая крыльями, и луна высвечивала их силуэты.

Айзек в точности знал, в каком направлении ему нужно двигаться. Он был борцом за свободу во время партизанской войны и переправлялся через эту самую реку во время набегов на фермы белых и нападений на силы безопасности незаконного режима Яна Смита. Он знал все приемы и уловки браконьеров. Некоторые из них в свое время были его боевыми соратниками, но теперь превратились в его врагов. Он ненавидел их ничуть не меньше, чем головорезов из формирований «Селус скаутс» или «Родезийская легкая кавалерия».

Ширина Замбези на этом участке ниже Чирунду и Мана-Пулз достигала почти восьмисот метров. Налетчикам потребовались бы лодки, чтобы переправиться через ее могучие зеленые воды. А раздобыть лодки они могли бы так же, как когда-то партизаны, – у местных рыбаков.

Замбези кормит целое племя рыбаков-кочевников, строящих селения по ее берегам. Селения эти недолговечны, поскольку уклад жизни обитателей подчинен настроеньям реки. Во время половодья, когда Замбези заливает пойму, люди вынуждены перебираться повыше. Им приходится следовать за косяками тилапий, терапонов и усачей – их основной пищей, так что раз в несколько месяцев скопления примитивных хижин с коптильнями для рыбы опустевают и постепенно разрушаются, а племя находит себе другое место для очередной стоянки.

В обязанности Айзека входило наблюдение за перемещениями рыбацкого племени, потому что эксплуатация ими рыбных богатств Замбези оказывала сильнейшее влияние на экологию реки. Сейчас же он почувствовал в ночном воздухе запах дыма и копченой рыбы и приглушил мотор, а затем потихоньку подошел к северному берегу. Если браконьеры пришли из Замбии, возвращаться обратно они наверняка будут здесь.

Запах рыбы ощущался здесь явственнее, и низко над водой плыли клубы дыма, смешиваясь с речным туманом.

На берегу небольшой заводи притулились четыре хижины с косматыми тростниковыми крышами, а на узкой кромке суши под ними сохли четыре выдолбленных челнока.

Айзек подвел катер к берегу и спрыгнул на землю, попросив одного из своих объездчиков подержать судно у берега. Из низенькой двери какой-то хижины выползла древняя старуха в одной лишь юбке из антилопьей шкуры. Ее высохшие груди, висевшие как пустые мешки, ничем не были прикрыты.

– Я вижу тебя, старая мать, – уважительно приветствовал ее Айзек. Он всячески старался поддерживать хорошие отношения с речным племенем.

– Я вижу тебя, сынок, – хихикнув, ответила старуха, и Айзек почувствовал исходивший от нее вонючий запах конопли.

Люди племени батонга растирали коноплю и, смешав ее со свежим навозом, лепили шарики, которые затем высушивали на солнце и курили в глиняных трубках с тростниковым чубуком.

Обычай этот, существующий благодаря особому разрешению правительства, был особенно распространен среди старых женщин племени.

– Все ли твои мужчины у себя в хижинах? – тихо спросил Айзек. – Все ли челноки на берегу?

Прежде чем ответить, старуха высморкалась. Зажав одну ноздрю большим пальцем, она выстрелила из другого комочком серебристой слизи в костер, затем ладошкой вытерла нос.

– Все мои сыновья и их жены спят в хижинах, и их дети с ними, – прокудахтала она.

– Вы не видели здесь чужаков с ружьями, желавших переправиться на ту сторону реки? – продолжал расспросы Айзек.

Старуха почесалась и отрицательно покачала головой: – Никого чужих мы не видели.

– Я чту тебя, старая мать. – Айзек, как того требовал этикет, вложил ей в морщинистую лапку небольшой бумажный пакетик с сахаром. – Мир тебе.

Он бегом бросился назад к катеру. Объездчик оттолкнул катер от берега и запрыгнул в него, как только Айзек запустил мотор.

Следующее селение располагалось километрах в пяти вниз по течению. Здесь Айзек снова сошел на берег. Он знал старейшину этого селения. Сейчас тот сидел в одиночестве, прячась в дыму коптильных костров от поющих туч малярийных комаров. Двадцать лет назад старейшина остался без ступни после того, как на него напал крокодил, однако он и по сей день оставался одним из самых бесстрашных лодочников на реке.

Айзек поздоровался с ним, дал ему пачку сигарет и присел в дыму рядом с ним.

– Ты сидишь в одиночестве, Баба. Почему тебе не спится? Тебя что-то беспокоит?

– У старика найдется достаточно воспоминаний, чтобы лишить его сна, – уклончиво ответил старейшина.

– Например, о чужих людях с ружьями, которые потребовали, чтобы их переправили на тот берег в ваших челноках? – уточнил Айзек. – Вы дали им то, что им было нужно, Баба?

Старейшина отрицательно покачал головой: – Кто-то из ребятишек увидел, как они пробираются через пойму, и всех предупредил. Мы успели спрятать челноки в тростнике и убежали в буш.

– Сколько их было? – поинтересовался Айзек. Старик дважды показал пальцы обеих рук.

– Крепкие мужчины с ружьями и с лицами, как у львов, – прошептал он. – Мы испугались.

– Когда это было, Баба?

– Позапрошлой ночью, – ответил старейшина. – Когда они не обнаружили в селении ни людей, ни лодок, они разозлились. Они орали друг на друга и размахивали ружьями, но в конце концов ушли. – Он указал подбородком на восток, вниз по течению реки. – Но теперь я боюсь, что они вернутся. Вот я и сижу здесь без сна, пока селение спит.

– Люди Мбепуры по-прежнему стоят у Красных Птиц? – спросил Айзек, и старейшина утвердительно кивнул.

– Я думаю, что после того, как эти крепкие мужчины ушли отсюда, они отправились в селение Мбепуры.

– Благодарю тебя, старый отец.

Место, известное под названием «У Красных Птиц», получило его потому, что там в норах, вырытых в отвесном берегу реки, живут стаи красногрудых щурок. Селение Мбепуры располагалось на северном берегу – как раз напротив глинистого обрыва, где размещалась птичья колония. Айзек осторожно, на холостом ходу, предоставив катер воле Замбези, подходил к селению. Все его объездчики сейчас сидели на корточках, прячась за планширом и держа оружие наготове.

Прибавив газу, Айзек подвел катер ближе к берегу. Селение Мбепуры представляло собой еще одну группку косматых хижин у самой кромки воды. Они казались покинутыми, а коптильные костры под рамами с рыбой явно догорели. Однако при свете луны он увидел, что шесты, к которым привязывали челноки, по-прежнему на месте, на илистом мелководье, а вот самих челноков нет. Для племени рыбаков кормившие их челноки были самым драгоценным достоянием.

Айзек спустился еще немного по течению и, когда селение осталось далеко позади, на всех парах направил катер поперек течения Замбези к Южному берегу, до которого было добрых метров восемьсот. Если банда переправилась через реку здесь, то и на обратном пути она скорее всего придет сюда же.

Айзек посмотрел на часы, повернув их светящимся циферблатом к лунному свету. Он прикинул расстояние до административного комплекса парка Чивеве и разделил его на скорость, с которой могли идти браконьеры, груженные, судя по всему, тяжелой ношей – похищенными слоновьими бивнями. Взглянув на небо, он увидел, что луна уже стала бледнеть: приближался рассвет. Видимо, в любой момент налетчики могут появиться на берегу Замбези в течение ближайших двух-трех часов.

– Найти бы только, где они спрятали лодки, – пробормотал он.

По его предположению, они реквизировали всю флотилию Мбепуры. Он вспомнил, что в последний раз видел в этом селении семь-восемь утлых суденышек, выдолбленных из стволов кигелии. В каждом из них переправиться через великую реку могли шесть-семь пассажиров.

Банда, по всей вероятности, силой заставила мужчин селения поработать перевозчиками. Чтобы управлять челноками, требовались немалые умение и опыт, потому что суденышки были весьма капризны и неустойчивы, в особенности как следует нагруженные. Он предположил, что бандиты, отправившись в Чивеве, по-видимому, оставили перевозчиков под охраной на южном берегу.

– Если я найду лодки, они от меня никуда не денутся, – решил Айзек.

Он повернул катер к южному берегу с таким расчетом, чтобы оказаться немного ниже того места, где, по его предположению, реку должны были пересечь лодки с бандитами. Отыскав вход в лагуну, он направил катер в сторону загораживавших этот вход густых зарослей папируса. Здесь он заглушил двигатель, и объездчики, перебирая руками крепкие стебли, стали продвигать катер в глубь тростниковых зарослей. Сам же Айзек, стоя на носу катера, веслом определял глубину, пытаясь нащупать дно.

Как только катер вышел на мелководье, Айзек и один из старших объездчиков отправились вброд на берег, остальные охраняли катер. Выбравшись на сушу, Айзек шепотом приказал объездчику идти вдоль реки вниз по течению на поиски челноков и следов перехода через реку большой группы мародеров. Когда тот ушел, Айзек двинулся в противоположном направлении – вверх по течению. Он шел сквозь прибрежный туман, ступая быстро и неслышно, словно призрак.

Его предположение оказалось верным. Не успел он пройти и восьмисот метров вверх по реке, как потянуло дымом. Запах этот оказался очень уж сильным и свежим, так что едва ли он дошел сюда из селения на той стороне широкой реки. Здесь же – Айзек это знал точно – никаких селений никогда не было, поскольку этот берег являлся частью территории Национального парка.

Он бесшумно подобрался к источнику дыма. В этом месте берег уходил вниз крутым обрывом из красной глины, в котором щурки вырыли свои подземные гнезда-норы. Однако там, где он припал к земле, в обрыве был провал. Этот глубокий, заросший кустарником овраг образовывал естественную площадку, удобную для высадки с реки.

В предрассветных сумерках Айзек сумел разглядеть разбитый в овраге лагерь. Челноки – семь штук, всю флотилию селения Мбепуры – оттащили подальше от воды – так, чтобы не было заметно с реки.

Поблизости от челноков у небольших дымных костров лежали лодочники, завернувшись в одеяния из звериных шкур. Чтобы спастись от комаров, они с головой закутались в эти одеяния и походили на лежащие в морге тела. Возле каждого костра сидел браконьер с автоматом АК-47 на коленях, охраняя спящих лодочников и заодно следя за тем, чтобы никто из них не улизнул на вытащенных на берег челноках.

«Дэнни все верно вычислил, – подумал Айзек. – Они ждут возвращения налетчиков».

Он отполз от края обрыва и, передвигаясь как можно тише, направился в глубь прибрежной полосы. Не пройдя и двухсот метров, он наткнулся на протоптанную зверьем тропу, которая начиналась у реки и шла прямо на юг – туда, где располагался административный комплекс Национального парка Чивеве.

Двигаясь вдоль нее, Айзек вскоре приблизился к месту, где тропа ныряла на дно высохшего мелкого ручья. Следы, оставленные на белой как сахар песчаной поверхности дна, легко читались даже сейчас, в предрассветном полумраке. Без сомнения, по песку гуськом прошла большая группа людей, однако абрис следов слегка осыпался, а поверх них, видимо, уже пробежала крупная и мелкая дичь.

«Они были здесь сутки назад», – прикинул Айзек. Этой дорогой налетчики двигались в глубь-парка. Наверняка они воспользуются той же тропой и на обратном пути к ожидающим их челнокам.

Айзек подыскал выгодную точку обзора, откуда проглядывался довольно большой участок тропы, в то время как сам он был надежно укрыт густым кустарником. Он предусмотрел и надежный путь к отступлению – небольшое ущелье, склоны которого покрывала, пышная «слоновья трава» – красный пеннисетум. Устроившись поудобнее, он затаился. Быстро разгоралась утренняя заря, и спустя несколько минут он уже видел всю извилистую тропу, уводившую в глубь леса из деревьев мопани.

Утреннюю полифонию открыл громкий дуэт зарянок в ущелье позади Айзека, а затем над ним пронеслась первая стая диких уток. Они летели клином, четкий силуэт которого казался черным на фоне предрассветного оранжевого с голубым неба.

Айзек слился с почвой. Неизвестно ведь, сколько времени займет у браконьеров обратный путь из Чивеве. По расчетам Дэнни, около десяти часов. Если его прикидки верны, они появятся здесь с минуты на минуту. Айзек снова посмотрел на часы. Но ведь Дэнни мог и ошибиться – Айзек приготовился к долгому ожиданию.

Во время войны, бывало, приходилось лежать в засаде по нескольку суток. Однажды он и его боевые друзья провели так пять дней подряд: не вставая с места, они и спали, и ели, и справляли нужду. Терпение – вот что важнее всего для охотника и солдата.

Внезапно вдалеке послышался лай бабуина – низкий тревожный крик, которым эта хитрая обезьяна встречает появление хищника. Крик этот подхватили другие члены стаи, а затем по мере того, как опасность отступала или бабуины углублялись в лес, постепенно восстанавливалась тишина. Нервы Айзека вмиг напряглись, как натянутые струны. Возможно, обезьяны лаяли на леопарда, однако они точно так же отреагировали бы и на появление людей.

Прошло минут пятнадцать, и – на этот раз гораздо ближе – он услышал хриплый крик серого турако:[3] «Прочь! Прочь!» – еще один часовой буша откликнулся на приближение опасности. Айзек не шевельнулся и лишь часто заморгал, чтобы глаза видели яснее.

Еще через несколько минут он разобрал в негромком хоре обитателей этой дикой местности другой, едва заметный звук – трескотню медоуказчика.[4] Определив по звуку направление, он разглядел эту невзрачную бурую птаху в кроне одного из деревьев мопани.

Захлопав крыльями, медоуказчик взлетел над тропой и начал перепархивать с дерева на дерево, издавая призывные крики. Найдись сейчас медоед или человек, готовые последовать за птицей, она привела бы их к гнезду диких пчел. Затем, пока они разоряют гнездо, крутилась бы поблизости в ожидании своей доли пчелиных сот с остатками меда. Пищеварительная система медоуказчика способна переваривать пчелиный воск, извлекая из него питательные вещества, что не в состоянии сделать никакой другой живой организм. Существует поверье, что, если не оставить медоуказчику его долю, в следующий раз он приведет скупердяя туда, где его встретит ядовитая змея мамба или лев-людоед.

Медоуказчик почти подлетел к засаде Айзека, и внезапно тот различил едва заметное движение среди деревьев, над которыми летала птица. Вскоре неясные тени приобрели очертания людей, двигавшихся цепочкой по звериной тропе. Голова цепочки поравнялась с началом ущелья, где лежал Айзек.

На всех этих людях были грязные лохмотья и самые разнообразные головные уборы – от бейсболок до выгоревших полевых армейских кепи, каждый нес по автомату АК-47 и по слоновьему бивню.

Кое-кто нес бивень, балансируя им на голове, так что по причине природной кривизны концы трофея свисали спереди и сзади. Другие же тащили ценный груз на плече, одной рукой придерживая ношу, а другой сжимая автомат. Большинство из них сплели подушечки из луба и мягкой травы, чтобы массивные бивни не так сильно давили на головы и ключицы. По их искаженным лицам было видно, насколько они измучены многочасовым переходом с этим тяжким грузом. Однако для каждого из налетчиков бивень был целым состоянием, и они скорее остались бы на всю жизнь изувеченными, чем расстались с драгоценной ношей.

Во главе цепочки шел коренастый крепыш с толстыми кривыми ногами и бычьей шеей. В мягком свете раннего утра отсвечивал его блестящий шрам, сверху вниз пересекавший щеку.

– Сали, – прошептал Айзек, узнав его.

Это был самый знаменитый из замбийских браконьеров. Их дороги уже дважды пересекались, и каждый раз это стоило жизни нескольким хорошим людям.

Он прошел мимо лежавшего в укрытии Айзека, шагая переваливающейся рысцой, с тяжеленным бивнем медового цвета на голове. Из всей своей группы он один не проявлял никаких признаков усталости после долгого марша.

Айзек пересчитал проходивших мимо браконьеров. Те, что были послабее, намного отстали, не выдержав убийственного темпа, который задал Сали, так что цепочка очень растянулась. Прошло семь минут, прежде чем появились замыкающие.

– Девятнадцать, – закончил счет Айзек при виде последних двоих. Из-за жадности они выбрали себе явно непосильную ношу и теперь за это расплачивались.

Айзек подождал еще немного, но стоило им только скрыться из вида, шагая в сторону реки, как он выбрался из укрытия и незаметно скользнул в овраг. Двигался он с величайшей осторожностью, поскольку не был уверен, что на тропе позади него никого больше не осталось.

Катер находился там, где он его оставил, – среди тростника у входа в лагуну. Айзек вброд добрел до катера и перевалился через планшир. Человек, которого он отправил на разведку вниз по реке, уже вернулся.

Он тихим голосом рассказал своим людям о том, что ему удалось обнаружить, и проследил за выражением их лиц. Конечно, все трое – надежные парни, но перевес сил в пользу противника слишком велик даже для них, причем в качестве противника выступали «крепкие мужчины с лицами, как у львов», как отозвался о них старейшина одного из селений.

– Возьмем их на реке, – решил Айзек. – И не станем ждать, когда они начнут стрелять. Они находятся на территории парка с оружием, и к тому же несут бивни, так что оснований для их задержания более чем достаточно. Мы захватим их врасплох, когда они меньше всего ожидают нашего появления.

Роберт Мугабе, президент Зимбабве, издал совершенно недвусмысленную директиву, которая давала им право стрелять без предупреждения. Слишком много сотрудников охраны национальных парков погибло в стычках с браконьерами, поэтому тут уж не до тонкостей.

Лица внимавших ему объездчиков окаменели, и они еще решительнее ухватились за оружие. Айзек приказал вывести катер из тростника и, как только они вышли на открытую воду, попробовал провернуть стартер. Мотор зачихал, затем громко стрельнул и вырубился. Айзек не оставлял попыток завести мотор, пока не подсел аккумулятор. Тем временем течением их быстро сносило вниз.

Ругаясь последними словами, Айзек бросился на корму и сорвал с двигателя кожух. Пока он возился с непослушным механизмом, его не оставляла мысль о том, что бандиты сейчас грузят похищенные бивни на челноки и готовятся переправиться на ту сторону реки, где они окажутся на своей территории в полной безопасности.

Он оставил мотор открытым и рванулся вперед к штурвалу. На этот раз снова стрельнуло, но движок заработал, сперва мощно взревев, а затем понемногу затихая. Айзек прокачал газ – опять жуткий рев, а затем ровное урчание. Когда же Айзек развернул катер и погнал его против течения, раздалось пронзительное завывание.

Ничем не заглушаемый звук работающего движка далеко разносился в утренней тишине, и бандиты, услышав его, наверняка насторожились. Когда катер миновал очередную излучину, челноки, растянувшись в цепочку поперек реки, вовсю гнали к северному берегу.

Восходящее солнце находилось у Айзека за спиной, и речной простор перед ним был освещен подобно театральной сцене. Воды Замбези окрасились ярко-изумрудным цветом, а заросли, папируса отливали золотом там, где на них падали солнечные лучи. В каждом из утлых суденышек, кроме лодочника, оказалось по три пассажира вместе с поклажей – слоновьими бивнями. Челноки настолько глубоко погрузились в воду, что казалось, будто их пассажиры сидят на поверхности воды.

Лодочники изо всех сил гребли к дальнему берегу – их длинные, похожие на копья весла то и дело сверкали на солнце. Головной челнок отделяло уже не более ста метров от зарослей папируса на замбийской стороне.

Винт «ямахи» взбил кружевную пену на зеленой глади реки, когда Айзек направил катер по длинной плавной дуге наперерез бандитам, чтобы не дать головному челноку скрыться в тростнике.

Вот уже катер приблизился настолько, что Айзек разглядел обезображенную шрамом физиономию Сали. Сидя на корточках на искривленном носу челнока, тот неуклюже повернулся в сторону катера и свирепо глянул на Айзека, остерегаясь неосторожных движений, дабы не накренить неустойчивое суденышко.

– На этот раз ты попался, – прошептал Айзек и до предела выжал газ. Двигатель оглушительно взревел.

Внезапно Сали поднялся во весь рост, и челнок заходил под ним ходуном, зачерпывая воду низкими бортами. Лицо бандита, перекосилось от ярости, и, выкрикнув какую-то угрозу в адрес Айзека, он поднял автомат и выпустил длинную очередь по катеру, который на полном ходу двигался прямо на него.

Пули забарабанили по корпусу катера, и один из приборов на щитке прямо перед Айзеком разлетелся вдребезги. Он пригнулся, но не изменил курс, намереваясь протаранить челнок.

Сали выдернул пустой рожок из автомата, торопливо вставил полный и снова нажал на спусковой крючок. Сверкнули на солнце вылетевшие из автомата гильзы, и один из объездчиков в носовой части катера вскрикнул, ухватился за живот и упал на палубу. В это мгновение катер со скоростью тридцать узлов в час врезался в челнок, разбив в щепы хрупкое суденышко, и все, кто в нем был, оказались в воде.

В последний момент Сали отшвырнул автомат и прыгнул в реку, стараясь нырнуть как можно глубже, чтобы не задело корпусом катера. Он надеялся, что сможет проплыть под водой последние несколько метров до зарослей тростника. Однако выталкивающая сила препятствовала: голова и туловище ушли под воду, а ноги оказались всего в нескольких сантиметрах от поверхности.

Винт «ямахи», работая на пределе, оказался прямо над левой ногой Сали и отхватил ему ступню возле лодыжки, а затем искромсал икру, прорезав плоть в нескольких местах до самой кости.

В следующий миг катер, резко накренившись, уже круто поворачивал: Айзек, не сбавляя скорости, вывернул штурвал, направляя катер в сторону следующего челнока. Превратив и его в обломки и оставив экипаж барахтаться в реке, он, подобно лыжнику на слаломной дистанции, сделал еще один поворот.

Пассажиры третьего челнока успели прыгнуть в воду за секунду до того, как в него врезался катер, и вот уже и они, громко вопя, барахтались в реке в то время, как их уносило вниз стремительным течением.

Айзек крутанул штурвал в обратную сторону, и прямо по курсу оказался еще один челнок. Сидевшие в нем кричали и беспорядочно палили из автоматов. Вокруг поднялись фонтанчики воды от автоматных очередей, но через несколько мгновений и от этого челнока остались одни щепки.

Остальные суденышки повернули назад, и гребцы в них отчаянно заработали веслами. Айзек, однако, без труда нагнал их и врезался в корму ближайшего челнока. Он почувствовал, как застопорился и натужно загудел двигатель – винт с трудом вгрызался в живую человеческую плоть, – а затем снова набрал обороты.

Наконец последние посудины пристали к берегу, и браконьеры стали карабкаться вверх по отвесному обрыву, но красная глинистая почва крошилась под их пальцами.

Айзек сбросил обороты и развернул катер вверх по течению так, чтобы он оставался на месте.

– Я – смотритель парка! – крикнул он. – Все арестованы! Оставайтесь на местах и не пытайтесь убежать, иначе буду стрелять!

Одному из браконьеров, с оружием в руках, почти удалось выбраться наверх, но неожиданно глина под ногами не выдержала и он съехал вниз, к самой воде. Сидя в красной жиже, он вскинул автомат в сторону катера.

Однако двое объездчиков, не задетые пулями и сейчас стоявшие на коленях под прикрытием планшира, уже держали бандита на прицеле.

– Bulala! Огонь! – скомандовал Айзек, и одновременно из двух стволов зазвучали автоматные очереди.

В отряд по борьбе с браконьерами людей отбирали самым тщательным образом, так что оба были хорошими стрелками и ненавидели бандитов, варварски уничтожавших слонов, безжалостно убивавших объездчиков и в данный момент готовых жестоко расправиться с ними самими.

Сейчас они откровенно веселились, устроив некое подобие игры: позволив мародерам взобраться почти на самый верх, они затем короткими меткими очередями расстреливали их, после чего безжизненные тела мерзавцев сползали вниз по красной глине.

Айзек и пальцем не пошевелил, чтобы остановить своих ребят. Он и сам был не прочь посчитаться с бандитами, а те несколько лет заключения, которые ждали их в случае поимки, стали бы для них слишком мягким наказанием. Когда труп последнего скатился с обрыва и медленно погрузился в прозрачную зеленую воду, Айзек развернул катер и помчал к противоположному берегу.

Те, с кем они только что расквитались, были всего лишь бездумными убийцами, которых тот же Сали считал не более чем пушечным мясом: он мог моментально набрать новый полк таких же головорезов по нескольку долларов за штуку. Сали был головой и душой браконьерского промысла, и без его захвата сегодняшняя операция не стоит и ломаного гроша: Сали вернется спустя неделю или месяц с очередной командой убийц. Айзек должен немедленно раздавить голову мамбы, иначе ее ядовитый укус не заставит себя долго ждать.

Капитан вплотную подошел к зарослям тростника у северного берега – туда, где он протаранил первый челнок, затем развернулся вниз по течению и приглушил мотор, отдавшись на волю волн и лишь изредка прибавляя обороты, чтобы не отклоняться от курса.

Объездчики стояли у левого борта, внимательно вглядываясь в тростниковые заросли, мимо которых проплывал их катер.

Вряд ли удастся определить, как далеко браконьера отнесло течением Замбези, прежде чем он смог бы укрыться среди папируса. Айзек на всякий случай решил пройти километра полтора вниз по течению, а затем высадиться со своими людьми на северном берегу в поисках какого-либо следа, который Сали мог оставить, выбираясь на сушу и пытаясь скрыться. А уж тогда они станут преследовать его столько, сколько понадобится.

Строго говоря, у Айзека не было законного права производить арест на замбийской территории, однако речь шла о преследовании по горячим следам известного бандита и убийцы. Айзек в случае необходимости пошел бы даже на то, чтобы пристрелить задержанного, если замбийская полиция попытается вмешаться и отбить Сали.

В этот момент прямо напротив дрейфующего катера что-то показалось ему подозрительным. Айзек прибавил газу, чтобы удержать катер на месте.

Тростник здесь оказался примят так, будто по нему прополз то ли крокодил, то ли крупная ящерица, только вот местами стебли были перекручены и сломаны; похоже, кто-то хватался за них руками.

– У крокодилов нет рук, – пробормотал Айзек и подвел катер поближе. Очевидно, кто-то пробирался сквозь тростник всего несколько минут назад, потому что стебли расправлялись прямо на глазах у Айзека. Присмотревшись повнимательнее, Айзек слегка улыбнулся.

Он протянул руку за борт, отломил тростинку и повернул ее к свету. Проведя ладонью по волокнистому стеблю, Айзек увидел у себя на пальцах влажный красный след. Он повернулся к стоявшему рядом объездчику.

– Кровь, – утвердительно кивнул тот. – Он ранен. Его задело…

Не успел он договорить, как из тростника раздался такой истошный вопль – смесь животного страха и ужаса, что все невольно вздрогнули.

Айзек первым сбросил с себя оцепенение и направил катер в глубь густых зарослей. Где-то впереди без умолку все еще кричал человек.

Нырнув, Сали почувствовал над собой катер. В ушах стоял оглушительный визг стремительно вращающихся лопастей. Невозможно было определить, откуда исходит этот нестерпимо громкий звук: он буквально окружал Сали со всех сторон.

Вдруг что-то со страшной силой ударило его по левой ноге, да так, что показалось, будто ему вывихнуло бедро. Его мгновенно закрутило в воде, он потерял всякую ориентацию. Бандит попытался вынырнуть, но нога не слушалась. Боли он не чувствовал; было лишь ощущение огромной тяжести и онемения, как будто нога закована в кусок бетона, который тянет его вниз, в зеленые глубины Замбези.

Он бешено заработал правой, здоровой ногой и вынырнул из воды. Приоткрыв глаза, он увидел, как удаляющийся катер мчит зигзагами поперек реки, круша челноки один за другим и сбрасывая в воду вопящих пассажиров.

Сали подумал, как хорошо, что благодаря этой атаке у него есть короткая передышка: ведь пройдет несколько минут, прежде чем ревущий катер вернется за ним. Он повернул голову. Спасительные заросли тростника совсем рядом. Боевая ярость, все еще бушующая в нем, придала ему сил, и, хотя левая нога камнем тянула его ко дну, он сделал несколько мощных гребков и через пару секунд уже ухватился за стебли папируса. Отчаянным усилием, волоча за собой поврежденную ногу, он заполз в тростник, который удерживал его на себе, подобно пружинному матрацу.

Забравшись в гущу зарослей, он наконец остановился и перевернулся на спину, чтобы посмотреть в сторону реки. При виде кровавого следа, который тянулся за ним по воде, у него перехватило дыхание. Он ухватил себя за колено, поднял раненую ногу над водой и замер, не веря своим глазам.

Ступни у него как не бывало – ниже колена лишь висела лохмотьями изуродованная плоть да торчала белая кость. Из разорванных кровеносных сосудов ручейками струилась кровь, растекаясь вокруг красно-коричневым облаком, сквозь которое шныряла возбужденная запахом крови мелкая серебристая рыбешка, подхватывая обрывки мяса.

Сали тут же опустил вниз другую ногу и попытался нащупать дно. Вода сомкнулась у него над головой, однако он так и не достал до илистого дна Замбези. Кашляя и задыхаясь, он снова вынырнул на поверхность. Глубина здесь явно слишком велика, и единственной опорой для него оставался густой тростник.

Тут он услышал стрельбу у противоположного берега, а затем протяжный гул мотора: это возвращался катер. Вой становился все громче, потом вдруг почти полностью стих, и Сали услышал голоса. Он сообразил, что его ищут, и поглубже погрузился в воду.

По мере того как он истекал кровью, его все больше охватывала тяжелая сонливость, однако он заставил себя собраться с силами и стал потихоньку пробираться сквозь тростник к замбийскому берегу. Перед ним открылся свободный участок воды величиной с теннисный корт, окруженный забором из высоких, слегка покачивающихся стеблей папируса. Поверхность воды здесь устилали круглые и плоские листья водяных лилий, поднимающих свои красивые небесно-голубые цветки навстречу утреннему солнцу. Неподвижный воздух был напоен их сладким, нежным ароматом.

Внезапно Сали, приподняв голову над водой, застыл на месте. Под водяными лилиями что-то шевельнулось. Вода заволновалась, и водяные лилии закивали своими светлыми головками в такт скрытым где-то под ними неторопливым мощным движениям.

Сали знал, что это. Его толстые коричневые губы в ужасе приоткрылись, а изо рта пузырями пошла слюна. Кровь его растеклась по покрытой лилиями воде, и существо, таившееся в глубине, все увереннее и решительнее двигалось к нему, привлеченное ее дразнящим вкусом.

Сали был не робкого десятка. Мало что на этом свете могло испугать его. Сейчас же, однако, к нему приближался представитель иного мира – таинственного холодного мира речных глубин. От ужаса сфинктер бандита расслабился, выпустив в воду содержимое кишечника, и этот новый запах заставил чудовище вынырнуть на поверхность.

Среди лилий появилась лоснящаяся от воды черная шишковатая голова, похожая на бревно. Блестящие глазки на наростах, напоминавших древесную кору, немигающим взглядом смотрели на Сали, а пасть с зазубренными клыками, казалось, весело ухмылялась. Цветы лилий, венком лежавшие на лбу чудовища, придавали его страшной морде издевательский вид.

Внезапно хищник изогнул огромный хвост и забил по воде так, что она вспенилась; его длинное, покрытое чешуей тело с поразительной быстротой рванулось вперед.

Сали закричал.

Айзек, стоя у штурвала, попытался пробиться на катере в глубь зарослей. Крепкие волокнистые стебли наматывались на винт, замедляя ход катера, наконец он и вовсе остановился.

Тогда помощники Айзека бросились на нос судна и, хватаясь за папирус, принялись вручную проталкивать катер сквозь тростник, пока вдруг не очутились на небольшом участке чистой воды. Прямо по курсу вода перед ними, казалось, кипела, густая пелена сверкавших на солнце брызг обрушилась на них и словно душем обдала с ног до головы.

В пене вертелось и бултыхалось огромное чешуйчатое тело, сверкая желтым, цвета сливочного масла, брюхом, а длинный, украшенный гребнем из острой чешуи хвост колотил по воде, взбивая ее в белую пену.

На мгновение из воды показалась человеческая рука. Казалось, смертельно испуганный человек молил о помощи. Айзек перегнулся через борт и ухватил руку за запястье. Кожа оказалась мокрой и скользкой, Айзек крепко взялся обеими руками и всем своим весом откинулся назад. Он, однако, был не в состоянии удержать Сали да еще крокодила в придачу. Рука Сали стала выскальзывать, но тут на помощь капитану пришел один из объездчиков, ухвативший Сали за локоть.

Вдвоем они постепенно начали вытаскивать Сали из воды. Тот переживал сейчас состояние вздернутого на дыбу: с одной стороны его тянули к себе Айзек с объездчиком с другой – ужасающих размеров крокодил.

Второй объездчик перегнулся через планшир и выпустил из автомата очередь по воде. Это, однако, оказалось абсолютно бесполезно: пули срикошетили от брони пресмыкающегося как от стальной плиты, обдав Айзека и помогавшего ему фонтаном мелких брызг.

– Не стреляй! – тяжело выдохнул Айзек. – Заденешь ненароком кого-нибудь из нас!

Объездчик бросил автомат и ухватил Сали за другую руку. Теперь Сали тянули к себе уже трое. Им удалось вытащить его настолько, что над поверхностью воды показалась громадная чешуйчатая голова чудовища.

Своими клыками рептилия вцепилась в живот Сали. У зубов крокодила нет режущих кромок. Он разделывается с добычей, вцепляясь в нее мертвой хваткой и затем поворачиваясь всем телом в воде, отрывая при этом конечность или основательный кусок плоти. В тот момент, когда они перевалили туловище Сали через планшир, крокодил ударил хвостом и резко повернулся, разорвав Сали живот. Затем попятился, не разжимая челюстей, и вырвал наружу внутренности Сали.

Благодаря тому, что сопротивление с другой стороны уменьшилось, Сали оказался на катере. Однако крокодил по-прежнему не отпускал добычу. Хотя извивающееся тело головореза лежало на палубе, кишки его тянулись за борт, напоминая пуповину, связывавшую бандита с его судьбой.

Крокодил снова изо всех сил дернул к себе добычу. Кишки лопнули, и Сали, вскрикнув в последний раз, испустил дух на залитой кровью палубе.

На какое-то время на катере воцарилась тишина, которую нарушало лишь хриплое дыхание мужчин, только что пытавшихся спасти Сали. Сейчас они стояли, оцепенев от ужаса, не в силах оторвать взгляд от его изуродованного тела, пока Айзек Мтветве не прошептал чуть слышно: – Я не смог бы выбрать для тебя более подходящую смерть. – Затем он торжественно произнес на языке шона: – Пусть твоя дорога в мир иной, о злодей Сали, не будет мирной, и пусть сопровождают тебя по ней все твои злодеяния.